Шемин Евгений © nov zem@mail ru Архипелаг №6 Прощай школа
| Вид материала | Документы |
- Прощай начальная школа составила Агеева, 96.37kb.
- Соловецкие острова это архипелаг, т е. группа островов, в Белом море на входе в Онежскую, 78.6kb.
- Прощай, Артур – гроза Востока! Драма Предисловие, 529.53kb.
- Муниципальное общеобразовательное учреждение средняя общеобразовательная школа №22, 29.99kb.
- Своеобразие сюжетного построения пьесы Чехова «Вишневый сад», 41.78kb.
- Элементы занимательности на уроках информатики, 88.23kb.
- Христианский контекст романа Э. Хемингуэя Прощай, оружие, 344.01kb.
- Петров Евгений, 20.77kb.
- Доклад муниципального общеобразовательного учреждения «Средняя общеобразовательная, 3282.78kb.
- Конкурс «vii всероссийская дистанционная неделя Математики», 97.95kb.
Спасти рядового Риманова.
С наступлением весны что-то странное стало твориться с Мишей Римановым. Вначале стал он просто заговариваться. То якобы его Шаменов снова хочет зарезать, хотя последний, после того случая, вообще как-то притих, не хотел портить себе дембель, то стал время от времени метаться и шхериться от замполита Павлова, который в это время был в командировке. Стало ясно, что у него происходить что-то неладное с психикой.
Дальше, больше. Все стали замечать, что глаза у него как-то потухли, взгляд потерял осмысленность, он стал ко всему безразличен, впал в депрессивное состояние. Видимо хрупкая психика художника не выдержала тягот армейской службы.
У начальства состояние Риманова вызвало серьезное беспокойство. За один год два случая психического расстройства у солдат в части, это было уже слишком. И они, от греха подальше, решили отправить Романова в Североморск, в центральный госпиталь Северного флота.
Перед отъездом Эдик с Мироном посадили Мишу перед собой и попытались достучаться до него:
- Миша – глядя в потухшие глаза, раз за разом повторял Эдик, – слушай меня внимательно. Когда приедешь в Североморск, в госпитале соберись, возьми себя в руки и скажи врачам, что у тебя сейчас просто очень тяжелый момент в жизни. Придумай, что твоя девушка ушла к другому или в семье большие проблемы, что командиры достали. Поэтому у тебя сейчас депрессия, всего лишь депрессия. Если ты этого не сделаешь, то тебя упрячут в психушку, надолго упрячут. Тогда навряд ли ты сможешь вернуться к своей прежней жизни, к Ленке. Запомни, до приказа осталось совсем ничего. Ты должен дембельнуться, а не комиссоваться.
Затем Эдика сменял Мирон и тоже пытался внушить Риманову то же самое.
С грустью они смотрели вслед УРАЛу, увозившему Романова, в сопровождении прапорщика, на аэродром. Надежды на то, что они сумели вбить в голову Миши свои установки, практически не было.
На следующий день вечером Мирон пошел в санчасть к Эдику. Настроение у обоих было отвратительное, все таки было очень жаль Романова. Посидели, помолчали. Пора было возвращаться в роту, но в этот момент в санчасть влетел Миша с криком:
- Мужики, привет! Как я рад Вас видеть снова! – и полез обниматься.
Мирон с Эдиком ошарашено смотрели на Риманова, как на воскресшего из могилы, не могли поверить своим глазам. Это был прежний Миша, шумный, беззаботный и веселый.
Он рассказал, что когда его привели в госпиталь, у него что-то щелкнуло в голове и он вспомнил все, что ему втолковывали Эдик с Мироном перед отъездом. Он в точности все это выдал докторам, которые, помянув недобрым словом перестраховщиков командиров, велели Риманову с прапорщиком отправляться назад в часть, что они тут же и сделали.
Всю следующую неделю Риманов был бодр и весел. Вспоминал свою жизнь до армии, строил планы на будущее, после увольнения. Глядя на него, трудно было представить себе того Мишу, который в сопровождении прапорщика уезжал в госпиталь в Североморск. Все радовались его такому удивительному исцелению.
Только Эдик продолжал внимательно присматриваться к Риманову. И не зря. Через неделю, после возвращения из Североморска, Миша снова резко ушел в себя, его состояние стало еще хуже, чем до поездки в Североморск, и уже достучаться до него было практически невозможно.
В промежутках между состояниями полной отрешенности, Миша стал говорить, что Мирон втайне замыслил убить его и только ждет для этого удобного момента.
Эдику неимоверными усилиями удалось уговорить командование не отправлять Риманова опять в Североморск, а оставить Мишу в части под его ответственность до выхода приказа на увольнение, до которого осталось буквально несколько дней и затем уволить его, сняв этим с себя всякую ответственность за его дальнейшую судьбу.
День и ночь, не смыкая глаз, пас Эдик Мишу, но все-таки дождался приказа. Риманова сразу уволили и отправили в сопровождении Эдика домой, в Москву.
Через три дня Эдик вернулся из Москвы. Был он в очень подавленном состоянии.
Эдик доставил Мишу в Москву домой и лично передал его на руки матери. Первым словами Мишиной мамы к своему сыну, несмотря на весьма плачевное его состояние, были:
- Много ли ты сыночек денег там заработал? Сколько ты их привез домой?
Оказывается, Мишина мама знала от кого-то, что стройбатовцам на Новой Земле платят деньги. И вот какими оказались ее первые слова к вернувшемуся со службы в тяжелом состоянии сыну. К ее огорчению Миша ничего не привез, ему не была положена зарплата, так как он числился в хозвзоде, был художником при части.
Эдик сам не мог сказать, чем он больше был удручен, то ли состоянием Миши, то ли столь неожиданным в этой ситуации вопросом его матери. Но переживал все это Эдик очень тяжело.
Мат командира – это военная тайна.
Перед самым увольнением кому-то из дедов пришла в голову идея, на прощанье, записать на утреннем разводе выступление командира части, чтоб затем развлекать им друзей на гражданке. Взяли у Кузенкова переносной кассетный магнитофон «Весна», подключили к нему микрофон и через открытую форточку окна санчасти записали ежедневный бенефис полковника Крылова, который в это утро был особенно в ударе. И шапку на землю бросал в поклоне перед примерным солдатиком, и насчет перерезания горла нерадивому негодяю особенно изощрялся, а мат из него сыпался уже и вовсе четырехэтажный. Наверно подсознательно чувствовал, что его записывают для истории.
Запись удалась на славу. Каждый вечер в третьей роте ребята, в курилке, слушали эту запись, сопровождая его гомерическом хохотом. Райкин близко не стоял.
Но кто-то из стукачей донес начальству об этом. Что тут началось! Бедного Кузенкова, как владельца магнитофона, затаскали в штаб. Ему пригрозили военным трибуналом, если он не выдаст всех участников этой акции. Кузенкову вменили в вину то, что он разгласил информацию, которая содержалась при постановке на утреннем разводе боевой задачи командиром части перед личным составом. А это военная тайна. Только вот с каких это пор мат в Советской армии стал военной тайной? Прямо белиберда какая-то. Надо отдать должное Кузенкову, он никого не выдал.
Постепенно ситуацию спустили на тормозах. Только конфисковали магнитофон с кассетой, на которую был записан тот самый утренний развод.
Однажды Эдик в свое очередное дежурство по штабу, когда вся часть была на службе, а командир части отсутствовал, услышал из кабинета замполита Павлова все нарастающий дружный смех. Это в полный голос хохотали капитаны Павлов и Либровский. Эдик подошел к двери кабинета и понял причину столь безудержного веселья. Замполит и начштаба, запершись в кабинете, прослушивали ту самую запись развода части на магнитофоне Кузенкова.
Приказ. Дембельский аккорд.
А жизнь в это время шла своей чередой. Деды, дождавшись, когда в часть принесут газету с приказом об их увольнении, в каждой роте провели традиционную церемонию посвящения себя в дембеля. Поставили в курилке на стол табуретку, с которого ушан громко зачитал им этот приказ. Деды, с этого дня ставшие дембеля, с восторгом выслушали это сообщение, обнимались и поздравляли друг друга.
На следующий день, за завтраком, дембеля, к немалому удивлению и радости ушанов, торжественно передали им свои пайки масла. Все традиции были соблюдены, пора было собираться домой.
В штабе были составлены списки команд увольняемых с графиком их отлета на материк. Как и ожидалось, Мирон был в одной из последних команд, а Дима Персик в самой последней. Если с Персиком все было понятно, проведших столько времени на губе солдат всегда увольняли последнюю очередь, то на сроки увольнения Жени явно повлиял злопамятный командир части.
Но ситуацию можно было исправить, выполнив дембельский аккорд. Мирон записался в команду, которая взялась провести ремонт в клубе. День и ночь пять человек приводили клуб в порядок, стругали, подправляли, заменяли и красили. В конце второй недели работы клуб сверкал как новенький. Команда, выполнявшая этот аккорд, улетела в числе первых. Все, кроме Мирона. Полковник Крылов имел на этот счет свое особое мнение:
- Ишь, чего захотел. Ну и что с того, что делал аккорд. Я сказал, что он улетит в числе последних. И точка.
Эдик хотел обязательно уволиться вместе с Мироном. Поэтому он отказался улететь с первой командой, куда его включили и остался дожидаться Мирона. Не каждый решится на такой шаг.
Рогачево - Архангельск - Москва.
Неопределенность с датой увольнения была очень тягостной. Каждые два-три дня уезжали команды на аэродром. Эдик, которому на днях присвоили звание старшины, как не уговаривал его Мирон, ни за что не хотел уезжать без него.
Уехал в отпуск и командир части полковник Крылов. Временно исполнять его обязанности назначили майора Божко.
В один из солнечных весенних дней Мирон с Эдиком без толку прогуливались по расположению части. Служба закончилась, а команду уехать никто им не давал. Послонявшись некоторое время по плацу, они пошли в санчасть, к Эдику. На входе в штаб им встретился майор Божко:
- Вы что здесь шатаетесь, делать Вам больше нечего?
- А что нам делать, товарищ майор?
- Как что, идите собирать вещи и получать документы, завтра уезжаете с очередной командой.
Вот это был сюрприз! Майор Божко всегда испытывал перед Мироном чувство вины за свое малодушие, когда не подтвердил своего разрешения на просмотр им кинофильма «Москва слезам не верит» в БМК перед Начальником политотдела Спецстроя капитаном первого ранга Мелешко. Теперь он решил хоть как-то загладить перед ним свою вину и вопреки указанию полковника Крылова, решил уволить Мирона все же пораньше.
В канцелярии штаба им выдали на руки военные билеты с отметкой об увольнении со срочной службы и проездные документы каждому, до места назначения. Вещи были собраны мгновенно, был составлен их список.
Эдик узнал, кто из лейтенантов сопровождает их до Архангельска, и договорился с ним, что тот провезет некоторые фотографии и агаты, подаренные Мирону геологом.
На следующий день утром настала время прощания с ребятами, которым предстояло еще служить, с Персиком, которому светило маяться еще месяц, с адъютантом Начальника политотдела полигона матросом Игорем.
Вначале очередную команду увольняемых выстроили в штабе. Все расписались в журнале о не разглашении сведений. Затем, по заранее подготовленным спискам, проверили вещи, которые дембеля брали с собой и поставили на них печать части. Дав последние напутствия, без приключений добраться до дома, начальство дало команду на отъезд. После этого к ним уже никого не подпускали, посадили на УРАЛ.
- Мужики, не горюйте! – кричали дембеля остающимся, видя погрустневшие их глаза – придет время и Вы тоже обязательно уедете. Посмотрите на нас, мы ведь дождались своего часа.
УРАЛ резво рванул с места и помчал ребят по бетонке в сторону аэродрома. В аэропорту у дембелей быстро проверили документы и вывели на летное поле под крыло самолета Ту-134, где их выстроили в ряд, заставив положить чемоданчики перед собой и раскрыть их.
Дул резкий холодный ветер, мороз стоял около минус десяти градусов. Дембеля были лишь в одних кителях, брюках, фуражках и ботинках. Матросы в спецпошивах, под руководством лейтенанта из особого отдела, тщательно проверили все вещи, сверили их со списками, заверенными в штабе. Затем дали команду всем расстегнуться и распахнуть кителя и тщательно обыскали всех дембелей. Матросы, натренированными движениями рук, быстро прошлись с ног до головы. Пронизывающий морозный ветер пробирался до самых костей.
И только после этого дали разрешение подняться в самолет. За командой военных строителей пропустили через проверку команды матросов, ПВОшников и заполнили ими весь самолет.
Пока самолет заводил двигатели, выруливал на взлетную полосу, абсолютно никто из пассажиров не мог поверить в происходящее. И только лишь когда самолет оторвался от земли и стал набирать высоту, вначале абсолютно все завопили как безумные от переполнявших их чувств, а затем кто-то стал, не стесняясь, вытирать слезы, кто-то просто впал в отрешенно безразличное состояние, в прострацию.
Мирон почувствовал себя в этот момент полностью опустошенными и только где-то там, глубоко в сознании, начало зарождаться понимание того, что наступила долгожданная свобода, что уже никогда в его жизни не будет места прапорщикам Войтовичам, лейтенантам Годулянтам и полковникам Крыловым. И спасибо судьбе, раз уж случилось послужить в армии, что жизнь свела его там с Эдиком Колбиным, адъютантом Игорем, Димой Персик, Толиком Говорком, Гешей из Тамбова, майором Капканарем и конечно же с капитаном Павловым.
А Эдик, не обращая ни на кого внимания, встал посреди прохода самолета на колени и громко, на весь салон произнес:
- Боже, я благодарю тебя, что хранил меня все эти два года! Слава богу, что все это закончилось! Спасибо тебе, что всему этому настал конец! Конец!! Конец!!!
И это было сказано абсолютно не верующим человеком. Но и всем другим присутствующим в самолете эти слова не показались чем-то здесь не уместным.
***
Через полтора часа самолет приземлился в Архангельске. Здесь, в отличие от Новой Земли, снег почти весь растаял.
Аэропорт гудел как улей, он был забит увольняющимися солдатами и матросами, которые стекались сюда со всех окрестных воинских частей и дальних гарнизонов для дальнейшего следования.
Прибыв в аэропорт, эта многочисленная братия начинала прихорашиваться и наряжаться. Многие вставляли жесткие вставки в погоны, навешивали различные значки, солдаты надевали тельняшки, вместо рубашек, хромовые сапоги, взамен ботинок.
Среди всей этой воинской массы выделялись солдаты с красными погонами и буквами на них ВВ, Внутренние войска. В основном это были представители национальностей Средней Азии. Узбеки, казахи, таджики, туркмены. Так уж повелось, что Внутренние войска в основном комплектовались ребятами оттуда. Они несли службу во вполне известных заведениях, охраняли зеков в зонах, проштрафившихся солдат в дисбатах, в конвойной службе.
Видимо умные люди наверху посчитали, что с плохо говорящими на русском языке охранниками, зекам и дисбатовцам будет труднее договариваться о чем либо, чем со своим соплеменником. Конечно, это в какой то мере срабатывало, но не в меньшей мере играло роль то, что все, и начальство, и те, кого охраняли, считали этих ребят людьми второго сорта, обзывали их чурками. В ответ они отвечали не меньшей «любовью». И если, в силу своего азиатского менталитета, они подобострастно относились к начальству, то опять таки, в силу своего менталитета они зверствовали по отношению к охраняемым. У них было и другое прозвище, звери. Какой мог быть в этой ситуации сговор. Это как раз и нужно было начальству.
Так уж сложилось, что все солдаты с презрением относились к тем, кто носил красные погоны ВВ и при случае всегда старались начистить им рожи, в отместку за тех, кто страдал сейчас в дисбате или за тех, что когда-то попадет в дисбат. Поэтому каждый ВВешник, зная об этом, по прибытию в аэропорт первым делом спарывал свои красные погоны и пришивал вместо них заранее приготовленные черные погоны с буквами СА, Советская армия.
Здесь же обретались ребята с родной части, уехавшие еще три дня назад. Самолеты до Свердловска и Тюмени летали отсюда редко и они дожидались своей рейса. Они обрадовались своим, уже бывшим сослуживцам, объяснили Мирону с Эдиком, что им следует обратиться в воинскую кассу за билетами. Последним повезло, им выдали билеты на Москву на утро следующего дня.
После этого настал час истины. Захватив чемоданчики, Мирон с Эдиком отправились в туалет аэропорта. Здесь они сбросили с себя эту надоевшую военную форму и переоделись в заранее заготовленные еще в гарнизоне цивильные гражданские костюмы.
Какой это был кайф, ощущать себя нормальным человеком, когда не надо ежеминутно оглядываться вокруг, чтобы успеть отдать честь проходящим мимо офицерам, дергаться, когда на горизонте появлялся военный патруль. И вообще, можно было без оглядки расслабиться и чувствовать себя действительно свободным человеком.
Пора было привыкать к гражданской жизни. Для начала Мирон с Эдиком решили посетить местное кафе, выбрать себе из еды то, что ты сам пожелаешь, а не то, что положено, посидеть за чистеньким столом с вилкой и ножом в руках. Кафе оказалось действительно уютным, скатерти на столах, молоденькие официантки. Но в меню были только одни рыбные блюда, в основном из трески. На вопрос, а что им могут предложить из мясных блюд, официантка фыркнула и ткнула пальцем в строчку меню, где было написано: вареное яйцо под майонезом. Нет, это был не четверг – обязательный рыбный день для всех точек общепита по всему Советскому Союзу. В Архангельске днем с огнем нельзя было сыскать мяса. Но Мирон с Эдиком с удовольствием поели на холодное рыбу, на первое рыбу и на второе тоже рыбу. Хорошо, что вместо клюквенного морса не предложили рыбий жир. Но все равно, по сравнению с тем, чем они питались предыдущие два года, еда в архангельском кафе была просто изысканной.
Ночью в аэропорт заявился прапорщик, который сопровождал предыдущую команду дембелей. Тот самый прапорщик, который, в первый год службы Мирона, пытался ударить его ногой во время его драки с Пуховым, по кличке Волчара. Он стал приставать к ребятам, прося у них деньги на выпивку, но те просто открытым текстом посылали его подальше.
Прапорщик представлял собой весьма жалкое зрелище, был пьян, от него разило мочой. Оказывается, прошлой ночью, будучи вдрызг пьяным, он уснул на скамейке и обоссался. В первый момент у Мирона появилось огромное желание проучить этого недоумка, но стоило ему только взглянуть на это ничтожество, как его жалкий вид вызвал у него такое чувство омерзения, что пропало всякое желание марать об эту мразь руки.
Эта ночь в аэропорту запомнилась еще одним событием. В полночь появился Василек, тоже из предыдущей команды, летевший в Свердловск. Он очень обрадовался, увидев Мирона, так как служил с ним в части в одной роте.
Василек стал предлагать Мирону с Эдиком покататься по ночному Архангельску на персональном автомобиле. Вначале ребята приняли это за шутку. Но Василек потащил ребят на стоянку перед аэропортом и показал на красные Жигули шестой модели, с вывернутой форточкой на передней двери. Оказывается он поехал в город и угнал оттуда эту шестерку, как это он часто делал раньше на гражданке, покатался вволю на ней, но потом стало скучно одному ездить и он приехал в аэропорт искать товарищей для ночных покатушек.
Ни Мирон с Эдиком, ни другие дембеля, которым предлагал Василек увеселительные прогулки по ночному Архангельску, не согласились на такую авантюру. Никому не хотелось сейчас, когда так близок был родной дом, искать приключений на свою задницу, потерять только что обретенную свободу. Василек обиделся на всех, но и сам потерял интерес к Жигулям, у него пропало всякое желание в одиночестве наматывать километры.
Так и остался сиротливо стоять этот автомобильчик на стоянке перед аэропортом, вызывая недоумение у пассажиров своей вывернутой форточкой на левой передней двери.
А на следующее утро, когда самолет с Мироном и Эдиком на борту взлетел с Архангельска и взял курс на Москву, они поняли, что армия действительно осталась в прошлом и теперь они возвращаются к своей старой жизни.
Нет, не возвращаются к старой жизни, а этот самолет с ними на борту летел сквозь пространство и время к новой жизни.
Но кто может предсказать, что день грядущий нам готовит?
СОДЕРЖАНИЕ.
Прощай школа. 1
Здравствуй Москва. 1
ВЕСНА. ГОД ПЕРВЫЙ.
Архангельск-55. Полет в неизвестность. 3
Первый день в части. 7
Армейская столовая. 10
Курс молодого бойца. Присяга. 15
По ротам. Ушаны, деды и дедовщина. 21
Первая рота. Бунт на корабле. 27
Колбин и Риманов. 33
Третья рота. Дисбат на горизонте. 35
ГЦП №6. Спецстрой – 700. 42
Войсковая часть. Командиры. 42
Начало службы. Письма и бандероли. 49
Строительство котельной. 50
Первое встреча с белым медведем. 53
Таланты весеннего призыва. 56
Служба на БРУ. Сгущенка. 57
Натовский шпион. 62
Матрос Игорь. 63
ЛЕТО. ГОД ПЕРВЫЙ.
Разгрузка транспортных судов. 65
Солдаты, выпивка и тигра. 66
Буковина, БПК, БДК. Командировка в п. Северный. 68
ОСЕНЬ. ГОД ПЕРВЫЙ.
Ядерные испытания на полигоне. 70
Дембель Рики и Сашки. 70
Аристархов. Драка со стариком. 72
Персик, предводитель бритоголовых. 72
Пошел ты на х… . 74
Выдача спецпошивов. Шуба Годулянта. 76
Письмо прокурору. 77
ЗИМА. ГОД ПЕРВЫЙ.
Северное сияние. 78
Новый год. Патруль в ДОФ. 80
Варианты. Группа живучести. 83
Комсомольцы добровольцы. 87
Новый командир части. 87
ВЕСНА. ГОД ВТОРОЙ.
Неделя сна. Солдат психопат. 88
Белый медведь. 90
Визит Зам министра. Охота и рыбалка. 91
Новый командир третьей роты. 93
Любовь и секс. Насильник Аристархов. 94
Отпуск. 101
Развод дневальных. 102
ЛЕТО. ГОД ВТОРОЙ.
Спец по кранам. Купание в заливе. 103
Неудавшаяся ссылка. 108
Перевод во вторую роту. 111
Геолог. 112
ОСЕНЬ. ГОД ВТОРОЙ.
Чеченцы. 114
Аккорд осенних дембелей. 115
ЧП на ядерных испытаниях. 117
Кравченко и танцы. 118
Не был ушаном и дедом не буду. 120
Ара из осеннего призыва. Шаменов из Перьми. 121
Побег близнецов. 123
ЗИМА. ГОД ВТОРОЙ.
Школьник Сергей. Новогодний бал. 124
Дембельский Новый год. 125
Крысы и тараканы. 126
Бурение вечной мерзлоты. Болото. 126
ВЕСНА. ДЕМБЕЛЬ.
На губе. 128
Спасти рядового Риманова. 129
Мат командира – это военная тайна. 131
Приказ. Дембельский аккорд. 131
Рогачево – Архангельск - Москва. 132