Geum.ru

Михаил Петров Садовников родом из Московской губернии, Бронницкого уезда, Усмерской волости, деревни Щербовой. Сохранилось любопытное семейное предание о прадеде, рассказ

Вид материалаРассказ
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   22
выставка домашних кошек, проведённая в начале лета в конноспортивном комплексе Битца. Вообще говоря, уже в конце брежневского периода в обществе сильно ощущалась потребность в бытовой свободе, стремление к независимой частной жизни, которую старомодный большевистский пуританизм всегда клеймил как «мещанство» и «пошлость». Громадные очереди москвичей выстраивались за какой-нибудь модной литературной чепухой наподобие любовного романа «женщина в белом», которые выдавались по специальным талонам, подтверждавшим сдачу в пунктах вторсырья нескольких десятков килограмм бумажной макулатуры.

Когда я с женой и дочерью подъехал к конноспортивному комплексу, то не поверил своим глазам. Огромная очередь заполняла своими извивами всё внутреннее пространство перед административным корпусом, в котором продавали входные билеты на выставку. Несколько часов пришлось простоять только за билетами, а потом потянулись долгие часы ожидания во второй громадной очереди, стоявшей в выставочный зал. В него запускали только маленькими порциями и через длинные интервалы времени, так как в зале собралось очень много посетителей, которые не могли оторваться от лицезрения разных домашних кисок в специальных смотровых клетках и не торопились выходить из зала.

День же был жаркий и солнце палило нещадно. Несколько раз мы порывались уйти, но какое-то упрямство удерживало нас и наших товарищей по очереди. И вот в самом конце дня нам «посчастливилось» проникнуть в выставочный зал. Однако все были так вымотаны долгим ожиданием, что смотреть на вялых и уставших кошек уже не было никакого желания. Стихийно собравшаяся толпа посетителей, в основном женщины с детьми, пришла в неописуемую ярость и бросилась в административную контору с законными претензиями относительно плохой организации выставки. Успокаивать разгневанных женщин вышла целая делегация горе администраторов во главе со знаменитым клоуном Юрием Никулиным, которого я впервые смог увидеть близко, «лицом к лицу». После всяческих извинений администрация возвратила деньги, потраченные на билеты, и все обиженные мирно разошлись по домам. Основной оправдательный довод администрации был весьма резонен: «мы никаким образом не рассчитывали на такое громадное количество народа!»

Эти два в общественно-политическом смысле малозначительных события на заре активного этапа перестройки, т.е. в начале 1987 году, ясно свидетельствовали о том, что идеологизированная и жёстко регламентированная организация советского общества себя полностью исчерпала. Малейшее послабление властей - и сразу же толпы людей готовы открыто заявить о своём стремлении к бытовой и творческой свободе.

Следующее за этими как бы символическими событиями крупное общественное мероприятие развеяло все сомнения в том, что народ, -по крайней мере его активная и образованная часть, - готов до бесконечности терпеть прогнивший режим с его фальшивой и «полумёртвой идеологией» (по словам В.Распутина, сказанные им во время поездке в ФРГ в 1986г.). Это многозначительное общественное мероприятие прошло в жаркие летние дни 1987г. в выставочном центре Манежа и называлось оно «Выставкой картин художника Ильи Глазунова».

Давно уже было слышно по «голосам», что этот художник имел напряжённые отношения с властями, а его последнее громадное полотно «Мистерия 20-го века» вызвала резко отрицательную реакцию с их стороны. Я не хочу давать здесь своей субъективной оценки творчества И.Глазунова как художника (это не моё дело), но всё же кратко замечу, что этот по-своему талантливый художник был своеобразным постмодернистом с символически реалистическим уклоном, который иногда успешно, а иногда и не очень, использовал религиозные и исторические сюжеты для художественной иллюстрации своей идеологической концепции.

Как известно, эта концепция была эклектическим собранием различных патриотических идей о славном прошлом «Великой России». Доминантой живописного патриотизма Глазунова было преклонение перед державным величием Исторической России, но не столько военным, сколько духовно-культурным. Важным элементом его концепции был безусловный «белый» антикоммунизм и резкое осуждение всего большевистского периода. В то время подобного типа русский патриотизм был весьма распространён в среде русской художественной интеллигенции и он был также во многом близок воззрениям всегда мною глубоко уважаемого писателя Владимира Солоухина.

Однажды жарким летним днём всей семьёй отправились в Манеж. При подходе к нему мы обнаружили фантастической длины очередь, которая кругами обвивала здание выставочного центра. Правда, эта очередь двигалась, хотя и медленно, но без особых задержек. (Организационная сторона мероприятия на сей раз была на высоте.) Через несколько часов мы попали в зал выставки и я не обманулся в своих ожиданиях.

Среди множества картин особенно выделялось громадное полотно, посвященное приближающемуся 1000-летнему юбилею принятия христианства на Руси. Оно именовалось многозначительно «Вечная Россия» и в живописно плакатной форме отражало патриотическое мировоззрение И.Глазунова. Великое шествие русских людей из всех исторических эпох России, - нечто наподобие мистического Крестного хода, - возглавлял сын последнего Царя-мученика Святой отрок Алексий. Зловещие масонские знаки почему то украшали грудь писателя Льва Толстого, а где-то вдали на лихой тройке куда-то в небытие мчались Л.Троцкий со Сталиным и с пьяным мужичком, лихо растянувшим меха своей гармони…

Задним фоном картины был Московский Кремль, охваченный каким-то апокалептическим зловещим заревом. Вокруг этого постмодернистского шедевра Глазунова теснилась такая плотная толпа, что рассмотреть её в деталях было почти невозможно. Однако идеологический смысл был предельно ясен. Большевистский период завёл Россию в тупик, спасение состоит в возврате на её исторический путь, промыслительно указанный крестителем Руси князем Владимиром Святым. Советский период как бы полностью выпадал из идеологической концепции Глазунова. Мне в то время это было особенно близко… И не только мне.

Выставка длилась долго (не менее месяца) и громадный поток москвичей не иссякал. По сути дела, большая часть русской интеллигентной Москвы демонстрировала своё сочувствие православно-патриотической доктрине в её антикоммунистическом варианте! Разумеется, что это сочувствие было поверхностным и выражало скорее стихийное мечтательное стремление обрести безвозвратно утраченное хотя бы в «виртуальном» мире искусства.

Тем не менее, национально ориентированный вариант перестройки был несомненно возможен, однако её «прорабами» он не только не был востребован, но, наоборот, все силы перестройщиков были брошены на то, чтобы дискредитировать и максимально подорвать всякую возможность патриотического выхода из коммунистического тупика. Кстати говоря, Горбачёв с супругою посетил выставку и, как рассказывали, внимательно рассматривал её экспонаты, но сделал для себя, по-видимому, свои собственные выводы. (По свидетельству одной из служительниц выставочного центра большой интерес к творчеству И.Глазунова и хорошее знание живописи проявила Раиса Максимовна.)

Довольно быстро либерально космополитическое направление в общественном сознании стало преобладать над туманными патриотическими симпатиями, что было не удивительно. Это направление явно пользовалось поддержкой сверху и большая часть тогдашних СМИ – в первую очередь телевидение – методично проводило одну идеологическую линию: возбуждение долгожданного стремления к свободе коварно смешивалось с «общечеловеческим» нигилизмом по отношению к Исторической России и судьбе русского народа.

Увы, наши признанные патриотические авторитеты – гл. обр. писатели «деревенщики» – не смогли достойно противостоять этому опасному развитию. И не только по причине своей относительной малочисленности или слабой доступности к СМИ и телеэкрану. Главной причиной их идейной невостребованности было чрезмерное преклонение перед имперским типом государственности и полное непонимание того, что русский народ не мог уже по средневековому беззаветно доверять верховной власти как таковой. У наших патриотических авторитетов и идеологов не было исторического чутья – народ после чудовищного большевистского эксперимента не мог больше слепо поклоняться идолу «державности». Необходимо было искать новые, современные идеологические доктрины, разумно связуя их с прошлым, как это делали славянофилы…

Между тем, с начала 1987 года антикоммунистические настроения стали в буквальном смысле выходить на улицу. В виду того, что редакция «Московских новостей» – этот флагман радикально либеральных сил первого периода перестройки – вывешивал свои свежие номера газеты на стендах рядом с редакцией, то многие политически пробуждающиеся москвичи стали регулярно приезжать на Пушкинскую площадь, чтобы первыми ознакомиться с самыми новыми публикациями и заодно обменяться мнениями по разным животрепещущим политическим вопросам.

Постепенно на Пушкинской площади (в просторечии «Пушке», обычно в сквере на стороне, противоположной памятнику Пушкину) сложилась традиция почти каждодневных собраний с целью открытых политических диспутов, что-то вроде уличного политического клуба. Вообще говоря, народ стал буквально на глазах быстро смелеть, особенно это стало заметно после политической амнистии, проведённой Горбачёвым на рубеже 1986 и 1987 годов. Кстати говоря, как обнаружилось в ходе амнистии, общее количество политзеков на последнем этапе коммунистического строя составило величину примерно в 200-300 человек. И это на громадную страну в 270 млн.!

К середине 1987г. политическая тусовка на Пушке стала возрастать количественно и качественно. Со стороны она порой походила на кем-то сильно растревоженный бурлящий муравейник. Иногда, но не часто, в эту подвижную и копошащуюся массу людей неожиданно врывалась группа милиционеров с целью пресечения ораторской деятельности какого-нибудь чрезмерно активного оратора. Однако милиции редко удавалось кого-либо схватить, ибо внешне неорганизованная толпа мгновенно реагировала на подобное вторжение и настолько сильно уплотнялась вокруг оратора, что милиционерам (ещё не вооружённых дубинками) редко удавалось пробиться через живой заслон и арестовать крамольного агитатора. Впрочем, в случае его ареста, дело ограничивалось препровождением в ближайшее отделение милиции и каким-нибудь мелким административным наказанием.

Властям поначалу пушкинская политтусовка доставляла немало хлопот. В виду того, что серьёзные карательные меры были запрещены (иначе эту самодеятельность пресекли бы немедленно), для посильного контроля над самочинным сборищем «органам» приходилось мобилизовывать много своих переодетых сотрудников, которые обычно располагались рядами где-нибудь по периметру толкучки на ближайшем парапете или иной возвышенности.

Этих гебешников, - как правило, молодых крепких людей спортивного вида, - было очень легко узнать по напряжённым и угрюмым выражениям лиц, на которых словно бы было написано: «дали б нам волю, быстро привели в чувство эту раздухорившуюся шушеру». Однако сами гебешники не вторгались в гущу толкучки, чтобы пресечь выступление какого-нибудь вредного оратора. Разве что, только иногда содействовали и помогали милицейскому наряду в его задержании.

Однажды я, вооружённый своим «Зенитом», пытался сфотографировать арест одного местного демосфена, но стремительно подбежавший гебешник успел ловко закрыть ладонью объектив моего фотоаппарата. «Номенклатуру защищаете!» – вырвалась у меня осуждающая реплика, на которую незамедлительно последовал гебешный ответ сквозь зубы: «Тебя что ли фраера защищать?»18

Изнутри эта толкучка представляла собой собрание множества мелких полемических групп, в центре которых, как правило, располагалась пара стоящих друг против друга спорщика, каждый из которых защищал какую-нибудь идейную позицию или точку зрения на какое-то политическое событие. Собравшиеся вокруг них были своеобразными болельщиками, которые своими репликами поддерживали одного из полемистов. Но со временем начали появляться индивидуальные агитаторы, которые подкрепляли свои речи раздачей печатной самиздатской литературы (в основном это были листовки, информационные бюллетени или брошюры с политическими программами).

Большая часть этих агитаторов принадлежала к только что объявившейся на общественной арене - и получившей мощную пропагандистскую поддержку в зарубежных радиостанциях - радикально либеральной организации «Демократический союз» во главе с В.Новодворской, которая сама частенько «паслась» на пушкинской тусовке. Однако достойную конкуренцию ДС в то время оказывали пропагандисты из «Памяти» Дмитрия Васильева или иные патриотические неформальные группки. Полемические споры между ними иногда бывали очень резкие, но до драк как будто не доходило.

Надо ли пояснять, что почти единственным предметом спора между ними был еврейский вопрос. Бородатые патриоты из околопамятных кругов, ссылаясь на классиков этого вопроса (Шмаков, Д.Рид, Г.Форд, Достоевский и др.), изобличали коварных евреев в заговоре против России. «Демократы», обычно молодые интеллигентные евреи, напористо полемизировали с патриотами посредством каких-нибудь хитроумных встречных вопросов.

Запомнилась одна характерная сценка: один патриот попытался перед небольшой аудиторией развить тему о тайной вредоносности талмудического учения и, особенно, его этической основы, изложенной в таинственной книге «Шулхан Арух». При этом он всё пытался процитировать какие-то важные отрывки из этого «Аруха». Однако трое молодых еврейчика, упреждая развитие этой темы, буквально засыпали оратора с разных сторон вопросами: «А что вы знаете о Шулхан Арухе?», «А что вы понимаете в Талмуде?», «Это всего лишь этические законы и их толкования». И т.д.

В виду теоретической и практической неразрешимости этих споров сторонники «патриотов» и «демократов» скоро стали кучковаться отдельно, собирая вокруг себя свою постоянную аудиторию завсегдатаев. Между прочим, на Пушке очень рано получило большое распространение ношение опознавательных «знаков отличия» на верхней одежде. «Патриоты» прикрепляли себе на грудь значок с изображением Св. Георгия Победоносца, поражающего копьём либерально-сионистского змия, а «демократы» прикрепляли себе значок с бело-сине-красной символикой. Следует заметить, что радикальные «демократы» – особенно ДС - очень рано приватизировали цвета дореволюционного российского флага. (Правда, флаг этот никогда не был вполне легитимен в Российской Империи в строгом геральдическом смысле).

В течение 1987 года в общественном сознании произошли значительные изменения. В этом году, разбуженная перестроечными СМИ, московская интеллигенция начала активно участвовать в различных уличных мероприятиях и открыто выражать свои политические взгляды. В уличных политических тусовках укреплялся навык свободной речи, постепенно развеивался укоренившийся в душах страх перед карательными органами. В самом деле, если милиция иногда разгоняла политические толкучки (обычно уличные акции ДС), то серьёзных наказаний за участие в них практически никогда не было…

В больших городах прочно укоренились мелкие неформальные объединения разного профиля, интервью с которыми частенько показывали по центральному телевидению в передачах типа «До и после полуночи». Начали появляться массовые самиздатские информационные бюллетени, в основном леволиберального толка. Они почти открыто распространялись на Пушкинской пл., у входов в метро и на многочисленных общественных мероприятиях (вечерах) в домах культуры (ДК).

Кстати говоря, многие московские ДК быстро превращались в своеобразные дома политической агитации. Несмотря на то, что в толстых журналах с нарастающей скоростью возрастал поток разоблачительных материалов, в 1987г. начали выходить фактически открыто самиздатские журналы, отпечатанные сначала путём ксерокопирования, а затем и типографским способом. Большинство этих журналов принадлежало к радикально либеральному направлению, но вскоре появились журналы патриотического и православного содержания.

Например, под редакцией Виктора Аксючица и Глеба Анищенко с июля 1987г. начал издаваться журнал «православной культуры» в духе так называемого «просвещённого патриотизма». Провозглашённые цели этого издания, - добротно изготовленного и дорогого по тем временам, - были велики и недвусмысленны: в противовес «черносотенной» «Памяти» с её узкой и нелепой идеологией стать идейно культурным центром российской интеллигенции либерально-христианского толка.

Вероятно, в планы тех сил, которые стояли за Аксючицем, входил замысел создания отечественной протоструктуры «христианско-демократического» направления подобной западноевропейским образцам. Мне нравились многие богословские и публицистические статьи в «Выборе», однако очень рано я начал замечать один странный и серьёзный изъян этого журнала - почти полное игнорирование «русского вопроса». Животрепещущая тема национального, культурного и демографического выживания русского народа упорно не затрагивалась группой Аксючица…

Вообще говоря, было много загадочного в деятельности В.Аксючица. Ранее малоизвестный литератор, диссидент, неожиданно развил весьма бурную деятельность. В первые годы перестройки, - для выезда зарубеж ещё достаточно глухие времена, - он легко и беспрепятственно выезжал в США и другие западные страны. Иногда его рекламировали чуть ли не в качестве соправителя какой-то латиноамериканской корпорации… В отличие от большинства неформальных деятелей кампания Аксючица вела себя крайне замкнуто, никого не допуская со стороны в свой узкий круг. Далеко неслучайно было и то обстоятельство, что с самого начала в его окружении оказались два диссиденствующих священника (Глеб Якунин и Вячеслав Полосин), ставшие впоследствии вероотступниками и русофобами. Впрочем, русофобами они были всегда…

Приблизительно в это время почти одновременно с «Выбором» начал выходить патриотический журнал «Непрядва», издаваемый Геннадием Шимановым. Мне этот патриотический деятель был лично незнаком, но по своим национальным воззрениям был мне во многом близок. Его достоинством было то, что он «дозрел» до осознания необходимости создания русской национальной государственности и весьма критически относился к имперскому периоду российской истории. Однако слабой стороной мировоззрения Шиманова была сильная зацикленность на «масонах и сионистах» и нелепые национал-большевистские надежды на некий симбиоз православия с советской системой… Да и в критике имперского периода он порой заходил слишком далеко. Увы, чувство разумной меры тяжело даётся нашему русскому уму, легко впадающему в какую-нибудь истерическую крайность.

Осенью 1987 года, точнее 22 октября, возобновил издание первого самиздатского патриотического журнала в России советского периода Владимир Осипов. Вышедший журнал назывался «Земля» №3. Во вступительной статье В.Н.Осипов пояснил: «Без малого семнадцать лет назад 19 января 1971 года – вышел первый номер гласного машинописного журнала «Вече». Через три года – 1 августа 1974г. – он был продолжен журналом «Земля»…» Володя продолжал в своём журнале отстаивать свою старую идеологическую линию - умеренный имперский фундаментализм сочетался с защитой Православия, русской культуры и популяризацией правоконсервативных мыслителей. Весьма важным достоинством его идейной платформы было большое внимание, которое он уделял многим важным аспектам русского вопроса. Проблемы демографического состояния русского народа, алкоголизма, здравоохранения, народного патриотического просвещения (и т.д.) постоянно затрагивались почти в каждом номере.

Несмотря на многие годы заключения, проведённые в хрущёвско-брежневских лагерях, Володя с поразительной энергией продолжал свою патриотическую деятельность. Скоро вокруг него в Москве начал собираться круг сочувствующих идее русского патриотизма в её самом широком и неопределённом понимании. Впрочем, эта расплывчатая широта была хороша тем, что позволяла общаться всем русским патриотам антикоммунистического направления, среди которых было немало бывших лагерников.

Однако меня уже тогда неприятно поразила относительная малочисленность некоммунистической патриотической общественности, её низкая пассионарность и её невостребованность действующими политическими силами. Независимые и честные русские патриоты были абсолютно не нужны как либеральной части номенклатуры, так и её коммуно-патриотическому крылу.

Пожалуй, почти единственной структурой, сочувственно настроенной к независимым русским патриотам в то время, было московское руководство ВООПиК, в штаб-квартире которого на улице Обуха («дом Телешева») регулярно проходили различные патриотические конференции и собрания. Однажды один сотрудник ВООПиК, молодой человек с интеллигентной бородкой, вручил мне несколько больших плакатов с изображением разрушенного большевиками храма иконы Казанской Б.М. на Красной площади и призывом: «Возродим разрушенные святыни». Один плакат я наклеил на двери УАТС на своей работе. Мог ли я подумать тогда о том, что чудо возрождения этой святыни свершится?

Осенью 1987г. в массовой перестроечной газете «Комсомольская правда» развернулась яростная атака на православно-патриотическое направление. Очевидно, перестройщики готовились к следующему этапу своей, как в то время говорили, «революции без выстрелов» и всё ещё сохранявшаяся в общественном сознании высокая популярность патриотических идей не давала им покоя. Под видом борьбы с якобы возрождающимся «черносотенством» и «антисемитизмом» этот популярный орган реформаторов стал систематически писать провокационные пасквили на русское патриотическое движение.

Все эти пасквили неизменно подписывались уже упомянутой выше журналисткой Е.Лосото. Развязанная перестройщиками пропагандистская кампания по дискредитации русского патриотизма преследовала двоякую цель: с одной стороны, предельно сузить массовую базу сочувствующих для «консервативных» противников горбачёвской перестройки, с другой стороны, в самом зародыше задушить все самые малые ростки вызревания в общественном сознании независимой от номенклатурных кланов национальной идеологии. По всей вероятности команда Горбачёва-Яковлева готовилась к предстоящим альтернативным выборам, посредством которых перестройщики были намерены серьёзно потеснить своих номенклатурных конкурентов.

Основные аргументы по дискредитации русского патриотизма в статьях Лосото были стереотипны и затем многократно повторялись в других перестроечных изданиях. Кратко попытаюсь изложить эти аргументы русофобов.