С. смолянников в. Бондик тайна трех капитанов

Вид материала

Документы

Содержание Должно быть, это письмо стало для меня чем-то вроде молитвы, - каждый вечер я повторял его…» «бороться и искать. найти и не сдаваться». Навстречу подвигу Часть первая Георгий брусилов Тайна двух капитанов «прогулка в арктику» Ерминия жданко Женщины на корабле И снова женщина Не скажет ни камень, ни крест… Владимир русанов И снова женщина на корабле Тайна гибели «геркулеса» Что произошло с экспедицией? Как и где искать могилы? Белое безмолвие раскрывает тайны Кто вы, капитан кучин? Безумие русанова «я расскажу, как было, а вы судите как угодно» ... Полное содержание

Подобный материал:

• Статья «Коммерческая тайна компании» Вопрос : «Что такое коммерческая тайна?» Ответ, 124.15kb.
• Коммерческая тайна исстари охранялась при содействии государства, 120.72kb.
• Конкурс капитанов музыкальный конкурс конкурс загадок для болельщиков подведение итогов., 681.99kb.
• Тайна Воланда «Ольга и Сергей Бузиновские. Тайна Воланда», 6953.4kb.
• Книги: "Расшифрованный Нострадамус", "Тайна имени", "Последняя тайна Нострадамуса", 458.72kb.
• Главная тайна кино, 1214.89kb.
• Великие любовники, 535.93kb.
• Литературный самиздат, 460.38kb.
• Оформление В. Осипяна шарпантье Л. Гиганты и тайна их происхождения/ Пер с фр. Е. Муравьевой, 1842.48kb.
• Стех пор как атакующий флот Расы прибыл на Тосев-3, адмирал Атвар множество раз собирал, 7907.37kb.

С. СМОЛЯННИКОВ

В. БОНДИК


ТАЙНА ТРЕХ КАПИТАНОВ


(ПО СЛЕДАМ РЕАЛЬНЫХ ГЕРОЕВ РОМАНА ВЕНИАМИНА КАВЕРИНА «ДВА КАПИТАНА»)


Бороться и искать,

Найти и не сдаваться


«Помню просторный грязный двор и низкие домики, обнесенные забором.

Двор стоял у самой реки, и по веснам, когда спадала талая вода, он был усеян щепой и ракушками, а иногда и другими, куда более интересными вещами. Так, однажды мы нашли туго набитую письмами сумку, а потом вода принесла и осторожно положила на берег и самого почтальона. Он лежал на спине, закинув руки, как будто заслонясь от солнца, еще совсем молодой, белокурый, в форменной тужурке с блестящими пуговицами: должно быть, отправляясь в свой последний рейс, почтальон начистил их мелом.

Сумку отобрал городовой, а письма, так как они размокли и уже никуда не годились, взяла себе тетя Даша. Но они не совсем размокли: сумка была новая, кожаная и плотно запиралась. Каждый вечер тетя Даша читала вслух по одному письму, иногда только мне, а иногда всему двору. Это было так интересно, что старухи, ходившие к Сковородникову играть в "козла", бросали карты и присоединялись к нам. Одно из этих писем тетя Даша читала чаще других - так часто, что, в конце концов, я выучил его наизусть. С тех пор прошло много лет, но я еще помню его от первого до последнего слова.


"Глубокоуважаемая Мария Васильевна!


Спешу сообщить Вам, что Иван Львович жив и здоров. Четыре месяца тому назад я, согласно его предписаниям, покинул шхуну, и со мной тринадцать человек команды. Надеясь вскоре увидеться с Вами, не буду рассказывать о нашем тяжелом путешествии на Землю Франца-Иосифа по плавучим льдам. Невероятные бедствия и лишения приходилось терпеть. Скажу только, что из нашей группы я один благополучно (если не считать отмороженных ног) добрался до мыса Флоры. "Св. Фока" экспедиции лейтенанта Седова подобрал меня и доставил в Архангельск. Я остался жив, но приходится, кажется, пожалеть об этом, так как в ближайшие дни мне предстоит операция, после которой останется только уповать на милосердие Божие, а как я буду жить без ног - не знаю. Но вот что я должен сообщить Вам: "Св. Мария" замерзла еще в Карском море и с октября 1913 года беспрестанно движется на север вместе с полярными льдами. Когда мы ушли, шхуна находилась на широте 82°55'. Она стоит спокойно среди ледяного поля, или, вернее, стояла с осени 1913 года до моего ухода. Может быть, она освободится и в этом году, но, по моему мнению, вероятнее, что в будущем, когда она будет приблизительно в том месте, где освободился "Фрам". Провизии у оставшихся еще довольно, и ее хватит до октября-ноября будущего года. Во всяком случае, спешу Вас уверить, что мы покинули судно не потому, что положение его безнадежно. Конечно, я должен был выполнить предписание командира корабля, но не скрою, что оно шло навстречу моему желанию. Когда я с тринадцатью матросами уходил с судна, Иван Львович вручил мне пакет на имя покойного теперь начальника Гидрографического управления, и письмо для Вас. Не рискую посылать их почтой, потому что оставшись один, дорожу каждым свидетельством моего честного поведения. Поэтому прошу Вас прислать за ними или приехать лично в Архангельск, так как не менее трех месяцев я должен провести в больнице. Жду Вашего ответа.


С совершенным уважением, готовый к услугам

штурман дальнего плавания

И.Климов".

Адрес был размыт водой, но все же видно было, что он написан тем же твердым, прямым почерком на толстом пожелтевшем конверте.

Должно быть, это письмо стало для меня чем-то вроде молитвы, - каждый вечер я повторял его…»


Именно так, этими словами, начинается роман писателя Вениамина Каверина «Два капитана», воспитавший не одно поколение мальшишек и девченок, ставших впоследствии, под впечатлениями прекрасного романа и поступков главных героев, летчиками, моряками, путешественниками, геологами и просто патриотами своей Отчизны. Каждый читатель, хотя бы однажды прочитав эту замечательную книгу, уже никогда не забудет главных героев – Катю Татаринову, Сашу Григорьева, капитана Татаринова и его спутников со «Святой Марии». Немало экранизаций пережили «Два капитана» на экранах кинотеатров и телевизоров. Но мало кто знает, что у герев романа были не только реальные прототипы, имевшие свои фамилии, семьи, успехи и неудачи в жизни, но и общие исторические корни.

Но прежде чем приступить к «раскрытию» тайны трех капитанов, хотели бы пояснить некоторые аспекты появления «Двух капитанов». И причины, побудившие авторов залезть в архивы, засесть за прочтение многих томов научно-практической литературы, посетить не один музей, а главное – взяться за перо в том, что нельзя забывать своей истории. Хотя бы потому, что интерес к теме покорения Северного полюса даже спустя столетие, не только не угас, но и, наоборот, возрастает. Вот и наследный принц князь Монако Альбер II, 13 апреля 2006 года (несмотря на морские поверия), стартовал с российской полярной станции «Барнео» на Северный полюс. Свой полярный поход и покорение Северного полюса князь посвящает своему прадеду, бывшему правителю одного из монархических домов Европы, в далеком прошлом, известному полярнику Альберу I. Ну а мы, что «иваны, не помнящие своего родства» и допустим то, что потеряем память о своих героях? Конечно же, нет. Именно поэтому и появилась эта книга.

Дело в том, что многие читатели считают (может и вполне справедливо), что роман был написан после Великой Отечественной войны. Увы, но это далеко не так. Придется сделать небольшой исторический экскурс в историю появления «Двух капитанов» и прояснить некоторые странички биографии самого автора. Только после этого можно приступать к главному – погрузиться в бездну истории.

Вениамин Александрович Каверин родился 6 апреля 1902 года в Пскове в семье военного музыканта, капельмейстера полка. Настоящая фамилия отца была Зильбер. В 1912–1918 годах, Веня, как звали его родные, учился в Псковской гимназии. В 1919 году, в поисках «лучшей жизни, он приехал в Москву, где окончил обучение в средней школе и поступил на историко-филологический факультет Московского университета. Работал в библиотеке московского военного округа, в художественном подотделе Московского совета. В 1920-м, по совету Ю.Н.Тынянова (брата будущей жены Каверина, впоследствии детской писательнице Лидии Тыняновой - прим. авторов), переехал в Петроград, где продолжил образование на философском факультете университета, одновременно обучаясь на арабском отделении Института живых восточных языков, публиковал свои первые рассказы. Своими публикациями, вызвал заинтересованное внимание Максима Горького, который и в дальнейшем продолжал следить за творчеством Каверина, давая отзывы на многие его произведения. Именно Горький и посоветовал молодому писателю сменить неблагозвучную фамилию Зильбер на любую другую, но обязательно славянского типа. Существует версия, что взять фамилию «Каверин» Вениамину Зильберу предложил Валентин Катаев, который говорил, что фамилия Зильбер каверкает все его будущее творчество, в результате чего Вениамин Александрович стал Кавериным, однако она (версия) на данный момент документального подтверждения не нашла. Самым известным произведением Каверина является историко-художественный роман «Два капитана». Первая книга (а роман, как известно, состоит из двух книг и десяти частей - прим. авторов) была написана в 1936 году, а вторая – в 1944-м. Как характеризовали роман современники он (роман) отмечен динамичностью сюжета, максималистски – четким и реалистическим противопоставлением характеров, неподдельным романтическим пафосом, ничего общего не имеющим с идеологической риторикой. Ставший знаменитым среди советской молодежи эпиграф «Бороться и искать, найти и не сдаваться» восходит к поэме Теннисона «Улисс», который сделал своим девизом английский исследователь Антарктиды Роберт Фалькон Скотт (на обратном пути, возвращаясь с Южного полюса, Скотт и его товарищи погибли. Их тела нашли спустя восемь месяцев. На могиле отважного полярника установили скромный крест и разместили на нем текст с эпитафией Теннисона - прим. авторов). На вопрос, кто же стал прототипом капитана Татаринова, ответил сам автор – мужественные полярники Брусилов, Русанов и Седов. Расположение фамилий неслучайное. Первой названа фамилия Георгия Львовича Брусилова и связано это с тем, что «Святая Анна» Брусилова в романе «изменена» на «Святую Марию» Татаринова. Штурман Альбанов, входящий в состав экспедиции Брусилова и оставшийся в живых, в романе представлен штурманом дальнего плавания Климовым. Вторым в списке прообразов назван Русанов Владимир Александрович. Он не был офицером флота как таковым по формальным признакам, т.е., не состоял на военной службе во флоте, не участвовал, как Седов и Брусилов в русско-японской войне, но, будучи настоящим полярником и известным исследоватемем севера, среди своих коллег он назывался «командором», да и статус руководителя многих экспедиций, не один месяц проведя в море, позволял ему называться капитаном. Кроме того, поиски Сашей Григорьевым следов капитана Татаринова, есть не что иное, как поиски «Геркулеса» Владимира Русанова. Как и «Святая Анна» Брусилова, так и «Геркулес» Русанова, обе эти шхуны вышли в свой последний поход из Полярного, где практически всю войну провел военкор газеты «Красная Звезда» на Северном флоте старший политрук Вениамин Каверин. Третьим назван Георгий Яковлевич Седов, самый «титулованый» среди полярников. Он на своей шхуне «Святой Великомученик Фока» (по другим архивным данным -просто мученик – прим. авторов) вышел из Архангельска. И хотя экспедиция не была столь трагичной (за исключением гибели самого Седова и смерти Зандера) как русановская и брусиловская, тем не менее, в судьбе оставшихся в живых брусиловцев, заслуга экипажа седовского «Святого Фоки». Сам же В.А.Каверин о создании образа капитана Татаринова вспоминал так: «Для моего "старшего" капитана я воспользовался историей завоевателей Крайнего Севера – Седова, Русанова и Брусилова. У первого и второго я взял мужественый характер, чистоту мыслей, ясность цели. У последнего - фактическую историю его путешествия. Дрейф моей "Св. Марии" совершенно точно повторяет дрейф брусиловской "Св. Анны"» (на самом деле в романе показан путь экспедиции Русанова – прим. авторов). Кроме всего прочего, авторы, хотели бы обратить внимание читателя на тот факт, что наиболее полную и достоверную информацию об условиях проведения полярных экспедиций Каверин получал у настоящих полярников, знавших лично и Седова, и Русанова, и Брусилова. Таким человеком был выдающийся художник, писатель, путешественник и полярник – Николай Васильевич Пинегин. Он встречался с Русановым и Седовым на Новой Земле, был участником экспедиции Седова на «Святом Фоке», а главное – мог наиболее точно и полно рассказать о нравах того времени и причинах неудач. Сам Вениамин Александрович вспоминал, что все полярники считали за честь перед убытием «на севера» (ударение на последнем слоге – прим. авторов) и после благополучного возвращения посетить «полярный дом», расположенный в Ленинграде по адресу: канал Грибоедова, 9, квартира 80, или, как еще в шутку называли – каюта № 80, четвертая палуба. Это и был адрес Николая Пинегига до дня смерти в 1940 году.

Но возникает еще один вопрос, а кто стал прототипом Саши Григорьева. И был ли вообще такой человек. Да, был. И был он не один, а двое. Весной 1935 года Вениамин Александрович по заданию одной из лениградских газет делал очерк о руководителе полярных станций на мысе Челюскин и Земле Франца-Иосифа Иване Дмитриевиче Папанине, тогда еще просто начальнике одного из отделов Главсевморпути. Во время встреч с Папаниным Каверин познакомился с гидрографом Цыганюком Михаилом Ивановичем, который в 1934 году во время экспедиции в Карском море у берегов Западного Таймыра на открытых им островах обнаружил следы погибшей экспедиции В.А. Русанова. Рассказ Цыганюка о пропавшей экспедиции настолько заинтересовал будущего писателя, что уже 1936 году он принялся за работу над романом. А о личности самого Цыганюка мы еще поговорим. Будучи не только гражданским человеком, но и чисто «сухопутным» лицом, Вениамин Каверин, настолько «влюбился» в Север и в море, что и в годы войны не оставлял мысли о продолжении романа. Именно поэтому, уже в годы войны, главный герой его романа, Саша Григорьев стал не просто военным летчиком, а командиром воздушного торпедоносца морской авиации. Но была еще одна подоплека в том, что главный герой романа – морской летчик. И такой летчик действительно был. Первый летчик полярной морской авиации и первый бортмеханик. Имена их - Ян Нагурский и Евгений Кузнецов. Дабы подтвердить это заявление авторы обращают читателя к ряду статей и публикаций на эту тему, в том числе и к Авиационной Энциклопедии 2004 года издания (как наиболее авторитетному изданию в области истории авиации – прим. авторов).

Поляк по национальности, Ян Иосифович (по некоторым данным Йосипович – прим. авторов) Нагурский родился 27 января 1888 года в небольшом городке Влоцлавек (Польша, как известно, тогда входила в состав Российской империи - прим. авторов). После окончания прогимназии он работал учителем в сельской школе. Скопив немного денег, Ян отправился в Варшаву для завершения своего образования. Получив аттестат зрелости, поступает в Одесское юнкерское пехотное училище, по окончании которого в 1909-м был произведен в подпоручики и назначен в состав 23-го Восточно-Сибирского стрелкового полка в Хабаровск. В 1910-м Ян приехал в Санкт-Петербург и поступил в военное инженерное училище, став после его окончания инженером саперных войск. Одновременно начал интересоваться авиацией и закончил 1-й Всероссийский аэроклуб. Свой первый полет Нагурский совершил на самолете конструкции братьев Райт. В период обучения в аэроклубе он познакомился с одним из первых отечественных авиаторов Петром Нестеровым. В марте 1913 года молодого подпоручика Нагурского перевели в авиационную отдельную офицерскую воздухоплавательную школу, в которой он получил звание военного летчика. Вместе с другим русским гражданским летчиком П.В. Евсюковым в 1914-м году его привлекли к поиску и спасению двух отечественных экспедиций, пропавших в Арктике - В.А. Русанова и Г.Л. Брусилова. Под давлением российской общественности правительство вынуждено было принять решение об организации в 1914-м двух спасательных экспедиций на судах: одну в район Новой Земли и Земли Франца-Иосифа, а другую - в Карское море и восточнее, до мыса Челюскин. Вся организационная работа была сосредоточена в Главном гидрографическом управлении Морского министерства в Санкт-Петербурге. Возглавлял ее начальник Управления, генерал-лейтенант М.Е.Жданко. По его инициативе было решено привлечь авиацию на поиски пропавших экспедиций (это неслучайно, ибо в составе экспедиции Брусилова была его племянница – Ерминия Жданко - прим. авторов). Молодого военного летчика Нагурского вызвали в Главное гидрографическое управление, где в кабинете начальник Гидрографа задал ему вопрос о возможности применения самолета в Арктике. После долгих размышлений, Нагурский произнес фразу: «Скорее всего, самолеты могут быть использованы в полярных условиях». И с этого момента началась многомесячная подготовка к полетам в Арктике. Но что делать, с чего начать? Эти вопросы неотступно преследовали Нагурского. Ни соответствующих требований к самолету в условиях Арктики, ни опыта полетов на Севере тогда еще не было. Какой тип самолета выбрать? По его мнению, наиболее подходящим типом самолета в условиях Арктики должен стать гидроплан крепкой конструкции с фюзеляжем в виде лодки. Моторы на ней должны быть с воздушным охлаждением, хотя в этом случае существует некоторая опасность нарушения беспрерывности работы. Одним словом, нельзя было допустить, чтобы самолет подвел человека в трудных условиях полярного климата. Решено было закупить самые лучшие самолеты. Нагурского, уже как специалиста в области полярной авиации, командировали во Францию, где на заводах фирмы Фарман собирались одни из самых надежных по тому времени самолеты иностранного производства. Они оснащались моторами, тоже не менее знаменитой, фирмы Рено. Месяц провел Нагурский в цехах заводов, непосредственно наблюдая за сборкой своей машины. За это время будущий полярный летчик получил много ценных советов от рабочих и инженеров о работе моторов в различных условиях эксплуатации, по ремонту авиационного оборудования. В результате выбранный Морис-Фарман был снабжен 80-сильным мотором Рено. Кроме того, Ян Иосифович контролировал сборку и второго самолета фирмы Фарман - Генри-Фарман. Эта машина предназначалась для летчика П.В.Евсюкова, которому предписывались поиски пропавших русских экспедиций в Восточной Арктике. 9 июня 1914-го во время пребывания Нагурского в Париже он был переведен из пограничной стражи в Морское министерство с зачислением поручиком по Адмиралтейству, во 2-й флотский экипаж. По прибытии на новое место службы его откомандировали в распоряжение Главного морского штаба. Оба самолета в разобранном виде были доставлены в Норвегию, где их погрузили на палубы двух поисковых судов норвежской постройки, арендованных российским правительством для будущих спасательных экспедиций – «Герты» и «Эклипса». Однако с началом Первой мировой войны летчика Евсюкова откомандировали в Санкт-Петербург, и его заменил летчик Александров. Но и ему не удалось осуществить в 1914-м полноценные полеты с мыса Челюскина: поиск экспедиций Г.Л. Брусилова с воздуха оказался невозможным из-за катастрофы гидроплана фирмы Генри-Фармана в первом же полете. А пока же, 30 июня 1914-го «Герта» с Морисом-Фарманом на борту, в сопровождении Нагурского и механика Е.В.Кузнецова и «Эклипс» с Генри-Фарманом и Александровым отошли от причалов порта норвежской столицы Христиании (Осло) и взяли курс на Александровск-на-Мурмане (ныне город Полярный - прим. авторов). 19 июля «Герта» прибыла в Александровск-на-Мурмане, а 20-го - ящики с самолетом Нагурского уже перегрузили на другое, вспомогательное судно этой поисковой экспедиции, на «Печору». 31 июля «Печора» с самолетом Нагурского отбыла на Новую Землю: она отправлялась искать экспедицию Седова, также считавшейся пропавшей. 3 августа «Печора» была у берегов Новой Земли: судно вошло в губу Крестовую на западном побережье Северного острова. Нагурскому и сопровождающему его технику-мотористу, матросу 1-й статьи Кузнецову предстояло сгрузить 9 ящиков с разобранным самолетом. Судовые шлюпки не были приспособлены к транспортировке грузов по размерам, в два-три раза их превышающих, но, соединив попарно шлюпки и сделав из них подобие катамарана, понтона-плота, поочередно за два дня перевезли самолет на сушу, выгрузив ящики на заваленный камнями высокий берег у становища Ольгинского. Оставшись на пустынном берегу Новой Земли, авиаторы приступили к постройке себе временного жилища. Из крупных ящиков сделали подобие избушки, сверху покрыв ее брезентом. Из меньших ящиков сделали буфет, стол, табуретки. Спали в спальных мешках на резиновых надувных матрасах. Нашли относительно ровную, без камней площадку для взлета самолета, соорудили «козлы» для сборки крыльев и хвоста гидроплана. На деревянных брусьях «козла» сделали соответствующие вырезы для установки деталей. Сборка самолета с перерывами продолжалась более 14 часов, и 7 августа она была завершена. Но с суши гидросамолет не мог подняться в воздух, и тогда Нагурский с Кузнецовым соорудили из бревен скат и осторожно спустили авиалодку на воду. Ян Иосифович проверил моторы на берегу, и на воде, сделав пробный получасовой полет над морской бухтой. Авиаторам предстояло решить сложнейшую математическую задачу. Фарман поднимал около 350 килограмм, тогда что же брать с собой в путь? Взяли самое необходимое - винтовки, одежду, продовольствие, а многое оставили на месте сборки самолета. Из губы Крестовой 8 августа 1914-го в 4 часа 30 минут утра Нагурский и Кузнецов полетели на север, вдоль западного побережья Новой Земли. Полет проходил в основном на высоте 800-1000 метров, выше 1500 они не поднимались. Температура воздуха за бортом была около -15 градусов. Нагурский вместе с Кузнецовым первыми в истории человечества подняли машину в небо Арктики. Он был поражен и одновременно очарован открывавшейся под крылом самолета панорамой. Вот как он описал свои ощущения от первого полета в своих мемуарах: «Мы летели к северу вдоль западного побережья Новой Земли. Тяжело груженый самолет с трудом поднялся надо льдами, но затем стал быстро набирать высоту; перед нами открывались все более красивые виды. Направо находился остров с грядами островерхих хребтов и спускавшимися по ним ледниками, налево - белый океан, на котором кое-где виднелись темные пятна открытой воды. Ледяными верхушками сверкали живописные, фантастических форм айсберги. Они были расположены то ровными рядами, то беспорядочно разбросаны; по форме одни напоминали стройные обелиски или призмы; другие - странного вида коряги. Все они искрились, как бы обсыпанные миллионами бриллиантов, в лучах незаходящего солнца. Сознание, что я первый человек, поднявшийся на самолете в этом суровом краю вечной зимы, наполняло радостью и беспокойством, мешало сосредоточиться». Но беспокойство и неуверенность скоро прошли, и Нагурский освоился в небе Арктики. Время первого полета человека в небе Арктики заняло 4 часа 20 минут, а его протяженность - 420 верст. В получасе лета от острова Панкратьев Морис-Фарман попал в сильную бурю: видимость была очень низкой, пилот сбился с курса, отклоняя машину в сторону моря. Положив самолет на правое крыло, Нагурский направил его на восток, и через 30 минут показался остров Панкратьев. Облетев участок западного берега до островов Баренца, летчик из-за тумана не смог посадить летающую лодку на воду и полетел на юг, в направлении губы Крестовой. На мысе Борисова, у входа в губу Машигина, Нагурский пошел на снижение и посадил самолет на воду. Здесь авиаторы решили передохнуть и дождаться подхода вспомогательного судна экспедиции «Андромеды»; нужно было заправиться маслом и бензином. Ждать пришлось 18 часов. Самолет стоял на льду и примерз поплавками к льдине, вдобавок его занесло слоем снега. А тут, как назло, заболел техник, простудился, и у него поднялась температура до 39 градусов. Сказывались отсутствие климатической одежды, соответствующего Северу обмундирования и то, что оба авиатора были южанами - Кузнецов служил на Черноморском флоте, а Нагурский летал над Балтикой и ее побережьем. 9 августа в 4 часа 30 минут авиаторы полетели дальше вдоль берега Новой Земли в район Горбовых островов и Архангельской губы. С высоты около 1000 метров было хорошо видно, что сама Архангельская губа и проливы между островами Верха, Личутиным и Заячьим забиты льдом. Информация о ледовой обстановке в этой части Новой Земли нужна была капитану «Андромеды»: ведь ему поручили устроить продовольственный склад на Заячьем островке для пропавших морских экспедиций, вышедших в плавание в 1912-м. Нагурский вместе с больным Кузнецовым решили продолжить полетное задание: надо было обследовать остров Панкратьев и возможность его использования для базового лагеря с тем, чтобы уже отсюда осуществлять полеты вдоль восточного берега Новой Земли и в сторону Земли Франца-Иосифа. При облете острова Нагурский сверху увидел небольшую избушку: домик стоял на берегу моря, среди обломков скал. Посадив самолет на припайный лед, вдвоем с механиком они полчаса поднимались по крутому склону от моря к избушке. С колотящимся сердцем и дрожью в руках осторожно отворили дверь. Посредине стоял стол, вдоль стен - нехитрые нары. На столе Нагурский увидел металлическую трубу, составленную из пустых консервных банок. Ян Иосифович открыл ее и обнаружил бумаги экспедиции Г.Я. Седова. Это был рапорт самого Седова с докладом о проделанной работе в Морское министерство. В нем начальник экспедиции к Северному полюсу сообщал, что из-за сложнейших ледовых условий в 1912-м он не смог на своем судне «Святой мученик Фока» пройти к Земле Франца-Иосифа. Из записки было ясно, что, оставив судно в 15 километрах к югу от острова Панкратьева, Седов и часть экипажа перешли в избушку на зимовку, а другие - остались на корабле, следить за его сохранностью. Здесь же был приложен и дневник экспедиции. Так, удалось найти хотя бы начальные следы одной из трех пропавших экспедиций. Нагурский и Кузнецов решили остаться в избушке, но их самолет находился в бухте. Такая удаленность самолета, ветер и непредсказуемые метеоусловия на Новой Земле все время беспокоили летчика. Ежесекундно могла возникнуть угроза для сохранности самолета. Все же им пришлось покинуть единственное человеческое жилье в этом краю Новой Земли и перейти на берег моря, где из кусков льда они соорудили хижину по типу эскимосских иглу. 12 августа Нагурский наметил полет в сторону Земли Франца-Иосифа, взяв курс на северный остров Земли Франца-Иосифа - на остров Рудольфа (если бы он знал, что там похоронен Седов, то может быть и были бы предприняты меры к сохранению могилы отважного полярника – прим. авторов). Вылетел в 4 часа 20 минут утра, при свежем западном ветре. Как и первый длительный полет, второй проходил на высоте до 1500 метров, при температуре -15 С, в сложнейших метеоусловиях. Из-за болезни механика летчик полетел один. По пути попал в полосу тумана, и корпус самолета стал быстро обмерзать. Вдобавок крылья и связующие подвижные части машины тросы, очки и одежда покрылись инеем. Внизу - сплошные ледяные поля из торосов. В такой обстановке Нагурский около двух часов держал самолет курсом на норд-норд-вест. Это было пределом дальности полета в одну сторону. Повернув обратно, он облетел полуостров Литке и через 40 минут сел у острова Панкратьева. В 9 часов вечера этого же дня Нагурский совершил еще один вылет, взяв курс на север, к мысу Нассау. Набрав высоту 500 метров, он услышал зловещий стук в моторе и сразу догадался, что случилась поломка. Спланировав на воду, самолет был взят на буксир высланными с судна шлюпками. После разборки мотора оказалось, что шатун третьего цилиндра поломан у самой головки, а главный вал погнут. По заключению летчика, которое было отражено и в его последующем рапорте, все это произошло по вине завода, где строили гидроплан. Более двух недель продолжался ремонт самолета. И вот 30 августа Нагурский наметил еще один маршрут, теперь уже на север и восток Новой Земли, мимо Русской Гавани, к мысу Желания и на Карское побережье. На восточной стороне Новой Земли Ян Иосифович решил облететь побережье в направлении Маточкина Шара, ориентируясь на долину замерзшей реки. Правда, по тексту его книги неясно, каких именно географических пунктов достиг летчик. 31 августа капитан «Андромеды» Поспелов принял решение прекратить дальнейшие поисковые работы: начавшаяся Первая мировая война прервала экспедицию, и Нагурский вместе с механиком откомандировывались в Санкт-Петербург. Последний перелет Морис-Фармана на архипелаге начался в 1 час 15 минут дня. На обратном пути в Крестовую губу летчик сбился с маршрута, углубился в сторону суши: под крылом авиетки голубел и зеленел лед покровного щита Новой Земли. До Крестовой губы Нагурский летел 3 часа 15 минут. С высоты было видно, что на рейде стоит пароход «Печора». Через 1,5 суток подошла «Андромеда». Сделав еще два непродолжительных полета над губой, по распоряжению капитана 2-го ранга Синицина, капитана «Печоры», Нагурский и Кузнецов приступили к разборке гидроплана. С Новой Земли Печора в начале сентября возвратилась в Архангельск, откуда Нагурский отправился в Санкт-Петербург. В столице летчик рапортом в Главное гидрографическое управление отчитался о проведенных на Новой Земле полетах. В 1915-1916 годах в журналах «Воздухоплавание» и «Записки по гидрографии» уже появились публикации, где подробно описаны полеты Нагурского и анализировалось применение авиации при исследованиях на Севере. Особенно подчеркивалась перспектива этого направления воздухоплавания. С объемной брошюрой по этим вопросам выступил и сам начальник Главного гидрографического управления М.Е. Жданко, один из последовательных сторонников применения самолетов в Арктике. Но начавшаяся летом 1914-го года Первая мировая война на два десятилетия отодвинула реализацию идеи авиационного освоения региона. Нагурский уже никогда не возвращался в Арктику. Он уехал на родину, в Польшу. Позже его опыт подробно изучали и в России, и за рубежом, когда приарктические государства приступили к организации авиатранспортного освоения Севера. И до сих пор в том, что над океанскими просторами ледовитых морей с торосами и плавающими айсбергами, равнинной тундрой и заброшенными под самый Северный полюс островами, обычными стали полеты винтокрылых машин, большая заслуга Я.И. Нагурского. В память о нем, на острове Земля Александры (Земля Франца-Иосифа – прим. авторов) самый северный мыс получил имя Нагурского. Но только в 1956 году, во время приезда Нагурского в Ленинград, полярники подарили ему карту острова Земля Александры, с нанесенным на ней мысом Нагурского и полуостровом полярных летчиков.

Знал ли Каверин о том, что у полярного летчика Саши Григорьева был реальный прототип – Ян Нагурский? Думаем, что знал. Ведь он, (Каверин) при подготовке романа общался с ветеранами-полярниками, которые наверняка наводили его на мысль о том, что полярный летчик действительно был. Другой вопрос – мог ли позволить себе «красный писатель» восторгаться мужеством первого полярного летчика, проживающего ныне в буржуазной Польше? Думаем, что торг в ответах тут неуместен. Однако, по мнению авторов, историческая справедливость должна все-таки восторжествовать. И подвиг первого полярного летчика Яна Нагурского и его товарища Евгения Кузнецова (пропавшего, по некоторым данным, в горниле гражданской войны вместе с армией Врангеля в «Галлиполийской России» – прим. авторов) должен быть потомками оценен по-достоинству.

Говоря о других персонажах, т.е. о героях романа, возникает очередной вопрос. Ну а кто же тогда послужил прототипом Марии Васильевны и Кати Татариновых, а также Николая Антоновича? Вопрос ясен, и понятен. Но также почти ясны и ответы на них. Мария Васильевна – это ни кто иная как жена (а не вдова, как она себя называла) Седова: Вера Валерьяновна Май-Маевская (ведь только у него одного была законная жена - прим. авторов). Даже получив от товарищей Седова камни с могилы мужа, она так до конца своих дней не верила в его гибель. Дочь Татаринова Катерина, это собирательный образ детей погибших полярников. Ну а о прототипе Николая Антоновича говорить очень сложно по той причине, что экспедицию Брусилова, говоря современным языком, спонсировали родственники, точнее родственница, но на определенных условиях и соответствующих обязательствах (комерческих - прим. авторов). И, разумеется, давать какие либо оценки участникам тех событий по прошествии почти вековой давности, без учета духа того времени и тяжело, и некорректно.

Вот мы и разобрались с реальными прототипами героев романа. Ну а в завершении своеобразного введения в исторические события, приведем пример реально-виртуального (читатель, извини за игру слов, но иначе никак не скажешь) восприятия истории и ее героев нашими современниками. «22 мая 2003 года главная площадь города Полярный (ныне ЗАТО – закрытый административный территориальный округ - прим. авторов) названа в честь литературного произведения - романа Вениамина Каверина «Два капитана». Это название площадь в районе улиц Лунина и Видяева, на которой проходят все городские праздники и торжества, носит с сегодняшнего дня. Такое решение приняли депутаты муниципального собрания ЗАТО Полярный вечером 21 мая. Этим решением поддержано предложение городского отдела культуры об увековечении имени знаменитого советского писателя Вениамина Александровича Каверина, в годы Великой Отечественной войны создавшего во фронтовом Полярном роман «Два капитана». Название площади также связывают с литературным героем Каверина капитаном Татариновым и его прототипами Владимиром Русановым, Георгием Седовым и Георгием Брусиловым. В начале прошлого века из Полярного (тогда Александровска) их команды уходили в высокоширотные экспедиции». Это не выдумка авторов, или какая-то небылица. Это действительный факт, а цитата взята из официального издания Краснознаменного Северного флота – газеты «На страже Заполярья».


ВСТУПЛЕНИЕ


1906 год стал для флота Россиийской Империи годом «послецусимского синдрома». Трагедия, поизошедшая с российским флотом на водоразделе Желтого и Японского морей, в проливе с траурно-печальным наименованием ЦУСИМА, выявила неизбежность не только постройки нового военно-морского флота, но и изменения общего подхода к стратегии развития военно-морской науки. Идеи Степана Осиповича Макарова о возможности использования северного морского пути для плавания из Атлантического в Тихий океан, вновь получили свое развитие в умах адмиралов, географов, ученых и флотских энтузиастов. Один из основоположников приполярного плавания и учеников Макарова небезизвестный в будущем адмирал Колчак отмечал, что … «если бы Россия прислушалась к голосу разума и идеям его (Макарова – прим. авторов) по использованию судами северного пути, то весь военный флот можно было нормальным образом направить в Тихий океан без опаски быть уничтоженым неприятелем». Да, такая идея витала в умах флотоводцев в те годы. И вывод напрашивался сам собой – был бы исследован северный морской путь, не было бы ни Цусимы, ни позорного Портсмута. Но… Это были все-таки просто слова, а до практических дел, кроме тех, о ком пойдет речь в нашей книге, более ни у кого желания не было. Ровно сто лет назад идеей покорения Северного полюса и полного освоения «Великого Северного пути» была начата громадная и непрекращающаяся до сих пор, деятельность человека по дальнейшему изучению Севера.

Покорителей Севера, выдающихся офицеров флота и географов, какими были Степан Осипович Макаров, Георгий Яковлевич Седов, Владимир Александрович Русанов и Георгий Львович Брусилов, объединяла их родина или молодые годы, проведенные на земле, имя которой – Украина.

Мы, как авторы, неслучайно взялись за сложную историческую тему, которая, по нашему мнению, добавит ответы к своеобразному раскрытию тайны гибели трех капитанов – Седова, Русанова и Брусилова, чем всю свою молодость занимался главный герой «Двух капитанов» Саша Григорьев. Три капитана, но одна судьба. Вот мы, как авторы и решили, что наступила пора собрать этих великих покорителей Севера в один сборник, не разделяя каждого. На вопрос, почему сейчас, спутя долгие десятилетия, мы обратились к этой теме, есть только один ответ. Мы, «сорокопятки», то есть те, кто родился и вырос в Советском Союзе в славные 60-е годы. Те, про которых поет Олег Газманов - «сделанные в СССР», те, кто вырос на этом романе в прямом и переносном смысле. Но есть еще одна причина, чисто «профессиональная». Все дело в том, что один из нас, сам в недалеком прошлом, офицер Военно-Морского флота, на надводных кораблях и атомных подводных лодках прошел «курсами» Седова, Брусилова и Русанова, как водами Тихого, так и морями Северного Ледовитого океанов. Другой, тоже офицер, энтузиаст военной истории, воспитанный на подвиге своего выдающегося земляка – дончанина Георгия Яковлевича Седова. И оба патриоты своего Отечества, являются как истинными любителями военно-морской истории, так и приверженцами настоящего патриотического воспитания молодежи, чтобы главным девизом в жизни каждого юноши и девушки был знаменитый – «БОРОТЬСЯ И ИСКАТЬ. НАЙТИ И НЕ СДАВАТЬСЯ».

Мы, авторы, из того поколения, про которое неизвестный автор (разыскивается в Интернете – прим. авторов) написал шуточно-ностальгическую статью. «Если вы были ребенком в 60-е или 70-е годы, оглядываясь назад, трудно поверить, что нам удалось дожить до сегодняшнего дня. В детстве мы ездили на машинах без ремней и подушек безопасности. Поездка на телеге, запряженной лошадью, в теплый летний день была несказанным удовольствием. Наши кроватки были раскрашены яркими красками с высоким содержанием свинца. Не было секретных крышек на пузырьках с лекарствами, двери часто не запирались, а шкафы не запирались никогда. Мы пили воду из колонки на углу, а не из пластиковых бутылок. Никому не могло придти в голову кататься на велике в шлеме. Ужас. Часами мы мастерили тележки и самокаты из досок и подшипников со свалки, а когда впервые неслись с горы, вспоминали, что забыли приделать тормоза.После того, как мы въезжали в колючие кусты несколько раз, мы разбирались с этой проблемой. Мы уходили из дома утром и играли весь день, возвращаясь тогда, когда зажигались уличные фонари, там, где они были. Целый день никто не мог узнать, где мы. Мобильных телефонов не было! Трудно представить. Мы резали руки и ноги, ломали кости и выбивали зубы, и никто ни на кого не подавал в суд. Бывало всякое. Виноваты были только мы и никто другой. Помните? Мы дрались до крови и ходили в синяках, привыкая не обращать на это внимания. Мы ели пирожные, мороженое, пили лимонад, но никто от этого не толстел, потому что мы все время носились и играли. Из одной бутылки пили несколько человек, и никто от этого не умер. У нас не было игровых приставок, компьютеров, 165 каналов спутникового телевидения, компакт дисков, сотовых телефонов, интернета, мы неслись смотреть мультфильм всей толпой в ближайший дом, ведь видиков тоже не было! Зато у нас были друзья. Мы выходили из дома и находили их. Мы катались на великах, пускали спички по весенним ручьям, сидели на лавочке, на заборе или в школьном дворе и болтали о чем хотели. Когда нам был кто-то нужен, мы стучались в дверь, звонили в звонок или просто заходили и виделись с ними. Помните? Без спросу! Сами! Одни в этом жестоком и опасном мире! Без охраны! Как мы вообще выжили? Мы придумывали игры с палками и консервными банками, мы воровали яблоки в садах и ели вишни с косточками, и косточки не прорастали у нас в животе.Каждый хоть раз записался на футбол, хоккей или волейбол, но не все попали в команду. Те кто не попали, научились справляться с разочарованием. Некоторые ученики не были так сообразительны, как остальные, поэтому они оставались на второй год. Контрольные и экзамены не подразделялись на 10 уровней, и оценки включали 5 баллов теоретически, и 3 балла на самом деле. На переменах мы обливали друг друга водой из старых многоразовых шприцов! Наши поступки были нашими собственными. Мы были готовы к последствиям.Прятаться было не за кого. Понятия о том, что можно откупиться от ментов или откосить от армии, практически не существовало. Родители тех лет обычно принимали сторону закона, можете себе представить!? Это поколение породило огромное количество людей, которые могут рисковать, решать проблемы и создавать нечто, чего до этого не было, просто не существовало. У нас была свобода выбора, право на риск и неудачу, ответственность, и мы как-то просто научились пользоваться всем этим. Если вы один из этого поколения, я вас поздравляю. Нам повезло, что наше детство и юность закончились до того, как правительство купило у молодежи свободу взамен за ролики, мобилы, фабрику звезд и классные сухарики... С их общего согласия... Для их же собственного блага... На самом деле в мире не семь чудес света, а гораздо больше. Просто мы свами к ним привыкли и порой даже не замечаем. Ну разве не чудо - первое советское средство после бритья? Помните? Кусочки газеты? А такое чудо, как тюнинг автомобиля Москвич-412? Помните? 5-копеечные монеты по периметру лобового стекла, меховой руль, эпоксидная ручка коробки передач с розочкой и, естественно, милицейская фуражка на заднем стекле. А резинка от трусов - это же тоже чудо! Ведь она прекрасно держит как трусы, так и колготки и варежки! А в кинотеатрах? Точка от лазерной указки на лбу главного героя - боже мой, скольких людей это сделало счаст-ли-вы-ми! Пирожок с повидлом - ну разве не чудо? Никогда не угадаешь, с какой стороны повидло вылезет! Еще одно необъяснимое чудо - поднимите, пожалуйста, руки те, у кого был нормальный учитель труда... а не инопланетянин? А такое чудо, авоська с мясом за форточкой? Помните: полез доставать - пельмени упали! А вот этот вот чудесный мамин развод: "Я тебе сейчас покупаю, но это тебе на день рождения"?! Или вот эта волшебная бабушкина фраза на прощание: "Только банки верните!" А холодильник ЗИЛ помните, вот с такой вот ручкой? Это же однорукий бандит! Дергаешь ручку - сыпятся банки. А, кстати, что до сих пор лежит в холодильниках на дверце сбоку? Нет, не яйца. И не кетчуп. На дверце сбоку лежат...лекарства! Бесплатная медицина - это тоже чудо. Врач один, а очереди две - одна по талонам, а вторая по записи. А еще и третья была - "Я только спрошу!" Да, сколько еще их было, этих чудес света... Маленькое окошко из кухни в ванную - что там смотреть, объясните? Обувная ложка-лошадка... Зубной порошок - чистит как зубы, так и серебро... Писающий мальчик на двери туалета...Телевизор "Рубин" - берешь пассатижи и тын-тын-тын! Плавки с якорьком... помните?! Молоко в треугольных пакетах! А вы говорите: "Семь чудес света!" Мы раньше много чего делали такого, что сейчас и в голову не взбредет делать. Более того, если ты сегодня хоть раз сделаешь то, что тогда делал постоянно - тебя не поймут, а могут и за сумасшедшего принять. Ну вот, например, помните, автоматы с газированной водой. Там еще был стакан граненый - один на всех. Сегодня никому и в голову не придет пить из общего стакана! (Сегодня его украдут через пять секунд после установки автомата, ровно за три секунды до того, как утащат и сам автомат...) А раньше ведь все пили из этих стаканов... Обычное дело! И ведь никто не боялся подхватить какую-нибудь заразу... Кстати, эти стаканы использовали для своих дел местные пьяницы. И, представьте себе, вы только представьте это - они ВОЗВРАЩАЛИ стакан на место! Не верит? А тогда - обычное дело! А люди, вешающие простыню на стену, выключающие свет и бормочущие что-то себе под нос в темноте? Секта? Нет, обычное дело!Раньше в каждом доме проходила церемония, которая называлась - задержите дыхание - диафильм!Помните это чудо?! У кого сейчас работает проектор диафильмов? Дым валит, едкий запах по всей квартире. Дощечка такая с письменами. Что вам представляется? Индийский великий жрец Арамонетригал? На самом деле это вы-жи-га-ние. Обычное дело! Миллионы советских детей выжигали открытки мамам на 8 марта - Мамочка, поздравляю с международным женским днем. Желаю тебе мирного неба над головой, а твоему сыну - велосипед... А еще все сидели в ванной, причем на опущенном стульчаке, причем в темноте - и светил там только красный фонарь... Догадались? Обычное дело - печатали фотографии. Вся наша жизнь на этих черно-белых фотографиях, отпечатанных собственными руками, а не бездушным дядькой из Кодака... Ну вы же помните, что такое фиксаж? Девчонки, а вы помните резиночки? Удивительно, но ни один мальчишка на свете не знает правила этой игры! А сбор макулатуры в школе? До сих пор мучает вопрос - зачем? А я ведь тогда весь папин архив Playboy туда отнес. И мне ничего за это не было! Только мама удивлялась, чего это отец стал так придирчиво проверять мои домашние задания?!, а заодно спрашивал, какие книги, и какие герои мне больше нравятся?» И мы также восхищались реальными и художественными героями, перечитывали взахлеб «Трех мушкетеров», «Всадника без головы», всего Джека Лондона и, конечно же, «Двух капитанов»…

НАВСТРЕЧУ ПОДВИГУ


Географические открытия имеют очень важную роль в истории наших народов. Со страниц атласов мы знакомимся с именами великих путешественников, оставивших свой след на картах мира. Мы знем имена этих отважных и мужественных первопроходцев. Мы гордимся теми, кто открыл неизвестные земли и архипелаги, нанес на карту ранее неизвестные острова и скалы, разгадал тайны «Земли Санникова» и окрыл Северный Морской Путь. Сама история наших народов соизмерима в нашем сознании с этапами велишайших географических открытий, с мужественными и рискованными шагами тех, кто отчаянно шел в неведомое безмолвие и в бессмертие.

Даже сейчас, спустя почти столетие, вопросы объективности истории, а также великих географических открытий постоянно вызывают споры как среди ученых, так и среди политиков. И интерес к проблемам «правильного» понимания истории, а, равно как и восприятия, неизменно растет. За реалистическими позициями исторических фактов освоения и изучения Арктики стоят конкретные фамилии. И среди этих фамилий имена не только Амудсена, Нансена, Нобиле и других, не менее прославленных покорителей поляных вершин из США, Италии, Австрии, Венгрии, Германии, Дании, Великобритании, Польши, Чехии, Эстонии и Канады, но и не менее подлинных героев Севера, наших славных земляков – Макарова, Седова, Брусилова, Русанова (отчасти), Шмидта, Папанина и других, о чем не вправе забывать.

Со временем, многие исторические события стираются из памяти, в том числе, и связанные с географическими открытиями, и именами их исследователей. И к этому хочется добавить, что отчеты, документы, дневники, вахтенные журналы экспедиций и их участников теряются в «катакомбах» архивов, а иногда, к сожалению и гибнут. Но не должны погибнуть в памяти благородных потомков имена мужественных покорителей НАШЕГО СЕВЕРА. Да – да, нашего. В этом нет никакой ошибки, ибо Север это родина не только саамов, лопарей, ненцев, якутов и поморов. Заполярье и его «земли», «берега» и «архипелаги», это родина русского, украинского, белорусского, польского, чешского, эстонского, латышского и других народов. Как стала Новая Земля родиной нашей прославленой балерины Майи Плисецкой. Да и на шахтах Шпицбергена, открытых Владимиром Русановым и «закрепленных» за Россией, с полным на то основанием, рядом с флагами России и Норвегии, развивается флаг Украины, где наши донбасские парни добывают столь дорогое, но нужное «черное золото белой земли». Север – это живая история всех народов стран СНГ. Север – это свидетельство героических свершений и научных подвигов каждого народа. Если можно перефразировать слова одной известной в 70-е годы прошлого столетия песни, то получится - «Север далеко, Север рядом».