Андреева Г. М., Богомолова Н. Н., Петровская Л. А. ''Зарубежная социальная психология ХХ столетия. Теоретические подходы''

Вид материалаДокументы

Содержание


5.2. Перспективы интеграции
Глава VI. РАЗВИТИЕ КРИТИЧЕСКИХ ТЕНДЕНЦИЙ В СОЦИАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XX ВЕКА
Подобный материал:
1   ...   33   34   35   36   37   38   39   40   ...   45

5.2. Перспективы интеграции


Символический интеракционизм и ролевые теории имеют много общего, поэтому они и включены нами в интеракционистскую ориентацию, но границы между ними весьма размыты и некото­рые авторы заговорили о возможных перспективах их интеграции. Наиболее обстоятельно этот вопрос был исследован американс­кими авторами Ш. Страйкером и Э. Стейтем [Stryker, Statham, 1985]. Они очень тщательно анализируют символический интеракцио­низм и социологические ролевые теории в отдельности, сравни­вают их и находят в них общие моменты.

Эти общие моменты заключаются прежде всего в том, что и в символическом интеракционизме, и в ролевых теориях подчерки­вается необходимость анализировать социальные явления с точки зрения участников взаимодействия, т.е. для объяснения социальных явлений следует учитывать действия участников социального про­цесса [Stryker, 1973].

Оба направления используют понятие театра как метафору со­циальной жизни, где понятие «роль» является одним из централь­ных. Что касается различий, то в ролевых теориях социальное вза­имодействие рассматривается как поведение актеров, играющих роли, сформировавшиеся в ходе социальной эволюционной адап­тации. Интересуясь прежде всего вопросами социальной организа­ции, представители ролевых теорий используют понятие роли как основополагающее в своих рассуждениях относительно функцио­нирования социальных структур.

Представители символического интеракционизма трактуют те­атральную метафору применительно к обществу по-иному. Они не считают, что ролевые предписания являются подробными указа­ниями, которые должны строго выполняться. По их мнению, ро­левое поведение должно ограничиваться лишь рамками культуры и общества, где происходит действие. Их прежде всего интересует структура личности и анализ ролевого взаимодействия как такового. Они используют понятие «роль» для того, чтобы «опуститься до уровня личности и ее структуры» [Stryker, Statham, 1985].

Для ролевых теорий главная концептуальная единица — роль, а для символического интеракционизма — личность. Эти различия определяют сильные и слабые стороны данных направлений. Силь­ная сторона символического интеракционизма — наличие в ней концепции творческой активной личности, которая может повли­ять на изменение социальных условий, а его слабость — в прева­лировании абстрактных рассуждений о ролевом поведении без со­отношения их с социальными структурами общества.

Что касается ролевых теорий, то их сильная сторона заключа­ется в дифференцированном анализе социальных структур обще­ства и их влиянии на ролевое поведение.

Таким образом, сильные стороны одного направления могут в какой-то степени компенсировать слабые стороны другого. Однако интеграция символического интеракционизма и ролевых теорий еще остается далекой перспективой.

Следует отметить, что ролевые теории были особенно попу­лярны в 50-60-х годах, когда вся проблематика интеракционистской ориентации нередко анализировалась в рамках именно роле­вых теорий.

Особый интерес к символическому интеракционизму появил­ся в 70-е годы, когда весьма актуальными стали исследования со­циальных изменений, сопровождавшиеся особым вниманием к механизмам социальной интеракции [Якимова, 1995]. И сегодня интерес к символическому интеракционизму не угасает. Как отме­чают Страйкер и Стейтем, это происходит, возможно, потому, что интеграция символического интеракционизма и ролевых тео­рий может помочь решить стоящую перед современной социаль­ной психологией задачу адекватного совмещения исследований лич­ности и социальной структуры [Stryker, Stathem, 1985].

В целом про интеракционистскую ориентацию можно сказать, что она послужила одним из важных теоретических источников формирования в последнюю четверть века целого ряда концеп­ций, направленных на поиск новых парадигм социально-психоло­гических исследований в противовес позитивизму, в частности таких, как конструкционизм Гергена и этогенический подход Харре, которые будут рассмотрены в следующей главе.

Глава VI. РАЗВИТИЕ КРИТИЧЕСКИХ ТЕНДЕНЦИЙ В СОЦИАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XX ВЕКА


Совокупность теорий, функционирующих в определенный пе­риод времени в сообществе представителей той или иной научной дисциплины, составляет, естественно, важнейшую часть в общей структуре данной области знания. Однако эта область собственно теоретических построений не исчерпывает всего содержания на­уки. Относительно самостоятельно в ней существуют и такие обла­сти, как методология (включая и все конкретные методики иссле­дования), и наконец, — что и составляет основной массив науч­ной продукции — практика исследований (включая применение их результатов в прикладных областях). Поэтому достаточно пол­ная картина состояния науки в тот или иной период ее существо­вания может быть дана только при условии анализа всех ее состав­ных частей.

Но вместе с тем положение теоретического знания в «теле» каждой научной дисциплины (так же, впрочем, как и общей ме­тодологии) может служить известным индикатором ее состояния. Именно анализ сферы принимаемых в науке теорий позволяет точ­нее всего определить основные тенденции развития науки, уви­деть в обобщенном виде как значение достигнутых результатов, так и возникшие узлы трудностей, а порою и тупиковые позиции. Не случайно поэтому на поворотных рубежах движения той или иной области научного знания всегда обостряется интерес к ана­лизу состояния теорий. В условиях, когда «методологическая реф­лексия» получила широкое развитие и в социальной психологии, здесь также обозначается в качестве ее важнейшей составной час­ти интерес к метатеоретическому анализу. Однако на этот раз вни­мание к исследованию теоретической области социальной психо­логии отличается от имеющего место и в прошлом «нормально­го», повседневного интереса, проявляемого к содержанию отдельных теорий или даже к нормам их конструирования.После полустолетия своего довольно стабильного существова­ния в ее современном виде социальная психология на Западе ока­залась перед лицом таких испытаний, что мера развившейся реф­лексии является несравнимой с теми ее проявлениями, которые имели место и раньше. Решающей причиной этой ситуации явился тот факт, что в эпоху бурных социальных процессов, охвативших Европу и Америку во второй половине XX в., социальная психо­логия оказалась лицом к лицу с наиболее острыми социальными проблемами. Готовность (или неготовность) ее к выполнению встав­ших задач могла быть проверена только путем достаточно глобаль­ного анализа всего предшествующего развития, выхода за рамки традиционной оценки качества отдельных исследований, отдель­ных теоретических построений, отдельных методических приемов. Этот общий взгляд на состояние науки привел многих исследова­телей уже в середине столетия к выводу, что социальная психоло­гия переживает глубокий кризис. И хотя оценка глубины этого кризиса весьма различна (наиболее остро ситуация была оценена Дж. Сильверменом, который впервые употребил сам термин «кри­зис» в отношении социальной психологии [Silverman, 1971]), сам факт его существования был признан многими.

Если проявлением кризиса считают неспособность социальной психологии ответить на острые проблемы, выдвигаемые в ходе общественного развития, то содержание кризиса связывают с це­лым рядом слабостей, обнаружившихся в самой системе социаль­но-психологического знания. Большинство упреков относится к сфере методологии [Андреева, 1975], но все чаще именно в этом же ключе начинают анализировать и область теорий. Объектом кри­тики становятся не просто отдельные теоретические построения и позиции, что имело место и ранее, а состояние теоретического знания в социальной психологии в целом, принципы построения теорий и, наконец, содержание исходных посылок теоретическо­го анализа, обусловленных принятой автором философской ори­ентацией.

Таким образом, можно констатировать, что начиная с 60-х годов внутри западной социальной психологии усиливаются критичес­кие тенденции, порожденные ее внутренним кризисом, констата­ция которого (в различных, правда, терминах) получает широкое распространение в литературе. Нельзя сбрасывать со счета эту тен­денцию, которая становится одним из факторов, характеризую­щих состояние социальной психологии как науки в 70-х годах XX в. Источники этой критической тенденции весьма разнообразны.

Учитывая тот факт, что современная социальная психология для Запада долгое время отождествлялась с американской социальной психологией, весьма примечательным является прежде всего та­кой источник, как голос определенной группы американских со­циальных психологов, который все громче звучит в различного рода публикациях.

Другим источником критики является позиция группы европей­ских социальных психологов, объединенных преимущественно вок­руг Европейской ассоциации экспериментальной социальной пси­хологии (ЕАЭСП). Она возникла в 1963 г. по предложению амери­канских ученых Дж. Ланцетти и Л. Фестингера при поддержке Американского комитета по социальным исследованиям, который обеспечил организацию первых мероприятий, а также частичное финансирование ЕАЭСП. С самого начала «европейский» принцип означал не территориальную характеристику, но скорее некото­рую позицию относительно американской социальной психологии.

И наконец, еще один источник критики — позиция тех иссле­дователей, которые выступают от имени марксизма. Эта группа весьма неоднородна, так как в ней наряду с защитой и обоснова­нием марксистских принципов в социальной психологии представ­лены взгляды и так называемого неомарксизма — течения, попу­лярного среди представителей леворадикального движения конца 60-х годов. Их позиция весьма специфична и должна быть выделе­на для специального анализа.