Червов Николай Федорович На выходе из «холодной войны» Содержание

Вид материалаДокументы

Содержание


Последние вышли 23ч. 20
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   12

Последние вышли 23ч. 20


27 июня 1941г.

1. т. Вознесенский 16.30- 16.40

2. т. Молотов 17.30- 18.00

3. т. Микоян 17.45- 18.00

4. т. Молотов 19.35- 19.45

5. т. Микоян 19.35- 19.45

6. т. Молотов 21.25- 24.00

7. т. Микоян 21.25- 2.35

8. т. Берия 21.25- 23.00

9. т. Маленков 21.30- 0.47

10. т. Тимошенко 21.30- 23.00

11. т. Жуков 21.30- 23.00

12. т. Ватунин 21.30- 23.50

13. т. Кузнецов 21.30- 23.30

14. т. Жигарев 22.05- 0.45

15. т. Петров 22.05- 0.45

16. т.* 22.05- 0.45

17. т. Жаров* 22.05- 0.45

18. т. Никитин* 22.05- 0.45

19. т. Титов* 22.05- 0.45

20. т. Вознесенский 22.15- 23.40

21. т. Шахурин 22.30- 23.10

22. т. Дементьев* 22.30- 23.10

23. т. Щербаков 23.25- 24.00

24. т. Шахурин 0.40- 0.50

25. т. Меркулов 1.00- 1.30

26. т. Каганович 1.10- 1.35

27. т. Тимошенко 1.30- 2.35

28. т. Голиков 1.30- 2.35

29. т. Берия 1.30- 2.35

30. т. Кузнецов 1.30- 2.35

Последние вышли 2.40

28 июня 1941г.

1. т. Молотов вход в 19.35 м.

выход 00.50 м.

2. т. Маленков вход 19.35 м.

выход 23.10 м.

3. т. Буденный вход 19.35 м.

выход 19.50 м.

4. т. Меркулов вход 19.45 м.

выход 20.05 м.

5. т. Булганин* вход 20.15 м.

выход 20.20 м.

6. т. Жигарев вход 20.20 м.

выход 22.10 м.

7. т. Петров вход 20.20 м.

выход 22.10 м.

8. т. Булганин вход 20.40 м.

выход 20.45 м.

9. т. Тимошенко вход 21.30 м.

выход 23.10 м.

10. т. Жуков вход 21.30 м.

выход 23.10 м.

11. т. Голиков вход 21.30 м.

выход 22.55 м.

12. т. Кузнецов вход 21.50 м.

выход 23.10 м.

13. т. Кабанов* вход 22.00 м.

выход 22.10 м.

14. т. Стефановский* вход 22.00 м.

выход 22.10 м.

15. т. Супрун* вход 22.00 м.

выход 2.10 м.

16. т. Берия вход 22.40 м.

выход 00.50 м.

17. т. Устинов вход в 22.35 м.

выход 23.10 м.

18. т. Яковлев из ГАУ НКО вход 22.55 м.

выход 23.10 м.

19. т. Щербаков вход 22.10 м.

выход 23.30 м.

20. т. Микоян вход 23.30 м.

выход 00.50 м.

21. т. Меркулов вход 24.00 м.

выход 00.15 м.

Последние вышли в 00.50

Печатается по журналу: Известия ЦК КПСС, 1990, № 6,

с. 216- 220

Приведенные выше записи взяты из тетради, которая находилась в приемной И. В. Сталина в Кремле и заполнялась дежурными сотрудниками. В таких тетрадях с 1927 по 1953 год велся учет принятых И. В. Сталиным лиц. В них, как правило, фиксировались фамилии посетителей и время их пребывания в сталинском кабинете. Следует отметить, что посетителями Сталина явились как члены Политбюро ЦК ВКП(б), так и партийно- государственные деятели, руководители крупных производственных коллективов страны, ученые, военачальники, работники науки, культуры и искусства. Из предлагаемых читателю сборника записей за период с 21 по 29 июня 1941г. (следующая запись датирована 1 июля 1941г.) видно, что категория посетителей кабинета Сталина строго регламентирована. Это объясняется неординарностью произошедшего- началась Великая Отечественная война. Длительное время вышеуказанная тетрадь не была известна не только широкому кругу читателей, но и публицистам, историкам, научным работникам, писателям и журналистам. Однако о том, что такая тетрадь или же записи существуют, упоминалось в научных публикациях в начале девяностых годов. В частности, о них шла речь в статье Л. М. Спирина «Сталин и война», которая была опубликована в журнале «Вопросы истории КПСС»(1990, № 5, с. 100- 102). Учитывая большой интерес рядовых читателей и научной общественности к такого рода историческим материалам, группой работников Общего отдела ЦК КПСС и сотрудниками партийного архива Свердловского обкома КПСС была проведена археологическая обработка указанного периода из тетради посетителей Сталина и осуществлена публикация этих записей в журнале «Известия ЦК КПСС» № 6 за 1990 год. Правда, такие реальные обстоятельства, как относительно ограниченный контингент подписчиков и небольшая аудитория читателей данного журнала, который вскоре перестал издаваться, привели к тому, что этот интересный и важный исторический материал не был введен в широкий научный оборот. Историки, публицисты, писатели, политические и военные мемуаристы по- разному освещают первые дни войны. Особый интерес для читателей представляет реакция на начало войны и поведения в сложившейся ситуации государственно- политического руководства Советского Союза, и, естественно, в первую очередь И. В. Сталина. В художественных произведениях, публицистических статьях и мемуарных изданиях, вышедших в свет и опубликованных к 50- летию Победы, а также в появившихся в связи с этим эпохальным событием на экранах российского и зарубежного телевидения документальных фильмах имеют место факты непозволительно свободной, а иногда и просто безответственной трактовки конкретных исторических обстоятельств. В частности, утверждается, что после нападения Германии на СССР Сталин с первых часов агрессии и в последующие несколько дней был в состоянии шока, впал в прострацию, уединился на даче и никого не принимал. Отсюда делается вывод- глава партии и государства в столь ответственный момент бросил советский народ и страну на произвол судьбы.

Начальный толчок для столь сенсационного «открытия» сделал Н. С. Хрущев. В его мемуарах, впервые опубликованных в Советском Союзе в журнале «Вопросы Истории» № 9 за 1990 год, на стр. 86 приводятся следующие слова: «Война началась. Но каких- нибудь заявлений Советского правительства или же лично Сталина пока не было… Сейчас- то я знаю, почему Сталин тогда не выступил. Он был совершенно парализован в своих действиях и не собрался с мыслями… Он находился в состоянии шока». Такое заявление Н. С. Хрущева удивляет и настораживает. Удивляет элементарная неосведомленность или же целенаправленная забывчивость, так как большинству людей у нас в стране и за рубежом было известно, что 22 июня 1941 г. в 12 час. 15 мин. По московскому времени по Советскому радио выступил с заявлением о нападении Германии на Советский Союз заместитель Председателя Совета Народных Комиссаров, народный комиссар иностранных дел СССР В. М. Молотов. Настораживает стремление Хрущева ввести в заблуждение читателей о парализации в действиях и мыслях И. В. Сталина. Ведь такому крупному партийному и государственному деятелю, каким был Никита Сергеевич Хрущев в тот период, занимавший должность 1- го секретаря ЦК КП(б) Украины, должно было быть достоверно известно, что Сталин после объявления войны находился в своем рабочем кабинете и руководил страной. Об этом свидетельствуют приводимые здесь записи в тетради посетителей приемной И. В. Сталина. Так, 22 июня, в первый день войны, у него состоялось 29 встреч с политическими, военными и хозяйственными деятелями государства, 23 июня- 21, 24 июня- 20, 25 июня- 29, 26 июня- 28, 27 июня- 30, 28 июня- 21.

Факты полностью опровергают и то, что И. В. Сталин якобы был растерян и деморализован в первые часы войны. Уже с самого раннего утра 22 июня состоялись его встречи с В. М. Молотовым, Л. П. Берией, С. К. Тимошенко, К. Г. Жуковым, Л. З. Мехлисом, затем кабинет Сталина посетили Г. М. Маленков, А. И. Микоян, Л. М. Каганович, К. Е. Ворошилов, А. Я. Вышинский, адмирал Н. Г. Кузнецов, Г. М. Димитров, Д. З. Мануильский, маршалы Б. М. Шапошников, Г. И. Кулик, генерал Н. Ф. Ватунин и другие, а с трех часов утра 23 июня снова пришли В. М. Молотов, Н. Ф. Ватунин, Н. Г. Кузнецов, П. Ф. Жигарев, Н. А. Вознесенский, В. Н. Меркулов. Беседы с посетителями продолжались до половины второго ночи. В таком же напряженном ритме работал И. В. Сталин и в последующие годы, вплоть до 22 июня 1941 г.

В качестве оправдания, возможно, ошибочных утверждений Хрущева в адрес Сталина можно считать его отсутствие в Москве в тот период. Но тогда эти утверждения не должны быть столь категоричны. Ближе к истине все же предположение, что Хрущев знал о нахождении Сталина в рабочем кабинете в Кремле, так как убедиться в этом у него было достаточно времени (с 22 по 28 июня включительно), то есть период, как об этом свидетельствуют записи дежурных, когда Сталин практически постоянно находился в Кремле. А Хрущев, как первый партийный функционер на Украине, где происходили ожесточенные приграничные бои с немцами, обязан был доложить Сталину о состоянии дел. Вероятно, тенденциозные заявления Хрущева отражают его личное отношение к Сталину, но это не является поводом для необъективного освещения исторических событий.

Не удержался от соблазна внести свои коррективы в рассматриваемую проблему и ныне покойный доктор исторических и философских наук Д. А. Волкогонов, приглашенный в декабре 1992 г. в качестве научного комментатора создателями фильма «Монстр», в котором идет речь о жизни и деятельности И. В. Сталина на фоне исторических событий. Этот фильм транслировался по Российскому телевидению.

Давая пояснения к одному из эпизодов фильма, Волкогонов был более осторожен и не столь категоричен в своих оценках поведения и психического состояния Сталина после начала войны, нежели Н. С. Хрущев в своих мемуарах. Волкогонов, в частности, заявил телезрителям, что Сталин впал в прострацию не в первые часы и дни после агрессии Германии, а только лишь после того, как ему стало известно о падении 28 июня 1941г. Минска. Сталин, по словам научного комментатора, узнав об этом факте, учинил разгон высшему командованию Красной Армии, после чего уединился на своей даче под Москвой, не желая никого видеть.

Далее Волкогонов, ссылаясь якобы на воспоминания одного из членов Политбюро ЦК ВКП(б) и не утруждая себя как научного комментатора, не счел нужным сообщить зрителям источник, где эти сведения опубликованы. Он констатировал, что Сталин пришел в себя лишь после того, как этот член Политбюро с группой приближенных к вождю лиц приехал на дачу просить Сталина о том, чтобы он занял пост Председателя Государственного Комитета Обороны, образованного 30 июня постановлением Президиума Верховного совета СССР, СНК СССР и ЦК ВКП(б). Перед таинственным членом Политбюро и сопровождающими его лицами, как о том повествовал зрителям Волкогонов, предстал совершенно растерявшийся и подавленный человек, который принял приехавших к нему на дачу лиц за арестную команду.

Читатель, вероятно, обратил внимание, что как Хрущев, так и Волкогонов рассматривают одну и ту же проблему- поведение Сталина и его моральное состояние после вторжения германских войск на территорию Советского Союза. Однако политик Хрущев утверждает, что Сталин впал в прострацию уже с первых часов агрессии, а историк- философ Волкогонов говорит, что это произошло через неделю. Как объяснить такое противоречие? Не исключено, что Хрущев не был осведомлен о существовании в приемной Сталина вышеуказанной тетради, а Волкогонов, будучи допущен в архивные фонды Президента РФ, вероятнее всего, ознакомился с содержанием тетради посетителей Сталина, но все же решил поддержать версию Хрущева. Но следует заметить, что Волкогонов, будучи ученым, обратил внимание на эмоциональное и голословное декларирование хрущевской версии, поэтому решил использовать в своей аргументации пробел в записях тетради посетителей Сталина с 29 по 30 июня 1941г.

Стремясь к объективному освещению истории и никоем образом не преследуя цель обелить Сталина за его преступления и допущенные им ошибки как на кануне войны, так и в первые месяцы после ее начала, авторы- составители хотели бы сделать некоторые пояснения к данному комментарию Волкогонов.

Если исходить из близкого к истине предположения, что Волкогонов был знаком с рассматриваемыми записями в тетради посетителей Сталина, то вызывает недоумение вопрос, почему научный комментатор, прежде чем высказывать конкретные суждения на телевизионном экране, не осуществил элементарного археографического анализа исторических материалов.

Если же допустить, что Волкогонов не ознакомился с тетрадями в Президентском архиве, то и это обстоятельство не оправдывает его. Ведь к моменту выступления Волкогонова по телевидению (декабрь 1992г.) указанные записи уже около двух с половиной лет тому назад были опубликованы в журнале «Известия ЦК КПСС» (июнь 1990г.). Конечно, ученому такого уровня, каким являлся Волкогонов, эта публикация должна была быть известна.

Исходя из этих замечаний и содержания записей в тетради следует, что критически настроенный историк должен был бы сразу обратить внимание на время окончания рабочего дня Сталина 28 июня, которое помечено в тетради, - 00.50 мин. Закончив рабочий день в ночь на 29 июня, Сталин, естественно, должен был отдохнуть, так как днем ему предстояла работа над текстами Директивы Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) партийным и советским организациям прифронтовых областей о мобилизации всех сил и средств на разгром фашистских захватчиков от 29 июня 1941г. и Постановлением Президиума Верховного Совета СССР, СНК СССР и ЦК ВКП(б) об образовании ГКО от 30 июня 1941г.

В эти же два дня (29 и 30 июня 1941г.), когда Сталин отсутствовал в своем рабочем кабинете в Кремле, он также готовил текст выступления по радио 3 июля 1941г. свидетельствует о том, что они написаны лично Сталиным. Поэтому утверждения Волкогонова о том, что Сталин находился в указанные дни в прострации, мягко говоря, не соответствуют действительности. О том, что Сталин находился в рабочем состоянии в это время говорится и в беседах писателя Ф. И. Чуева с В. М. Молотовым, которые писатель зафиксировал в своем дневнике. Приведем одну из записей, непосредственно касающуюся рассматриваемого здесь вопроса: «Ф. И. Чуев: «Пишут, то в первые дни войны он (Сталин) растерялся, дар речи потерял». В. М. Молотов: «Растерялся- нельзя сказать, переживал- да, но не показывал никому… Все эти дни и ночи он как всегда работал, некогда ему было теряться или дар речи терять». (Сто сорок бесед с Молотовым. Из дневника Ф. И. Чуева. М., 1991г., с. 52- 53.)

По этому же поводу Ф. И. Чуев имел беседы и с Л. М. Кагановичем: «Спрашиваю о 22 июня 1941г.: «Был ли Сталин растерян? Говорят, никого не принимал?» – «Ложь! Мы- то у него были… Нас принимал. Ночью мы собрались у Сталина, когда Молотов принимал Шуленбурга. Сталин каждому из нас дал задание- мне по транспорту, Микояну- по снабжению». (Чуев Ф. Так говорил Каганович. Исповедь сталинского апостола. М., 1992г., с. 88.).

Читателю следует обратить внимание на время выхода в свет произведений Ф. Чуева (1991 и 1992гг.), а Волкогонов, как было отмечено выше, выступал по телевидению в декабре 1992г.

Увлекшись развенчанием Сталина, Волкогонов решил в своих телевизионных комментариях и дальше атаковать вождя, приписывая ему предательские намерения в отношении Советского государства и его народа. В частности, генерал утверждал о том, что Сталин вынашивал в октябре 1941г. замыслы капитулировать перед Германией. Данное заявление Волкогонова подкрепил якобы имевшим место приглашением (по указанию Сталина) в кремль болгарского посланника, которого Верховный Главнокомандующий верховными Силами СССР умолял связаться с Гитлером и довести до сведения последнего, что Советский Союз согласен на любые условия капитуляции и значительные территориальные уступки. И только лишь отказ болгарина выполнить просьбу Сталина спас нашу страну от реализации этих коварных планов вождя. Но и в данном случае историк- философ не соизволил сообщить об источнике этой, сенсационно преподнесенной для зрителей информации.

Однако данное заявление не является сенсацией для российских и зарубежных историков. В отдельных публикациях, научных статьях и трудах на историческую тематику этот факт фигурирует в самых различных интерпретациях. Обратимся к одному из авторитетнейших английских историков сэру Алану Буллоку, который во втором томе своей книги «Гитлер и Сталин», вышедшей в свет в Смоленске в 1994г. в издательстве «Русич», на стр. 370, в частности, пишет: «По Жукову, 7 октября между немцами и Москвой не было советских войск. И как раз в этот день, как он утверждает, он был свидетелем того, как Сталин заявил, что он готов принять «новый Брестский мир», как сделал Ленин в 1918г., и приказал Берии войти в контакт с болгарским послом. (Другие помещают это событие в июле.)».

Далее, на следующей странице цитируемого труда А. Буллок приводит аргументы, которые ставят под сомнение, что Г. К. Жуков мог в такой форме интерпретировать слова Сталина. В подтверждении данного тезиса приведем следующий абзац из книги Буллока: «В ноябре и октябре, когда немцы были уверены, что русские уже исчерпали свои резервы, Сталин был уверен в состоянии двинуть на запад от 8 до 10 стрелковых дивизий, в конечном итоге половину дивизий, находившихся в распоряжении дальневосточного командования, а также 1700 танков и 1500 самолетов. Не менее важным был тот факт, что, какое бы угрожающее положение ни сложилось под Москвой, эти свежие войска не были тут же брошены в бой, а оставались целиком в резерве Главного командования, который Ставка продолжала наращивать».

В связи с данной констатацией ситуации, сложившейся к октябрю- ноябрю 1941г., возникает вопрос: зачем же Сталину необходимо было заключать «второй Брестский мир», если он, как Главнокомандующий Советскими Вооруженными Силами, в это время располагал таким количеством боевых дивизий, танков и самолетов и мог выставить их против немцев? Да и в книге Г. К. Жукова «Воспоминания и размышления» не обнаружено подтверждения слов маршала, на которые ссылается А. Буллок, хотя на стр. 335 Жуков рассказывает, что в этот день он встречался со Сталиным у него на квартире, так как тот был болен гриппом. Разговор касался ситуации, сложившейся на западном фронте, и необходимости уточнения наступающей группировки противника и состояния наших войск. Следует отдать должное А. Буллоку, который не закавычил слова Жукова, а дал их в свободном изложении, чтобы не получить упрек в свой адрес в случае не подтверждения их соответствующими источниками. Но, заключив в скобки фразу о том, что другие помещают это событие в июле, сэр А. Буллок, как говорят, попал в точку.

Июльская версия сталинского «покушения на предательство» могла иметь под собой какую- то основу. Но какую? На этот вопрос дает однозначный и аргументированный ответ в мемуарах «Разведка и Кремль», вышедших в свет в Москве в сентябре 1996г. в издательстве «Гея», П. А. Судоплатов, который в годы Великой Отечественной войны являлся начальником 4 – го(диверсионно- разведывательного) Управления НКГБ- НКВД СССР. П. А. Судоплатов в своих воспоминаниях на стр. 173-176 подтверждает, что в конце июля 1941г. советское руководство в лице Сталина, Молотова и Берии вынашивало план дезинформации немцев с использованием возможностей болгарского посла в Москве Стаменова.

Существо операции сводилось к следующему. Сталин и Молотов располагали информацией наших дипломатов и разведчиков(первого секретаря советского посольства в Берлине В. М. Бережкова и резидента НКВД СССР А. З. Кобулова), вернувшихся из Берлина после нападения Германии на СССР, о том, что в германских высших дипломатических кругах им намекнули о возможном развитии событий на советско- германском фронте, когда необходимо будет отдать предпочтение урегулированию отношений между Германией и Советским Союзом на основе взаимных уступок. Бережкову и Кобулову, по их словам, об этом сказал сопровождавший их поезд барон Ботман.

Другая информация, связанная с данной проблемой, поступила от агента НКВД в Берлине Арвида Харнака («Корсиканцы»), сообщившего в конце июля 1941г., что в германском верховном командовании высказывается недовольство недостаточно быстрыми темпами наступления немецких войск, которые значительно ослабли после остановки советскими войсками под Смоленском танковой армии Гудериана.

Проанализировав этот разведматериал, Сталин и Молотов решили, что настал удобный момент в советско- германском противостоянии, когда его можно было использовать в наших интересах для выигрыша времени и усиления позиций германских военных и дипломатических кругов, которые не утрачивали надежд на компромиссное мирное завершение военных действий между Германией и Советским Союзом. Для реализации планов по дезинформации немцев и вынашивалось намерение задействовать Стаменова.

25 июля 1941г., как пишет Судоплатов, его вызвал Берия и приказал встретиться со Стаменовым. В ходе бесед со Стаменовым Судоплатов должен был довести до его сведения, что в Москве в дипломатических кругах якобы циркулируют слухи о возможном мирном урегулировании советско- германской войны на основе взаимных уступок. Предполагалось, что посол Стаменов по собственной инициативе доведет до сведения эту информацию до болгарского царя Бориса, который, будучи связан с немцами, в свою очередь передаст ее заинтересованным адресатам. Судоплатов встретился со Стаменовым и, точно придерживаясь инструктажа Берии, реализовал указания последнего. Однако Стаменов не проявил должной инициативы и не стал сообщать в Софию существо беседы с Судоплатовым, так как был твердо убежден, что Советский Союз в конечном счете одержит победу над Германией.

Интересен штрих в повествовании Судоплатова по существу данного вопроса. Он пишет, что был свидетелем телефонного разговора Берии с Молотовым, который запретил Берии лично встречаться со Стаменовым, «чтобы не придавать предстоящему разговору чересчур большого значения в глазах Стаменова».

События июля- августа 1941г. нашли свое развитие и уточнение в 1953г. после ареста Берии,. Когда ему пришлось давать разъяснения следователям. Судоплатов пишет: «Как санкционировано Сталиным и Молотовым с целью забросить дезинформацию противнику и выиграть время для концентрации сил и мобилизации имеющихся резервов». Однако и данные разъяснения не успокоили бывшую главу Советского государства, а затем пенсионера союзного значения Н. С. Хрущева. Он в своих мемуарах,. Зная истинную подоплеку данной проблемы, все же решил придерживаться прежней версии, утверждая, что Берия вел переговоры с Гитлером о сепаратном мире, которые были обусловлены паникой и страхом Сталина.

Для российской истории является очень печальным факт, что в зарождении и раздувании таких мифов виноваты люди, внутренне убежденные в фальсификации исторических фактов, но при достижении своих политических целей не брезгующие никакими методами. Еще более печальным является факт, что бывший глава Советского государства и Коммунистической партии Советского Союза Н. С. Хрущев и бывший генерал- полковник, доктор исторических и философских наук Д. Волкогонов, занимавшие столь высокие посты и владевшие уникальной информацией, не смогли ее распорядится для объективного освещения «белых пятен» российской истории, а тем более истории периода Великой Отечественной войны.