Алла кирилина неизвестный

Вид материала

Документы

Содержание И уже совсем недопустимым является искажение исторических фактов. Так, Н. А. Ефимов пишет Деятельность полпредства РСФСР в Грузии протекала в довольно сложных условиях. В письме к Ленину в июле 1920 года Киров сооб­щал Между тем Кавказское бюро ЦК РКП(б) настаивало на возвращении Сергея Мироновича для работы на Северном Кавказе. 1 октября года О День Кирова продолжался на промыслах, в рабочих кварталах. Вечер проходил в совещаниях, в переговорах по прямому проводу с центр

Подобный материал:

• Научная литература белоконь, Алла Тарасовна, 667.47kb.
• Методическая разработка урока По сказке А. Платонова «Неизвестный цветок», 112.59kb.
• А. П. Платонова «Неизвестный цветок» (мини-рецензия)      Рассказ, 13.05kb.
• Московского Патриархата Алексеева Алла Сергеевна пояснительная записка, 77.64kb.
• Ю. Н. Байбакова, Е. Р. Кирилина научный, 9.63kb.
• А. В. Кирилина. Гендерные исследования в лингвистических дисциплинах >Дж. Коатс, 134.57kb.
• Публичный отчет февраль 2011 Заведующая Кирилина, 31.49kb.
• Контрольные вопросы и задания по произведению Платонова А. П. «Неизвестный цветок», 9.6kb.
• Конкурс Интернет-ресурсов «Неизвестный Моршанск» для обучающихся 8-11 классов оу города, 19.5kb.
• Разработка урока по теме «Прекрасное вокруг нас», 41.01kb.

Энтузиазм населения, особенно мусульман и рабочих, не поддается никакому описанию, может быть сравнен только с Октябрь­ским в Петербурге, с той разницей, что здесь не было никаких столкновений. Всюду полный порядок (выделено мной. — А. К.) ...С Грузией будет то же, что и с Азербайджаном в самое ближайшее время. С Грузией ни­каких разговоров не ведите. Необходимо Ваше приветствие Азербайджану и признание его в общей форме... Опыт требует снабжения нас полномо­чиями Совнаркома для всего Кавказа и далее. Снабдите нас по радио или пришлите кого другого, но немедленно. Нариманову таких полномочий не давайте»⁵.

5 мая 1920 года Ленин направил в Баку телеграмму: «Совнарком при­ветствует освобождение трудовых масс независимой Азербайджанской республики и выражает твердую уверенность, что под руководством свое­го Советского правительства независимая республика Азербайджан со­вместно с РСФСР отстоит свою свободу и независимость от заклятого врага угнетенных народов Востока — от империализма»¹.

В Азербайджане был сформирован Совет народных комиссаров. Его председателем назначен Нариманов. Выступая перед азербайджански­ми коммунистами в Баку, С. М. Киров выдвинул ближайшую програм­му их действий: передача земли трудовому народу без всякого выкупа, затем — удар по частному капиталу. Все, чем богат сейчас Азербайд­жан, — говорил он,— должно быть поставлено на службу рабоче-крестьянской советской власти.

Приведенные мною документы являются документами тех лет, от­ражением настроений народа Азербайджана, личных отношений, ца­ривших среди кавказских большевиков. На фоне этих документов по меньшей мере странным выглядит стремление некоторых сегодняш­них историков в угоду политической конъюнктуре переоценить дейст­вия руководителей 11-й Красной Армии, игнорировать сам факт, что в то время имели место просьбы трудящихся Закавказья о помощи, их ликование в связи со свержением мусаватистов в Азербайджане. При этом игнорируется и то, что подавляющее большинство народа испы­тывало фактически тройной гнет: англичан, турок, собственной бур­жуазии, беков и ханов. Уже 5 мая в Азербайджане был принят декрет

о национализации земли и конфискации всех бекско-ханских угодий, а 24 мая — о национализации нефтяной и вообще крупной промыш­ленности.

И уже совсем недопустимым является искажение исторических фактов. Так, Н. А. Ефимов пишет: «... Киров указывал: „И если оно (крас­ное знамя. — А. К.) позовет вас сегодня пролить еще новые потоки крови врагов рабочего класса, то сделайте это!" Практическим воплощением в действительность этого призыва служило подавление антисоветских восстаний местном населения, в частности восстания в Елисаветполе (Гяндже), где от рук большевиков в 1920 г. погибли многие тысячи по­встанцев, а сам город, очевидно, за особые заслуги Кирова в подавлении этого восстания, в 1935 г. был переименован в Кировабад»². Ссылка дает­ся автором на Мельгунова, а последний даже называет цифру в 40 тыс. расстрелянных³.

Прежде всего надо все-таки учитывать, что в Гяндже мусаватисты всегда находили пристанище. Сюда бежала большая их часть после со­ветизации Азербайджана. Вместе с ними здесь нашли приют и те турец­кие войска, которые подчинялись бывшему командующему всей армии Турции Нури-паше. Общая численность восставших в Гяндже 25 мая — 12 тыс. человек. Если допустить, что все они были расстреляны при подавлении мятежа, то все равно это только 12 тыс., а не 40, как пишет Мельгунов. Кроме того, следует помнить, что там в течение почти 6 дней шли бои, в ходе которых были жертвы с обеих сторон, конечно и среди восставших. Но сколько именно их погибло, мы сказать сегодня не можем. К сожалению, цифры потерь как белых, так и красных неизвестны.

Что касается высказывания Кирова, то, как говорят военные, оно имело место. Но думаю, вряд ли стоит видеть в этой метафоре, часто используемой политиками в митинговых речах, да еще и произнесенной в ситуации жестокого военного противостояния, признаки «большевистской кровожадности» Кирова...

Антисоветские мятежи в Азербайджане действительно были: в начале июня — в Карабахе, немного позднее — в Закатальском, Кубинском уездах и, наконец, в мае — в Гяндже. Вопрос только в том, какое отношение имел Киров ко всем этим мятежам, в том числе в Гяндже. Киров не владел ни одним из языков народов, населяющих Азербайджан, и использовать свое, несомненно, присущее ему ораторское искусство, не мог. Подавляющая часть населения республики была неграмотна и владела только тюркским языком. А самое главное, что в начале второй декады мая, не позднее 15-го, Киров отзывается в Москву, а восстание в Гяндже началось 25 мая и было подавлено 31 мая. Киров в это время был в Москве. Поэтому участвовать в подавлении восстаний в Гяндже и уездах Азербайджана он просто физически не мог. Более того, находясь в Баку в начале мая 1920 года, Киров в основном занимался транспортировкой нефти в центральные регионы страны. Только за первые три дня его пребывания в городе отсюда было направлено в Астрахань более 1200 тыс. пудов нефтепродуктов. С одним из таких транспортов уехал в Москву и Киров.

Дело в том, что к этому времени серьезные социальные потрясения охватили Грузию. Еще в марте 1920 года, имея информацию о положении в Грузии, Киров сообщал в специальной телеграмме, направленной в ЦК партии и наркоминдел Чичерину: «... после подавления восстания в Грузии, гонения на большевиков продолжаются, арестовано свыше 1000 человек, расстреляно [свыше] трехсот, активных работников не осталось»¹.

Информация о положении в Грузии поступала к Кирову, по всей видимости, регулярно, так как буквально через несколько дней он посылает новую депешу: «Вне всякой очереди. Москва, предсовнаркома Ленину, копия ЦК Стасовой ... [в] Тифлисе арестован тов. Камо. Условия ареста неизвестны, но сообщают, что арест находится [в] связи [с] последним восстанием. Арестованными переполнены все тюрьмы и участки. Правительство действует по указке англичан»².

По-видимому, Сергей Миронович ошибался в оценке состояния революционного движения в республике. В апреле 1920 года там вновь вспыхнуло восстание против меньшевистского правительства Ноя Жордания. Оно было поддержано многими революционно настроенными партиями, в том числе и большевиками Грузии. Но, как и предыдущие, оно было подавлено. Около 2000 человек было арестовано. Среди них оказались такие известные на Кавказе деятели, как Камо, Сергей Кавтарадзе, Ефрем Эшба и другие.

Орджоникидзе, имея информацию об арестах грузинских комму­нистов, ошибочно оценивал ситуацию, сложившуюся в Грузии, и счи­тал возможным вступление 11-й Красной Армии после Азербайджана в Грузию. В телеграммах на имя Ленина и Сталина от 4 мая он писал: «... события развертываются так, что не позже двенадцатого надеемся быть в Тифлисе, для этого все сделано. Пройдем блестяще. Иное разрешение вопроса вызовет ужасное избиение повстанцев»³.

Эту же идею Орджоникидзе высказал и позже: «... получается впе­чатление, что мы, христиане, покорили Азербайджан, оставили Грузию и Армению в стороне. У нас все было подготовлено: 9 перешли бы (грани­цу. — А. К.) и 11, 12-го (мая. — А.К.) были бы в Тифлисе. Но ничего не поделаешь. Имейте в виду раз отданные распоряжения, вам нет необхо­димости [повторять], я его выполню, каковы не были мои взгляды»⁴.

Точку зрения Орджоникидзе разделял и Киров. Однако, в связи с событиями на польском фронте, Совнарком РСФСР, ЦК РКП(б) скло­нялись к заключению временного мирного соглашения с Грузией, тем более что меньшевистское руководство Грузии запустило на Запад дез­информацию о том, что якобы войска Азербайджана перешли грузин­скую границу и занимают грузинские села. Замечу, что позиция Ленина и Сталина в оценке заявлений Орджоникидзе, а следовательно и Киро­ва, была единой. 5 мая 1920 года Ленин и Сталин телеграфировали Орд­жоникидзе: «...ЦК обязывает Вас отвести части от пределов Грузии к границе и воздержаться от наступления на Грузию. После переговоров с Тифлисом ясно, что мир с Грузией не исключен»⁵.

Напуганные установлением Советской власти в Азербайджане, гру­зинские меньшевики пошли на переговоры. Между Советской Рос­сией и Грузией 7 мая 1920 года был заключен мирный договор. По его условиям правительство Грузии брало на себя обязательства: очистить территорию Грузии от иностранных и белогвардейских формирований, запретить деятельность организаций и лиц, выступающих против Со­ветской России, амнистировать участников антименьшевистских вы­ступлений, разрешить легальное существование коммунистической партии Грузии. В свою очередь, Советская Россия обещала не вмеши­ваться во внутренние дела Грузии, отказывалась от продажи оружия грузинским повстанцам.

Дипломатическая деятельность Кирова в Грузии изучена недостаточ­но. Расширение доступа к различным архивам, изучение их документов позволило несколько расширить наше представление об этой стороне жизни Кирова. Между тем, начиная с середины мая 1920 года. Сергея Мироновича готовят для работы полпредом в Грузии. С ним беседуют сотрудники наркомата иностранных дел, в том числе и Чичерин, соответствующие службы Всероссийской Чрезвычайной Комиссии, работники аппарата Центрального Комитету партии, в частности Е.Д. Стасова. 29 мая он получает соответствующие дипломатические документы, а два дня спустя, то есть 31 мая состоялась личная встреча Кирова с Лениным, где обсуждался вопрос о предстоящей работе первого в Тифлисе¹.

Обращает на себя внимание следующее. В эти годы у Кирова устанавливается рабочий контакт с Лениным. Можно вполне определенно сказать о четырех личных длительных беседах между ними. Перед поездкой в Грузию, по возвращении из нее, перед отъездом в Ригу, где проходили советско-польские переговоры, и после возвращения оттуда. Более того, имеются письма Кирова к Ленину из Грузии. В них он сообщает: «Ваши заветы исполню в точности». Наряду с этим в письмах дается анализ обстановки в Грузии.

И все же главным адресатом Кирова является Елена Дмитриевна Стасова. Именно ей он пишет длинные письма, в которых информирует о дальнейших шагах, предпринимаемых посольством РСФСР в Грузии.

Более того, ряд телеграмм, посланных Кировым в Москву, содержат два адреса («Председателю Совнаркома Ленину, копия — в ЦК — Стасовой»), По всей видимости, Киров видел в Ленине человека, стоявшего на вершине власти, возможно считал, что ни к чему лишний раз мозолить ему глаза, справедливо полагая, что Стасова извлечет писем всю нужную Ленину информацию и передаст по назначению.

А информировать было о чем.

Условия мирного договора постоянно нарушались обеими сторонами. Полпред РСФСР в Грузии частенько выступал с балкона здания полпредства с пропагандой идей социалистической революции, а грузинское меньшевистское правительство продолжало репрессировать ком­мунистов, закрывать их газеты.

В связи с этим шел интенсивный обмен письмами между полномочным представителем РСФСР в Грузии Кировым и министром иностранных дел Грузии. Так, в письме на имя господина министра иностранных дел Грузии от 27 июля 1920 года Киров писал: «... Я и мое правительство неоднократно делали Вам и Вашему Правительству соответствующие заверения в гарантии того, что Советской правительство стоит и будет стоять твердо на почве соблюдения мирного догово­ра. Лучшим доказательством этого является хотя бы то, что войска РСФСР, расположенные в пределах Северного Кавказа, значительно сокращены в своем количестве, а X армия, стоящая в Терской области, совершенно расформирована.

Между тем, войска Вашего правительства продолжают занимать прежние позиции, в настоящее время, ими занята нейтральная зона, определенная статьей „3“ пункт 2 и 3 Российско-грузинского договора от 7-го мая с. г. ...»²

В другом письме от 2 августа 1920 года Киров писал: «После подав­ления войсками Вашего правительства восстания в Южной Осетии, Горийском и Рачинском уездах, в пределы Терской области стихийно двину­лась десятитысячная масса Южной Осетии, которая компактными груп­пами расплылась по Северной Осетии, обостряя ее продовольственное и санитарное положение.

По полученным мною сведениям, вслед за этой волной южных осетин продолжают двигаться все новые и новые группы, ищущие временного при­станища в пределах Терской области.

Как оказывается, это идут не беженцы, а выселенцы из Южной Осе­тии, которые агентами Вашего Правительства и войсковыми частя­ми ставятся в такое положение, что вынуждены уйти из насиженных мест…»¹

Обращаясь с подобным посланием к правительству Грузии, Киров опирался на срочную военную телеграмму, полученную из Южной Осе­тии. Она адресовалась: Тифлис. Советская миссия тов. Кирову. Копия: Москва, тов. Ленину и Чичерину. Ее текст гласил: «Красные повстанцы Южной Осетии, оставшись без патронов, вынуждены были отступить вместе с частью мирных жителей, женщин и детей, до двадцати тысяч человек, в Советскую Терскую область. Огромная же масса осталась в лесах Южной Осетии. Меньшевистские банды правительства Жордания и К° преследуют и истребляют их. Села и деревни, где была провозглашена Советская власть, сожжены.

Просим товарища Кирова принять срочные меры к ограждению граж­дан Советской Южной Осетии от преследования и истребления»².

Деятельность полпредства РСФСР в Грузии протекала в довольно сложных условиях. В письме к Ленину в июле 1920 года Киров сооб­щал: «... до сих пор не изжиты еще самые уродливые формы проявления к нам совершенно своеобразного внимания со стороны агентов грузинского правительства. Эта невероятная „бдительность” привела к тому, что даже такие невинные органы наши, как представительство Наркомвнешторга, оказались не в состоянии вести какую бы то ни было работу: вся­кий, выходящий из помещения представителя Наркомвнешторга, подвер­гался задержанию или аресту, или высылке за пределы Грузии...»

Дипломатическая деятельность Кирова получила одобрение Ленина и наркома иностранных дел Чичерина. Он был включен в состав деле­гации РСФСР для ведения мирных переговоров с Польшей.

Некоторые авторы приписывали Кирову роль руководителя совет­ской делегации на польско-советских переговорах, проходивших в Риге в сентябре 1920 года. Но сам Киров в автобиографии, написанной им для энциклопедического словаря «Гранат», писал: «...через некоторое время (после возвращения из Грузии. — А. К.) включен в Рижскую деле- для переговоров с Польшей»³.

Между тем Кавказское бюро ЦК РКП(б) настаивало на возвращении Сергея Мироновича для работы на Северном Кавказе. 1 октября года Оргбюро ЦК РКП(б) постановило: «Признать желательным ищете Кирова в Терскую область с рекомендацией на пост председателя облревкома. Снестись с Чичериным по вопросу об ускорении его возвращения из Риги».

30 октября того же года пленум Кавказского бюро ЦК РКП(б) постановил: «Оставить Кирова руководителем партийной и политической ты на Тереке».

17 ноября 1920 года Киров участвует в работе съезда народов Терской области. Была принята Декларация об образовании Горской Автономной Советской социалистической республики. Народы Северного Кавказа вошли в состав РСФСР.

Вскоре были разгромлены остатки белых и в Закавказье. В ноябре года установилась советская власть в Армении, о чем Кирову сообщили 30 ноября специальной телеграммой из Еревана.

В феврале 1921 года поднялось восстание трудящихся масс в Грузии. Образованный ими военно-революционный комитет обратился за помощью к Советской России. Из Баку на Тифлис двинулась 11-я армия, в которой находился председатель Кавказского бюро ЦК РКП(б) Орджоникидзе.

Для скорейшего оказания помощи восставшим Киров предложил войск провести через Мамисонский перевал, считавшийся зимой непроходимым. Сергей Миронович немало сделал для подготовки этого перехода. Он встречался с горцами, беседовал в аулах со стариками, нашел хороших проводников. Один из участников перехода вспоминал: «Зима была на редкость снежная и суровая. Старожилы, встречавшиеся пути, пророчили нам неминуемую гибель». Но Киров верил проводникам, считавшим переход возможным.

Блестяще организовав переход части 11-й армии через Мамисонский перевал, Киров способствовал победе советской власти в Грузии. 2 марта 1921 года «Правда» сообщила: «Пролетарский флаг реет над Тифлисом».

К сожалению, сам Киров не смог принять участие в этом переходе, предстояла новая дорога — в Москву. От Терской областной организации РКП(б) Сергея Мироновича избирают делегатом на X съезд . Здесь его выбирают кандидатом в члены ЦК РКП(б).

Киров, несомненно, вызывал у Ленина доверие, ибо когда летом в Азербайджане сложилась тревожная обстановка, а действия бакинских руководителей оставались неуверенными, ЦК РКП(б) по­слал туда первым секретарем ЦК КП Азербайджана С. М. Кирова. При обсуждении его кандидатуры в ЦК РКП(б) он получил поддержку Ста­совой, Орджоникидзе, Ленина и, конечно, Сталина.

Главный вопрос, который требовал в Азербайджане незамедлитель­ного решения,— возрождение нефтяной промышленности.

На знаменитых нефтепромыслах Баку добыча нефти едва составляла 30% довоенного уровня. Численность рабочих-нефтяников сократилась более чем вдвое. Ученые предупреждали, что если не наладить ее откачку, то промыслы могут погибнуть и страна останется без жидкого топлива.

По распоряжению Ленина ВСНХ послал в Баку компетентную ко­миссию для обследования состояния отрасли. Ее возглавил известный ученый, академик Иван Михайлович Губкин, а в состав вошли Лев Бо­рисович Красин (нарком внешней торговли, полпред и торгпред в Анг­лии и Франции), Александр Павлович Серебровский (заместитель пред­седателя ВСНХ, председатель «Азнефти») и другие.

Бакинская нефть — это был не только внутренний вопрос советской страны. Иностранные компании не теряли надежды вернуть принадле­жавшие им до революции нефтяные промыслы. На Генуэзской конфе­ренции Запад одним из условий предоставления кредитов выдвинул воз­вращение промыслов прежним владельцам. Однако советская делегация отвергла это условие.

Комиссия ВСНХ признала состояние нефтяных промыслов катас­трофическим: не хватало оборудования, машин, спецодежды, рабочие обитали в жалких лачугах, совершенно непригодных для жилья.

Иван Дмитриевич Орахелашвили впоследствии вспоминал: «День Сер­гея Мироновича начинался с того, что к нему приходил первый советский ди­ректор бакинских промыслов А П. Серебровский... Тут же комната Мироныча превращалась в штаб хозяйственного руководства... Приходилось подни­мать нефтяную промышленность... без механизмов, без средств, без людей.

День Кирова продолжался на промыслах, в рабочих кварталах. Вечер проходил в совещаниях, в переговорах по прямому проводу с центром, с тов. Орджоникидзе».

Привлечение большой труппы ученых во главе с академиком Губки­ным, внедрение новых конструкций и технологий на нефтепромыслах, энтузиазм трудящихся позволили постоянно наращивать добычу «жид­кого золота». Уже в 1926 году Советское правительство принимает ре­шение о строительстве нефтепровода от Баку к Черному морю. Это бы­ло важным событием в развитии нефтяной промышленности Советско­го Союза.

При непосредственном участии Кирова решались в Азербайджане вопросы развития культуры, образования, развернулось жилищное стро­ительство, благоустройство рабочих поселков, открывались школы.

Уже неоднократно цитируемый мной Н. А. Ефимов с иронией пи­шет: «Пятилетие после гражданской войны Киров провел в Баку, будучи с июля 1921 г. секретарем ЦК Компартии Азербайджана. Видное место в цельности в эти годы, естественно, занимала „борьба за нефть". В условиях восточного чинопочитания и лести Мария Львовна чувствовала себя в Баку, как обожаемая супруга всевластного наместника»¹.

Как-то не по-мужски, не по-джентльменски так писать о Марии Львовне, так как это был невластный, мягкий, добрый, отзывчивый человек, к тому же работающий в комиссии по работе с беспризорниками. Ну а что касается нефти, то, к великому, кажется, огорчению Ефимова, Киров действительно боролся за увеличение ее добычи, бывал на нефтепромыслах почти ежедневно и даже участвовал в апреле 1922 года в тушении знаменитого пожара на Сураханских нефтяных промыслах в Баку.

И «наместником центра», увы, он не был, так как колоссальную роль в Азербайджане играл Нариман Наджавович Нариманов, коренной азербайджанец, врач по образованию.

Не были простыми и национальные отношения в Азербайджане. Киров хорошо понимал это и старался предотвратить возникновение конфликтов на национальной почве. «В ЦК, — писал он секретарю Ленкоранского укома², — поступили сведения о том, что будто бы у Вас в Ленкоранской организации не совсем благополучно обстоят дела в том отношении, что не совсем нормальны взаимоотношения между тюркской и русской частью организации... Надо выяснить корни этого явления и устранить их...»³

Прекрасно улавливая политическую ситуацию, Киров немало сделал для преодоления негативных явлений в национальных отношениях многонационального региона. А их было немало: национальная и ре­зная рознь создавали атмосферу недоверия народов друг к другу, разжигали чувство национального эгоизма; пестрота в уровне экономического развития отдельных районов влияла на национальные отношения, осложняла работу партийных и советских учреждений. Негативные явления в национальных отношениях, обычаи кровной мести широко использовались теми, кто был недоволен установлением советской власти. То в одном, то в другом регионе Кавказа вспыхивали восстания, в основе которых лежали национальные отношения.

РКП(б), ее ЦК считали, что для быстрейшей ликвидации всяких межнациональных трений и превращения района Кавказа в «образец национального мира» необходимо идти по линии хозяйственного сближения. Кавказское бюро ЦК РКП(б), разделяя позицию ЦК, признало необходимым заключить между кавказскими республиками добровольные Конвенции о единой военной, торговой, хозяйственной и финансовой политике и создать Закавказскую федерацию, объединяющую Азербайджан, Армению и Грузию.

Между тем среди политических лидеров полного единства по этому вопросу не было. Мдивани, Думбадзе, Кавтарадзе, Окуджава, Цинцадзе в Грузии, Ахундов, Гусейнов, Ханбудагов в Азербайджане выступали против создания Закавказской федерации, считая важным сохранение в каждой республике своей армии, валюты, свободы внешней торговли, определенной партийной автономии. Все они критиковали Кавказское бюро ЦК РКП(б).

Представляет определенный интерес позиция Кирова по данному вопросу. Считая в целом правильной позицию Кавбюро ЦК по созда­нию федерации, он выражал сомнение в правильности проводимой им тактической линии: навешивание ярлыков «националистов» ряду от­ветственных работников, отсутствие гибкой линии по отн&шению к каждой отдельной республике, игнорирование сложных национальных и социальных условий. Об этом свидетельствует впервые публикуемый документ. Это письмо Кирова секретарю ЦК РКП(б). Оно датировано 4 февраля 1922 года. Интересно, что письмо идет не от секретаря ЦК компартии Азербайджана, а от члена РКП — Кирова.

В связи с обширностью документа позволю привести его в сокра­щенном виде:

«... За последнее время на Кавказе ярко заметно такое явление: почти во всех городах и областях Северного Кавказа и Азербайджана развивает­ся усиленная агитация против партийных ц советских работников, осо­бенно ответственных... Многим работникам приписываются самые раз­нообразные, невероятные деяния, ничем решительно необоснованные. Сей­час она направлена, главным образом, против грузин — Орджоникидзе, Квиркелия (председатель Терского исполкома), Ладо Думбадзе, Сергея Кавтарадзе и других товарищей. Их обвиняют в национализме, ориента­ции на казаков, в то время как нашим оплотом на Северном Кавказе яв­ляются горцы.

В связи с этим на Кавказе тяжелая атмосфера и развитие указанного явления может поставить нашу работу на Кавказе под серьезную угрозу. Достаточно изучив нравы Кавказа в течение 10 лет, я утверждаю, что в основе этой агитации лежат: 1) работа буржуазной контрреволюции, на­правленная на разложение нашей партии. В условиях кавказского много­образия условий и сложной национальной обстановки этот прием всегда имел успех. 2) засоренность нашей партии негодными элементами, подда­ющимися всякому влиянию... На Кавказе ответственные работники под­вергались не только травле, но и убийству из-за угла. Буачидзе (Владикав­каз), Сахаров (Нальчик) и другие.

В связи с военным положением указанное явление несомненно должно усилиться... Горцы легко поддаются на провокацию, особенно там, где есть национальный вопрос.

Член РКП С. Киров»¹.

Как видно из документа, у Кирова была своя особая позиция по национальному вопросу на Кавказе. Она сводилась к тому, что не следует его раздувать, а тем более подвергать незаслуженной травле как тех, кто выступает против объединения в федерацию (Кавтарадзе, Думбадзе), так и тех, кто является ее сторонником (Орджоникидзе).

Одним из острейших вопросов на Кавказе был горный Карабах, на который претендовали как Армения, так и Азербайджан. Еще будучи полпредом в Грузии в 1920 году, Киров в переписке с Орджоникидзе отмечает: «Москва занята армяно-азербайджанским вопросом... Чичерин сообщает, что армянская делегация готова признать спорным Карабах и Зангезир, но категорически настаивает признать за Арменией Нахичеванский уезд, Ордибад, Джульфу, Шаруро-Даралагезский уезд». Далее Киров сообщает, что Азербайджан «склонен уступить последний, но не больше».

Проблема горного Карабаха была предметом острой дискуссии и в 1921 году. Рассмотрением ее занималось неоднократно Кавказское бюро ЦК РКП(б). Позиция Кирова как первого секретаря ЦК компартии Азербайджана по горному Карабаху неоднозначна. 4 июля 1921 года Кавбюро ЦК рассматривало карабахский вопрос. Присутствовали при этом от ЦК РКП(б) — Сталин, от Кавбюро ЦК — Орджоникидзе, Махарадзе, Мясников, Нариманов, Киров, Орахелашвили, Фигатнер, Назаретян. При обсуждении вопроса выявилось две точки зрения. Одна – оставить Нагорный Карабах в составе Азербайджана. За нее голосовали Нариманов, Махарадзе, Назаретян. Другая — включить Нагорный Карабах в состав Армении. За нее высказались Орджоникидзе, Мясников, Фигатнер, Киров. При обсуждении карабахского вопроса возникло решение провести плебисцит среди населения Нагорного Карабаха о его отношении к вхождению в ту или иную республику. Представляет интерес голосование по плебисциту. За то, чтобы в плебисците приняло участие все население Карабаха, голосовали только Нариманов и Махарадзе. За участие в плебисците только армян подали свои голоса Орджоникидзе, Мясников, Назаретян, Фигатнер и Киров.

Как видим, позиция Председателя Совнаркома Азербайджана (Нариманова) и первого секретаря ЦК компартии Азербайджана (Кирова) по Горному Карабаху существенно различалась. Но уже 5 июля при втором рассмотрении этого же вопроса на заседании Кавказского бюро ЦК РКП(б) с тем же составом его участников было принято иное решение.

Исходя из необходимости национального мира между мусульмана­ми армянами, экономических связей верхнего и нижнего Карабаха, постоянных связей с Азербайджаном, Нагорный Карабах оставить в пределах Азербайджана, предоставив ему широкую автономию. За это пение проголосовало четыре человека, трое воздержались. К сожалению, персональной расшифровки голосовавших нет. Также не известны причины вторичного рассмотрения этого вопроса. Можно высказать только предположение, что за спиной Орджоникидзе и Назаретяна, возбуждавших вопрос о пересмотре постановления Кавбюро ЦК РКП(б) от 4 июля, стоял Сталин¹.

Была создана специальная комиссия, которая вела переговоры с ру­ководством Армении и Азербайджана о границах в Карабахе. Здесь по­зиция Кирова четко, отражена в телеграмме в Баку на имя Нариманова от 26 июля 1921 года: «... ни одно армянское село не должно быть присо­единено к Азербайджану, равно как ни одно мусульманское село нельзя при­соединить к Армении».

Но уже 30 июля 1922 года Киров информирует телеграммой ЦК РКП(б): «Территория Карабаха входит в состав Азербайджана и партор­ганизация является частью АКП [Азербайджанской Коммунистической партии]»².

Еще более осторожную позицию Киров занимает в связи с восста­нием калмыков в 1922 году. В район восстания он выезжал для рассле­дования причин его возникновения. Замечу, что поездка Сергея Ми­роновича была вызвана личной просьбой Сталина. Имеется ряд доку­ментов, написанных и подписанных лично Кировым. Приведу лишь некоторые из них. Все они публикуются впервые.

«Шифротелеграмма из Баку.

29.VI.1922. в 15.45.

Москва. ЦК РКП. Сталину.

Поручение ЦК от 24 мая мною получено и принято на месте ряд мер к оздоровлению Астраханской организации. Необходимо ускорить приезд в Астрахань Сергеева и Моисеева — членов Контрольной Комиссии по на­значению ЦКК... Дальнейших отзывов из Астрахани, полагаю, произво­дить не следует... Необходимо поддержать Астраханскую организацию. В губкоме нет заведующих отделами, особенно необходимо двух ком­мунистов — татар, желательно казанских. За отсутствием ответ­ственных коммунистов — татар и калмыков, нет совершенно работы среди мусульман, которых в губернии 40 процентов. Подробный доклад почтой».

В другой шифротелеграмме, адресованной Сталину, Киров считает важным перенести работу исполкома и обкома Калмыцкой области из Астрахани в глубь области — в Илисту³, иначе область будет прозябать, а власть будет вдали от населения⁴.

Эти же взгляды Киров излагает и в обширной записке, адресован­ной ЦК РКП(б) 11 июля 1922 года.

Киров поддерживал идею создания Закавказской федерации на усло­виях равноправного объединения всех республик, считал важным не перегибать палку в национальных отношениях. На XII съезде РКП(б) и на совещаниях в ЦК РКП(б) по национальному вопросу Киров голосовал за позицию Ленина. Лояльная политика, проводимая Кировым в на­циональном вопросе, позволила ему сохранить хорошие отношения как с Кавтарадзе, Мдивани, Думбадзе, так и с Орджоникидзе.

Его друзьями также стали многие сыны Азербайджана. Среди них: Нариман Нариманов, Гамид Султанов, Султан Эфендиев, Леон Мирзоян, Газанфар Мусабеков. Переписка с ними продолжалась у Кирова после его отъезда в Баку.

В Центральном партийном архиве хранится большое число писем к Кирову — его приятелей, товарищей, друзей из Азербайджана. Приве­дем только два.

Одно от Александра Павловича Серебровского:

«Дорогой Сергей Миронович!

Твое письмо от 30/IV-26 я получил только теперь. Прочитали мы его с М. В. Бариновым и шлем тебе маленькие записочки. Я много не пишу, потому что недавно виделся с тобой в Ленинграде, зато М. В. пишет боль­ше. Но он не все пишет. Он не пишет, что так по тебе соскучился, что убавил в весе на 26 фунтов. Это, впрочем, ему полезно и к тому же „удель­ный вес" его не убавился, а прибавился. Анна Ивановна¹ кланяется тебе и целует Марию Львовну — целоваться с тобой запрещается. Жмет твои руки весь наш Баку и я в том числе.

Твой Серебровский»².

Другое — от постоянного спутника Сергея Мироновича на охоте — Ивана Чикарева:

«Здравствуйте, Сергей Миронович!

Не сердитесь на меня, что я пишу вам письма. Но я ничего не могу поделать с собой, рука так и чешется что-либо чиркнуть вам и как-то на душе становится легче, да и притом такие мужики, как вы, никогда не забываются, только жаль, что их мало...

Ваш Ваня. 6.IV-26 г.»³




ГЛАВА 4