Stephen King "Insomnia"

Вид материалаДокументы

Содержание


Да будет так.
Да будет так.
Подобный материал:
1   ...   24   25   26   27   28   29   30   31   ...   35
Глава двадцать седьмая


1


Пятью минутами позже голова Ральфа вынырнула из-под старого склоненного

дуба. Ральф сразу увидел Луизу. Женщина, стоя на коленях, смотрела на его

обращенное вверх лицо сквозь клубок перепутанных корней. Он протянул

перепачканную, в кровавых подтеках руку, и женщина крепко ухватилась за нее,

поддерживая Ральфа, пока тот преодолевал последние ступени - искореженные

корни, скорее похожие на перекладины переносной лестницы.

Ральф выбрался из-под дерева и лег на спину, жадно вдыхая свежий

воздух. Никогда в жизни воздух не казался таким вкусным. Несмотря ни на что,

он испытывал огромную благодарность судьбе за вновь обретенную свободу.

- Ральф? С тобой все в порядке?

Он повернул ее руку, поцеловал ладонь и положил сережки на то место,

которого только что касались его губы.

- Да. Это твое.

Луиза удивленно разглядывала их, словно никогда не видела сережек ни

этих, ни каких-либо других, - затем опустила в карман жакета.

- Ты увидела их в зеркале, ведь так, Луиза?

- Да, и тогда я разозлилась... Но вряд ли была сильно удивлена.

- Потому что ты знала.

- Догадывалась. Возможно, с того самого момента, когда увидела Атропоса

в панаме Мак-Говерна. Просто я держала... Это знание... В тайниках мозга.

Луиза внимательно, как бы оценивающе, смотрела на Ральфа.

- Не будем сейчас говорить о моих серьгах - что произошло там, внизу?

Как тебе удалось выбраться?

Ральф испугался, что если она слишком долго будет разглядывать его, то

узнает слишком много. К тому же, если он еще немного останется без движения,

то уже не сможет пошевелиться, усталость наподобие огромного океанского

лайнера разливалась в нем, пытаясь увлечь на дно. Ральф поднялся на ноги.

Сейчас он не мог позволить себе утонуть.

Новости, сообщаемые небесами, были не так плохи, как он ожидал, но все

же достаточно неутешительны - никак не меньше шести часов. Жители Дерри, не

имеющие отношения к митингу по поводу абортов (огромное большинство, говоря

прямо), садились за стол. Двери Общественного центра Дерри уже открыты; вход

купается в свете софитов, тележурналисты ведут репортажи в прямом эфире о

прибытии первых защитников права выбора, которым приходится проходить мимо

Дэна Далтона и яростно размахивающих лозунгами "Друзей жизни". А неподалеку

кто-то напевает любимую песенку старины Эда Дипно:

"Эй, эй, Сьюзен Дэй, сколько ты убила детей?" Что бы ни предстояло

совершить ему и Луизе, сделать это необходимо в следующие шестьдесят или

девяносто минут. Отсчет времени начался.

- Идем, Луиза. Надо торопиться.

- Мы возвращаемся в Общественный центр?

- Нет, не сразу. Сначала нам следует... Ральф понял, что не может ждать

окончания того, что должен сказать.

Куда же, по его мнению, им следует отправиться сначала? В больницу

Дерри? В "Красное яблоко"? К нему домой? Куда податься, если хочешь отыскать

парочку благожелательных, но далеких от всезнания остолопов, вовлекших тебя

и самых близких твоих друзей в мир боли и тревог? Или, вполне резонно, это

они должны отыскать тебя?

"Возможно, они не хотят разыскивать тебя, любимый, Скорее всего, они

прячутся, избегая твоего общества".

- Ральф, ты уверен, что... Внезапно он вспомнил о Розали, и сразу все

встало на свои места.

- В парк, Луиза. Мы пойдем в Строуфорд-парк. Вот куда нам следует

отправиться. Но по пути сделаем одну остановку.

Он повел Луизу вдоль ограждения, и вскоре они услышали ленивый шум

разговоров. До Ральфа донесся и запах жареных хот-догов; после зловония

логова Атропоса этот запах показался ему амброзией. А минуту спустя они

вступили на площадку для пикников, расположенную рядом со взлетно-посадочной

полосой N3.

Дорренс, стоя в самом сердце удивительной по красоте, разноцветной

ауры, наблюдал за приземлением спортивного самолета. Позади него за столиком

сидели Фэй Чепин и Дон Визи, между ними лежала шахматная доска.

Стэн и Георгина Эберли пили пиво, поджаривая над маленьким костром

сосиски для хот-догов, нанизанные на специальные вилки.

На мгновение Ральф застыл как вкопанный, пораженный их красотой -

преходящей, мощной красотой, составлявшей основу жизни Шот-таймеров. В

голову ему пришла строка из песни двадцатипятилетней давности:

"Мы звездная пыль, мы золотые". Аура Дорренса была совершенно иной -

сказочно иной, - но даже самая обычная аура любого другого из собравшихся на

площадке сверкала, словно россыпь драгоценных камней.

- Ральф, ты видишь? Видишь, как они красивы?

- Да.

- Жаль, что они этого не знают!

Но так ли это? В свете последних событий Ральф не был уверен в

истинности подобного высказывания. У него возникла мысль - хотя и смутное,

но мощное интуитивное понимание) - что, возможно, настоящая красота

недоступна осознанию эго; находясь в постоянном развитии, она является

скорее существованием, чем предметом осязания и видения.

- Давай, делай свой ход, - произнес кто-то. Ральф вздрогнул, подумав,

что обращаются к нему, но оказалось, что это Фэй разговаривает с Доном Визи.

- Ты медлительнее черепахи.

- Не мешай, - ответил Дон. - Я думаю.

- Можешь думать хоть до скончания веков, но партия все равно закончится

через шесть кодов. Дон налил вина в бумажный стаканчик и закатил глаза.

- А я не знал, что играю с Борисом Спасским? - крикнул он. - Я-то

считал, что это всего лишь старина Фэй Чепин! Приношу свои глубочайшие

извинения!

- Да ты бунтарь, как я посмотрю. Через шесть ходов можешь заняться

профессиональной карьерой мятежного борца!

- Ишь какой умный!

- Да тише вы! - резко оборвала их Георгина Эберли. - Что это было? Как

будто что-то взорвалось?

"Этим" была Луиза, позаимствовавшая немного вибрирующе-зеленой ауры

Георгины.

Ральф, сложив правую ладонь трубочкой, вдохнул ярко-голубой поток света

из ауры Стэна Эберли. Он почувствовал, как мощная энергия наполняет каждую

клеточку его тела, словно внутри включили флюоресцентную лампу. Но огромный

тонущий лайнер, бывший, по сути, многомесячной бессонницей, остался на

месте, пытаясь увлечь Ральфа вместе с собой на дно.

Решение также было здесь - еще не принятое, всего лишь отложенное. Стэн

оглянулся. Независимо от того, сколько взял Ральф от его ауры, источник

по-прежнему оставался ярким и насыщенным. Очевидно, сказанное Клото и

Лахесисом насчет бездонного резервуара энергии было правдой.

- Да-а, - протянул Стэн. - Я тоже слышал что-то...

- А я нет, - вмешался Фэй.

- Еще бы, ты же глухой как пень, - отрезал Стэн. - Мажешь хоть минутку

помолчать? Вряд ли взорвалась емкость с топливом, потому что не видно ни

дыма, ни огня. И уж точно это не Дон подпустил газу, потому что с деревьев

не падают белки замертво. Должно быть, произошла обратная вспышка одного из

топливно-наливных танкеров. Не волнуйся, дорогая.

- Посмотрите-ка на старину Дора, - проговорил Фэй.

Все повернулись к улыбающемуся Дорренсу, приветственно махавшему рукой

в сторону Гаррис-авеню.

- И кого ты там видишь, приятель? - усмехнувшись, поинтересовался Дон

Визи.

- Ральфа и Луизу, - сияя улыбкой, ответил Дорренс. - Я вижу Ральфа и

Луизу. Они только что выбрались из-под старого поваленного дуба!

- Ух ты! - произнес Стэн. Он приложил ладонь козырьком к глазам, затем

указал прямо на них. Ральф испытал шок, пока не понял, что Стэн просто

указывает в ту сторону, куда смотрит Дорренс. - Поглядите-ка! А за ними идет

сам Глен Миллер! Здорово!

Георгина попыталась толкнуть мужа локтем в бок, но Стэн, улыбаясь,

шустро увернулся от тычка.

- Здравствуй, Ральф! Здравствуй, Луиза!

- Дорренс! Мы направляемся в Строуфорд-парк! Правильно ли мы поступаем?

Дорренс, счастливо улыбаясь: - Не знаю, теперь это дела Лонгтаймеров, я

не вмешиваюсь. Скоро я отправлюсь домой и почитаю Уолта Уитмена. Сегодня

будет ветреная ночь, а Уитмен особенно хорош, когда дует ветер.

Луиза, неистово: - Дорренс, помоги нам!

Улыбка Дорренса растаяла, старик грустно посмотрел на нее:

- Не могу. Это не в моих силах. Все, что можно предпринять, должны

сделать вы с Ральфом.

- Да, - произнесла Георгина. - Терпеть не могу, когда он смотрит вот

так. Почти веришь, что он действительно кого-то видит. - Она вновь принялась

поджаривать сосиску, поворачивая ее на длинной вилке. - Кстати, кто-нибудь

видел Ральфа и Луизу?

- Нет, - ответил Дон.

- Они скрылись в одном из мотелей на побережье с ящиком пива и бутылкой

туалетной эмульсии "Джонсон Бэби", - сострил Стэн. - Огромной бутылкой. Я

уже говорил об этом вчера.

- Ну ты и пошляк" - заметила Георгина, на этот раз попав локтем мужу в

бок.

Ральф: - Дорренс, неужели ты ничем не можешь нам помочь? Хотя бы

сказать, на правильном ли мы пути?

Ральфу на миг показалось, что Дорренс вот-вот ответит. Но тут над

головой раздалось гудение идущего на посадку самолета, и старик посмотрел

вверх. На его лице вновь появилась беззаботная улыбка.

- Посмотрите! - крикнул он. - Какая красота! Это же "Желтая птица"!

И потрусил к ограждению, полностью поглощенный зрелищем приземляющегося

желтого самолета.

Ральф взял Луизу за руку и попытался улыбнуться, Сделать это было

крайне тяжело - никогда в жизни он не испытывал такого страха и

растерянности, - но в попытку Ральф вложил все свое усердие.

- Идем, дорогая.


2


Когда они с Луизой шли вдоль заброшенной трамвайной колеи, приведшей их

к аэропорту, Ральф подумал, что способ их передвижения скорее похож на

скольжение, чем на ходьбу. Теперь они тоже скользили в сторону

Строуфордпарка, вот только скольжение было более быстрым и ощутимым, словно

их несла на себе невидимая лента транспортера.

Экспериментируя, Ральф остановился, однако дома и витрины магазинов

продолжали медленно проплывать мимо. Он взглянул на свои ноги: да, они не

двигались. Казалось, двигается тротуар, а не он.

Облаченный в костюм-тройку, в неизменных очках появился мистер Даген,

председатель отделения кредитной трастовой компании. Как всегда, он

показался Ральфу единственным в истории человечества homo sapiens,

родившимся без дырочки в заднице. Возможно, негативное отношение к нему

вызвано тем, что однажды мистер Даген отказал Ральфу в займе. Аура мистера

Дагена была скучного, казенно-серого цвета больничных коридоров, что вовсе

не удивило Ральфа. Он прошел сквозь банкира, но тот даже не поморщился.

Ральфа развеселило это приключение, но, взглянув на Луизу, он моментально

посерьезнел. Он увидел беспокойство на ее лице, казалось, вот-вот посыпятся

вопросы, вертящиеся у нее на языке. Вопросы, ответов на которые он не знал.

Они приблизились к Строуфорд-парку. Внезапно зажглись уличные фонари.

На площадке для игр, рядом с которой он, Мак-Говерн и Луиза частенько

наблюдали за проказами детей, почти никого не было. На качелях сидели двое

подростков, они курили, переговариваясь; мамаши, гуляющие здесь днем с

детишками, давно разошлись по домам.

Ральф подумал о Мак-Говерне - о его беспрестанной, патологической

болтовне, о вечных сожалениях по поводу старения - как они удручали при

первой встрече и как теперь их не хватает, о том, как эти особенности его

характера казались даже приятными из-за циничного ума и неожиданных,

импульсивных актов доброты, - и его охватила невыносимая печаль. Конечно,

Шот-таймеры могут быть звездной пылью и даже золотой, но когда они умирают,

то исчезают как матери, гуляющие с детьми на этой площадке в теплую

солнечную погоду.

- Ральф, зачем мы сюда пришли? Саван завис над Общественным центром, а

не над Строуфорд-парком!

Ральф подвел Луизу к скамье, на которой столько веков назад он заметил

ее, плачущую после ссоры с сыном и невесткой... И горько оплакивающую потерю

сережек. У подножия холма в сгущающихся сумерках белели две туалетные

кабины.

Ральф закрыл глаза. "Я схожу с ума, - подумал он, - я мчусь к безумию

на скоростном поезде. Кому же быть? Леди... Или тигру?"

- Ральф, нужно что-то делать. Эти жизни... Тысячи жизней... В темном

мерцании широко раскрытых глаз Луизы Ральф увидел, как кто-то выходит из

"Красного яблока". Фигура в вельветовых брюках и бейсбольной кепке. Скоро

ужасное произойдет наяву, и, не желая видеть этого, Ральф открыл глаза и

посмотрел на сидящую рядом женщину.

- Каждая жизнь важна, Луиза. Каждая жизнь.

Он не знал, что именно поняла женщина по его ауре, но увиденное

ужаснуло ее.

- Что произошло там, после моего ухода? Что он сделал или сказал!

Расскажи мне, Ральф! Расскажи!

Так чему же быть? Одному ему или множеству? Леди или тигру? Если он не

решит как можно скорее, то возможность выбора будет вырвана у него из рук

простым течением времени. Итак, что же? Что!

- Ничего... Или то и другое, - хрипло произнес он, не сознавая, что

говорит вслух на нескольких уровнях одновременно. - Я не хочу выбирать.

Не хочу. Ты меня слышишь?

Ральф вскочил со скамейки, дико озираясь по сторонам.

- Ты меня слышишь! - крикнул он. - Я отвергаю выбор!

Либо ОБА, либо НИКТО!

На одной из аллей бродяга, рывшийся в мусорном бачке в поисках бутылок,

оглянулся на Ральфа, а затем бросился наутек. Он увидел мужчину, объятого

пламенем. - Ральф, в чем дело? В ком? Во мне? В тебе? Потому что, если

причина во мне, я не хочу... Ральф сделал глубокий вдох, выравнивая дыхание,

затем прислонился лбом ко лбу Луизы и, глядя ей в глаза, произнес:

- Луиза, дело не в тебе и не во мне. Касайся все только нас, я сделал

бы выбор. Но это не так, и я больше не собираюсь быть пешкой!

Он отпустил женщину и сделал шаг в сторону. Аура Ральфа пылала с такой

силой, что Луиза затенила ладонью глаза, словно он каким-то образом

взорвался. А когда раздался его голос, то внутри ее головы он прозвучал

сильнее грома:

- КЛОТО! ЛАХЕСИС! ПРИДИТЕ КО МНЕ! НЕМЕДЛЕННО!


3


Ральф, сделав пару шагов, замер, не сводя глаз с подножия холма.

Двое подростков, сидящих на качелях, смотрели на него с одинаковым

выражением удивленного испуга. Они подхватились и, бросив дымящиеся

сигареты, побежали прочь к огням Уитчхэм-стрит, словно парочка вспугнутых

диких оленей.

- КЛОТО! ЛАХЕСИС!

Ральф горел, как электрическая дуга, и внезапно вся сила, подобно воде,

выбежала из ног Луизы. Пошатнувшись, она рухнула на скамью. В голове ее

шумело, сердце переполнял ужас, а под всем этим кружило крайнее истощение.

Ральфу оно представлялось тонущим лайнером; Луиза же ощущала утомление в

виде глубокой ямы, вокруг которой ее заставляли ходить по сужающейся

спирали, в виде ямы, в которую она в конце концов упадет.

- КЛОТО! ЛАХЕСИС! ДАЮ ПОСЛЕДНИЙ ШАНС! Я НЕ ШУЧУ!

Мгновение ничего не происходило, затем обе дверцы туалета у подножия

холма скрипнули в унисон. Клото вышел из кабины с табличкой "МУЖСКОЙ",

Лахесис - из кабины с пометкой "ЖЕНСКИЙ". Их ауры сверкающего,

золотисто-зеленого цвета летних стрекоз сверкали в пепельном свете уходящего

дня.

Они двигались навстречу друг другу, пока их ауры не слились, затем,

почти соприкасаясь затянутыми в белое плечами, Клото и Лахесис стали

взбираться на холм. Они напоминали парочку перепуганных детей.

Ральф повернулся к Луизе. Аура его по-прежнему горела, сверкая.

- Оставайся здесь.

- Хорошо, Ральф.

Подождав, пока Ральф спустится до середины холма, Луиза собрала все

свое мужество и крикнула вслед:

- Но если ты откажешься остановить Эда, это сделаю я! Имей в виду!

Конечно, она попытается, и сердце его откликнулось на храбрость женщины...

Но она не знала того, что известно ему. Не видела того, что увидел он.

Еще раз оглянувшись, Ральф направился к двум лысоголовым

врачам-коротышкам, взирающим на него понятливыми, испуганными главами.


4


Лахесис, нервно: Мы не обманывали тебя - нет.

Клото, еще более нервно (если такое возможно): Дипно уже в пути.

Ты должен остановить его, Ральф, - должен хотя бы попытаться.

"Дело в том, что я никому ничего не должен, и ваши лица прямое тому

доказательство", - подумал Ральф. Он повернулся к Лахесису и был награжден

зрелищем того, как лысоголовый уклонился от его взгляда, опустив долу темные

глаза без зрачков. - Неужели? На больничной крыше вы убеждали нас держаться

подальше от Эда, мистер Л. Вы были весьма настойчивы.

Лахесис, нервно потирая ладони: Я... Как бы это сказать... Мы... Мы

тоже можем ошибаться. Тогда мы были не правы.

Но Ральф знал, что "не правы" - не самое лучшее определение;

"самообман" казалось более подходящим.

Ральфу хотелось устроить им взбучку - точнее говоря, скандал - за то,

что они втянули его в это гнилое предприятие, но он понял, что не сможет

сделать этого. Потому что, согласно старине Дору, даже их самообман служил

Предопределению; побочный крюк в Хай-Ридж по каким-то причинам все же не был

побочным, Ральф не знал, как или почему так получалось, но намеревался

выяснить это, если выяснение вообще возможно.

- Давайте пока забудем об этом, джентльмены, и поговорим о причинах

происходящего. Если наша помощь так необходима, вам лучше честно все

рассказать.

Испуганно переглянувшись, они обратились к Ральфу:

Лахесис: Ральф, ты сомневаешься, что все эти люди действительно могут

умереть? Если так, то...

- Нет, но я устал от того, что ими постоянно манипулируют передо мной.

Ведь вы даже и глазом не моргнете, если где-то должно произойти

землетрясение, служащее целям Предопределения. Что же такого особенного в

данной ситуации? Объясните!

Клото: Не мы вырабатываем правила. Мы считали, что тебе это понятно.

Ральф вздохнул:

- Вы снова хитрите и только теряете ваше время.

Клото, напряженно: Ладно. Возможно, представленная нами картина не

вполне четкая, но времени было в обрез, к тому же мы боялись. Но ты должен

понимать, не беря во внимание все остальное, что все эти люди погибнут, если

вы не остановите Эда Дипно!

- Хватит говорить обо всех; в данный момент меня интересует только одна

жизнь - та, которая принадлежит Предопределению или может быть передана в

другие руки только потому, что на сцене появляется некий мерзавец, не

имеющий определенного места в устройстве жизни, ничтожество с расшатавшимися

шурупами в голове и самолетом, набитым взрывчаткой! Кого, по вашему мнению,

вы не можете отдать Слепому Случаю? Кого? Дэй? Сьюзен Дэй? Лахесис: Нет.

Сьюзен Дэй и так часть Слепого Случая. Нас волнует вовсе не она.

- Тогда кто?

Клото и Лахесис опять переглянулись. Клото едва заметно кивнул, затем

оба вновь повернулись к Ральфу. И вновь Лахесис выбросил вперед два пальца

правой руки, образуя павлиний веер света. На этот раз Ральф увидел не

Мак-Говерна, а маленького мальчугана со светлыми кудряшками и серпообразным

шрамом на переносице. Ральф моментально узнал его - малыш, которого он с

матерью вывел из подвала Хай-Ридж. Мальчуган еще назвал их с Луизой

ангелами.

"И младенец поведет их, - изумленно подумал Ральф. - О мой Бог".

Он недоверчиво взглянул на Клото и Лахесиса:

- Неужели все это затеяно ради одного-единственного маленького

мальчика?

Он ожидал услышать пространные речи, но полученный от Клото ответ

оказался на удивление прост:

Да, Ральф.

Лахесис: Сейчас он находится в Общественном центре. Меньше часа назад

его матери, которую вместе с другими вы спасли сегодня утром в Хай-Ридж,

позвонила няня и сообщила, что она сильно порезалась осколком стекла и

поэтому не сможет присмотреть за ребенком вечером. Было уже поздно искать

другую сиделку, а женщина так мечтала увидеть Сьюзен Дэй... Пожать ей руку,

а если удастся, то и обнять. Мисс Дэй стала ее кумиром.

Ральф, припомнив сходящие с лица женщины синяки, подумал, что вполне

понимает ее чувства. Но понял он и кое-что другое: няня порезала руку не

случайно. Нечто решило отправить малыша с льняными кудряшками и

покрасневшими от дыма глазами в Общественный центр, и для этого оно готово

горы свернуть. И женщина взяла его с собой не потому, что она плохая мать,

просто она наравне со всеми подвержена человеческим слабостям. Ей не

хотелось упустить единственную возможность увидеть Сьюзен Дэй, вот и все.

"Нет, не все, - подумал Ральф. - Она взяла малыша с собой также потому, что

после смерти Пикеринга и его безумных приятелей считала посещение митинга

совершенно безопасным. Должно быть, она думала, что самое худшее уже позади

и что молния не ударяет дважды в одно и то же место". Ральф смотрел на

Уитчхэм-стрит, но теперь повернулся к Клото и Лахесису:

- Вы уверены, что он там?

Клото: Да. Сидит на балконе северной стороны рядом со своей матерью и

рассматривает книжку сказок. Тебя не удивит, что одна из сказок называется

"Пятьсот шляп Бартоломью Каббинса"?

Ральф покачал головой. Сейчас его уже ничто не могло удивить. Лахесис:

Самолет Дипно врежется именно в северную часть здания Общественного центра.

Ребенок умрет, если не будут приняты какие-то меры... Но подобному нельзя

позволить произойти. Этот мальчик не должен умереть раньше времени.


5


Лахесис с надеждой смотрел на Ральфа. Экран зеленого света исчез между

его пальцами.

Довольно разговоров, Ральф, - Эд уже в воздухе, менее чем в ста милях

отсюда. Еще немного, и станет поздно останавливать его.

Слова Лахесиса привели Ральфа в бешенство, но он сдержался.

Именно этого коротышки и хотят от него. Они хотят, чтобы они с Луизой

оба впали в бешенство.

- А я говорю, что все это не имеет никакого значения, пока я не пойму,

в чем дело. Не позволю сбить себя с толку.

Клото: Тогда слушай. Время от времени в мире рождается человек, мужчина

или женщина, чья жизнь важна не только для него или нее и даже не только для

всех живущих в мире Шот-таймеров, но значение которой непреходяще для многих

уровней, расположенных над и под миром Шоттаймеров. Это Великие Люди, и их

жизни всегда служат Предопределению. Если их забирают слишком быстро, все

меняется. Утрачивается равновесие. Можешь представить, насколько иным был бы

мир, утони Гитлер в детстве в ванной? Ты можешь считать, что в таком случае

мир изменился бы к лучшему, но, уверяю тебя, тогда мир вообще перестал бы

существовать. Предположим, Уинстон Черчилль умер бы от пищевого отравления,

так и не став премьер-министром?

Предположим, император Октавиан Август родился мертвым, удушенный

пуповиной? А личность, которую мы просим спасти, еще более важна, чем все

названные выше вместе взятые.

- Черт, мы с Луизой один раз уже спасли этого ребенка! Неужели вопрос

его возврата Предопределению не разрешился?

Лахесис: Да, но ему угрожает Эд Дипно, потому что Эд не имеет четкого

отношения ни к Предопределению, ни к Слепому Случаю. Из всех живущих на

земле один лишь Дипно может причинить вред этому малышу до того, как пробьет

его час. Если Дипно потерпит неудачу, мальчик будет в безопасности - он

спокойно дождется своего времени, а затем появится на сцене, исполнив

короткую, но чрезвычайно важную роль.

- Значит, одна жизнь играет огромную роль?

Лахесис: Да. Если ребенок умрет, рухнет Башня всего существования, а

значение такого события вне вашего понимания, как, впрочем, и нашего. Ральф

уставился на носки своих ботинок. Голова налилась свинцом.

Какая ирония заключалась во всем сказанном... Атропос завел Эда, развив

в нем комплекс мессии... Явившийся, возможно, побочным продуктом

неопределенного положения молодого человека. Эд не понимал - и не поверил

бы, даже скажи ему кто-нибудь об этом, - что Атропос с боссами из высших

уровней намерены использовать его в качестве не спасителя, но убийцы Мессии.

Ральф взглянул на встревоженные лица обоих лысоголовых

врачей-коротышек:

- Ладно. Не знаю, как я смогу остановить Эда, но попробую.

Клото и Лахесис переглянулись, и на их лицах расцвела широкая (и очень

человечная) улыбка облегчения. Ральф предостерегающе поднял палец:

- Подождите. Вы не дослушали до конца.

Улыбки поблекли.

- Я хочу от вас кое-что взамен. Одну жизнь. Взамен жизни четырехлетнего

мальчика я прошу...


6


Луиза не расслышала окончания фразы; Ральф перешел на шепот, но сердце

ее упало, когда женщина увидела, как закачали головами Клото и Лахесис.

Лахесис: Понимаю твое горе. Конечно, Атропос может выполнить свое обещание.

Но все же ты должен понимать, что эта жизнь не так важна, как... Ральф: - Я

считаю иначе. Для меня она так же важна. Вы должны понять, что для меня обе

эти жизни равноценны... Луиза не слышала, что говорил Ральф, однако голос

Клото был громок и четок; от отчаяния он чуть ли не кричал:

Это разные вещи! Жизнь этого мальчика совершенно другое дело!

Теперь она услышала, как Ральф с бесстрашной, неопровержимой логикой,

напомнившей Луизе ее отца, произнес:

- Все жизни различны. Все они бесценны. Конечно, это лишь мое

близорукое мнение Шот-таймера, но вам придется смириться, ибо сейчас балом

правлю я. Условия следующие: жизнь для вас, жизнь для меня. Вам остается

только пообещать, и сделка состоялась.

Лахесис: Ральф, пожалуйста! Пойми, прошу тебя, мы не имеем права!

Момент тишины. Затем Ральф заговорил - мягко, хотя и громко.

Однако это было последнее, что уловила Луиза из разговора.

- Между не может и не имеем права пролегает целая пропасть. Разве не

так?

Клото что-то ответил, но Луиза уловила только обрывок фразы сделка

возможна.

Лахесис яростно закачал головой. Ральф возразил, а Лахесис ответил

мрачным жестом, имитируя движение ножниц.

Удивительно, но на это Ральф рассмеялся и кивнул.

Клото положил руку на плечо своего коллеги, что-то доказывая, прежде

чем повернулся к Ральфу.

Луиза сцепила руки, страстно желая, чтобы они достигли соглашения.

Любого соглашения, которое удержало бы Эда Дипно от убийства тысяч

людей.

Внезапно склон холма осветился белым сиянием. Сначала Луизе показалось,

что свет изливается с неба, но только потому, что мифы и религия научили

женщину считать небо единственным источником сверхъестественного. В

действительности же казалось, что свет исходил отовсюду - его излучали

деревья, небо, земля, даже сама она источала сияние.

Затем раздался голос... Скорее Глас. Он произнес лишь три слова, но они

колокольным звоном отдались в голове Луизы:

ДА БУДЕТ ТАК.

Она увидела, как Клото, чье личико превратилось в слепок благоговейного

ужаса, полез в задний карман и извлек из него ножницы. Он повертел их в

руке, чуть не уронив. Луиза испытывала искреннюю жалость к нервничающему

человечку. Затем Клото, взяв ножницы обеими руками, раскрыл лезвия.

И вновь три слова:

ДА БУДЕТ ТАК.

На этот раз за ним последовала вспышка такой яркости, что на мгновение

Луизе показалось, что она ослепла. Она прижала ладони к глазам, но увидела -

в самый последний момент, - как свет сконцентрировался на ножницах,

превращая их в две скрещенные молнии.

И не было убежища от этого света; он превратил ее веки и руки,

прикрывающие глаза, в прозрачное стекло. Сияние, словно рентгеновские лучи,

просветило ее плоть. Откуда-то издалека раздался крик, подозрительно

напоминающий голос Луизы Чесс:

- Выключи! Господи, погаси свет, пока он не убил меня!

Наконец, когда ей уже казалось, что она больше не выдержит, свет начал

терять яркость и ослепительность. Сияние исчезло - кроме остаточного

изображения, плавающего среди новой темноты в фантомном образе ножниц, и

Луиза медленно открыла глаза. Мгновение она видела лишь сверкающий синий

крест и подумала, что на самом деле слепнет. Затем, словно фотография, начал

проявляться мир. Она увидела Ральфа, Клото и Лахесиса, опускавших руки и в

слепом недоумении оглядывавшихся по сторонам.

Лахесис смотрел на ножницы в руках своего коллеги так, словно никогда

прежде не видел их, и Луиза готова была спорить, что он действительно

никогда не видел их такими. Лезвия по-прежнему сияли, роняя

сверхъестественное, сказочное свечение влажными каплями.

Лахесис: Ральф! Это был... Луиза не расслышала продолжения, но голос

Лахесиса напоминал тон обычного крестьянина, открывшего дверь своей лачуги и

обнаружившего, что у его порога стоит сам Папа Римский в окружении

паломников и свиты.

Клото все еще не отводил глаз от лезвий. Ральф тоже долго смотрел на

ножницы, но, наконец, перевел взгляд на лысоголовых врачей.

Ральф: - ...боль?

Лахесис, словно человек, очнувшийся от глубокого сна:

Да... Не продлится долго, но... Агония будет ужасной... Передумай,

Ральф!

Неожиданно Луиза испугалась сияющих ножниц. Она хотела крикнуть Ральфу,

чтобы он не думал о своем, а лишь отдал им их жизнь, их маленького мальчика.

Она хотела попросить его исполнить что угодно, лишь бы они спрятали эти

ужасные ножницы.

Но с ее губ и из ее мозга не вырвалось ни единого слова.

Ральф: - ...меньше всего... Просто хотел знать, чего ожидать.

Клото: ...готов?..

Должно быть...

"Скажи им нет, Ральф! - мысленно попросила Луиза. - Скажи им НЕТ!

Ральф: - ...готов. Лахесис: Понимаешь... Время... И цену?

Ральф, теряя терпение: - Да, да. Нельзя ли просто... Клото,

торжественно: Хорошо, Ральф. Да будет так.

Лахесис обнял Ральфа за плечи; он и Клото повели его чуть дальше, к

тому месту, откуда детвора зимой спускалась на санках. Там была небольшая

ровная площадка, не больше сцены в ночном кабаре. Когда они приблизились к

ней, Лахесис остановил Ральфа и повернул его лицом к себе и Клото. Внезапно

Луизе захотелось зажмуриться, но она не смогла даже пошевелиться. Она лишь

смотрела, уповая на то, что Ральф знает, что делает.

Клото что-то пробормотал. Ральф, кивнув, снял свитер Мак-Говерна,

аккуратно свернул его и положил на опавшие листья. Когда он выпрямился,

Клото, взяв Ральфа за правое запястье, вытянул его руку вперед. Затем он

кивнул Лахесису; тот расстегнул пуговицу манжеты и тремя быстрыми движениями

закатал рукав рубашки Ральфа по локоть. После этого Клото повернул руку

Ральфа ладонью вверх. Голубые вены рельефно выделялись под кожей, освещаемые

нежным свечением ауры. Все было до жути знакомо Луизе: именно так в

телепостановках трактовали подготовку пациентов к операции. Только теперь

все происходило не по телевизору.

Лахесис, подавшись вперед, вновь заговорил. Хотя Луиза ничего не

слышала, она понимала: Лахесис предупреждает Ральфа, что это его последний

шанс.

Ральф кивнул, и, хотя по его ауре Луиза поняла, что он страшится

предстоящего, все же ему каким-то образом удалось улыбнуться. Ральф

повернулся к Клото и заговорил - казалось, он не ищет у них слов утешения, а

скорее, сам утешает. Клото попытался улыбнуться в ответ, но ему это не

удалось.

Лахесис взял Ральфа за запястье, скорее чтобы унять дрожь (по крайней

мере, так показалось Луизе), чем удержать руку в неподвижном положении. Он

напоминал Луизе медсестру, подошедшую к пациенту, которому предстоит

болезненная манипуляция. Лахесис испуганно взглянул на своего партнера и

кивнул. Клото кивнул в ответ, вздохнул и склонился над рукой Ральфа с

выступающими в мягком свечении ауры голубыми венами. Он замер на мгновение,

затем раскрыл челюсти ножниц, при помощи которых он и его старый друг

отделяли жизнь от смерти.


7


Луиза поднялась, раскачиваясь из стороны в сторону. Ей так хотелось

преодолеть сковывавший ее паралич, крикнуть Ральфу, умоляя его остановиться

- сказать, что ведь он не знает, что они собираются сделать с ним.

Но он знал. Знание сквозило в мертвенной бледности его лица, в

полуприкрытых веках, в болезненно сжатых губах. Но больше всего знание

проявилось в красных и черных точках, словно метеоры проносящихся по его

ауре, и в самой ауре, сжавшейся до размеров плотной голубой раковины. Ральф

кивнул Клото, опускавшему острия ножниц, пока они не коснулись тыльной части

сгиба локтя. Сначала кожа лишь вжалась, образуя углубление, в котором вскоре

показался темный пузырек крови. Лезвия скользнули в этот пузырек. Когда

Клото сжал пальцы, сводя вместе острые лезвия ножниц, кожа по обе стороны

продольного разреза разошлась с неожиданностью и треском открываемых жалюзи.

Подкожный слой поблескивал, словно тающий лед, в яростном голубом свечении

ауры Ральфа. Лахесис крепче обхватил запястье Ральфа, хотя, насколько могла

судить Луиза, Ральф даже инстинктивно не сжал кулак, а лишь опустил голову и

взмахнул ладонью левой руки, словно человек, отдающий салют Темной Силе. Она

видела, как на шее Ральфа вздулись жилы. Он не издал ни единого звука.

Теперь, когда, собственно говоря, и началось его дело, Клото действовал

со скоростью, казавшейся жестокой, но и милосердной одновременно. Он

молниеносно произвел разрез от локтевого сгиба до запястья, пользуясь

ножницами, как человек, вскрывающий плотно запечатанную посылку, направляя

лезвия пальцами и нажимая на кольца ножниц. Изнутри рука Ральфа напоминала

бок мясной туши в разрезе. Кровь бежала ручьями, а при каждом разрезе вены

или артерии вырывался ярко-алый фонтан. Вскоре белые халаты двух коротышек

покрылись кровавыми каплями, отчего они еще больше стали похожи на врачей.

Когда лезвия наконец-то вспороли Браслеты Фортуны на запястье Ральфа

("операция" заняла не более трех секунд, хотя Луизе казалось, что прошла

целая вечность), Клото передал залитые кровью ножницы Лахесису. По руке

Ральфа от локтя до запястья словно пролегла глубокая вспаханная борозда.

Клото сжал пальцами эту борозду в начальной точке, и Луиза подумала: "А

теперь второй поднимет с земли свитер и воспользуется им в качестве

турникета". Но Лахесис лишь держал ножницы и смотрел. Мгновение кровь лилась

сквозь пальцы Клото, затем остановилась.

Он медленно провел ладонью вниз по руке Ральфа, и плоть, появлявшаяся

из-под его пальцев, была целой и плотной, хотя и виднелся рубец от зажившей

раны. Луиза... Луиз-з-з-a... Голос не исходил из ее головы, как не доносился

он и от подножия холма; голос раздавался сзади. Мягкий голос, просительный.

Атропос?

Нет, вряд ли. Она посмотрела вниз и увидела зеленый свет, струящийся

вокруг нее, - он пробивался лучами в щелочки между ее руками и телом, между

ее ногами, даже между пальцами. Свет отбрасывал вперед ее тень, сухопарую,

странно согнутую, напоминающую тень висельника. Свет гладил ее бескровными,

прохладными, как испанский мох, пальцами.

Повернись ко мне, Луиз-з-з-a... В этот момент Луизе меньше всего на

свете хотелось обернуться и увидеть источник этого зеленого света.

Обернись, Луиз-з-з-а... Посмотри на меня, Луиз-з-з-а... Войди в свет,

Луиз-з-з-а... Войди в свет... Посмотри на меня и войди в свет... Невозможно

было ослушаться этого голоса. Луиза медленно, словно заводная кукла, у

которой заржавел весь механизм, повернулась; казалось, ее глаза заполнил

огонь Святого Эльма <В средние века на остроконечных шпилях собора

святого Эльма появлялись электрические разряды в форме светящихся пучков,

откуда и пошло название "огни Эльма".>.

Луиза вошла в свет.