Жак Делор прибыл в Европейскую комиссию в ян­варе 1985 года, и подобрать более благоприятное для него время вступления в должность едва ли было бы возмож­но

Вид материалаДокументы

Содержание


Верховного управления
Величайшее достижение Делора
Великую идею
Reussir I'Acte Unique
Париж и Папа
Европейская модель общества
Европейская модель
Европейская модель
Жак и Мэгги
Храбрые голландцы
Беглый взгляд на договор
Подобный материал:
  1   2   3   4   5   6



Чарльз Грант



Добро пожаловать в дом, который

построил Жак







Перевод с английского Демида Васильева

Московская школа политических исследований

Москва 2002

Глава пятая Европе — второе дыхание

Жак Делор прибыл в Европейскую комиссию в ян­варе 1985 года, и подобрать более благоприятное для него время вступления в должность едва ли было бы возмож­но. Хотя Европейское экономическое сообщество пребы­вало в состоянии умиротворенности и неподвижности, ветры, готовые привести его в движение, судя по ряду признаков, набирали силу. В январе 1985 года перед вся­ким, кого бы судьба ни поставила председателем, откры­вались вдохновляющие возможности. Сомнительно, од­нако, чтобы многие сумели использовать эти возможнос­ти так же искусно, как это сделал Делор.

Комиссия, как и обслуживаемое ею Сообщество, имела за плечами 35-летнюю историю чередования света и тени. Корни у Сообщества были политические: Фран­ция и Германия хотели навсегда исключить войну друг с другом. Добиваться этого они решили экономическими средствами: созданием общего рынка угля и стали, кото­рые служат сырьем войны. В 1950 году Робером Шума­ном, министром иностранных дел Франции, Конрадом Аденауэром, германским канцлером, и Жаном Монне, главой французского Генерального Комиссариата плани­рования, овладела мечта о Европейском сообществе угля и стали (ЕСУС). Унижаемые контролем, который союз­ники установили над их угольной и сталелитейной про-

-97-



мышленностью, немцы ухватились за возможность войти в международную организацию с французами на равных. Французы, обеспокоенные возможным возрождением не­мецкого национализма, хотели поставить ведущие отрас­ли германской промышленности под международное уп­равление.

ЕС УС начало действовать в 1952 году, и к нему при­соединились Италия, Бельгия, Голландия и Люксембург. Образованные им учреждения остаются, в общем, инсти­тутами и нынешнего Европейского союза: Верховное уп­равление (которое стало Европейской комиссией), чинов­ничий аппарат с монополией на законодательную инициа­тиву, ассамблея, где обсуждаются законопроекты, и представляющий национальные правительства Совет ми­нистров, который голосованием утверждает или отвергает законы и принимает крупные исполнительские решения.

Жан Монне, первый глава Верховного управления, разделял с Шуманом и Аденауэром надежду, что посте­пенно, в течение десятилетий правительства европейских стран уступят свои полномочия федеральным институ­там. Он полагал, что начинать лучше всего с постановки ограниченных, экономических задач, и что в долговре­менной перспективе наднациональные институты будут захватывать все новые сферы.

ЕСУС успешно вошел в жизнь, а вот Европейское оборонное сообщество в 1954 году рассыпалось: Фран­цузский парламент, встревоженный перспективой пере­вооружения Германии, отказался ратифицировать дого­вор о его создании. Начиная с этого времени федералисты сосредоточились на экономике. В середине 1950-х годов шесть стран, входивших в ЕСУС, переживали подъем; де­шевая нефть, фиксированные обменные курсы, стабиль­ная денежная политика и устойчиво сохранявшееся поло­жительное сальдо торгового баланса — все это заставляло их размышлять об углублении взаимных связей. Подсте­гивало шестерку и беспокойство, что без выгод общего рынка их экономика будет отставать от американской.

В 1955 году они собрались в Мессине, чтобы обсудить, как бы им обзавестись таким объединенным рынком.

Присутствовавший на конференции в роли наблю­дателя британский дипломат по имени Брезертон сделал следующее заявление:

Нет никаких шансов согласовать обсуждаемый вами будущий договор; коли все-таки согласовать удастся, у не­го нет шансов быть ратифицированным, а если будет ра­тифицирован, нет шансов, что его станут выполнять. Ес­ли же выполнять его будут, для Британии он останется совершенно неприемлемым. Вы говорите о сельском хозяй­стве то, что нам не нравится, о регулировании таможен­ных пошлин такое, с чем мы не согласны, и намечаете со­здание институтов, которые нас пугают. Monsieur le president, messieurs, аи revoir et bonne chance*.

Сказав это, Брезертон встал и удалился.

Не желая допустить, чтобы слова Брезертона оправ­дались, конференция образовала комитет, который воз­главил Поль-Анри Спаак, бельгийский министр иност­ранных дел. И работа этого комитета проложила путь к подписанию в марте 1957 года Римского договора, на ос­нове которого образовалось Европейское экономическое сообщество (ЕЭС). Еще один тогда же подписанный дого­вор дал жизнь Евратому, сообществу в использовании атомной энергии. «Эти институты внешне выглядели эко­номическими и техническими, но цель они преследовали политическую», — писал в то время Монне.

Римский договор наметил сроки и порядок устране­ния внутриевропейских тарифов и создания таможенного союза к 1970 году. Он также призвал к выработке Общей сельскохозяйственной политики (ОСП). Суть сделки, за­ключавшейся за ширмой ЕЭС, состояла в том, Германия получала расширенные экспортные рынки для своих про­мышленных товаров, тогда как Франции ОСП давала но­вые рынки и субсидии для ее сельского хозяйства.

* Господин председатель, господа, до свидания, желаю успехов (фр.).


-98-

-99-

Все шло гладко, пока генерал де Голль не стал опа­саться растущей силы расположившейся в Брюсселе Ко­миссии во главе с ее председателем, способным и высо­комерным немцем Вальтером Хальштейном. В 1960 году де Голль выдвинул схему образования Европейского со­юза, которая получила известность как «план Фуше», по имени дипломата, готовившего ее проект. Предпола­галось, что «межправительственные» учреждения будут разрабатывать и осуществлять совместные действия в области экономики, культуры, обороны и внешней по­литики. Роль ЕЭС и его Комиссии должна была сокра­титься.

В ходе переговоров вокруг плана Фуше де Голль обозначил свою цель в ноте, направленной Аденауэру: наднациональные образования Шестерки, которые не­избежно и во вред делу становятся безответственными сверхгосударствами, будут реформированы, подчине­ны правительствам и начнут использоваться для вы­полнения нормальных консультативных и технических задач.

В 1962 году страны Бенилюкса отвергли эту схему, потому что хотели иметь сильную Комиссию, защищаю­щую бы их от больших государств. Тридцать лет спустя при подготовке Маастрихтского договора Делор и другие федералисты осуждали Францию за стремление возро­дить план Фуше.

В 1965 году Хальштейн разозлил де Голля, предло­жив, чтобы у ЕЭС были собственные бюджетные ресурсы, а у Комиссии и ассамблеи больше прав ими распоряжать­ся. Де Голль ответил тем, что отказался исполнять поло­жение Римского договора о введении с января 1966 года порядка принятия некоторых решений Совета министров большинством голосов. Остальные пять государств, не простившие де Голлю его вето на присоединение к Сооб­ществу Великобритании в 1963 году, стали на сторону Халыптейна. В течение шести месяцев кресло Франции за столом Совета министров пустовало.

Достигнутый в январе 1966 года люксембургский компромисс позволил Франции прекратить свой бойкот. Франция объявила, что в случаях, когда на карте будут стоять жизненно важные интересы, она не согласится с порядком принятия решений большинством голосов. С то­го времени все правительства ссылались на этот принцип, оправдывая свои вето на решения даже по самым незна­чительным вопросам. В последующие двадцать лет через Совет министров законы проходили либо очень медлен­но, либо вообще не проходили.

Казалось, де Голль остановил утечку власти из прави­тельств в наднациональные институты, и с 1966 по 1984 год ЕЭС смотрелось как тусклое, не очень-то достойное вни­мания образование. В эти годы, тем не менее, были созда­ны многие предпосылки будущего развития. В 1967 году слились бюрократические аппараты ЕСУСа, Евратома и ЕЭС. В 1969 году государства-члены начали координи­ровать свою внешнюю политику в рамках процесса, на­званного «Европейским политическим сотрудничест­вом». В 1970 году ЕЭС добилось, что у него появились собственные финансовые средства.

На Парижском саммите в 1972 году ЕЭС взяло обязательство образовать Валютный союз, хотя систе­ма, связывавшая между собой его валюты, так называе­мая «змея», вскоре развалилась. В 1973 году к Сообще­ству присоединились Великобритания, Дания и Ирлан­дия. С 1975 года происходившие время от времени встречи высших руководителей стали регулярными, фор­мально организованными мероприятиями, получившими известность как Европейские советы. В деятельности ЕЭС появилось множество перекрещивающихся направлений, не ограниченных торговлей и сельскохозяйственной по­литикой. Сообщество занялось установлением правовых норм в области охраны окружающей среды и трудовых отношений, были приняты программы НИОКР и образо­ваны фонды структуризации для помощи отставшим ре­гионам.


- 100-

-101

В 1979 году германский канцлер Гельмут Шмидт, президент Франции Жискар д'Эстен и председатель Еврокомиссии Рой Дженкинс учредили Европейскую валютную систему. Механизм валютных курсов увязал валюты между собой, установив подлежавшие периоди­ческому уточнению верхний и нижний пределы их кур­совой стоимости. Великобритания этот механизм не приняла. В том же году прошли первые прямые выборы в Европарламент; в числе избранных депутатов был Делор. В 1981 году в ЕЭС вступила Греция.

Несмотря на все эти шаги вперед, конец 1970-х-на-чало 1980-х были особенно мрачным временем в истории Сообщества. Нефтяной шок 1979 года привел Европу к экономическому спаду. На состоявшемся тогда Дублин­ском саммите Маргарет Тэтчер, разгневанная тем, что Британия вносит в бюджет ЕЭС больше, чем от него по­лучает, заявила: «Я хочу мои деньги назад». Другие члены Сообщества, поглощенные борьбой за сокращение раз­дувшихся бюджетных дефицитов, вовсе не были располо­жены идти ей навстречу. Спор вокруг британских взносов в бюджет парализовал Сообщество на пять лет. Люксем-буржец Гастон Торн, который стал в 1981 году председате­лем Комиссии, оказался неэффективным руководителем, и дух организации совсем упал.

Тем временем в деловых кругах раздавалось недо­вольство по поводу «евросклероза», то есть речь шла о не­способности европейской экономики конкурировать с азиатской или американской вследствие недостатка ис­следований и опытно-конструкторских разработок, пло­хой подготовки кадров и неповоротливости рынков тру­да. Поступали жалобы на отсутствие всякого продвиже­ния к обещанному Римским договором общему рынку. Правительства убрали внутриевропейские барьеры, но воздвигли невидимые препятствия движению торговли — зачастую в форме технических стандартов.

В июне того же года на саммите в Штутгарте была принята «Торжественная декларация о Европейском сою-

- 102-

зе», призывающая к углублению уже проводимой поли­тики, к действиям в новых направлениях и к укреплению «европейского политического сотрудничества». Штут­гартская декларация была велеречива по части высоких принципов и немногословна в практических предложени­ях. Но для ее принятия требовалось применить договор­ное правило голосования большинством. Великобрита­ния, Франция, Ирландия и Дания внесли дополнение, в котором указали, что остаются приверженцами люксем­бургского компромисса.

В феврале 1984 года Европейский парламент голосо­вал за проект договора о Европейском союзе, представлен­ный итальянским депутатом Альтиеро Спинелли. Предла­галось сделать принятие решений большинством голосов правилом для Совета министров и утверждать новые зако­ны «совместными решениями», причем Совет и Парламент должны иметь равный вес. Президент Миттеран заявил, что проект Спинелли заслуживает изучения и что сущест­вующие договоры нуждаются в пересмотре. Он хотел, что­бы назначенный на июнь 1984 года саммит в Фонтенбло, который должен был завершить срок председательства Франции в ЕЭС, вдохнул в Сообщество новую жизнь, и не остался, подобно предыдущим встречам в верхах, форумом для обсуждения бюджетных взносов Великобритании.

В Фонтенбло руководители правительств договори­лись ввести управление расходами на сельское хозяйство (путем введения новоизобретенных квот на молоко), по­полнить фонды структуризации и возобновить перегово­ры о приеме Испании и Португалии. С помощью своего министра финансов Жака Делора Миттеран утряс бюд­жетный вопрос: Британии будет предоставляться скидка, равная двум третям суммы, которая составляет разницу между внесенными ею в бюджет доходами от налога с до­бавленной стоимости и тем, что приходится на ее долю в расходах ЕЭС. В заключение на встрече был образован ко­митет для изучения путей совершенствования деятельно­сти ЕЭС и Европейского политического сотрудничества.

-103-


В комитет под председательством Джеймса Дуджа, бывшего министра иностранных дел Ирландии, вошло по одному представителю каждого правительства. В докладе Дуджа, обнародованном в марте 1985 года, предлагалось расширить круг задач ЕЭС, дополнив их образованием «однородного внутриевропейского экономического про­странства», технологического сообщества и «европейско­го социального пространства». Предлагалось усилить об­щую внешнюю политику, затрагивающую, в том числе, вопросы безопасности. Для Совета министров предлагал­ся порядок принятия решений большинством голосов, а для Европейского парламента процедура «сопринятия» решений, хотя англичане, датчане и греки заявили о несо­гласии с этими пунктами. В докладе Дуджа предлагалось, чтобы межправительственная конференция подготовила проект Договора о Европейском союзе, исходя из собст­венных соображений, опираясь на существующие догово­ры, Штутгартскую декларацию и с учетом проекта Спи-нелли.

Величайшее достижение Делора

Делор получил в наследство бюрократию, совер­шенно не похожую ни на одну национальную админист­рацию. В большинстве демократических стран граждан­ская служба выполняет чисто управленческую роль, тогда как выборные правительства выступают с политическими инициативами и принимают большие решения. Евроко-миссия проводит в жизнь политику Европейского союза, например, управляет оказанием помощи регионам, и до­бивается соблюдения законов и договоров, при необходи­мости привлекая правительства к ответственности перед Европейским судом. Но также от имени Союза она ведет переговоры с другими странами, например, о заключении торговых соглашений или по поводу их заявок на вступ­ление в ЕС. Ей же принадлежит монопольное право пред­лагать европейские законы.

Комиссия, таким образом, представляет собой поли­тическую гражданскую службу с собственным кругом обя­занностей. В ее повестке дня всегда стояли и, по-видимо­му, будут стоять задачи преимущественно федерального значения, поскольку интересам Комиссии соответствует более тесное объединение Европы. Полномочия, данные этому учреждению, находятся в руках комиссаров, кото­рых ко времени прибытия Делора насчитывалось 14. Каж­дое крупное государство назначает двух комиссаров, а ма­лые страны по одному (комиссаров стало 17 после вступ­ления в ЕЭС Испании и Португалии в январе 1986 года).

В начале первого срока своего пребывания на по­сту председателя Комиссии, — с января 1985 по декабрь 1988 года, — Делор обнаружил, что экономические взгля­ды некоторых влиятельных коллег сильно расходятся с его собственными. Лорд Артур Кокфилд, бывший британ­ский министр торговли и единомышленник Тэтчер, стал комиссаром по делам единого рынка. Личное обаяние, за­диристость и вера в рыночные силы отличали бывшего генерального прокурора Ирландии Питера Сазерлэнда на посту комиссара по развитию конкуренции. Бельгиец Вилли де Клерк, ведавший торговлей, и итальянец Ло-ренцо Натали, который вел переговоры с Испанией и Португалией — и который, имея за плечами восемь лет службы в Комиссии, выступал в роли мудрого дядюшки-наставника, — были не столь горячими приверженцами либерализма. Но во всяком случае среди комиссаров не было ни одного социалиста.

Осень 1984 года Делор провел в поисках Великой
идеи,
которая позволила бы ЕЭС обрести второе дыхание.
Он размышлял о реформе институционального устройст­
ва, о Валютном союзе, о более тесном сотрудничестве в
делах обороны и об экономическом возрождении на осно­
ве законченного образования внутриевропейского рынка.
Он посетил все столицы, чтобы обсудить эти идеи. Лишь
внутриевропейский рынок находил себе поддержку всех
десяти правительств. / ?


-104-

- 105

Той осенью в Брюсселе Делор встретился с группой официальных лиц и промышленников, приглашенных Максом Конштаммом, бывшим главным помощником Монне. После смерти Монне в 1979 году Конштамм стал одним из хранителей священного огня федерализма. Со­бранная Конштаммом группа посоветовала Делору сде­лать создание внутриевропейского рынка первоочеред­ной задачей и составить на восемь лет вперед (срок рабо­ты двух комиссий) расписание действий, необходимых для достижения этой цели. Идею расписания подсказы­вал Римский договор с его 12-летней программой созда­ния таможенного союза. Группа предупредила Делора, что на пути к общему внутриевропейскому рынку в Сове­те министров потребуется чаще принимать решения боль­шинством голосов. В то же время Виссе Деккер, прези­дент компании Philips, выступил несколько раз с призыва­ми к 1990 году устранить в ЕЭС внутренние барьеры.

Делор подхватил Великую идею, время которой как раз приспело. Маргарет Тэтчер была на вершине своего могущества и горячо желала, чтобы ЕЭС наметил себе практичную и либеральную цель. В Западной Германии коалиция христианских и свободных демократов, если и не на деле, то в принципе, выступала за свободу рынков. Французские социалисты развернулись в сторону благо­приятствования бизнесу и финансового дерегулирова­ния. Коалиции политических сил, склонявшихся вправо, стояли у власти в Голландии, Бельгии, Италии и Дании. Идеи приватизации, снижения налогов и конкуренции носились в воздухе. И самое главное, в ЕЭС увеличился годовой экономический показатель роста. При среднем показателе за период 1982-1984 годов 1,6 он вырос до 2,6 за годы 1985-1987, а в 1988-1990 составил 3,6. Сообщест­во всегда процветало в периоды стремительного подъема и погружалось в застой при спаде.

14 января 1985 года Делор объявил Европейскому парламенту, что Комиссия намерена убрать к концу 1992 го­да все внутренние барьеры в ЕЭС. Он указал на факт ин-

-106-

ституционального паралича и вину за него возложил на процедуры принятия решений, требовавшие единогласия. Он сказал, что справиться с этой бедой в рамках сущест­вующих нормативных правил можно, если правительства согласятся не прибегать к люксембургскому компромиссу. Но этого недостаточно: нужен новый договор.

Делор не выказывал восторгов по поводу единого рынка, ибо он был прирожденным сторонником дерегу­лирования. Он считал, что единый рынок остановит упа­док Европы, прекратит ее экономическое отставание от Америки и стран Азии. По поводу места Европы в мире Делор проявлял озабоченность, сходную с переживания­ми де Голля в отношении Франции. Будущее Европы без­надежно, заявил он Парламенту, если она не научится

говорить в один голос и действовать сообща.... Но способны ли на такое мы, европейцы? Возьмем ли вопрос об устойчивости валют, взглянем ли на запретительные про­центные ставки, обратим ли внимание на скрытый про­текционизм, на сокращение помощи беднейшим странам, всюду ответ: нет, Европа не знает, как идти вперед, как влиять на ход событий.

Речь Делора имела именно тот результат, какого он добивался на протяжении четырех лет своей работы в Ко­миссии. «Европейское социальное пространство» выдви­галось в ряд первоочередных целей.

Что с нами станет, если мы не сблизим хотя бы в минимальной степени наши правила социальной жизни? Что мы видим уже сейчас? Некоторые государства-члены и некоторые компании стараются... захватить преиму­щества перед своими конкурентами за счет того, что сле­дует назвать социальным отступлением.

В ближайшие четыре года денежного союза не со­здать. Однако «существенное укрепление валютного со­трудничества и контролируемое расширение роли экю — это нам по силам, а тогда можно было бы отыскать и столь желанные для нас пути к Экономическому и валютному союзу».

- 107-

Намеченный Делором план создания общего рынка не мог быть воплощен в жизнь без выполнения трех усло­вий. Деловые люди должны были осознать смысл постав­ленной цели и мобилизовать силы на ее достижение. Ко­миссия должна была выступить с пакетом продуманных и практичных предложений. А правительствам надлежало позаботиться, чтобы эти предложения стали законами.

Воображение не только деловых кругов и банкиров, но и широкой публики захватил лозунг «1992». Лорд Кокфилд утверждает, что это он придумал назначить крайний срок на конец 1992 года. Паскаль Лами, в то вре­мя начальник канцелярии Делора, говорит, что дата-ло­зунг родилась на совещании с участием Делора, его само­го, Гюнтера Бургхардта (тогда заместителя начальника канцелярии) и Франсуа Ламурё (эксперта Делора по ин­ституциональному устройству) после того, как они после­довательно отказались от сроков 1990, 1995 и 2000. Как Делор, так и Кокфилд говорят, что они выбрали 1992, по­тому что таким образом для достижения цели отводились два срока работы Комиссии.

Делор мало чего ждал от 62-летнего Кокфилда. Ни тому, ни другому не удалось добиться избрания в свои на­циональные парламенты, но во всем остальном между со­бой они имели мало общего. Мишель Петит, поработав­ший в канцеляриях и того, и другого, говорит, что нельзя было бы найти двух людей, более разных по складу ума.

Кокфилд — холодный картезианец, обладающий той убийственной логикой, которая постоянно толкает к крайним выводам. Устроенный таким образом ум необхо­дим для оценки возможных последствий упразднения гра­ниц. Делор не так последователен, как Кокфилд, но он бо­лее инициативен и гибок. Делор лучше чувствует полити­ку, и ему в большей мере дано видение будущего.

Тем не менее, французский социалист, выходец из низов, и британский аристократ-консерватор, составив­шие странную пару, хорошо ладили между собой и в соче­тании друг с другом образовали мощную силу. «Успех

-108-

Программы-1992 в большой степени зависел от наших взаимоотношений, — говорит Кокфилд. — Делор предо­ставил мне продвигать ее. Я ее усыновил, запустил в дей­ствие и направлял вплоть до успешного воплощения в жизнь». Хотя Кокфилд никогда не был склонен пре­уменьшать собственные заслуги, такая его оценка своей роли справедлива.

Белую книгу под названием «Завершение строи­тельства единого рынка», содержавшую 297 предложе­ний и расписание мер по их воплощению в жизнь, Кок­филд обнародовал как раз перед Миланским саммитом, намеченным на июнь 1985 года. Первая глава была посвя­щена устранению физических барьеров, разделявших все страны ЕЭС. Таможенные формальности отменялись. Пе­ревозимые растения, животные и продукты питания под­лежали досмотру в месте отправления, а не на границе. Го­сударства ЕЭС должны были отказаться от введения ог­раничительных квот на импорт из третьих стран.

Во второй главе речь шла об устранении техничес­ких барьеров в торговле товарами и услугами. «Взаимное признание» должно было означать, что никакое государ­ство не могло воспрепятствовать ввозу товаров другого государства, ссылаясь на их несоответствие националь­ным стандартам. Всякое изделие, отвечающее стандартам какого-либо государства-члена ЕЭС допускалось к про­даже в любой стране Сообщества, коль скоро оно соответ­ствовало минимальному уровню требований охраны здо­ровья и безопасности, установленных директивами ЕЭС.

Белая книга предусматривала ужесточение правил
проведения тендеров на крупные государственные кон­
тракты и распространение этих правил на секторы транс­
порта, электроэнергии, водоснабжения и телекоммуника­
ций. Принятие законов о взаимном признании дипломов
и свидетельств о профессиональной квалификации долж­
но было содействовать свободе передвижения людей. В не­
сколько неопределенной форме говорилось о либерализа­
ции условий движения капиталов.

-109-

Одной из самых оригинальных идей Белой книги было распространение принципа взаимного признания на сферу услуг. В банковском деле, брокерском бизнесе, страховании жизни и доверительных трестов «единый па­спорт» должен был позволить фирме, имеющей лицензию в одном государстве, получить регистрацию в другом и предоставлять свои услуги через границы. Авиалинии и тарифы на авиаперевозки подлежали частичной либера­лизации. Для компаний, занятых автомобильными пере­возками, предусматривалось право действовать в любой стране ЕЭС. Телевизионным компаниям предоставлялась возможность вести вещание в любом месте ЕЭС при усло­вии, что они будут соблюдать нормы общего приличия, выполнять правила рекламы и наполнять передачи евро­пейским содержанием. Интеллектуальная собственность подлежала защите торговым знаком Сообщества.

Темой третьей и заключительной главы документа стали фискальные барьеры. Если пограничный контроль снимается, а ощутимые различия в ставках НДС и разме­рах пошлин остаются, покупатели извратят движение тор­говых потоков, скапливаясь в странах с низкими налога­ми. Поэтому Кокфилд предлагал сблизить налоги на до­бавленную стоимость и уровни взимаемых пошлин. Создаваемая в ЕЭС система сбора налога с добавленной стоимости устанавливала, что при экспорте товаров из од­ного государства Сообщества в другое, в стране происхож­дения пошлины с них не взимаются, на границе об этом де­лается отметка, а в стране назначения с них уплачивается НДС. Кокфилд хотел отменить пограничный контроль за счет сбора НДС в стране происхождения товара; для всей внутриевропейской торговли он имел в виду ввести обыч­ный режим внутренней торговли западного государства. При такой системе доходы от НДС из стран с большими объемами импорта переместились бы в страны, преимуще­ственно экспортирующие. Поэтому Кокфилд предлагал учредить своего рода клиринговый дом для уравновешива­ния доходов, чтобы ни одна сторона ничего не теряла.

-110-

Все предложенное в Белой книге, кроме системы сбора НДС, вошло в 1993 году в законы. Правительства не поддержали идеи клирингового дома и сконструирова­ли временную систему, которая стала действовать с янва­ря 1993 года. Она предусматривает сбор НДС в стране происхождения товара, но потребовав от компаний сооб­щать налоговым властям о своих торговых связях с други­ми странами, позволила покончить с проверкой на грани­це. Полностью ввести систему Кокфилда правительства решили в 1997 году.

У Комиссии было желание, чтобы государства-чле­ны отменили паспортный контроль на своих границах друг с другом, но в Белой книге об этом ничего не было сказано за отсутствием на то юридических полномочий. Великобритания, Ирландия и Дания решили паспортный контроль сохранить, тогда как остальные девять госу­дарств, подписавших Шенгенское соглашение (по названию деревушки в Люксембурге), собирались его отменить.

Кокфилд и его сотрудники написали большую часть Белой книги, хотя Делор внес в нее разделы о кор­поративном праве и сближении ставок НДС. Более суще­ственным вкладом председателя была полная энергии и энтузиазма пропаганда Программы-92. Он выступал на многих конференциях работодателей и регулярно участ­вовал в работе Европейского круглого стола, группы про­мышленников, которую возглавлял тогда руководитель Volvo Пер Гилленхаммар. Среди тех, кого обхаживал Де­лор, были Жан Солвэ из фирмы Solvay, Жан-Луи Беффа из группы Saint-Gobain, Карл-Хейнц Каске от Siemens — и все они выступали сторонниками планов Комиссии.

Оказывая поддержку Белой книге, Делор должен был «проглотить» большие, чем ему хотелось бы, дозы де­регулирования. Госпоже Тэтчер, напротив, более всего нравились положения о либерализации финансовых ус­луг. Она ворчала насчет того, что меры, предусматривае­мые в разделах о пограничном контроле и косвенных на­логах, способны подорвать национальный суверенитет.

-111-

Вскоре она жаловалась, что Кокфилд стал жертвой «чу­жого влияния». «Кокфилд утратил любовь Тэтчер и заво­евал любовь Делора», — вспоминает ее дипломатический советник Чарльз Пауэлл.

Единый рынок Тэтчер считала самоцелью. Для Дело­ра же и Кокфидда, как разъяснялось в заключительных по­ложениях Белой книги, единый рынок был только средст­вом достижения цели. «Как таможенный союз должен был предшествовать экономической интеграции, точно так же экономическая интеграция должна предшествовать евро­пейскому единству». В 1993 году, выступая на француз­ском радио, Делор говорил, с некоторым преувеличением, что «если бы задача сводилась к созданию единого рынка, я не пошел бы в 1985 году на эту работу. Мы здесь не для того, чтобы создавать единый рынок — это меня не интере­сует, — а для того, чтобы создать политический союз».

Возможно, единый рынок и не интересовал Делора, но он разглядел стратегическое значение этого начина­ния, способного получить поддержку сил, представляю­щих почти все оттенки политического спектра. Делор предвидел, что он будет иметь не только экономические, но и политические последствия. Как только в программе Сообщества появится такая амбициозная задача, давле­ние в пользу институциональной реформы станет расти. Лучше многих британских политиков Делор понимал, что, если европейские страны хотят иметь эффективно работающий рынок с честной конкуренцией и без нацио­нального протекционизма, они должны будут передать Сообществу значительную часть своего суверенитета.