Мир ждёт неожиданного «изма»

Вид материала

Содержание

Суета вокруг Европы
Миссия России и европейская неблагодарность
К новой миссии России, к новой элите
Новая русская философия
Гуманитарный «манхеттенский проект»

Подобный материал:

Новая миссия России

Мир ждёт неожиданного «изма»

Некоторые публицисты любят историка Данилевского за то, что когда-то он объявил о праве цивилизации на существование, только в том случае, если она осознаёт свою цивилизационную самобытность и за эту самобытность борется. Это резонно. Но возникают вопросы. Первый: выражается ли эта самобытность исключительно в отживших, устаревших (или устаревающих) образах, привлекающих внимание лишь престарелых германских туристов? Второй: а каковы средства борьбы за эту самобытность? То есть — по-прежнему ли это Калашников и «Столичная»? Или всё же появится что-нибудь другое — вновь изобретённое, принятое и признанное страной и миром? А для того — точно и верно предъявленное…

Суета вокруг Европы

Перебирая многочисленную научную и публицистическую литературу, посвящённую цивилизационной специфике России, можно выделить шесть основных позиций:

Позиция первая: Россия — не Европа. То есть страна, не имеющая отношения к европейской цивилизации. Рассуждать в таком ключе любят многие славянофилы, евразийцы и либерал-изоляционисты.

Позиция вторая: Россия — анти-Европа. Это более жёсткий вариант первой позиции. Он утверждает, что Россия всегда тяготела более к Востоку, чем к Западу. Что все агрессии (кроме татарской), были направлены на Россию с Запада. А Европа видела в России источник угроз (подобно русскому интеллигенту, который видит в жандарме не защитника, но агрессора).

Этой позиции придерживается сегодня ряд исследователей самых различных ориентаций: от Бориса Гройса до Збигнева Бжезинского.

Позиция третья: Россия — это квинтэссенция Европы. Она больше, чем сама Европа! В ней доводятся до предела все европейские противоречия, проблемы и достижения. Родоначальником этой позиции был А.С. Пушкин, указывавший, что Петербург — не просто европейский город, а утрированно-европейский, где европейское доведено до абсурда. В каком-то смысле, то же говорил и В.И. Ленин в «Империализме как высшей стадии капитализма», разъясняя, что Россия — слабое звено в капиталистическом порядке, и именно здесь произойдёт революция, ибо капитализм тут развит до предела.

Позиция четвёртая: Россия — это сверх-Европа. Она не только обнажает проблемы Европы, но и решает их. И получается, что Россия — это будущее Европы.

Такого мнения долгое время держалась практически вся творческая интеллигенция. Так было в годы «успехов социалистического строительства», в эпоху создания «ядерного оружия» и, особенно, в «космическую эру». Правда, в 70-е годы эти симпатии ослабли, но усилились при Горбачёве, когда он предложил «новое мышление».

Позиция пятая: Россия — недо-Европа. Эта позиция обратна предыдущей. Её придерживаются все, кто видит в Европе образец для подражания. Её родоначальником было дворянство XVIII века, а затем — все западники, критики российских порядков, диссиденты и т.п.. Имена публицистов из «демократического лагеря», пишущих в подобном духе, невозможно перечислить.

Позиция шестая и последняя: Россия — это Европа. Тот, кто в этом сомневается, пусть вспомнит про китайские иероглифы, японскую кухню, индийские религии и арабские обычаи… У нас с Европой похожи и языки, и религия, и искусство, и философия, и наука, и кухня. Причём всё это формировалось в одном ареале в течение тысячелетий.

Не случайно все перечисленные позиции — и это просто лезет в глаза — замкнуты на Европу!

Европа — это зеркало европейской страны России. Через Европу она самоидентифицируется. И принимая во внимание эти замечания, можно описать позицию России как страны «танцующей» вокруг Европы. Подобно тому, как Македония танцевала вокруг Греции — то с ней, то в ней, то над ней, то — за, то — перед, то — против...

Это ли не свидетельство того, что у Европы нет судьбы без России? И — наоборот.

Что же означает признание общей судьбы России и Европы? В первую очередь — наличие единой культурной миссии.

Миссия России и европейская неблагодарность

Россия — это граница Европы. Не граница Азии с Европой, не страна между Европой и Азией, а именно принадлежащая Европе граница с неевропейским миром. И граница обширная. А что значит граница?

Во-первых, это зона, откуда мы распространяем европейскую цивилизацию вовне, приобщаем к ней народы, расширяем её ареал. Во-вторых, это фильтр, не допускающий в Европу чужих — например Чингиз-Хана. Если бы не Россия, может, и Европы бы никакой не было бы. По идее, Европа должна говорить нам «спасибо» не только за газ, а за всё описанное выше…

Благодаря нашей буферной роли Европа всерьёз с чужими-то и не стакивалась. И самое чужое, что она видела, была Россия! Ну, представьте: вот Европа сама, напрямую столкнулась с чеченцами — с их тейпово-мафиозными разборками, наркотиками, работорговлей… Ох, что бы стало со старушкой — какой бы вой поднялся!

Но поскольку Россия защищала Европу от всего самого страшного, то ничего страшнее Европа не видывала. В связи с этим сложилось вековое иррациональное и устойчиво негативное отношение к нашей стране.

Я называю это отношение иррациональным, ибо оно не может быть изменено никакими фактами. В 1813-14 годах Европа в ужасе ждала русских гусар, которые с медведями, пьяные, придут за бегущим Наполеоном, и, мародерствуя, сломают уютный европейский мирок. А в Париж вошли культурные красавцы — офицеры, свободно говорящие по-французски (и ещё на нескольких языках). Но разве это изменило укоренившееся отношение?

В 1945 ждали «красных полчищ», готовых мстительно топтать всё, что дорого европейскому сердцу. Вместо этого в Европу пришли румяные парни с гармошками, водкой и кашей, которой они кормили её исхудалых детей. И что? Через пять лет Европа это забыла. И легко поверила в абсурд, что страна вдов и инвалидов, с разрушенной экономикой, без жилого и промышленного фонда, собирается напасть на неё. И значит срочно нужно создать «железный занавес» (если кто запамятовал, его по призыву Черчилля строили именно там, а не здесь).

Абсурдность ситуации вопиюща! Россия никогда сама не вторгалась в Европу. Да, случалось — наши войска сражались на стороне то одного, то другого европейского государства, но чтоб всё подряд покорять… Такого не бывало.

К новой миссии России, к новой элите

Пора нам снова ответить на вопрос: для чего Россия существует в мире? Какие обязанности она на себя берёт? Что не сделает никто, если Россия этого не сделает? За что хорошее и нужное всему человечеству мы берём на себя ответственность?

Если у нас нет ответов на эти вопросы, и мы существуем просто так и ни за чем, то в существовании России в мире нет необходимости. Значит — зря мы говорим о суверенитете. А главное — зря были наши жертвы и победы.

Пора заново поставить вопросы и ответить: что мы несём человечеству? Говоря мы, я имею в виду лучших сынов России — её элиту военную, культурную и деловую.

Прямо скажем, в последние десятилетия элита России была не на высоте. Часто её действия диктовались личными (или даже антироссийскими) интересами. Именно поэтому люди наши не знают, в какой стране они живут и куда идут. А если не знают наши люди — не знают и другие народы. А раз не знают, то у них исчезает потребность в том, чтобы Россия была. Если Россия не связана ни с какой ценностью, то её никто не будет беречь — ни мы, ни соседи, никто. Ибо побеждает тот, кто побеждает в области абсолютного!

Пока мы — окраина Европы, отношение к нам будет таким же, как к любой окраине. Лучший способ добиться уважения Европы — это сделать так, чтобы Россия стала её центром, а Европа — окраиной России. Вот где шанс России на европейское и мировое признание. Она должна стать лидером Европы, предложив ей новую миссию.

Такая задача по плечу только философам и поэтам. В этом и состоит исконное призвание философов, дающих людям новую интерпретацию бытия — новую онтологию.

Пожалуй, нынешнее положение России, стоящей на грани бытия (в котором ей нечего больше терять и, оставаясь в котором, она не сможет себя спасти), просто вынуждает нас сделать этот шаг.

Новая русская философия

Как получается, что та или иная страна становится центром интеллектуальной моды? Есть традиция, завоёванная веками (как у Франции или Германии); есть перекачка мозгов (как у США); при этом часто качество мышления особой роли не играет — века ты работаешь на имя, потом имя века работает на тебя.

Бунюэль говорил, что знает десяток испаноязычных писателей, которые во всех отношениях лучше Стейнбека. И что? Кто их узнает в их испанском, уругвайском, аргентинском, мексиканском захолустье?

Так и у нас. В России есть минимум десять мыслителей мирового уровня. Но мировая интеллектуальная элита не цитирует их. А издатели — не переводят.

Но при раскрутке — т.е. создании школы — при переводе на языки, при издании и распространении мы впишемся в мировую гуманитарную тусовку. И интеллектуальная элита рот разинет от новой русской философии, появление которой станет сенсацией.

В отличие от рынка IT или рынка мяса, капиталоёмкость философского рынка мала — за не слишком большие по мировым меркам деньги можно на весь мир раскрутить вещи неожиданные и невероятные.

Ситуация в мировой философии для этого благоприятна. Умерли корифеи постмодерна — Барт, Фуко, Лакан, Лиотар, Делёз, Деррида, Рикер. На весь мир пишут французские интеллектуалы типа Сюреа и Глюксмана. Но Сюреа — просто пижонистый юноша, а если во Франции Глюксман считается интеллектуалом, то мне стыдно за Францию, и легко понять, почему она докатилась до летних пожаров.

По сути, кроме Вирилио и Бодрийяра (ну может ещё Лаку-Лабарта, Нанси и Бадью) французам больше некого предъявить миру, но и эти мыслители уже доживают свой век...

В США в тысячный раз заваривают чай витгенштейнианства и философии языка. Самый известный у них — Ричард Рорти, который с точки зрения подлинной философии — просто «ясельная группа».

В Германии ещё с войны разброд и шатания, там увязли в кибернетике и социологии. Юрген Хабермас — философское лицо ФРГ, как создал когда-то «теорию коммуникативного разума», так с тех пор и почиет на лаврах. В России найдётся, по меньшей мере, пяток людей во всех отношениях интересней Хабермаса.

Даже Славой Жижек или Ноам Хомский — наиболее популярные интеллектуалы на планете — по сути, просто публицисты.

Вот такая конъюнктура!

Но самое главное — в другом. Мир ждёт новой философской моды! Все ждут нового -изма! Постмодернизм уходит в прошлое. Что вместо него? Какой будет -изм?

Здесь — великий шанс России. И будет преступлением его упустить. Если мы захватим интеллектуально-философский рынок, раскрутим этот новый -изм, то станем самой модной страной: сначала в интеллектуальной элите, среди молодежи, а потом и вообще.

Задача в том, чтобы найти слова, способные объединить китайского крестьянина и немецкого банкира, нефтяника из Колумбии и русского офицера, банкира с Уолл-стритт и африканского негра преклонных годов… Ктото скажет: это невозможно, но, на самом деле, 20 лет назад (хорошо или плохо это кончилось — отдельный вопрос) своим «новым мышлением» мир покорил Горбачёв. Он сказал, что «все мы в одной лодке, мир может быть уничтожен несколько раз и это может случиться в любой момент благодаря случайности». И первым предложил отбросить нацеленное друг на друга оружие. Мир оценил это, но ненадолго.

Гуманитарный «манхеттенский проект»

Как в США для создания атомного оружия были собраны лучшие физики, так и нам нужно собрать все лучшие гуманитарные силы.

Реализовать этот проект не просто, а очень просто:

1. Собирается, минимум, десять наших самых крутых философов. Тех, кто реально мыслит на мировом уровне. Им выдаётся грант[1], позволяющий философам с их уровнем доходов жить, не работая и писать книгу, которая пойдёт на Запад.

Требования к книге:

Она должна удивить Запад. Привлечь его внимание.
Она должна задать новую интеллектуальную моду на некий новый -изм. И положить начало его признанию.
Она должна быть критична по отношению к американизму и указывать на кризис традиционных моделей демократии и политической риторики, так что бы её уже невозможно было просто так применять. Показывать кризис двойных стандартов, симуляцию и импотенцию прежней политологии.
Она должна укреплять имидж России, то есть объяснять наши реформы, политику и историю иначе, чем к этому привыкла аудитория на Западе.

2. Через три месяца у нас есть 10 книг. Возможно, пара-тройка из них отпадёт. Далее, они переводятся на английский, немецкий, французский, испанский языки. Это минимум. Остальные сами переведут. Затем специальные уполномоченные едут по издательствам, выпускающим самую модную интеллектуальную литературу. Ведут с ними переговоры, обещают пожизненные права на издание и финансирование раскрутки. А от издательств требуют публикации и низкой цены. А ещё тиража — пусть обязуются продать не менее 10 тыс. экземпляров каждой книги. Ещё какие-то деньги будут нужны на продвижение по философским кафе, на рецензии в ведущих интеллектуальных журналах, на поездки с лекциями в ведущие университеты с обязательными презентациями книг и бесплатной их раздачей студентам (иначе бедные студенты не купят, а так мы их обработаем бесплатно).

Итог — формирование новой интеллектуальной моды!

На раскрутку постмодерна на его начальном этапе было потрачено куда меньше. Это сделали восемь человек — Барт, Лакан, Фуко, Делез, Деррида, Бодрийар, Кристева, Лиотар. Самостоятельно. Потом уже к ним присоединился Поль де Ман в США и пошло-поехало. Постмодерн изменил Америку (а откуда, по-вашему, взялась мода на политкорректность?) Да и «оранжевые революции» родом из него же.

Мы тоже можем изменить мир. Но это в перспективе, а пока — хотя бы просто поразить. Сейчас удачное время, другого шанса может не быть!

И, кстати… Никто в мире на государственном уровне никогда и ничего подобного не делал. Ни одно правительство не относится к возможностям философии серьёзно. Но через некоторое время — догадаются. И США, скорее всего, за это возьмутся. И тогда вся философия в мире будет англо-саксонской, они-то уж деньги умеют вкладывать. Ведь раскрутили же уже Гарри Поттера. Доберутся и до более серьёзных текстов. А сейчас у людей, принимающих в России значимые политические решения, есть возможность войти в историю в качестве первых продюсеров русского философского проекта.