Предисловие ко второму изданию

Вид материала

Документы

Содержание Установление копии БАН «кръмимъ» (л. 5 об., второй столбец), а в списке Р Определение формата протографа Текстологические приметы Б, следующие.1) В редакции основной Б Б место Батыева стана остается неизвестным. 4) В редакции основной Б А. 5) Эпизод с Олегом Красным изложен в редакции основной А А, в отличие от редакции основной Б А, в отличие от основной Б А Батый после гибели Коловрата посылает «по мирзы и по князи», а в редакции основной Б

Подобный материал:

• Теория и метатеория, 2253.65kb.
• А. М. Пятигорский символ и сознание, 2199.49kb.
• Предисловие ко второму изданию, 2377.52kb.
• Предисловие ко второму изданию, 1366.96kb.
• Предисловие ко второму изданию. Двадцать лет спустя, 5048.65kb.
• Жанр и композиция “Героя нашего времени”, 61.49kb.
• С. И. Поварнин искусство спора. Отеории и практике спора Воспроизведено по второму, 1546.02kb.
• Книги лишь одно из мест наших встреч. Случайно или не случайно, мы оба оказались убежденными, 2087.37kb.
• Предисловие к новому изданию, 3293.79kb.
• Электронная библиотека студента Православного Гуманитарного Университета, 3857.93kb.

Установление копии

Всякий список произведения является либо простой копией с не дошедшего до нас оригинала, либо списком переработанным (сознательно или случайно). Если список представляет собой простую копию (копию, имеющую лишь случайные искажения) с дошедшего оригинала, текстологическое значение списка в какой-то мере утрачивается. При наличии оригинала текстолог может отбросить из рассмотрения его копию: для установления истории текста она ничего не даст. Мало что дает и копия с копии дошедшего оригинала. Во всех этих случаях исключение копии из рассмотрения или из привлечения ее для подведения разночтений должно быть подробно обосновано. Однако простая копия может иметь значение для определения распространенности произведения в то или иное время в той или иной местности. Кроме того, копия с дошедшего оригинала имеет значение тогда, когда уже после снятия копии в оригинале произошли различные утраты и порчи. Тот же смысл имеют, например, и снятые фотографии с рукописей. Иногда в копиях и фотографиях сохраняется тот текст, который в настоящее время уже невозможно прочесть. Так, например, Горюшкинский список Псковской летописи (ГПБ, F. IV, № 602) представляет собой копию с Бальзеровского списка (ЛОИИ, № 23), снятую тогда, когда Бальзеровский список не был еще попорчен и сохранял часть текста, ныне утраченную⁴¹². Бывают случаи, что повреждения наносятся рукописи в момент снятия копии. Так, например, когда Петр I проезжал через Кенигсберг, он ознакомился с хранившейся тогда в городской библиотеке знаменитой Кенигсбергской, или Радзивиловской, летописью и заказал сделать с нею копию. Копия эта, стоившая, как известно, немало денег, сделана была весьма грубо. В частности, миниатюры копировались в ней путем сколков, т. е. контуры рисунка прокалывались на лист копии иглами. В результате один из рисунков Кенигсбергской летописи был настолько поврежден, что часть его вывалилась и была утрачена (в сцене «примучивания», притеснения дулебских женщин обрами). Эту утраченную часть миниатюры в настоящее время мы знаем по ее копии. Копия помогает представить себе утраченную часть оригинала.

Значение копий для определения состояния оригинала в момент снятия копии может быть показано и на другом примере. В 1740 г. В. Н. Татищев прислал в Академию наук «для напечатания» рукопись «древних законов» — «Русскую Правду», «Судебник» 1550 г. и дополнительные к последнему указы. Рукопись эта сохранилась (БАН, 16.14.9), она полна поправок. Поправки внесены рукой В. Н. Татищева и производят впечатление сделанных одновременно. Однако с рукописи этой были сделаны в разное время копии, и эти копии помогли установить, что поправки делались В. Н. Татищевым в два приема. Одна копия была снята с рукописи еще до того, как в нее были внесены поправки (рукопись из собрания В. Ф. Груздева — сейчас в собрании акад. М. Н. Тихомирова). Первая правка отразилась в списках Воронцовском, Мясниковском, Погодинском и Эрмитажном. После вторичной правки с Татищевской рукописи 1740 г. была снята еще одна копия — Карамзинский список⁴¹³.


*

Установить, что один список является копией другого, бывает трудно. Да и явление это редкое. Случается, впрочем, что в списках, вышедших из одного и того же скриптория, например Соловецкого, мы можем заметить общую традицию (см., например, Соловецкие списки сочинений Вассиана Патрикеева)⁴¹⁴, но и в этих случаях копии с дошедших списков — явление нечастое. Обстоятельство это, кстати, наглядно демонстрирует нам, какое огромное число списков любого произведения оказалось утраченным⁴¹⁵.

Для того чтобы установить, что тот или иной список является копией с другого, дошедшего до нас, необходимо показать не только близость списков (любая степень близости может переходить через список или даже через два списка), но что случайные, чисто индивидуальные особенности оригинала отразились в копии. Например, случайное начертание той или иной буквы в оригинале привело к ошибке в копии, утрата части рукописи оригинала привела к пропуску в копии, случайная вставка, сделанная на полях в оригинале, проникла в копию и т. д. Если таких примеров будет несколько и не будет ни одного противоречащего факта, то можно думать, что перед нами оригинал и копия с него.

Приведу пример. Списки Еллинского и Римского летописца второй редакции из собрания БАН АН СССР (33.8.13) и список ГБЛ, собр. Пискарева, № 162 (бывший Румянцевского собрания, № 597; в дальнейшем Р) весьма близки между собой. Просматривая немногие случаи расхождения обоих списков, заметим, что почти всегда более правильное чтение дает список БАН. Например в списке БАН «Поусании» (л. 9 об., первый столбец), а в списке Р «Усанiи»; в списке БАН: «они ж phшa; не вhмы...»; а в списке Р; «они ж phшa; и свhмы...»; в статье «О птицах» в списке Р пропуск слов: «зело егда како изьедят ны, и абие тhкохомь на ня», имеющйся и в БАН (л. 35, первый столбец); в списке БАН «повhле въемъ» (л. 39 об., первый столбец), а в списке Р «повелевъ ему»; в списке БАН «кругла» (л. 62, второй столбец), а в списке Р «другла» и т. д. Нетрудно заметить, что многие из ошибок списка Р объясняются индивидуальными особенностями списка БАН. Так, например, в списке Р в тексте «Александрии» (II.10)⁴¹⁶ пропущены слова: «ти я моуками, чада бо соуть». В списке БАН эти слова (л. 24 об., второй столбец) как раз занимают строку:

…подобает же ти

моих нещадити, нъ озлоби

ти я моуками. чада бо соуть

ратных, ни милуя бо их обря

щеши мя друга…

Другой пример: в списке БАН в киноварном заголовке «И повhлhние написав сице» (л. 31, второй столбец) слово «сице» пропущено и написано на полях с прописной буквы без указания места, в которое его следует вставить; в списке же Р это «сице» попало не на место: «Сице и повhлhние написав».

Нередко переписчик Р принимал высокое «ъ» списка БАН за «h»: ср. в списке БАН «кръмимъ» (л. 5 об., второй столбец), а в списке Р «крhмимъ». «Горъгнемь» списка БАН (л. 29 об., первый столбец) передано в списке Р как бессмысленное «горhгнемь» (переделано затем в «горъгнемь») и т. д.

Приведенные примеры говорят за то, что список Р является копией списка БАН, либо списка, настолько близкого к нему, что он имел даже те же графические особенности⁴¹⁷.

Другой пример обнаружения копии с оригинала может быть извлечен из исследования псковских летописей А. Н. Насонова.

А. Н. Насонов пишет: «Всматриваясь в искажения, сделанные составителем Эрм. списка (т. е. Эрмитажного списка Псковской летописи № 22 Гос. Публичной библиотеки в Ленинграде. — Д. Л.), видим, что большинство их объясняется тем или иным начертанием Архивского списка (т. е. рукописи Псковской летописи б. Моск. архива Мин. ин. дел № 69/92 (90) ЦГАДА. — Д. Л.), что также служит доказательством того, что Эрм. список — копия не с протографа Архивского, а с самого Архивского списка: так, в словах “по лицу” в Арх. списке буква “ц” написана так, что ее можно принять и за “в” и за “д” (отсюда в Эрм. списке “по лиду” вместо “по лицу”. — Д. Л.); в Эрмитажном списке вместо “а велневицы изымаеве” читаем, “а велневиды изымаеве”; объясняется это тем, что в Арх. списке два начертания буквы “и”, причем в одном — буква “ц” сходна с “д”; последнее имеется в данном слове: кроме того, в начертании буква “в” во втором слове приведенной фразы отличается от “д” только длиной линии, составляющей основание этой буквы. В слове “побъже” в Арх. списке последняя буква — “ж” — над строкой; в Эрм. списке передано: “побhжъ”; в фразе “iмъ ж[е] несть числа” в Арх. списке “ж” над строкой, а “ъ” написан так, как в прошлом столетии писали “h”””””; отсюда искажение переписчика Эрм. списка: “и мъжъ нъсть числа”, и т. п. Равным образом начертанием Арх. рукописи объясняется и превращение “о[у]н” верстою” в “ондерстою”»⁴¹⁸.

Почти такие же наблюдения над начертаниями отдельных букв в оригинале, приведшими к ошибкам в копии, сообщает в своей работе о Никоновской летописи и С.Ф.Платонов. На этих и сходных наблюдениях обосновывает С. Ф. Платонов то наблюдение, что Патриарший список Никоновской летописи является копией со списка Оболенского. С. Ф. Платонов пишет: «Случайное сплетение штрихов буквы «S» и буквы «ш» в списке О (Оболенского. — Д. Л.) дало повод писавшему текст списка П (Патриаршего. — Д. Л.) прочесть вместо «и>» слово «бh»; наблюдаем далее в П ряд пропусков таких мест, которые в списке О составляют в каждом случае целые строки. Эти пропуски, часто бессмысленные, именно строк, характеризующие своеобразный порок зрения писавших или диктовавших, особенно убедительно говорят нам, что переписчики П имели пред собою список О, а не другую какую-либо рукопись»⁴¹⁹.

Любопытный пример обнаружения оригинала по случайному дефекту, отразившемуся в списке с него, приводит П. Колломп⁴²⁰. В греческих списках изложения учения Эпиктета, сделанного его учеником Аррианом, имеется несколько пропусков, следующих довольно близко друг к другу в одном из мест. Пропуск этот объясняется тем, что в сохранившемся оригинале этих списков в Бодлеанской библиотеке (Gr. Misc. 251) в этом самом месте имеется случайное пятно, захватившее как раз те места в соседних строках, где в копиях с этого оригинала оказались пропуски. Пятно с достоверностью доказывает, что Бодлеанский список представляет собой оригинал остальных дефектных в этом месте списков. Необходимо, впрочем, попутно заметить, что пропуски в месте пятна доказывают, что перед нами копии с Бодлеанского списка, но если бы этих пропусков не было, то это не значило бы, что перед нами не копии: ведь пятно могло бы быть сделано и после того, как копии были сняты. Перед нами случайность, которая помогла раскрыть отношение списков к своему оригиналу. Установив оригинал, текстолог, однако, должен рассмотреть вопрос о том, все ли списки списаны с этого оригинала или некоторые из них являются копиями с копий. Путь исследования здесь тот же.

Самая трудоемкая часть работы по установлению копии — это обратная сплошная проверка, и о ней не следует забывать. Обратной проверки требует всякий этап работы текстолога, но в данном случае она особенно необходима: достаточно одного факта, чтобы стало ясным, что перед нами не копия и оригинал, а две копии с третьего, не дошедшего до нас списка, или копия с копии оригинала и т. д.


Определение формата протографа

В предшествующем разделе мы рассмотрели вопрос о копии с дошедшего оригинала. Копии эти, как мы видели, только в определенных обстоятельствах могут представлять интерес для текстолога. Иное дело, когда перед нами копия с недошедшего оригиала. В этом случае копия является свидетельством об оригинале (протографе), и многие ее особенности зависят от того, каким был этот оригинал.

Особенно большое значение имеет для определения различных возможных ошибок, описок и пропусков формат недошедшего оригинала (протографа). Мы уже видели выше, что различные случаи диттографии и гаплографии связаны с перескоком писца с одной строки на другую. Длина строки обычно кратна размеру пропуска или повторения писца. Имеет, кроме того, значение количество текста, умещающегося на странице или листе, так как отдельные пропуски или перестановки могут объясняться тем, что лист рукописи выпал, а затем был утрачен или вставлен в рукопись в перевернутом виде, попал не на место и пр. Важен вопрос и о концах строк, где могут быть специфические сжатия написания. Крайний нижний угол листа чаще всего загрязняется, текст его стирается, он утрачивается и т. д.; поэтому определение положения его в протографе по копии также представляет большую важность.

Вот почему, если перед нами копия с недошедшего оригинала (с ее протографа), то определение формата последнего (и соответственно размера строки, страницы, листа) представляет очень большой интерес для текстолога.

Методика определения длины строк, количества строк, величины листа в оригинале дошедшего до нас списка была разработана А. Кларком⁴²¹, но еще раньше эту методику начал разрабатывать Л. Хавэ⁴²².

Внимательный анализ позволяет установить, как переписывалась рукопись, была ли это простая копия или творческая переработка предшествующего текста. Приведу некоторые соображения М. Д. Приселкова о работе писцов Лаврентьевской летописи, позволившие ему установить, что Лаврентьевскую летопись переписывали несколько писцов не последовательно, а одновременно. «В трех местах рукописи, — пишет М. Д. Приселков, — (все три места — на оборотах листов 157, 161 и 167-го) мы наблюдаем три весьма досадные, с точки зрения благообразия рукописи, пробела в конце оборотов указанных выше листов: в 7¹/₂, 54¹/₂ и 20¹/₂ строк, причем пробелы эти не мешают последовательному чтению дальнейшего текста, так как своим наличием они только раздвигают текст. Так, последними словами оборота 157-го листа являются: “изволи его”, затем идет пробел в 7¹/₂ строк, и на лицевой стороне 158-го листа читаем: “постави служителя своей церкви и пастуха”. Так, последними словами на обороте 161-го листа является: “аз грешный много и часто Бога прогне”, затем идет пробел в 54¹/₂ строки и на лице 162-го листа читается: “ваю и часто согрешаю по вся дни”. Наконец, последними словами на обороте 167-го листа будут слова: “отвержеся Христа и бысть бесурме”, за ним идет пробел в 20¹/₂ строк и на лице следующего 168-го листа читаем: “нин вступив в прелесть”.

Объяснение этому... роду дефекта рукописи, т. е. разрыву текста книги пробелами в конце оборотов листов при сохранении текста без всяких утрат, дефекту, который встречается и в других рукописных книгах древности, палеография справедливо видит в том, что при переписке книг, для ускорения дела переписки, весьма часто книгу расшивали и по частям раздавали для одновременной переписки нескольким писцам; при несоответствии формата новой рукописи формату той книги, с которой ведется переписка, естественно, должны получаться подобного рода пробелы»⁴²³.

Такой характер работы писцов позволяет М. Д. Приселкову утверждать, что Лаврентьевская летопись была в значительной мере механической копией своего оригинала, а так как дата оригинала может быть установлена по тому последнему событию, до которого он доведен (1305 г.), то этим и самим процессом механического копирования «ветхого» оригинала объясняются многие особенности и ошибки Лаврентьевской летописи.

Весьма важные соображения относительно пропусков в летописи возникают в связи с попытками М. Д. Приселкова установить формат той рукописи, с которой списана Лаврентьевская⁴²⁴.

Приведу соображения М. Д. Приселкова в кратком изложении автора: «Что форматы Лаврентьевского манускрипта и ветхого Летописца 1305 г. не совпадали, ясно из двух наблюдений. Первое наблюдение... состоит в том, что в конце оборотов листов 157, 161 и 167-го Лаврентьевской рукописи мы находим пробелы письма, а не текста, что могло получиться только при несовпадении формата. Второе наблюдение сводится к тому, что "Поучение" Владимира Мономаха не начинает собою первую строку лица 78-го листа, а идет с 9-й строки первой колонны.

Можно ли определить формат ветхого Летописца 1305 г.? Думаю, что счастливая случайность нам этот формат сохранила. В самом деле, если мы откроем текст Симеоновской летописи⁴²⁵ под 1237 г. в том месте, которое соответствует обороту 161-го листа Лаврентьевской, то увидим почти полное совпадение текста, расположенного на обороте 161-го листа Лаврентьевской, с текстом, расположенным на обороте 82-го листа Симеоновской. Точно так же в изложении 1262 г. в том месте, которое соответствует обороту 167-го листа Лаврентьевской летописи, мы опять видим, что конец оборота 167-го листа Лаврентьевской летописи совпадает с окончанием текста оборота 121-го листа Симеоновской. Если мы припомним, что в Лаврентьевской летописи после этих совпадающих с Симеоновской летописью текстов в обоих указанных местах (обороты листов 161 и 167-го) идут пробелы, не нарушающие дальнейшего текста, т. е., как мы уже знаем, в ветхом Летописце 1305 г. здесь оканчивались обороты листов, то такое совпадение не может быть названо случайностью.

Тогда возьмем материал текста Лаврентьевкой летописи между пробелами на обороте 157-го и на обороте 161-го листа, т. е. урок, данный для переписки одному из помощников Лаврентия. Если Симеоновская, как мы только что предположили, сохранила нам формат ветхого Летописца 1305 г., то попробуем перевести на этот формат урок, полученный тем писцом который его изложил на 158-161-м листах Лаврентьевской. Формат страниц Симеоновской можно определить в 20 строк по 25 букв (в среднем), что дает около 500 букв. Лист будет содержать около 1000 букв. Формат Лаврентьевской определяется в той части, где письмо покрывает страницу в две колонны⁴²⁶ 32 строчками по 21 букве (в среднем) в каждом столбце, т. е. около 1344 букв на странице или 2688 букв в листе. Материал текста Лаврентьевской летописи на 158–161-м листах занимает 7 страниц и 22¹/₂ строки первого столбца 8-й страницы, что составляет около 9880 букв. Отбрасывая разницу в 120 букв на почти 8 страниц, мы можем сказать, что урок переписчика⁴²⁷ составил 10 000 букв. Переводя этот урок на формат Симеоновской, мы получаем 20 страниц или 10 листов. Значит, писец получил из ветхого Летописца 1305 г. для переписки 10 листов.

Итак, соотношение форматов Лаврентьевской летописи и ветхого Летописца 1305 г. будет 1:2,7, т. е. на страницу Лаврентьевской ложились 2,7 страницы Летописца 1305 г.»⁴²⁸.

Установление формата оригинала позволяет объяснить некоторые особенности копии. В Лаврентьевской летописи имеются пропуски текста, которые все описывавшие до М. Д. Приселкова Лаврентьевскую рукопись считали результатом утраты листов в Лаврентьевской. М. Д. Приселков на основании выведенных им данных о формате оригинала Лаврентьевской (не дошедшего до нас Летописца 1305 г.) считает, что утрата была не в Лаврентьевской рукописи, а в Летописце 1305 г. Приведу выдержку из рассуждения М. Д. Приселкова: «Теперь мы возьмем по Симеоновской летописи материал текста, которого недостает в Лаврентьевской между ее теперешними 170 и 171-м листами, т. е. тот... дефект ее текста, который все описания объясняют утратою листа или листов (с 1287 до середины 1294 г.). Он в Симеоновской летописи занимает ровно 6 страниц, или 3 листа. Это равно 3000 букв. Но лист Лаврентьевской, как мы уже говорили, равен только 2688 буквам. Отсюда мы вправе говорить, что в Лаврентьевской летописи здесь не могло быть утраты листа, т. е. что в протографе Лаврентьевской летописи здесь уже была утрата 3 листов. Тогда становится понятным, почему Лаврентий после изложения 1285 г. написал в строку: “в лето 6794 (.) в лето 6795 в лето”. Ведь в Симеоновской после изложения 1285 г. идет не только название 6794 (1286) г., но и сообщение о том, что в этом году женился князь Иван Переяславский, затем, после названия 6795 (1287) г., сообщается, что великий князь ходил было ратью к Твери, но помирился с тверским князем и что в этом же году тверской епископ начал службу в каменной церкви Твери, хотя мастера еще продолжали работу. Очевидно, лист древнего Летописца 1305 г. кончался изложением событий 1285 г., а события 1286 и следующих годов были в нем изложены на позднее утраченных листах. Лаврентий при переписке мог всегда получить в конце листа пустую строку (например, при переписке 8 листов, или 16 страниц, древнего Летописца на формат Лаврентьевской), и, понимая, что дальше идет изложение 1294 г., он постарался заполнить эту оставшуюся пустую строку перечислением названий пропущенных годов»⁴²⁹.

Не привожу других выводов М. Д. Приселкова, вытекающих из гипотетически установленного им формата Летописца 1305 г., в частности и того, что «Поучение» Мономаха имело тот же формат, что и Летописец 1305 г., — вывод весьма важный для выяснения того, откуда попало «Поучение» в Лаврентьевскую летопись.

Конечно, вычисленный М. Д. Приселковым формат Летописца 1305 г., служившего оригиналом для Лаврентьевской летописи, не более чем гипотеза, но гипотеза, которая имеет за собой довольно много данных и которая самым фактом своего существования снимает безапелляционность утверждения палеографов, описывавших рукопись Лаврентьевной летописи, что пропуски в ее тексте — результат утраты листов самой Лаврентьевской летописи.


Текстологические приметы

Перейдем к некоторым практическим указаниям, облегчающим работу текстолога и вместе с тем имеющим в известной мере принципиальное значение.

Начать сличать списки произведения, установить классификацию списков, хотя бы и формальную в начале, распределить списки по редакциям, видам, изводам и пр., если списков много, далеко не просто. Задача бесконечно усложняется, если произведение велико по объему (летописные своды, хронографы, Еллинский и Римский летописец, различного рода палеи, степенные книги, «Александрия», «Казанская история» и т. п.). Число признаков, по которым один список отличается от другого, одна редакция от другой, один извод от другого, может быть безгранично велико. Расхождения разночтений между отдельными редакциями могут сочетаться с совпадениями разночтений. Если списков много, то очень существен вопрос: с чего начинать сличение, какие списки сличать раньше, какие позднее? Приступая к сличению многих списков большого произведения, текстолог невольно оказывается в очень затруднительном положении: как хотя бы приблизительно разобраться в обилии материала, найти нужный порядок работы.

В этот момент очень многое зависит от искусства текстолога, от его опыта и интуиции.

Авторы книги «Методы и принципы зоологической систематики» Э. Майр, Э. Линсли и Р. Юзингер пишут о биологической систематике: «Нередко говорят, что систематика — скорее искусство, чем наука, и это утверждение в известной мере справедливо. Оно столь же справедливо, как и утверждение о том, что врач, являющийся хорошим диагностом, при постановке диагноза руководствуется интуицией. И в самом деле, хороший врач и хороший систематик ставят свои диагнозы на основании умелой оценки симптомов в одном случае и таксономических признаков — в другом»⁴³⁰.

Ниже мы укажем в разделе о классификации списков (с. 226 и сл.), что формальная классификация в практической работе текстолога предшествует исторической, но и формальная классификация представляет известные трудности. Трудности эти преодолеваются искусством текстолога, который уже на основании предварительного знакомства со списками, еще до их сличения, разбивает их на группы, выявляет в списках некоторые «симптомы», тектологические приметы, по которым он, еще до начала систематического сличения, предварительно группирует списки, значительно облегчая этим себе всю последующую работу.

В самом деле, наилучший порядок сличения списков между собой заключается не в беспорядочном сличении всех списков со всеми, а в сличении списков одной редакции или одного вида между собой, а затем в сличении списков одной редакции или одного вида с разночтениями другой редакции или другого вида. Такая последовательность в сличении разночтений значительно облегчает работу и выявляет сущность редакций и их видов.

Но ведь для такого порядка работы необходимо знать о классификации текста, о его разбивке на редакции и виды раньше, чем произведено само сличение, которое только и может установить прочные и окончательные выводы о редакциях и видах произведения. Тут, казалось бы, явный порочный круг. Однако круг этот разбивается вот чем: окончательно обосновать разбивку произведения по редакциям, видам, изводам и пр. можно только в результате полного сличения списков и объяснения всех разночтений списков, но предварительную, черновую и «рабочую» классификацию списков опытный текстолог может произвести еще до начала работы по сличению. В эту предварительную классификацию списков в результате их сличения будут неизбежно внесены исправления, уточнения, а может быть, потребуется и решительная перестройка классификации, но эта предварительная классификация необходима для начала работы. Здесь от текстолога требуется некоторое умение предвидеть результаты работы, интуиция, дающаяся опытом (см. об этом выше в разделе о сличении списков).

Обратимся к тому, как конкретно протекает работа текстолога над списками изучаемого произведения.

Найдя нужные ему списки произведения, исследователь начинает с ними знакомиться (непосредственно в рукописных хранилищах или по фотографиям, ротокопиям и микрофильмам). Он прочитывает каждый список, определяет его время, сохранность, знакомится с окружающими в сборниках произведениями и т. д. При этом он ведет записи, в которых отмечает все, что так или иначе привлекло его внимание. От опыта исследователя зависит сделать эти записи так, чтобы часть вопросов можно было затем решать на основании этих записей, обращаясь к рукописи возможно меньше. Какие вопросы его должны интересовать в рукописи, — это выяснится на протяжении всей нашей книги. Не будем поэтому задерживаться на этом. Пока для нас важны самые тексты произведения в каждом отдельном списке. Читая эти тексты, исследователь уже при первом знакомстве со списками обратит внимание на их различия. Первоначально он ищет только крупные, внешние различия. Эти различия исследователь отмечает в своих записях. Скоро исследователь замечает, что эти различия повторяются, причем повторяются комплексно: одни различия встречаются вместе с другими различиями. Это позволяет начерно, в порядке самом предварительном, группировать списки.

Первоначально это ознакомление со списками идет медленно. Постепенно работа убыстряется. После просмотра 5–20 списков исследователь замечает, что часть списков более схожа между собой, другая — меньше. Исследователь начинает легко определять разновидность текста по приметам. Приметы — это наиболее характерные признаки принадлежности текста к той или иной группе редакции или виду редакции. Это не всегда самые крупные признаки, не всегда даже самые существенные, но зато они неизменны для данной группы, редакции или вида, легко обнаруживаются при знакомстве с текстом. Одной или двух примет недостаточно. Нужно, чтобы их было пять или шесть, но не более десяти, иначе их трудно держать в уме при ознакомлении с текстом. В процессе ознакомления с новыми списками произведения эти приметы уточняются, лишние отбрасываются, заменяются более характерными. Уточняется и группировка списков по этим приметам. Поэтому первоначально приходится возвращаться к уже просмотренным спискам. После просмотра 10–20 списков к старым спискам исследователь возвращается уже редко.

Попутно замечу, что микрофильмы и иные воспроизведения рукописей незаменимы для вторичных и последующих обращений к спискам произведения. Особенно хороши ротокопии, в которых характерные признаки редакции и вида, или индивидуальные особенности списка можно подчеркивать светлым цветным карандашом (например, желтым, голубым или розовым; напомню, что в ротокопии фон темный) и даже писать на полях краткие замечания. Однако первоначальное ознакомление со списками нужно все же делать в самих рукописных хранилищах по подлинным рукописям. Фотовоспроизведения не могут дать представления о многих особенностях рукописи, исследовать которые обязан текстолог (филиграни, состав всей рукописи, в которой имеется текст изучаемого произведения, особенности брошюровки и переплета и т. д.). Ввиду того что повторные обращения к спискам особенно необходимы в начале работы, рекомендуется начинать работу в наиболее доступных рукописных хранилищах.

Как бы часто в рукописях ни обнаруживались одни и те же редакции произведения, исследователь никогда не гарантирован от появления текста новой редакции, где приметы будут частично совпадать с приметами других редакций. Поэтому перегруппировку примет часто приходится производить даже в самом конце ознакомления с рукописями. Вот почему приметы редакций нужно брать «с запасом»: на случай, если та или иная примета окажется и в другой редакции.

Особенно это следует иметь в виду для поздних редакций. Часто они заключают в себе приметы более ранней редакции, из которой они вышли, с добавлением новых (ср. так называемые распространенные редакции — редакции, составившиеся от стилистического расширения предшествующих, а не от их сокращения или решительной перестройки самого содержания).

Приметы редакций и видов рекомендуется применять не только во время самой работы по классификации текстов, но особо отмечать их в текстологических введениях после того, как они проверены на всех текстах данного произведения и прошли испытание полным подведением всех разночтений. Это важно для будущих исследователей, ибо никакой текстолог, закончив работу над тем или иным произведением, даже при самом тщательном обследовании всех рукописных хранилищ (а тщательность в обследовании всех рукописных хранилищ, как уже указывалось, абсолютно необходима), не гарантирован от того, что другой исследователь не найдет нового списка того же произведения. Для того чтобы определить редакцию списка, ему весьма будут необходимы эти списки примет каждой редакции.

Приметы редакций необходимы и для тех исследователей, которые занимаются научным описанием рукописей. Труд исследователя, занимающегося описанием рукописей, требует исключительного знания рукописного материала, в первую очередь он требует знания всего состава древнерусской письменности, примет не только произведений, но и их редакций. Конечно, это не значит, что исследователь, занимающийся описанием рукописей, должен все помнить на память. У него должны быть, во-первых, записи, и, во-вторых, он должен знать, где, в каких изданиях и что он может найти из этого справочного материала. В будущем, когда будет создан словарь-справочник древнерусской письменности, необходимо, чтобы в него вошли и сведения о редакциях произведений с их приметами. Это так же необходимо для филолога, как необходим определитель флоры для ботаника, определитель фауны для зоолога и т. д.

Перейдем к рассмотрению некоторых конкретных примеров примет редакций.

В. Л. Комарович на основании изучения 12 списков «Повести о Николе Зарайском» (рязанский цикл повестей, включающий и известную «Повесть о разорении Рязани Батыем»), пришел к выводу, что в них могут быть выделены восемь редакций⁴³¹. Из этого числа две редакции он признал основными и назвал их: одну распространенной, а другую компилятивной. Распространенную редакцию он счел более древней, чем компилятивную. В процессе изучения распространенной редакции по спискам Рукописного отдела БАН 16.17.21 (РО 1), 16.15.8 (РО 2) и того же хранилища в собрании Головкина 34.8.25 (Гл) В. Л. Комарович выделил следующие приметы, отличающие ее от редакции компилятивной по спискам ГПБ Q.1, № 398 (Пб 1), Рукописного отдела БАН 4.7.3 (РО 3), того же хранилища 13.2.23 (РО 4).


1) Город, куда прибывает Евстафий из Корсуни, — не Кесь, а Рига.

2) Дидактическое вступление к картине Батыева нашествия от слов «попущающу Богу» до слов «за наше прегрешение» — отсутствует.

3) Отказ в помощи рязанскому князю Юрию Игоревичу со стороны Юрия Всеволодовича Владимирского предшествует созыву рязанских князей, отъезду князя Федора с дарами к Батыю и его убиению, тогда как в списках компилятивной редакции (Пб 1, РО 3) неудачное обращение за помощью во Владимир отмечается лишь после всех этих событий.

4) В перечне рязанских князей (на съезде, в бою, при убиении, при погребении) всякий раз упоминается Глеб Коломенский, ни разу, напротив, не упоминаемый в списках компилятивной редакции.

5) Точно указано место Батыева стана, куда прибыл князь Федор: «на рhку на Воронаж», чего, напротив, списки компилятивной редакции не знают.

6) Отсутствует подробность, согласно которой Батый приехавших к нему «на Воронаж» рязанских князей стал «потhхою тhшить».

7) Предательство рязанского вельможи, сообщившего Батыю о красоте княгини Евпраксии, передано словом «насочи» (РО 1, РО 2), вместо «сказа» в списках компилятивной редакции.

8) Отсутствует (РО 1, РО 2) весь эпизод компилятивной редакции о нашедшем тело Федора пестуне Аполонице.

9) Перед битвой, вместо прощания «у гроба отца своего великого князя Игоря Святославича», как в компилятивной редакции, в списках РО I, РО 2, Гл рязанские князья дают «последнее цhлование княгини (матери) Агриппинh Ростиславне».

10) Иначе, чем в списках компилятивной редакции, средактирован эпизод об Олеге Красном.

11) При перечислении жертв татарского погрома в Рязани опять, в отличие от компилятивной редакции, названа «великая княгиня Агриппина, мать великого князя» (во всех трех списках).

12) В эпизоде о Коловрате его пребывание при нападении Батыя на Рязань в Чернигове мотивировано отъездом туда князя Игоря: «был в Чернигове со князем Ингорем Ингоревичем» (во всех трех списках), при иной мотивировке в компилятивной редакции: «емля подать государя своего великого князя Георгия Ингоревича».

13) Указано, где именно настиг Коловрат Батыя: «угнаша Батыя в земли Суздальстей» (во всех трех списках), чего нет в компилятивной редакции.

14) Отвечая Батыю, взятые им в плен дружинники Коловрата называют себя «храбры есьми великого князя» (РО 2), вместо «рабы» в списках РО 1, Гл и в списках компилятивной редакции.

15) Подвиг Коловрата охарактеризован как побиение «богатырей Батыевых», вместо «многих нарочитых» в компилятивной редакции.

16) При нападении на самого Коловрата татары наводят на него «множество пороков» (во всех трех списках), при «множество саней с нарядом» в компилятивной редакции.

17) После одоления Коловрата Батый посылает «по мирзы и по князи» (во всех трех списках) без добавления, как в компилятивной редакции, — «ординския и по санчакбhи и по паши».

18) При описании погребения Ингорем Ингоревичем найденного им в Рязани «трупия» опять, в отличие от компилятивной редакции, все три списка упоминают «тело матери» этого князя «великия княгини Агриппины Ростиславны».

19) Наконец, заключительное родословие потомков Евстафия или вовсе отсутствует (РО 1 и Гл), или (РО 2) отделено от основного содержания «Повести» не имеющим к ней прямого отношения текстом..., т. е. явно выписано из другого, чем сама «Повесть», списка (компилятивной редакции)⁴³².


Все приведенные приметы имеют свой определенный смысл в истории текста произведения. Мы не останавливаемся на анализе этого смысла каждой из примет, так как это потребовало бы и анализа самой «Повести», что увело бы нас далеко в сторону. Отмечу только, что приметы, приведенные выше, весьма разнообразны: они касаются и языка списка, и его композиции, и сообщаемых исторических реалий, и т. д. Нельзя поэтому сказать — в каком типе явлений следует по преимуществу искать эти приметы. Это зависит от характера работы создателей отдельных редакций, от истории текста произведения, а поскольку поиски примет начинаются исследователем на таком этапе его работы, когда история текста произведения неясна, то в выборе примет приходится в какой-то мере полагаться на интуицию. Оттого-то и приходится в процессе работы менять приметы, по мере того как история текста и классификация списков становится все яснее. В творческом исследовательском процессе разные его стороны подвигаются вперед одновременно, как бы поддерживая друг друга.

В дальнейшем при изучении цикла повестей о Николе Заразском удалось выявить около 70 списков, и в разбивку на редакции и в приметы этих редакций пришлось внести существенные изменения.

Приведу некоторые соображения в этом вопросе, высказанные мною при публикации текстов «Повестей о Николе Заразском»⁴³³. Редакцию «распространенную» я предпочел называть редакцией основной А; редакцию «компилятивную» — редакцией основной Б. Последняя может быть прослежена в двух основных видах. Кроме указанных еще В. Л. Комаровичем редакций — редакции хронографической, редакции святцев, редакции особой (предпочитаю называть ее «стрелецкой») и редакции проложной, — должны быть указаны; редакция воинская (в двух видах), редакция «Сказания» (в двух видах), редакция риторическая, редакция церковная и редакция распространенная. Существуют, кроме того, переделки XIX в., которые здесь не рассматриваются. «Краткая редакция» выделена В. Л. Комаровичем ошибочно.

В указанные В. Л. Комаровичем приметы двух основных редакций должны быть внесены изменения. Признак первый, по которому в редакции основной А Евстафий прибывает в город Ригу, а в основной Б — в город Кесь (т. е. Кезис — Венден, ныне Цесис в Латвии), не может быть принят. Не может быть принят также и признак четырнадцатый, по которому в редакции основной А захваченные татарами дружинники Евпатия Коловрата называют себя «храбрами», а не «рабами» князя Юрия Ингоревича: «храбра-ми» называют себя дружинники Евпатии только в тексте списка БАН 16.15.8 (РО 2 у В. Л. Комаровича); во всех остальных списках редакции основной А дружинники говорят про себя: «раби великого князя Юрья Ингоревича Резанского». Несомненно, однако, что в списке БАН 16.15.8 отразился древнейший вариант данного текста (слово «храбр» вышло из употребления уже в XVI в.). Неточно указан В. Л. Комаровичем также признак четвертый: Глеб Коломенский упоминается и в списках компилятивной редакции. Следует вообще отметить, что перечисление участвовавших в бою с Батыем и павших князей, а также их расстановка в этом перечислении сильно колеблются в различных списках и требуют особого изучения. Неточно указан В. Л. Комаровичем и признак восьмой, по которому эпизод о нашедшем тело князя Федора пестуне Апонице (эта форма имени пестуна князя Федора встречается в списках чаще, чем указанная В. Л. Комаровичем форма «Аполоница») имеется только в списках редакции основной Б. Признак девятый, касающийся прощания перед битвой рязанских князей, относится только к первому виду основной редакции Б.

Приметы редакции основной А, выделяющие ее и различающие с редакцией основной Б, следующие.


1) В редакции основной Б имеется небольшое дидактическое вступление перед рассказом о нашествии Батыя. Этого дидактического вступления в редакции основной А нет.

2) В редакции основной А отказ владимирского князя Юрия Всеволодовича помочь Юрию Ингоревичу предшествует созыву рязанских князей и эпизоду с убиением Батыем князя Федора; в редакции же основной Б рязанские князья получают этот отказ после отмеченных событий.

3) В редакции основной А отмечено место Батыева стана, куда прибыл Федор — «на реку на Воронеж»; в редакции основной Б место Батыева стана остается неизвестным.

4) В редакции основной Б Батый тешит приехавших к нему рязанских князей «потехою», чего нет в редакции основной А.

5) Эпизод с Олегом Красным изложен в редакции основной А в иной последовательности, чем в редакции основной Б.

6) В перечислении жертв татарского погрома в редакции основной А, в отличие от редакции основной Б, названа мать великого князя Юрия Ингваревича — «Агрепена».

7) В редакции основной А Евпатий Коловрат во время разгрома Рязани находится в Чернигове «со князем Ингорем Ингоревичем», в редакции основной Б к этому добавлено: «емля подать государя своего великого князя Георгия Ингоревича».

8) В редакции основной А, в отличие от основной Б, точно указано, где настиг Батыя Евпатий Коловрат: «угнаша Батыя в земли Суздальстей».

9) В редакции основной А татары наводят на Евпатия Коловрата «множество пороков», а в редакции основной Б — «множество саней с нарядом» (или в более позднем варианте — «с народом»).

10) В редакции основной А Батый после гибели Коловрата посылает «по мирзы и по князи», а в редакции основной Б добавлено — «ординския и по санчакбеи и по паши»⁴³⁴.


Итак, мы видим, что 19 примет В. Л. Комаровича в результате привлечения многих новых списков «Повестей о Николае Заразском» свелись к 10 признакам. Однако дело осложнилось и тем, что в одной из основных редакций (редакция Б) появились два вида, приметы которых в свою очередь довольно сложны.

Есть специфические области текстологической работы, где знание примет особенно необходимо. Я уже приводил одну такую область — это научное описание рукописей. Другая область — это изучение летописания и хронографов. Умение легко отличить в рукописях различные летописные своды, редакции этих сводов, редакции хронографов и пр. дается только в результате знания примет.

Надежнее всего те приметы, которые имеют не формальный характер, а связаны с определенными этапами в жизни памятника. Если приметы памятника, его редакции, извода, вида, группы не только внешне заметны, но и связаны с существенными моментами в истории возникновения данного памятника, редакции, извода, вида, группы, — то тем меньше опасности, что в дальнейшем они отпадут. К тому же их легче запомнить, ассоциируя их с историей памятника.

В начале работы, когда история памятника еще неясна для исследователя, эти приметы будут носить более или менее формальный характер (более или менее формальный характер будет носить и предварительная классификация списков памятника), а в дальнейшем, по мере уточнения истории текста, эти приметы будут все более и более тесно связаны с историей памятника (более историчной станет, как мы увидим ниже, и классификация списков).