Stephen King "Insomnia"

Вид материалаДокументы

Содержание


Что ты делаешь?
Подобный материал:
1   ...   27   28   29   30   31   32   33   34   35
Глава двадцать девятая


1


Не раздумывая, почему и с какой целью он так поступает, Ральф опустил

руку в карман и сжал в ладони одну из сережек Луизы. Казалось, рука его

находится очень далеко и принадлежит кому-то другому. Интересная вещь:

оказывается, до настоящего момента он не понимал, что такое страх. Конечно,

он думал, что боится, но это было иллюзией - единственный раз Ральф

приблизился к страху в публичной библиотеке Дерри, когда Чарли Пикеринг

воткнул в него нож и пообещал выпустить кишки. Однако по сравнению с тем,

что переживал Ральф сейчас, это представлялось лишь кратковременным

дискомфортом.

"Пришел зеленый человек... Он казался хорошим, но я могу и ошибаться".

Ральф надеялся, что Луиза не ошиблась; потому что теперь у него остался

только зеленый человек.

Зеленый человек и серьги Луизы.

Ральф! Перестань витать в облаках! Смотри на свою мать, когда она

разговаривает с тобой! Тебе уже семьдесят, а ведешь ты себя как

шестнадцатилетний несмышленыш!

Он обернулся к рыбообразному предмету в кресле. Теперь тот лишь

отдаленно напоминал его покойную мать.

- Ты не моя мать! А я по-прежнему нахожусь в самолете!

Нет, мой мальчик. Не стоит так думать. Сделай один шаг из моей кухни, и

падать тебе придется очень долго.

- Не трать слов. Я вижу, что ты такое.

Нечто заговорило голосом задыхающегося от гнева человека, отчего в

груди у Ральфа похолодело.

Нет. Может, ты так и считаешь, но ошибаешься. Да тебе не захочется

смотреть, если я отброшу маскировку. Уж поверь мне, Ральф.

С возрастающим ужасом Ральф наблюдал, как эта мать-нечто превращается в

огромного голодного угря, чьи острые зубы сверкали в открытой пасти; усы

теперь свисали почти до воротника платья, по-прежнему одетого на это нечто.

Жабры, острые, словно лезвия, открывались и закрывались, обнажая

красную внутреннюю пасть. Глаза округлялись, зрачки исчезали, глазницы

расходились в стороны. Изменения продолжались, пока выпуклые глаза не

оказались по обе стороны чешуйчатого лика создания.

Не смей шевелиться, Ральф. Возможно, ты погибнешь в результате взрыва,

на каком бы уровне ни находился - здесь ударная волна также имеет силу, как

и в любом здании, - но эта смерть все же лучше, чем моя смерть. Чудовище

раскрыло пасть. Казалось, оно смеялось над ним.

- Кто ты? Кровавый Царь?

Так называет меня Эд - не правда ли, у нас должны быть собственные

имена? Если тебе не нравится обращение "мамочка Робертс", почему бы не звать

меня Царь-рыба? Ты ведь слышал по радио о Царь-рыбе?

Конечно, он об этом когда-то слышал... Но только настоящая Царь-рыба

никогда не носила платья. К тому же настоящая Царь-рыба была Царицей-рыбой и

обитала в глубинах Барренса.


2


Однажды летом, когда ему было семь лет, рыбача вместе с братом Джонни,

Ральф Робертс поймал невероятных размеров рыбу - это случилось в те дни,

когда без риска для здоровья можно было спокойно есть пойманное в водах

Барренса. Ральф попросил старшего брата снять рыбу с крючка и поместить ее в

ведро со свежей водой. Джонни отказался, ссылаясь на неписаный Кодекс Чести

Рыбака: хороший рыбак сам копает червей, сам насаживает наживку, сам снимает

добычу с крючка.

И только намного позже Ральф понял, что Джонни, возможно, пытался

скрыть таким образом свой собственный страх перед огромным и каким-то

чужеродным созданием, пойманным его младшим братишкой в грязных теплых водах

реки.

Ральф все же заставил себя прикоснуться к извивающемуся колючему телу

рыбины. А Джонни между тем еще добавил ужасу, предупредив братишку, что

следует опасаться усов. "Они ядовиты. Бобби Терриолт говорил, что

прикосновение усов может парализовать человека.

Представляешь, придется провести остаток жизни в инвалидной коляске,

так что будь осторожен, Ральфи".

Ральф изо всех сил пытался снять рыбину с крючка, не касаясь усов (не

веря Джонни насчет их ядовитости и в то же время доверяя полностью), глядя

на жабры, глаза, вдыхая рыбный запах.

Наконец внутри рыбины что-то хрустнуло, и Ральф почувствовал, как

освобождается крючок. Струйки крови потекли из уголков рта агонизирующего

гиганта. Ральф облегченно вздохнул - как оказалось, преждевременно. Рыбина,

мощно взмахнув хвостом, освободилась от крючка. Рука, освобождавшая крючок,

соскользнула, и два пальца Ральфа мгновенно оказались в зубастой пасти.

Было ли больно? Ральф не мог вспомнить. Он помнил лишь непритворный

крик ужаса, вырвавшийся из груди Джонни, и собственную уверенность, что рыба

откусит ему пару пальцев правой руки.

Он помнил свой крик о помощи, но Джонни лишь пятился назад, лицо его

стало мертвенно-бледным, а рот превратился в полоску отвращения. Ральф что

есть мочи махал рукой, но рыбина вцепилась мертвой хваткой, усы (ядовитые

усы, из-за них я проведу остаток жизни в инвалидной коляске) обвивались

вокруг запястья, черные глаза неотрывно смотрели на него. Наконец Ральфу

удалось ударить рыбину о дерево, перебив ей хребет.

Она, по-прежнему извиваясь, упала на траву, и Ральф наступил на рыбу

ногой.

Изо рта изрыгнулась блевотина кишок, а из того места, куда вонзился

каблук Ральфа, вырвался липкий поток окровавленной икры. Именно тогда он

понял, что это не Царь-рыба, а Царица-рыба.

Ральф перевел взгляд на свою окровавленную, всю в крупных чешуйках руку

и завыл, как банши
смерть.>. Когда, пытаясь успокоить брата, Джонни прикоснулся к его руке,

Ральф бросился наутек и без передышки бежал до самого дома, а потом весь

день отказывался выходить из своей комнаты. Прошло больше времени, прежде

чем он смог съесть кусочек рыбы. С тех пор он вообще не имел с рыбами

никаких дел.

До настоящего момента.


3


- Ральф?

Голос Луизы... Но какой далекий! Очень далекий!

- Ты должен немедленно что-то сделать! Не позволяй останавливать себя!

Теперь Ральф понял, что за красную шаль на коленях матери он принял

окровавленную икру, устилавшую колени Кровавого Царя, который тянулся к

Ральфу через это ужасное покрывало в притворной заботе.

Что-то случилось, Ральф? Где болит? Скажи своей мамочке.

- Ты не моя мать!

Нет. Я Царица рыб! Вообще-то я могу стать кем захочу. Возможно, тебе

это не известно, но изменение формы тела стало почетным, проверенным

временем обычаем Дерри.

- Ты знаком с зеленым человеком, который приходил к Луизе?

Конечно! Я знаю почти всех, проживающих по соседству!

Но Ральф подметил мгновенное замешательство на чешуйчатой физиономии.

Вновь запылал шрам на руке, и Ральф осознал: даже если сейчас Луиза и рядом,

вряд ли она может его видеть.

Царица-рыба источала пульсирующее, яркое свечение, постепенно

окутывающее Ральфа. Свечение красное, а не черное, и это был саван; теперь

Ральф знал, каково находиться внутри него, каково быть пойманным в паутину,

сотканную из самых ужасных страхов, самых тяжелых переживаний, делающих душу

больной. И не существовало возможности выхода, нельзя было разрезать этот

саван так, как он вспорол саван, окружавший кольцо Эда.

"Если мне и удастся освободиться, - подумал Ральф, - то только мощным,

быстрым рывком".

Ральф по-прежнему держал в руке серьгу. Теперь он зажал ее так, что

острие застежки выглядывало между двумя пальцами, которые шестьдесят три

года назад пыталась откусить рыбина. А потом вознес краткую молитву, но

молился он не Господу, а зеленому человеку Луизы.


4


Рыбина еще немного наклонилась вперед, коварная ухмылка разлилась по

безносой морде. Зубы внутри этой вялой ухмылки теперь казались еще длиннее и

острее. Ральф заметил капли бесцветной жидкости, стекающие по усам, и

подумал: "Яд. Провести оставшуюся жизнь в инвалидной коляске.

Боже, как я боюсь. Боюсь до смерти".

Луиза, крича очень издалека: - Торопись, Ральф! ТЕБЕ НАДО СПЕШИТЬ! А

где-то ближе кричал маленький мальчик, кричал и размахивал ею, пытаясь

освободить пальцы, похороненные в пасти беременного чудовища, не желающего

разжимать челюсти.

Рыбина наклонилась еще ниже. Зашуршало платье, и Ральф уловил аромат

духов своей матери - "Святая Елена", - смешанный с тошнотворным рыбьим

запахом.

Я намерена довести дело, порученное Эду Дипно, до успешного конца,

Ральф. Я сделаю все, чтобы мальчик, о котором толковали твои друзья, умер на

руках матери, и мне не терпится увидеть его смерть. Я славно потрудилась в

Дерри, а это значит, что мне придется покончить с тобой прямо сейчас,

незамедлительно. Я... Ральф шагнул в сторону тухлого зловония. И теперь под

абрисом фигуры своей матери, под очертаниями Царицы-рыбы, он начал замечать

совсем иную фигуру. Фигуру яркого человека, красного мужчины с холодными

глазами и безжалостным ртом. Этот мужчина напоминал Христа, виденного

Ральфом пару секунд назад... Но не того, изображение которого висело на

стене кухни его матери.

Выражение удивления прокралось в рыбьи глаза... И в холодные зрачки

красного мужчины.

Что ты делаешь? Прочь от меня! Или тебе хочется провести остаток жизни

в инвалидной коляске?

- О, я рассчитываю даже на худшее - дни моих побед определенно остались

позади.

Голос набирал силу, он звучал, как голос его матери в минуты гнева.

Слушайся меня, мой мальчик. Слушайся и не прекословь.

На мгновение приказ, отданный голосом, столь похожим на голос его

матери, заставил Ральфа усомниться в своей правоте. Но затем он продолжил

движение. Царица-рыба, откинувшись назад, забила хвостом под домашним

платьем.

ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?

- Не знаю, возможно, я хочу, просто хочу дернуть тебя за усы.

Убедиться, реальны ли они.

И собрав всю силу воли, чтобы не закричать и не убежать, Ральф протянул

вперед правую руку. Серьга Луизы ощущалась в кулаке теплым маленьким

камешком. Да и сама Луиза казалась очень близкой, что было вовсе не

удивительно, учитывая, сколько ее ауры он поглотил. Возможно, теперь Луиза

стала частью его самого. Ощущение ее присутствия приносило глубокое

успокоение.

Нет, ты не посмеешь! Тебя сразу же парализует!

- Рыбы не ядовиты - это всего лишь выдумка десятилетнего ребенка, еще

более испуганного, чем я.

Ральф потянулся к усам правой рукой с зажатой между пальцами сережкой

штырьком вперед, и массивная чешуйчатая голова отпрянула назад, как он и

предполагал в глубине души. Голова стала раскалываться и изменяться,

пропуская поток красной ауры. "Если боль имеет цвет, подумал Ральф, - то вот

он". И прежде чем изменения пошли дальше, прежде чем существо, теперь уже

ясно видимое - высокий, холодно-красивый блондин со сверкающими красными

глазами, - смогло выбраться из созданного им самим иллюзорного сияния, Ральф

воткнул острый штырек сережки прямо в черный, выпученный рыбий глаз

чудовища.


5


Создание загудело - как цикада - и попыталось отступить назад.

Хвост защелкал, как лист плотной бумаги, попавший в лопасти

вентилятора.

Существо сдвинулось в кресле, которое изменялось, превращаясь в подобие

трона, высеченного из оранжевого камня. А затем хвост исчез, Царица-рыба

исчезла, и теперь сам Кровавый Царь с искаженным от боли и удивления лицом

восседал на своем троне. Один его глаз, красный, как у рыси в отблесках

пожара, уставился на Ральфа; другой же был наполнен яростным, разбивающимся

сверканием бриллиантов. Левой рукой Ральф потянулся к покрывалу из рыбьей

икры, отбросил его прочь, но ничего не увидел, кроме черноты другой стороны

уродца.

Другой стороны савана. Выхода.

Тебя предупредили, проклятый Шот-таймер! И ты считаешь, что можешь

дергать меня за усы? Что ж, посмотрим. Посмотрим!

И вновь Кровавый Царь подался на своем троне вперед, губы его

искривились, а уцелевший глаз источал красное свечение. Ральф с трудом

сдержал желание отдернуть опустевшую правую руку. Вместо этого он протянул

ее к открывшемуся рту Кровавого Царя, рту, намеревавшемуся проглотить его

руку, как в давние дни это пыталась проделать рыбина.

Нечто - не плоть - облепило его руку, а затем начало жалить, как тысяча

оводов. Одновременно Ральф почувствовал, как настоящие зубы - нет, клыки -

впились в его руку. Через секунду, самое большее две.

Кровавый Царь прокусит ему запястье и проглотит кисть.

Ральф закрыл глаза и моментально вошел в мысленный поток концентрации,

позволяющий совершать перемещения между уровнями, - его боль и страх не

стали здесь барьером, препятствием. Только на этот раз целью было не

движение, а запуск в ход. Клото и Лахесис имплантировали мину-ловушку в его

руку, и теперь пришло время воспользоваться ею.

Ральф почувствовал внутренний щелчок. Шрам на его руке моментально

раскалился добела. Этот жар не приносил боли, но вырвался из него

расходящимися кругами энергий. Его сознание зафиксировало титаническую

зеленую вспышку, настолько яркую, что на мгновение Ральфу показалось, будто

вокруг него взорвался Изумрудный Город Королевства Оз. Что-то (или кто-то)

кричало. Высокий, режущий звук сводил с ума, вслед за криком последовал

глухой удар.

Внезапный вихрь силы пронесся мимо Ральфа, распространяясь

веерообразным потоком ветра и растворяющимся зеленым светом. Он уловил

странный, искаженный образ Кровавого Царя, уже не красивого и вовсе не

молодого, но древнего, скрюченного и наименее подобного человеку из всех

пришельцев, когда-либо занесенных на шот-таймеровский уровень существования.

Затем нечто открылось над их головами, обнажая прострел темноты, пронзаемый

пересекающимися вихревыми потоками и разноцветными лучами. Казалось,

Кровавого Царя будто ветром взметнуло в этот прострел, подобно опавшему

листу. Краски становились ярче, и Ральф отвернулся, подняв руку, чтобы

прикрыть глаза. Он понимал, что между его уровнем и непостижимыми пластами

иного существования открылся канал; и еще он понимал, что если будет

продолжать смотреть в это усиливающееся свечение, на эти (смертоносные огни)

бушующие краски, то смерть станет для него не худшим, а наилучшим исходом.

Он не только зажмурил глаза; он зажмурил свой разум.

А через секунду исчезло все - существо, представившееся Эду в качестве

Кровавого Царя, кухня в их старом доме на Ричмонд-стрит, кресло-качалка его

матери. Ральф стоял на коленях в шести футах над носом "Чироки", подняв руки

вверх, как ребенок, которому частенько перепадает от жестоких родителей, а

взглянув вниз, увидел Общественный центр и примыкающую к нему автостоянку.

Вначале Ральфу показалось, что это обман, оптическая иллюзия, потому что

фонари автостоянки словно расходились в стороны. Они напоминали толпу

слишком высоких и очень худых людей, начинающих расходиться в конце

грандиозного зрелища. Да и сама стоянка как бы... Ну... Расширялась. "Не

расширялась, она приближается, - подумал Ральф.

- Самолет снижается. Эд начинает исполнять роль камикадзе".


6


Ральф застыл на месте, не просто удивленный, а завороженный своим

положением. Он превратился в мифическое промежуточное существо - определенно

не в бога (ни один бог не может испытывать такую усталость и страх), но и не

в такое земное создание, как человек. Так вот что значит настоящий полет;

вот что значит смотреть на землю сверху, без всяких границ. Это...

- РАЛЬФ!

Крик Луизы пистолетным выстрелом разорвался в ухе. Ральф вздрогнул, и

как только его взгляд оторвался от гипнотизирующего вида простирающейся

внизу земли, он смог двигаться. Встав с колен, он прошел в самолет. Это

действие далось Ральфу легко - так человек проделывает обратный путь домой.

Ветер не обдувал лицо и не откидывал волосы со лба, а когда левое плечо

прошло сквозь пропеллер "Чироки", вертящиеся лопасти поранили его не больше,

чем поранили бы дым.

Он увидел бледное красивое лицо Эда - лицо вечного странника - "он

странником был в этом мире, - он, как скорбный дух, сюда был занесен" -

герой поэмы <Поэма Дж. Байрона "Лара".>, читая которую Кэролайн всегда

плакала, - и прежнее ощущение жалости и сочувствия сменилось гневом. Очень

трудно по-настоящему гневаться на Эда - в конце концов, он лишь пешка,

передвигаемая по шахматной доске, - и все же здание, в которое он направлял

свой самолет, заполнено настоящими, реальными людьми. Невинными людьми.

Ральф подметил детское упрямство и в то же время волю в одурманенном

лице Эда и, проходя сквозь тонкую стенку кабины пилота, подумал:

"На определенном уровне, Эд, ты знал, что в тебя вошел дьявол.

Думаю, ты мог изгнать его... Разве не говорили мистер Л.

И мистер К., что всегда есть возможность выбора? И если есть выбор,

значит, ты сам сделал его". Голова Ральфа возвышалась над самолетом, и он

вновь встал на колени.

Панорама Общественного центра заполнила все лобовое стекло, и Ральф

понял, что уже поздно останавливать Эда.

Достав из кармана оставшуюся сережку, Ральф и ее зажал между пальцами

штырьком наружу, затем взял дверной звонок. Второй рукой он обхватил

провода, протянутые между коробкой и звонком. Ральф закрыл глаза и

сконцентрировался, вызывая перемещение. В животе возникло ощущение пустоты,

и Ральф успел подумать: "Ух ты! Прямо лифт-экспресс!"

И вновь он оказался на уровне Шот-таймеров, где не было места ни для

богов и дьяволов, ни для лысоголовых докторов-коротышек с их магическими

ножницами и скальпелями, ни для каких-либо аур. Он опустился вниз, где

хождение сквозь стены было невозможным. На уровне Шот-таймеров он становился

видимым... И, насколько понял Ральф, Эд делал именно это - смотрел на него:

- Ральф? - Это был голос человека, только что очнувшегося от

глубочайшего сна. - Ральф Робертс? А что ты здесь делаешь?

- О, я находился поблизости и подумал, что могу заскочить в гости, -

ответил Ральф. - Нанести визит, так сказать. - Произнеся это, Ральф вырвал

провода, отходящие от коробки.


7


- Нет! - крикнул Эд. - О нет! Ты же все испортишь! "А как же", -

подумал Ральф и потянулся в штурвалу.

Теперь Общественный центр находился всего в двенадцати сотнях футов от

них, возможно, даже ближе. Ральф до сих пор не знал, что находится в

коробке, пристроенной на сиденье второго пилота, - скорее всего, пластиковая

взрывчатка, используемая террористами в фильмах с участием Чака Норриса и

Стивена Сигала. Предполагалось, что она абсолютно стабильна - в отличие от

нитроглицерина в "Плате за страх" Клузо <Анри-Жорж Клузо французский

сценарист и кинорежисер, специализировавшийся на постановке триллеров

("Убийца живет в доме N21", "Ворон" и др.). В фильме "Плата за страх"

главную роль исполнял Ив Монтан.>, - но вряд ли сейчас подходящее время

для веры в Сказки Киномира. Даже твердая взрывчатка могла взорваться без

детонатора, если ее сбросить с высоты двух миль.

Ральф до упора повернул штурвал налево. Общественный центр под ними

стал разворачиваться, словно оказавшись сверху огромного колеса.

- Нет, нет, ублюдок! - завопил Эд, и что-то, напоминающее маленький

молоток, врезалось Ральфу в бок, парализуя его болью и лишая возможности

дышать. При втором ударе рука Ральфа соскользнула со штурвала.

Эд ухватился за него и яростно крутнул назад. Общественный центр,

сместившийся к краю лобового стекла, вновь начал поворачиваться к мертвой

точке.

Ральф вцепился в штурвал. Эд ребром ладони оттолкнул голову Ральфа

назад.

- Ну зачем ты вмешался? - прорычал он. - Почему ты сунулся не туда? -

Лицо Эда исказилось в зверином оскале. Появление Ральфа в кабине пилота

должно было бы явиться для Эда шоком и вывести его из строя; однако этого не

произошло.

"Конечно, нет, ведь он сумасшедший", - подумал Ральф и внезапно

мысленно закричал:

- Клото! Лахесис! Помогите мне! Ради Бога, помогите мне!

Ничего. Вряд ли его крик вырвался хоть куда-нибудь. Он ведь опустился

на уровень Шот-таймеров, а это означало, что он остался наедине с собой.

Теперь от Общественного центра их отделяли всего восемьсот-девятьсот

футов. Ральф видел каждый кирпич, каждое окно, каждого человека, стоящего

снаружи, - он даже мог различить, кто из них держит плакаты. Люди смотрели

вверх, как бы пытаясь понять, что намерен выкинуть этот безумный самолет.

Ральф пока не замечал страха на их лицах, но через три-четыре

секунды... Он вновь бросился к Эду, не обращая внимания на ноющую боль в

боку, выбрасывал вперед правую руку, сжатую в кулак, большим пальцем

просовывая острый штырек сережки-пуссета как можно дальше.

С Кровавым Царем старый трюк сработал, но тогда Ральф находился на

более высоком уровне, к тому же воспользовался эффектом неожиданности. На

этот раз он тоже потянулся к глазу, но в самый последний момент Эду удалось

увернуться. Штырек серьги вонзился в щеку Эда, но тот, не выпуская штурвала,

просто отмахнулся, словно от надоедливого москита.

Ральф вновь вцепился в штурвал. Эд оттолкнул его, заехав кулаком в

челюсть. В ушах у Ральфа зазвенело громким, чистым, серебристым звуком. Мир

превратился в серую, зернистую газетную фотографию.

- РАЛЬФ! ТОРОПИСЬ!

Кричала Луиза, и теперь она была в ужасе. Ральф знал - почему; время

истекло. У него осталось секунд десять-двадцать в лучшем случае. Он вновь

подался вперед, но на сей раз не к Эду, а к фотографии Элен и Натали Дипно,

прикрывающей альтиметр. Ральф схватил ее, поднял... А затем смял. Он не

знал, на какую именно реакцию надеется, но то, что последовало за его

действиями, превысило все ожидания.

- ОТДАЙ ИХ НАЗАД! - завопил Эд. Позабыв о штурвале, он бросился за

фотографией. И тут Ральф вновь увидел человека, образ которого запечатлелся

в его памяти в тот день, когда Эд избил Элен, - человека, очевидно,

несчастного и запуганного силами, овладевшими им. Слезы текли по щекам Эда.

Ральф смущенно подумал: "Неужели он плакал все это время?"

- ВЕРНИ ИХ МНЕ! - взвыл Эд, но Ральф больше не был уверен, что крик

обращен именно к нему; Ральфу показалось, что его бывший сосед взывает к

существу, вошедшему в его жизнь, убедившемуся, что ему такое подходит, а

потом просто забравшему эту жизнь. Луизина серьга посверкивала в щеке Эда,

напоминая украшение, используемое варварами во время погребальных ритуалов.

- ВЕРНИ ИХ МНЕ! ОНИ МОИ!

Ральф держал смятую фотографию вне досягаемости Эда. Эд рванулся

вперед, ремень безопасности врезался ему в живот, и Ральф что есть силы

ударил Эда по горлу, чувствуя одновременно неописуемую смесь удовлетворения

и отвращения, когда удар пришелся по острому, выпирающему кадыку. Эд

откинулся к стенке кабины, от боли и растерянности его глаза вылезали из

орбит, руки вцепились в горло. Изнутри вырвался сдавленный хрип. Ральф

ринулся к штурвалу, увидев, что Общественный центр с бешеной скоростью

набрасывается на самолет. Он снова повернул штурвал до отказа налево, а под

ним - прямо под ним - Общественный центр стал смещаться в угол лобового

стекла самолета, который вскоре прекратит свое существование... Но двигался

он с агонизирующей неповоротливостью. Внезапно Ральф ощутил в кабине

какой-то запах - слабый, приятный, знакомый аромат. Не успев подумать, что

бы это могло быть, он увидел нечто, полностью выбившее его из колеи.

Увиденное оказалось тележкой для мороженого, иногда разъезжавшей по

Гаррис-авеню.

"Боже мой, - подумал Ральф, скорее ощущая растерянность, чем страх. -

Кажется, мне придется умереть в глубоком холоде среди мороженого и сливок".

Запах усиливался, а когда его плеч коснулись чьи-то руки, Ральф понял,

что это Луиза Чесс.

- Поднимайся вверх! - крикнула она. - Ральф, глупый, тебе необходимо...

Не раздумывая, он сделал это. Внутри него что-то щелкнуло, и Ральф услышал

продолжение ее фразы тем странным, проникающим образом, более напоминающим

мысли, чем речь:

- ... Подняться! Оттолкнись ногами!

"Слишком поздно", - подумал он, но тем не менее подчинился,

отталкиваясь ногами от приборной доски. Луиза поднималась рядом с ним сквозь

столб существования, в то время как "Чироки" стремительно преодолевал

последнюю сотню футов, отделявшую его от земли. Взлетая вверх, Ральф

внезапно почувствовал, как энергия Луизы обернулась вокруг него и дернула

назад наподобие каната. Ральфа пронзило секундное тошнотворное ощущение

полета в двух направлениях.

Ральф бросил последний взгляд на Эда, прислонившегося к стенке кабины,

но по-настоящему он его не видел вовсе. Грозовая желто-серая аура исчезла.

Эд также исчез, похороненный в черном, как ночь в аду, саване.

А затем они с Луизой падали и летели одновременно.