Geum.ru

С. смолянников в. Бондик тайна трех капитанов

Вид материалаДокументы

Содержание


«прогулка в арктику»
Ерминия жданко
Женщины на корабле
И снова женщина
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   16

«ПРОГУЛКА В АРКТИКУ»

ИЛИ ВЕРСИЯ БИОЛОГА ВЕХОВА


      Экспедиция на «Святой Анне» была субсидирована на частные средства московских родственников Георгия Львовича Брусилова – его дяди, землевладельца Бориса Алексеевича и его жены Анны Николаевны Брусиловой-Паризо де Ла Валетт. Эти три человека и составили некое подобие «акционерного общества», причем основную сумму в намечавшееся предприятие вложила именно Анна Брусилова; небольшую часть средств предоставил дядя, сам же капитан «Святой Анны», Георгий Брусилов, был «гол как сокол» и ничего не смог внести в финансирование предстоявшего плавания. В качестве судна экспедиции решено было закупить в Англии небольшую паровую яхту, построенную аж в 1867 году, «Pandora II», которую нарекли «Святой Анной» в честь основного концессионера, Анны Брусиловой-Паризо де Ла Валетт.

      Параметры «Святой Анны» у сегодняшнего мореплавателя вызовут удивление: как на этакой «лодочке» водоизмещением всего-то около тысячи тонн и с паровой машиной в 41 лошадиную силу можно было выходить в плавание по ледовитым арктическим морям?! Эта трехпарусная «маломощная скорлупка», баркантина, по своим размерам (длина корпуса – 44,5 и ширина – 7,5 метров) – уже тогда не могла тягаться с обычными парусно-моторными шхунами, хотя по меркам своего времени, а построена она была почти сорок лет назад, шхуна предназначалась специально для плаваний во льдах Арктики. До прекрасного превращения в «Святую Анну» появившийся на свет сторожевой корабль «Newport», став затем шхуной «Pandora II», в 1893 и 1897-м уже дважды ходил в Карское море

      Экспедиция Георгия Брусилова не имела научных планов; он намеревался пройти вокруг севера Евразии, став в случае благоприятного исхода вторым, кто прошел бы северо-восточным проходом после знаменитого шведского мореплавателя Нильса-Адольфа Эрика Норденшельда. И после этого заняться в Тихом океане промысловой деятельностью

     В экипаж «Святой Анны» входили 24 человека, в том числе сестра милосердия Ерминия Александровна Жданко. Да, да. На корабле оказалась женщина. И не просто женщина, а племянница начальника Гидрографического управления Михаила Ефимовича Жданко. Она поднялась на борт шхуны во время стоянки на Мурмане (Мурман – это большая географическая территория, в состав которой входит почти все Баренцевоморское побережье Кольского полуострова, Мотовский залив, полуостров Рыбачий, поэтому авторы неслучайно обращают на это внимание, так как биолог Вехов, очень «вольготно» относится к географической терминологии, ведь по его мнению речь идет о городе Александровске-на-Мурмане, а получается – огромная и конкретно неопределенная территория – прим. авторов), чтобы заменить своевременно не прибывшего судового врача. Факт участия женщины в составе полярной экспедиции добавляет к этому мероприятию еще более острый интерес. К сожалению, и здесь господин Вехов допускает еще одну существенную неточность – Ерминия Жданко поднялась на борт шхуны в Санкт-Петербурге, а не в Александровске-на-Мурмане (прим. авторов). Сейчас, с высоты времени начала 21-го века, сложно судить о квалификации экипажа, но, по-видимому, опытом мореплавания в полярных широтах владели немногие. Сам капитан шхуны и начальник экспедиции 28-летний лейтенант Брусилов до выхода в плавание на «Святой Анне» год прослужил вахтенным начальником на ледоколе «Вайгач». Но что значит год для получения навыков арктического мореплавания! Единственный среди путешественников, кто имел достаточный опыт плавания в северных широтах, оказался помощник командира «Святой Анны», штурман Валериан Альбанов. Из числа матросов, входивших в состав экипажа судна, только подданный Норвегии гарпунер Михаил Денисов успел «покачаться» на китобойце. Определенным опытом обладал и бывший военный моряк Ольгерд Нильсен, не пожелавший покинуть судно после его продажи русским в Англии.

      Вот, собственно, и все. Итак, подобно множеству других, трагически закончившихся экспедиций того времени в Арктику, эта была составлена сплошь из дилетантов (Вехов ссылается на мнение штурмана экспедиции Альбанова – прим. авторов.), а ее руководство было окрылено идеей «установления арктических рекордов». В этой связи интересно воспоминание Валериана Альбанова о том, что при наборе экипажа в экспедицию желающим предлагалось «прокатиться» на шхуне «Святой Анны» вдоль берегов Сибири «по стопам Норденшельда». Вот так и не иначе! Прокатиться! Во всем мире было два-три настоящих ледокола, а тут прокатиться на хлипкой шхуночке! Видимо, экспедиция казалась не особенно трудной.

      «Дилетанты» не смогли продумать экипировку и оснащение экспедиции. В опубликованных мемуарах Валериана Альбанова читаем: «Кладовые и трюмы были битком набиты всевозможным провиантом и деликатесами (!!!). Чего только там не было! Орехи, конфеты, шоколад, фрукты, различные консервированные компоты, ананасы, ящики с вареньем, печенье, пряники, пастила и много-много другого». Продовольствия взяли в обрез, всего на два года, рассчитывая, что удастся за это время пройти в Тихий океан, начать зверобойный промысел в его северной части. Недостаток продовольствия намеревались покрывать за счет употребления мяса от забитого морского зверя. Хотя закрома на судне были богаты экзотическими видами провианта, бросается в глаза полная неподготовленность «Святой Анны» к плаванию в арктических морях

      По фрагментарным сведениям можно восстановить маршрут дрейфа «Святой Анны», а вот ту атмосферу, которая царила на судне, – вряд ли, ведь многие документы погибли. 10 августа 1912-го (все даты приведены по старому стилю) шхуна вышла из Петербурга, отойдя от пирса у Николаевского моста, а 28 августа она снялась с якоря из Александровска-на-Мурмане (ныне город Полярный – прим. авторов), где стояла несколько дней в Екатерининской бухте. Время для арктических походов уже было явно позднее: ведь через полмесяца начинались осенние шторма и с севера тянул лед. 2 сентября «Святую Анну» можно было наблюдать вблизи селения Хабарово в Югорском Шаре. Тут тогда скопилось несколько пароходов, которые в течение всего лета тщетно пытались пройти в Карское море. Один из выдающихся отечественных ученых-гидрографов и руководителей Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана Николай Морозов в тот же год, что и Георгий Брусилов, девять раз пытался проникнуть со своим судном в Карское море через Югорский Шар, но все безрезультатно. Сплошной пак, как вставший на пути кораблей мощный и неприступный бастион, не пускал «чужих» в Сибирь. Морозов был в числе последних, кто видел «Святую Анну» еще во всем ее блеске: «12 сентября я видел очень красивую баркантину, шедшую очень смело из Югорского Шара прямо во льды Карского моря; я догадался, что это «Анна» лейтенанта Брусилова». Сразу за Вайгачом начинались непроходимые льды, пригнанные сюда северо-восточным ветром из Карского моря, поэтому любые попытки мореходов выйти за Вайгач оканчивались неудачами. В тот же день шхуна Брусилова ушла дальше, в сторону выхода в Карское море. 4 сентября «Святой Анне» удалось выйти в Карское море. В Байдарацкой губе шхуна, лавируя между редкими льдинами, а потом и густым льдом, намеревалась подойти к западному берегу Ямала, в район мыса Маре-Сале, где возводилась одна из трех первых русских арктических радиостанций (эти радиостанции планировалось установить экспедициэй Шекльтона, которая пыталась выйти в Карское море на пароходе «Нимроде» - прим. авторов).

      5 сентября «Святая Анна» была остановлена льдом, а 6 и 7 числа пробиралась среди льдин и вышла-таки на чистую воду. 10 сентября шхуна вошла в большой канал с шугой, которая и остановила ее 11-го вечером. До 28 сентября плавание проходило при постоянно мглистом горизонте с неоднократными остановками, сменами курса, маневрами и лавированием между льдами. 25 сентября ознаменовалось открытием охоты – убили первого тюленя. 28 сентября с судна заметили первое северное сияние. К 1 октября со льдом мореплаватели придрейфовали к западному берегу Ямала. Видя такое незавидное положение и не исключая, что им придется зазимовать у Ямала, Георгий Брусилов решил «сбегать» на землю, словно предчувствуя, что ему придется ступить на нее последний раз в своей жизни. 3 октября с партией в шесть человек и картами он отправился на берег, который маячил всего-то в восьми милях от «Святой Анны». Нужно было разведать местность, нельзя ли тут соорудить зимовочную базу экспедиции. Но эти восемь миль по льду прошли не так быстро, как могло бы показаться; они потратили на поход только в одну сторону более суток, и лишь 6 октября вернулись на судно.

      16 октября ледяное поле со вмерзшим в него судном вдруг «оторвало от Ямала», и «Святая Анна» пустилась в дрейф, исчезнув затем в небытии. Дрейф стартовал примерно с широты 71 градуса 47 минут СШ (северной широты – прим. авторов). С этого времени вся судовая жизнь была подчинена только одному – выживанию в арктических условиях. На льду у судна устроили баню. Людей на жилье распределили по всем имеющимся на судне помещениям. Самыми привилегированными стали командир, штурман, «г-жа Жданко» и оба гарпунера; им отводились наиболее комфортабельные апартаменты на 1-й палубе, отапливаемые двумя печками (читатель – запомни количество печек, к этому мы еще вернемся – прим. авторов). Команда расположилась в кормовом отсеке (семь человек), которое отапливалось камбузом, и в носовом кубрике (восемь человек), обогреваемом одной печкой (в очередной раз авторы обращают внимание на то, что все воиспроиведенное в версии Вехова основано на воспоминаниях одного лишь только Альбанова).

      Экипажу пришлось полностью «обезобразить» шикарное убранство кают и палуб. На стенах и потолках внутренних помещений пришлось делать вторую обшивку – из войлока с прокладками толя и парусины. Отполированную до зеркального блеска мебель из красного дерева и роскошные ковры ждала печальная участь. Они гибли от воды, сочившейся через щели потолка; ведь от тепла и дыхания людей, покрывавшие поверхность судна снег и лед начали таять. Все внутри покрылось слоем копоти от горящих сальных светильников-коптилок. Воздух в помещениях судна сделался сырым, люди от вечной копоти стали столь грязными, что были похожи на этакие безликие «силуэты». Свет от коптилок освещал пространство в радиусе полуметра, все остальное тонуло во мраке. По углам кают блестели иней и лед. Тут оказались самые чистые уголки, в них не долетала копоть. Но люди свыклись с этим мраком. Их уже не тревожили вечные подтеки воды, вечная сырость, пластами отваливающаяся от деревянных покрытий краска, скользкое от сырости и плесени дерево.

      28 ноября была проведена ревизия всего топлива; оказалось, что на судне всего 320 пудов угля и 340 досок. Подведя «баланс топлива», расход дерева на топливо решили ограничить дневной нормой топки в две доски. Опять возникает вопрос, как с таким ничтожным запасом топлива можно было отправляться в плавание по ледовитым арктическим морям, когда в любой момент судно могло оказаться втянутым в неизвестно сколько продолжавшийся дрейф? 8 декабря с борта убили первого белого медведя. 1 января 1913-го «Святая Анна» была чуть южнее бухты Ледяная Гавань, где на берегу в 1596–1597 годах провели первую зафиксированную в истории Арктики зимовку участники третьей голландской экспедиции, руководимой Виллемом Баренцем.

      Неудачи преследовали мореплавателей с самого начала дрейфа. С наступлением зимы, когда начался «полярный охотничий сезон», весь экипаж поразила странная болезнь, принятая сначала ими за цингу – бич большинства полярных экспедиций того времени. В середине декабря 1912 года поочередно заболели Георгий Брусилов, Валериан Альбанов и семь человек команды. Брусилов оправился только к лету. 3 марта он отметил в бортовом журнале: «Ходить и двигаться совсем не могу, на теле у меня пролежни, часто заговариваюсь; было время, когда опасались, что я вовсе не встану, и сделали список документов, хранящихся у меня». Он поправлялся медленнее всех; его запись в вахтенном журнале гласит: «2 марта меня вынесли на стуле на лед, потом положили и обнесли вокруг судна и по палубе». Брусилов проболел около шести или семи месяцев, причем три с половиной из них лежал, превратившись в настоящий скелет, обтянутый кожей. Его нежно оберегала Ерминия Жданко; она неустанно сидела около него, и ей больше всего доставалось, когда в приступах ярости больной «метал» в сиделку тарелки и ложки, выплескивал еду и питье, грубо ругался, хотя в нормальном состоянии был милейшим человеком. Только по прошествии многих десятилетий удалось установить, что экипаж «Святой Анны» поразил трихинеллез (это выяснили уже советские медики в 30-х годах пошлого столетия – прим. авторов); ведь за неделю до начала массового заболевания с борта судна удалось подстрелить близко подошедшего к нему белого медведя. Видимо, его мясо было недостаточно проварено.
      Новый 1913 год встречали торжественным застольем, устроенным на верхней палубе, в «офицерской» кают-компании. 31 января 1913-го после полярной ночи увидели первый раз солнце, а 8 апреля радовались появлению первой птицы – пуночки. С наступлением весны началась охота, на столе экспедиции появились свежая медвежатина и тюленятина, и больные стали быстро поправляться. В марте-апреле настреляли аж 25 медведей, соорудили на льду коптильню и наделали копченых колбас. Но эти радости омрачились 16 июля, когда вышел весь запас дров, сожгли все доски. С наступлением лета начались попытки освобождения «Святой Анны» из ледового плена. Пытались проделать канал во льду, чтобы судно экспедиции вырвалось наконец-то из плена. Мореплаватели взрывали лед, пилили его и вырубали куски. Все оказалось тщетно, с трудом пробитая щель тут же затягивалась новым льдом. 18 августа экипаж «Святой Анны» убедился в бесплодности этого занятия, что было отмечено и в судовом журнале. Грозила вторая зимовка. Поэтому Брусилов издал распоряжение собирать все возможное топливо. В кучу несли то, что вообще могло гореть: и мусор, и разбросанные вокруг корабля на льду деревяшки. Обычные в те времена лампы «Молнии» приспособили для топки медвежьим жиром. Из парусиновых обвесов сшили новые брюки, из шкур убитых тюленей делали обувь. К 28 августа зигзагообразный путь дрейфующего льда со вмерзшей в него «Святой Анной» достиг 80 градусов северной широты. Позже скорость дрейфа возросла (читатель, обрати внимание и на этот факт – прим. авторов). 30 октября закрыли световой люк и закидали его снегом. С этого времени внутренние помещения шхуны освещались лишь горящими лампами-коптилками; их делали из пустых консервных банок и заправляли тюленьим и медвежьим жиром. Рождество отмечали общим обедом в большом верхнем салоне, тут же встречали и Новый год. К 4 декабря судно оказалось под 82 градусами СШ. Отсюда вектор дрейфа перекинулся на запад.

      Предчувствуя неизбежность второй зимовки, экипаж «Святой Анны» впал в полнейшее уныние. Начались крупные разногласия между Брусиловым и Альбановым. Их стычки напоминали склоки на коммунальной кухне; у обоих после очередного выяснения отношений начиналась одышка, головокружение, спазмы душили горло. Как вспоминал позже штурман «Святой Анны» Валериан Альбанов, после сентября 1913-го между ними не было ни одного «мирного» разговора. Обстановка на судне постепенно достигла такого накала, что зимой 1913–1914 гг. штурман Валериан Альбанов попросил освободить его от выполнения своих прямых обязанностей на «Святой Анне». После некоторого раздумья Георгий Брусилов «принял его отставку». Такой поворот событий можно было ожидать; в нем нет ничего удивительного. Ведь по сути больше полутора лет люди здесь ничем серьезным и не занимались; они попросту бездельничали. Основное занятие команды – работы по поддержанию судна в порядке, исправление возникающих повреждений, охота. Многие члены команды принялись постигать морские науки, занялись изучением иностранных языков и паровой машины. Экспедиция-то была намечена как своеобразная «прогулка» по ледовитым морям Арктики, и ее задача была простой – пройти их и заняться промыслом на Дальнем Востоке. И никаких научных целей, когда каждый был бы, что называется, при деле. Шхуна лежала без движения, выдавленная льдом, уже более полутора лет. Болезни, голод, холод и безнадежность делали свое дело: начались дрязги, выяснения, кто виноват, а кто прав. Чтобы как-то избежать стычек с капитаном, штурман залезал в «воронье гнездо» на грот-мачту, в обсервационную бочку, из которой обычно наблюдают за состоянием льдов, и просиживал там часами, слушая арктическую «музыку» – тишину полярного простора, шелест ветра в заиндевелых вантах, наблюдая за красивым убранством «Святой Анны», в которое ее нарядил мороз.

      В разгар зимы 1913–1914 гг. у штурмана Валериана Альбанова родилась идея оставить судно и попытаться достичь земли. К этому времени обстановка на судне была критической и взрывоопасной. 22 января он озвучил свою задумку Брусилову и просил у капитана дать ему для постройки каяка и саней необходимые материалы. Но Брусилов сначала принялся отговаривать штурмана, мотивируя, что скоро они, может быть, все вместе отправятся по льду искать спасения на каком-нибудь острове. На судне не было ни нормальных шлюпок, ни саней; ведь никто не предполагал дрейфовать и, тем более, воспользоваться санями в аварийной ситуации. Сначала Альбанов думал идти один, а когда узнал, что ему в напарники вызвалось еще несколько добровольцев, свыкся и с этой мыслью. Подготовку «штурмовой» группы Альбанов начал уже на следующий день после оглашения своего плана перед Брусиловым.
      А жизнь на дрейфующем судне шла своим чередом. 27 февраля 1914-го сократили расход сухарей и хлеба. Решено: по полфунта хлеба выдавать четыре раза в неделю, в эти же дни еще были положены по полфунта сухарей, а в остальные же дни – употребляли одни сухари, по 3/4 фунта в день «на брата»

      Уходящей партии предстояло сделать семь каяков и семь нарт; каждый каяк ставили на сани, в лямки должна была впрягаться пара полуживых людей, и они-то стали единственной тягловой силой, тащившей по льду поклажу, массой в 10–10,5 пудов. Для похода были собраны нехитрые пожитки: продовольствие, палатка, спальные мешки, самодельная печка. Накануне выхода в пеший маршрут к «Большой земле» Брусилов в третий раз зачитал Альбанову список переданного ему оружия и снаряжения. Самым ценным и дорогостоящим оказались две винтовки «Ремингтон», одна винтовка норвежская, одно двуствольное дробовое ружье центрального боя, две магазинки шестизарядные, механический лаг, два гарпуна, два топора, одна пила, два компаса, 14 пар лыж, одна малица 1-го сорта, 12 малиц 2-го сорта, один совик, хронометр, секстан, 14 заспинных сумок, один бинокль. И вдобавок Брусилов взял с Альбанова обязательство вернуть ему все затем под расписку. Только из этого факта видно, до какого абсурда докатились отношения в экспедиции, если больной и полуживой капитан спрашивает с таких же, как он, «доходяг» расписку за имущество. Естественно, у штурмана подобный выкрутас Брусилова вызвал очередной всплеск эмоций. Но никто из экипажа не знал, что такое поведение Брусилова было «оправдано» весьма щекотливым положением; ведь по условиям договора с Анной Брусиловой-Паризо де Ла Валетт (приставка «де» в данном случае так и указана без заглавной буквы – прим. авторов) он материально отвечал за судно и все снаряжение экспедиции. В случае их потери все убытки покрывает Георгий Брусилов. На иных основаниях богатые родственники не соглашались послать экспедицию. При определении запаса продовольствия для пешей группы исходили лишь из того, сколько продуктов вообще оставалось на момент ее ухода с судна. Основу его составили... сухари; ими пешеходы покрывали более 80 % своего дневного рациона. Еще одно дополнение к общей картине: как собиралась и чем была снаряжена группа Альбанова. Чтобы ориентироваться на месте, штурман в качестве карты использовал заимствованный из русского издания книги Фритьофа Нансена «Среди льдов во мраке ночи» (фактически же книга Нансена имела и другие официальные названия, связанные с особенностями перевода, а именно: «Во мраке ночи и во льдах» и «Среди льдов и во мраке полярной ночи» - прим. авторов) рисунок с изображением Земли Франца-Иосифа. На той карте, правильнее сказать – картинке из книги, отражавшей уровень изученности архипелага на конец XIX века, были нанесены даже несуществующие в Арктике «Земли» – Петермана, Короля Оскара и Джиллиса. По всем этим «Землям» либо прошла с дрейфом шхуна Брусилова, либо пешком по льдам протопали Альбанов и его спутники.

      13 апреля (по другим, более правдивым данным, 10 апреля – прим. авторов) стало днем ухода со «Святой Анны» отряда из 14 человек под командованием штурмана Альбанова. Они были последними, кто видел капитана Георгия Брусилова, «барышню» Ерминию Жданко и остающихся на шхуне членов экипажа.

      Вообще, на этот день можно было подвести некоторые итоги дрейфа «Святой Анны», ведь уходящие унесли с собой и последние документальные сведения об экипаже и самом судне. Так, с 15 октября 1912 года, с того дня, когда шхуна была вовлечена в дрейф по морям Арктики, прошло 546 суток, и за все это время «Святая Анна» преодолела более двух тысяч морских миль (фактически же не более 2000, а 1575 миль, при этом следует учесть, что одна миля – это 1892 метра, т.е. господин Вехов «приписал» Брусилову и «Святой Анне» лишних, как минимум 500 миль, многовато будет, – прим. авторов). Ко дню выхода пешей группы в сторону Земли Франца-Иосифа «Святая Анна» располагалась под 82 градусами 55 минутами СШ (северной широты) и на долготе 60 градусов 45 минут ВД (восточной долготы – прим. авторов). Провизии у остающихся на судне было еще на год плавания или дрейфа. Топливо все израсходовано, и отапливали шхуну ее же деревянными частями.

      Эта экспедиция – кладезь парадоксов. Даже уход со шхуны был обставлен помпезно, если к тому положению, в котором оказалась экспедиция, применимо это слово. На три часа был назначен общий прощальный обед. Его приурочили к великому христианскому празднику – Святой Пасхе. На такую церемонию прощания сподобили Георгия Брусилова стюард Ян Регальд и повар Игнатий Калмыков, по утверждению Альбанова, слывущий неунывающим поэтом и певцом. «Наконец-то сходят вниз и Георгий Львович. Начинается обед: Ерминия Александровна разливает суп и угощает. Все сильно проголодались, так как привыкли обедать в 12 часов, а сейчас уже скоро 4 часа. Иногда кто-нибудь вымолвит слово, попробует шутить, но, не встретив поддержки, замолкает. Остающиеся особенно предупредительны с нами, уходящими, и усердно угощают нас то тем, то другим. Ведь это наш последний обед на судне, за столом, как следует сервированным. Придется ли уходящим еще когда-нибудь так роскошно обедать, а если и придется, то всем ли?». Вчитываясь в эти строки воспоминаний Валериана Альбанова, поражаешься: люди на краю гибели озадачены вопросом, где, когда и кто будет еще так обедать, за сервированным столом!

      После обеда все высыпали на палубу – и уходящие, и остающиеся. Даже последняя из шести оставшихся в живых собака Улькa. Пo-мoeмy, никто не понимает, что происходит. Судьба людей, некогда спаянных единой целью, уже поделила их на две группы – кто спасется, а кто сгинет в вечности. Но об этом еще никто из них не знает...

     Валериан Альбанов вспоминал: «Все стоят и чего-то ожидают... Я снял шапку и перекрестился... Все сделали то же. Кто-то крикнул «ура», все подхватили, налегли на лямки, и мы тихо тронулись в путь». Все! Началась беспримерная, полная драматизма, человеческого горя и воли случая эпопея, примеров которой нет в истории освоения Арктики.


ЕРМИНИЯ ЖДАНКО

КАК И ПОЧЕМУ?

ВЕРСИЯ АВТОРОВ


Служите друг другу, каждый

тем даром, какой получил...


Июль 1912 года. У причала морского торгового порта Петербурга на Васильевском острове готовится к отплытию белоснежная парусно-паровая шхуна. Построенная в Англии еще в 1867-м специально для поисков следов пропавшей в 1847 году экспедиции Джона Франклина (короткая историческая справка: Джон Франклин, капитан-лейтенант королевских военно-морских сил, офицер флота Великобритании, вместе со всеми своими спутниками и участниками экспедиции на шхунах «Эребус» и «Террор» погиб 11 июня 1847 года в районе Северо-Западного прохода Аляски на острове Кинг-Уильям – прим. авторов), она переходила из рук в руки, именовалась попеременно то «Ньюпорт», то «Пандора-II», то «Бланкарта». Участвовала в полярных экспедициях, дважды плавала в составе английской экспедиции для исследований устья Енисея (в 1893 и 1897 годах). Ныне под именем «Святая Анна» она принадлежала лейтенанту Российского флота Георгию Львовичу Брусилову, который приобрел шхуну для научно-коммерческой экспедиции по изучению возможностей зверобойного промысла при проходе северным морским путем из Атлантического океана в Тихий.

В те же дни в газете было помещено объявление, приглашавшее желающих на морскую прогулку – плавание вдоль берегов Скандинавии до Александровска-на-Мурмане и Архангельска, откуда «Святая Анна» должна была выйти в полярные широты. Среди отправившихся в путешествие оказалась и дочь петербургского генерала Ерминия Жданко, девица лет двадцати. Знакомая с сестрой Брусилова Ксенией, 22 июля она писала отцу: «…Предложили они мне одну экскурсию, которую мне ужасно хотелось проделать, но только если ты не будешь недоволен. Дело вот в чем: Ксенин старший брат… купил пароход, шхуну, кажется… Он устраивает экскурсию в Архангельск и приглашает пасажиров (было даже объявление в газетах), так как довольно много кают. Займет это недели две-три, а от Архангельска я бы вернулась по железной дороге».

10 августа 1912 г. шхуна вышла из Петербурга… По прибытии в Александровск-на-Мурмане (ныне город Полярный, находящийся на западном побережье Кольского залива в 40 километрах от Мурманска) были пополнены запасы воды и продовольствия… Однако экспедицию с самого начала начали преследовать неудачи, многие из которых были обусловлены элементарной безответственностью некоторых членов экипажа, а к отплытию не явились офицеры кают-компании, сбежал механик, не прибыл врач…

27 августа 1912 года Ерминия пишет отцу: «... когда пришли в Архангельск (Ерминия Александровна ошибочно пишет Архангельск, фактически же – Александровск-на-Мурмане – прим. авторов), положение было довольно печальное... Аптечка у нас большая, но медицинской помощи, кроме матроса, который когда-то был ротным фельдшером, - никакой. Все это произвело на меня такое удручающее впечатление, что я решила сделать, что могу, и вообще чувствовала, что если я тоже сбегу, как и все, то никогда себе этого не прощу. Юрий Львович сначала, конечно, и слышать не хотел об этом, хотя, когда я приступила с решительным вопросом, могу я быть полезной или нет, сознался, что могу... Я лично чувствую, что поступила так, как должна была, а там - будь что будет»… (обращаем твое внимание читатель на то, что Георгия Львовича она называет Юрием Львовичем, а это прерогатива исключительно родственников, но не девиц – прим. авторов).

Так Ерминия, закончившая в свое время самаритянские курсы сестер милосердия, осталась на «Святой Анне». 10 сентября шхуна вышла из Александровска-на-Мурмане и вскоре через пролив Югорский Шар, забитый льдами, вырвалась в Карское море. С октября 1912-го до апреля 1914 года «Святая Анна» продрейфовала во льдах 1540 миль со средней скоростью 2, 84 мили в сутки в неисследованную часть Северного Ледовитого океана и достигла района севернее Земли Франца Иосифа. С окончанием второй зимовки 14 человек во главе со штурманом Валерианом Ивановичем Альбановым (1881 г. рожд.) покинули шхуну с целью добраться до суши. Через 10 дней трое из них вернулись… Из 11 человек лишь В. И. Альбанов и матрос А. Э. Конрад выжили и были подобраны экспедицией Г. Я. Седова. Судьба «Святой Анны» и оставшихся на ней 13 человек экипажа неизвестна…

В последних письмах к отцу Ерминия писала: «Если бы вы знали, как мне больно было решиться на такую долгую разлуку с вами. Я только верю, что вы не осудите меня за то, что я поступила так, как мне подсказывала совесть. Поверьте, ради одной любви к приключениям я бы не решилась вас огорчить... Между тем, когда об экспедиции знает чуть ли не вся Россия, нельзя допустить, чтобы ничего не вышло...» ( Гибель шхуны «Святая Анна» послужила историческим прототипом не только для романа «Два капитана» Вениамина Каверина, но и такого же трагического по своим последствиям мьюзикла «Норд-Ост» - прим. авторов).


ЖЕНЩИНЫ НА КОРАБЛЕ

ИЛИ

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА О МОРСКИХ ПОВЕРЬЯХ, ЛЕГЕНДАХ И НЕПИСАНЫХ ПРАВИЛАХ


Моряка в течение всей его жизни сопровождают самые различные поверья, легенды и морские неписанные правила.

      Причиной возникновения некоторых из них стали длительные пристальные наблюдения мореплавателей за самыми разными явлениями природы. Особенно живучи те поверья, которые появились в результате совпадения момента действия скрытых сил природы с каким-либо несчастьем, случившимся на корабле или с самим кораблем.

      Рассказы бывалых морских волков были подобны снежному кому, катящемуся с горы, который обрастал по мере того, как рассказчик добавлял к ним что-то новое, стараясь украсить дополнительными «фактами». В конце концов, подобные повествования превращались в своеобразные морские «охотничьи рассказы», где с трудом можно понять, где тут правда, а где чистая выдумка.
      Известно, что многие поверья идут еще с времен плавания аргонавтов, сопровождавшегося многими приключениями. И уж, конечно, многие, чисто морские таинственные явления природы - водяные смерчи, фосфоресцирующие волны, «голоса моря», огни «Святого Эльма», ураганные ветры, штормы и т. п. - не могли не способствовать рождению большого числа легенд, вслед за которыми возникали поверья и обычаи, предписывающие, что и как нужно делать моряку, чтобы избежать ужасных последствий этих явлений.

     В Англии, например, до сих пор существует мнение, что выход в море в пятницу, и тем более в пятницу 13-го числа, совершенно немыслим и должен быть под любым предлогом перенесен. Ибо пятница, как гласит предание, день распятия Христа. А между прочим, как раз 13-е число чаще других дней в году приходится именно на пятницу. В конце XVIII века это суеверие настолько сильно распространилось, что английское правительство решило доказать абсурдность приметы. Построили корабль под названием «Пятница», который заложили в пятницу, спустили на воду тоже в пятницу, выход судна в первый рейс состоялся также в пятницу. Но такова ирония судьбы: судно вместе с командой пропало без вести.

      Но не все мореплаватели относили пятницу к несчастливым дням. Например, португальцы и испанцы считали ее благоприятным для отплытия днем, ибо Колумб начал свое первое плавание, во время которого была открыта Америка, именно в пятницу.

      С числом тринадцать также связано немало любопытных историй. В 1907 году на подводных камнях погибла семимачтовая шхуна «Томас Лаусон». Она была построена в Америке в 1902-м и считалась самой крупной в мире, ее валовая вместимость составляла 5218 per. т. Шхуна была названа именем человека, который написал книгу «Пятница - тринадцатое число». Шхуна «Томас Лаусон» погибла в пятницу 13 декабря. Вот и не верь после этого в приметы!
      В России роль несчастливого дня, исстари отводилась понедельнику, да и 13-е число было также не в почете. Эти дни во флоте всегда считались несчастливыми. Нелюбовь к понедельнику и злополучной «чертовой дюжине» сохранилась в сердцах моряков и до наших дней. Как пример - наличие на кораблях военно-морского флота номерных тамбуров, кают, кубриков с номерами – 12, 12-а, а затем 14.

      Были и такие, совсем уж нелепые приметы, как, например, чихание: при отплытии на левом борту - признак предстоящего кораблекрушения или аварии, на правом - удача в плавании. Если моряк, стоя на левом борту, чувствовал, что не в силах сдержать чихание, он бегом бросался на правый борт.

      Среди русских мореходов бытовали и такие, например, курьезные поверья - не рекомендовалось прикуривать третьим от одной и той же спички, ибо тогда один из прикуривавших обязательно скоро умрет.

      С незапамятных времен мореходы стремились не только предугадать, какой будет ветер, но и пытались управлять им. Так родилось множество обрядов и магических средств, призванных уберечь судно от штормов или же вызвать нужный ветер. Например, в штиль «испытанным» способом вызвать ветер было его «высвистывание». У русских моряков и сейчас в ходу пословица: «Не посвистишь, так и ветра не будет». Но свистать надо было с умом. Для этого у капитанов и боцманов имелись специальные «заговоренные» свистки, которые хранились в молитвенных шкатулках и использовались лишь в крайнем случае. «Высвистывали» ветер мелодичными трелями, повернувшись в ту сторону, откуда ждали его появления. Количеством посвистов определялись сила ветра и его продолжительность. Простое бездумное посвистывание на судне строго каралось, так как, по мнению моряков, могло привести к непредсказуемым бедам. Так, например, свистеть во время шторма значило усилить ветер.

   Свистун вызывал гнев у окружающих. Были и другие «проверенные» средства вызвать ветер. Например, считалось, что ветер приносило бултыхание швабры за бортом судна, царапание мачты ножом или хотя бы ногтями, обливание парусов водой, привязывание к вантам ботинка или выбрасывание за борт какого-либо предмета в дар морским богам. Однако, как правило, все эти действия вместе взятые, бывало, так и не вызывали ни малейшего движения воздуха. Тогда оставалось последнее средство... хорошенько выпороть сопливого юнгу, да так, чтобы он визжал на весь океан. Ну вот, наконец, ветер и подул! Теперь важно сделать его попутным. Для этого моряки брали в рейс карманные платки с узелками в четырех углах, которые символизировали четыре направления по компасу. Развязывая соответствующий узелок, они пытались изменить направление ветра. Если же ветер не менялся (а понятно, что зачастую так оно и было), моряка ругали за то, что он развязал не тот узелок. Поморы для этого заговаривали нужный ветер, делая при этом засечку на специальной палочке. Эту «палочку-выручалочку» кормчий бросал через свою голову в море, говоря ласковые слова «жене нужного» ветра и ругая «жену» противного. Ну, а если нужный ветер удавалось поймать, то мореходы строго соблюдали положенное табу, чтобы он не сменился. Теперь никто не свистел, не бросал ничего за борт, прятали подальше швабру и весла (грести при ветре - дразнить его), говорили вполголоса, чтобы не спугнуть его.

      А что делали моряки в шторм? Боролись со стихией и обязательно молились, призывая на помощь всех святых. У русских моряков особенно в чести был святой Никола Морской (Мокрый). Он не только защищал бедных и неимущих, но и мог оказать помощь судам, терпящим бедствие, прекратить шторм, исцелить матроса, упавшего с мачты, и пр. Николу Морского называли «скорым помощником». В рукописном памятнике поморского мореплавания «Устьянский правильник» этому дается следующее объяснение. Оказывается, все святые, кроме Николы, могут оказывать помощь молящимся только с позволения Всевышнего. Покровителю же моряков «вперед Божья милость дарована», то есть в критической ситуации он может действовать самостоятельно, не согласовывая свои действия с Богом. В морских условиях, когда порой бывает дорога каждая минута, такая помощь очень высоко ценилась.

      В русском флоте были и обычаи местного характера. Так, например, при проходе траверза Южного Гогландского маяка русские моряки всегда бросали Нептуну мелкую монету-дань за благополучное дальнейшее плавание, особенно если корабль шел в дальний поход.

     Бывалые люди флота - решительные противники убийства чаек, да и вообще всякой морской птицы. Идет это тоже из далекого прошлого, от существовавшей в давние времена веры, что души погибших в море перевоплощаются в морских птиц.

      В истории освоения водной стихии особо живуче поверье, будто женщина в море приносит несчастье. Объясняется это довольно просто. Издавна моряки давали своим кораблям женские имена и верили, что бог морей будет теперь относиться к их судну благосклонно или хотя бы снисходительно. Известно, что в английском языке слова «корабль» и «судно» женского рода и в третьем лице любое судно, даже названное мужским именем, обозначается местоимением «она». Моряки прошлого, одушевляя свои корабли, верили, что у каждого из них есть сердце и душа, и поэтому, почувствовав женщину на борту, «корабль» - она обязательно станет ревновать к сопернице и не будет послушен их воле. Это поверье еще на заре мореплавания приобрело роль закона: «Дев на борт не бери!»

      Проходили века, но в обществе моряков отношение к женщинам не менялось. Порой даже издавались законы, оскорбляющие женское достоинство. «Для женщин и свиней доступ на корабли Его Величества запрещен; если же они будут обнаружены на корабле, незамедлительно следует выбросить оных за борт», - гласил свирепый закон, принятый королем Дании в 1562 году. Известно, что даже в начале XX столетия уставы многих русских яхт-клубов запрещали принимать в члены клуба женщин, даже самых именитых аристократок.

      С годами в этом предубеждении наметились послабления. Но если на борт и брали женщин, то во все глаза глядели, чтобы при этом не нарушались освященные годами морские традиции, главные из которых - никогда не слушать в мореходстве женских советов и не допускать представительницу прекрасной половины человечества на капитанский мостик. Проявлением подобной «дискриминации» было и то, что арабские мореходы, предвидя возможные сложности и неприятности, связанные с перевозкой на борту женщин, заранее взимали с них плату по двойному тарифу. Полинезийские моряки разрешали перевозить женщин только... в старых лодках. А бывало и так: взяв на борт милых дам, морские волки вдруг приходили к выводу, что единственный способ усмирить затянувшуюся качку и предотвратить крушение-это «подарить» волнам какую-нибудь пассажирку.

      В XX веке почти во всех морских державах доступ женщин на корабли и суда стал более свободным.

      В России случаи плавания женщин на судах известны значительно раньше. И не только в качестве пассажиров. Мария Прончищева - первая в мире полярная путешественница, участница Великой Северной экспедиции. Она сопровождала своего мужа лейтенанта Василия Прончищева из Петербурга в Якутск в 1733-1734 гг. Затем прошла вместе с ним на дубель-шлюпке «Якутск» к восточным берегам полуострова Таймыр летом 1735 и 1736 годов. Умерла осенью 1736 года на зимовке в устье р. Оленек через две недели после смерти мужа. В 1912 году исследователь Арктики Владимир Русанов на маленьком парусно-моторном судне «Геркулес» направился на Новую Землю с целью пройти Северо-Восточным проходом в Тихий океан. Как выяснилось позже, вся экспедиция погибла у западного берега полуострова Таймыр. В составе 11 человек экипажа «Геркулес» погибла и жена (фактически же они не были женаты – прим. авторов) В. А. Русанова-студентка Парижского университета Жюльетта Жан. В 1912 году лейтенант Георгий Брусилов организовал экспедицию на паровой шхуне «Св. Анна» с целью пройти Северо-Восточным проходом из Атлантического океана в Тихий. Шхуна также пропала без вести. Обязанности врача на шхуне «Св. Анна» исполняла сестра милосердия Ерминия Александровна Жданко. В 1935 году из Гамбурга во Владивосток прибыл пароход «Чавыча», привела его первая русская женщина - капитан дальнего плавания Анна Ивановна Щетинина. В Великую Отечественную войну она командовала пароходом «Сауле» Балтийского морского пароходства, была награждена двумя орденами, а в 1978 году удостоена высокого звания Героя Социалистического Труда.

      В истории военно-морского флота известен единственный случай, когда весь экипаж военного корабля - от матроса до командира - состоял из женщин. В 1942 году, в составе Волжской военной флотилии, под Сталинградом, успешно действовал тральщик № 611. На его палубе установили крупнокалиберный пулемет, сбрасыватели глубинных бомб, а на мачте был поднят Военно-морской флаг. Командиром корабля назначили Антонину Куприянову, командиром отделения - Дусю Пархачеву, рулевым - Тамару Декалину, матросом - Веру Фролову, минером - Анну Тарасову, пулеметчицей - Веру Чапову и мотористом - Агнию Шабалину. «Семеро смелых» - так вскоре назвали девичий экипаж тральщика ТЩ-611. Этот минный тральщик сейчас находится на вечной стоянке в городе Камышине.

      На современных судах почти все морские профессии освоены «слабым полом». На 1 января 1987 года в 24 странах мира более 1100 женщин служили на командных должностях в торговом флоте, а всего на различных работах в море занято более 33 тыс. женщин.


И СНОВА ЖЕНЩИНА

ИЛИ ВЕРСИЯ ИРИНЫ БОЛГОВОЙ И ЛЕСИ БОТЕЗ


Истинную причину разлада Брусилова с Альбановым понять трудно. Но есть версия, что в этом виновата женщина. По некоторым сведениям, Ерминия отдала уходящему со «Святой Анны» Альбанову пакет с просьбой отправить его на земле самому дорогому человеку на свете, адрес которого указан во внутреннем конверте. Когда Альбанов распечатывал пакет, он обнаружил, что письмо адресовано ему. Это значит, что она любила Альбанова и не ушла с ним исключительно из высших альтруистических побуждений (как самаритянка – прим. авторов) — сознавая, что на корабле она нужнее.

Так или иначе, тайна личных переживаний девушки навсегда останется неразгаданной. Хотя и Брусилов, и Ерминия передавали почту с ушедшими на землю, Альбанов никаких писем родственникам оставшихся путешественников не передавал. Может, они затерялись в пути, а может, не в интересах бывшего штурмана их было приносить. Вполне возможно, что письма каким-то образом компрометировали его. Как уже известно, Альбанова и Конрада на большую землю доставила шхуна «Святой Фока». Поиски «Святой Анны», которые начались не сразу, ни к чему не привели. Корабль бесследно исчез. Существует множество версий дальнейшей судьбы шхуны.

По одной из версий, шхуна, освободившись от ледового плена, вышла на чистые воды Атлантики, но при встрече с вражеской подлодкой или другим судном была уничтожена. По другой — некая Ермина Брусилова жила где-то на юге Франции с дочерью или сыном. Сведения получены из письма, которое прислала женщина после публикации статьи «Как погибла «Святая Анна» в журнале «Вокруг света» в 1978 году. Получается в таком случае, что шхуна освободилась ото льдов, благополучно добралась до Новой Земли, Ерминия вышла замуж за Брусилова, но по каким-то причинам не захотела известить своих родственников о своем спасении.

Есть и совсем шокирующие на первый взгляд предположения: Альбанов и Конрад перестреляли оставшихся на судне, а тех, кто ушел с ними, убили в дороге, чтобы не иметь свидетелей. В пользу последней, леденящей душу версии говорит тот факт, что Альбанов почему-то не доставил ни одного письма адресатам.

В то же время в середине прошлого века во Франции выходит чрезвычайно любопытная книга Ренэ Гузи «В полярных льдах» (к ней мы еще вернемся – прим. авторов), представляющая собой, дневник некой Ивонны Шарпантье. До странности описания злоключений Ивонны похожи на события, развернувшиеся на шхуне «Святая Анна». Неужели это и есть литературная обработка дневника Ерминии Жданко? И не потому ли, что в нем описаны подробности всех запутанных любовных отношений девушки с капитаном и штурманом корабля, она предпочла, чтобы ее настоящее имя осталось неизвестным читателю?

В 1938 году шхуну якобы видели около Земли Франца-Иосифа, вмерзшей в лед... Поиски продолжить не смогли из-за тумана, который разошелся только через две недели. Облетев все вокруг острова, поисковая группа ничего не нашла.