Geum.ru

Иштван Рат-Вег История человеческой глупости мудрое слово вступления

Вид материалаДокументы

Содержание


Ветхозаветные предки
Ной - предок габсбургов?
Бурбонская кровь наполеона
Еще одна незаконная праматерь
Внуки прекрасной мелузины
Ученая аристократия
Семейные истории нового благородного сословия
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   55

ВЕТХОЗАВЕТНЫЕ ПРЕДКИ


Славе английских, испанских и шведских королей позавидовала

старофранцузская семья Левис. Это был знатный, богатый род. В истории

Франции они заявили о себе уже в начале XVII века, и затем на протяжении

столетий маршалы, послы, губернаторы умножали славу семьи, которая позднее

возвысилась до герцогского титула. Но, не довольствуясь громким именем,

выпадающим порой и на долю других, пригласили генеалога, и он разыскал, что

их герцогский род происходит от ветхозаветного рода Леви. Сходство имен было

налицо, а поиск дополнительных данных - это уже игрушки для ученого,

сведущего в истории. Да и кто бы посмел в те времена оспаривать

достоверность сведений?

С того времени все Левисы неслыханно возгордились своим библейским

происхождением.

Леди Морган в своей книге о французских впечатлениях (Лондон, 1818)

рассказывает, что герцоги Левисы принимали ее в своем замке. В одном из

залов висело большое живописное полотно, на котором была изображена дева

Мария, а перед ней на коленях - один из Левисов со снятой шляпой. Изо рта

Марии, согласно старой манере в живописи, извивались в его сторону слова,

словно Мария говорила:

- Наденьте шляпу, кузен! (топ cousin, couvrez vous)

Когда один из герцогов Левис садился в карету, чтобы ехать на мессу в

собор Парижской Богоматери, он всякий раз громко кричал кучеру: "К моей

двоюродной бабушке, кучер!" (Chez та cousine, coucher)4.

Бароны Пон не были столь притязательны. Они считали своим предком Понтия

Пилата. Однажды встретились старейшины обоих родов. Глава семьи Левис с

мягким укором поднес главе семьи Пон распятие: "Видите, барон, как Ваш

родственник обошелся с моим?"1.

Семейному полотну Левисов есть достойная парная картина в имении

семейства Круа - на ней изображен всемирный потоп. Из волн высовывается

рука, сжимающая дворянскую грамоту, рядом с ней -тонущий, из его рта уже

известным манером на извивающейся ленте написано: "спасите бумаги семьи

Круа" (sauvez les titres de la maison de Croy)2.

Французское семейство Жессе также претендовало на библейское

происхождение. Составитель их родового древа строил всю генеалогическую

пирамиду на сходстве имен. В Евангелии от Матфея сказано: "Овид родил

Иессея, Иессей родил Давида царя" (I, 5-6). Ради большей достоверности в

1668 году герб семьи Жессе и бумаги были предъявлены официальной комиссии.

Комиссия после обстоятельного исследования подготовила подробный и

витиеватый отчет, склоняясь к тому, что дело это достоверное, и родственные

связи семьи с царем Давидом вполне достоверны3.


НОЙ - ПРЕДОК ГАБСБУРГОВ?


Библейских предков чуть было не установили официально и для Габсбургов.

Был у императора Максимилиана придворный историк Йоганн Штаб, по латыни

Стабиус. Это был большой ученый муж, даже поэзией кокетничал и небезуспешно.

В 1502 году венская коллегия пиитов торжественно увенчала его лаврами. Своей

карьерой он был обязан императорской милости и постарался отблагодарить

благодетеля. Он составил семейное древо и в качестве предка Габсбургов

указал сына Ноя, Хама, а затем точно и мотивированно вывел историю рода от

отца к сыну. Император потратил немалую сумму на изыскание старинных корней

династии и был не против, когда ученые обогащали историю императорского дома

то одним, то другим святым.

Однако Ной как предок? Очень подозрительно. И он подумал: самый лучший

путь - прямой. Доверил решение вопроса теологическому факультету венского

университета.

Господам факультетским стало жарко. Понапрасну проклинали они Стабиуса,

что навлек на их головы такую беду -уйти от решения, как казалось, было

невозможно. На их счастье, пока решение затягивалось, император умер. Его

наследника не волновало библейское происхождение, и шедевр Стабиуса

потихоньку осел в архиве4.

Впрочем, производство семейных древ вылилось в популярное литературное

ремесло. Им можно было зарабатывать деньги. Над составлением генеалогии

бранденбургского дома трудилось 59 писателей! Они разрабатывали этот

материал с неслыханным прилежанием, разыскивая данные по забытым архивам и

хроникам, списывая надписи с могильных памятников. Готовой работе дали

чудесный заголовок: "Бранденбургская кедровая роща".


БУРБОНСКАЯ КРОВЬ НАПОЛЕОНА


В погоне за почетным семейным древом никогда не останавливало даже то,

что высокое происхождение бывало результатом любви, неосвященной законом.

Как известно, "царская кровь не позорит".

Это оправдание породило неслыханно бурлескную генеалогическую таблицу,

которой старались угодить Наполеону сервильные трудяги-ремесленники от

генеалогии.

Ученый отталкивался от легенды о железной маске.

В те времена ходила легенда, что таинственный узник Бастилии, который мог

показываться своим тюремщикам только в железной маске, был никто иной, как

брат-близнец Людовика XIV. Его бросили в Бастилию потому, что он родился на

свет двумя минутами раньше Людовика, таким образом, трон, собственно говоря,

полагался ему. Барон Гляйшен даже пошел дальше: по его мнению, человек в

железной маске и был сам престолонаследник, а Людовик происходил от связи

королевы с Мазарини; после смерти любовники подменили детей. Незаконного

протащили на трон, а законного короля бросили в тюрьму и заковали в железную

маску, чтобы никто и никогда больше не видел его лица и семейного сходства с

Бурбонами.

Согласно одной из версий таинственным узником был итальянский граф Эрком

Маттиоли, посол герцога Мантуанского в Париже. Благородный граф совершил

какой-то чудовищный акт шпионажа, настолько взбесивший короля, что тот в

обход международного права велел схватить Маттиоли и заключить его в

крепость Пинероль. Затем графа перевели в тюрьму на остров Сент-Маргерит и

наконец бросили в Бастилию, где он в 1703 году и умер. Железная маска,

собственно говоря, была шелковой маской и означала некоторую привилегию: так

ему не нужно было все время сидеть в комнате, а можно было выходить на

прогулку во двор, но только надев маску. Щекотливость дела оправдывала

некоторую предусмотрительность.

Наполеона ученый-генеалог следующим образом привел в связь с железной

маской: на острове Сент-Маргерит дочь коменданта пожалела бедного узника,

жалость обернулась любовью, а любовь - ребенком, мальчиком. Ребенка надо

было удалить. Доверенные люди отвезли его на Корсику и там воспитали.

Ребенок носил имя матери - Бонапарт (Bonapart). На остальное уже не

требовалось много фантазии. Из Bonapart сделали Bonaparte, а затем

итализированное Buonaparte. Потомки этого мальчика и были Бонапарты, короче:

Наполеон приходится правнуком "железной маске", то есть законному королю

Франции, стало быть, он не узурпирует трон, а осуществляет свои права как

кровный потомок короля-узника.

Многие верили этой ужасной чепухе. Функ Брентано сообщает текст афиши, в

которой предупреждали роялистов по случаю вандомского восстания, чтобы они

не верили слухам:

"Неправда, что Наполеон - отпрыск Бурбонов и потому имеет право на

трон!"1

А что же говорил на это сам Наполеон?

- Глупости, - говорил он, - если кого-то интересует, с каких пор ведет

происхождение род Бонапартов, я скажу: с 18 брюмера.


ЕЩЕ ОДНА НЕЗАКОННАЯ ПРАМАТЕРЬ


Одним из самых нескромных делателей генеалогических древ был Антуан дю

Пине (1515 - 1584), впрочем, один из самых ученых писателей своего века.

Среди его многочисленных книг особенно большой успех выпал на долю переводов

Плиния.

Дю Пине было поручено составить для знатного семейства Агу

соответствующую генеалогию. Ученый взял за исходную точку волка в семейном

гербе. Он сочинил к этому волку никогда не существовавшую Померанскую

империю, еще менее существовавшую королевну Вальдуг и никогда не жившего на

свете молодого человека по имени Хуго. Любовь, ребенок - это мы уже знаем.

Далее ребенка тайно отсылают с нянькой к кормилице, но по дороге на опушке

леса из рук няньки ребенка выхватывает волк и уволакивает его к себе в

логово, где кормит его наравне со своими волчатами. На другой день король

охотится в тех краях, подстреливает волка, находит ребенка. Все выясняется,

отцовское благословение, последующий брак. Ребенок вырастает, женится на

дочери византийского императора, рожденный в этом браке ребенок идет зятем

семью русских царей и так далее, вплоть до саксонца Детра, а то и дальше.

Семья Агу с радостью приняла это приключенческое древо. Не так отнесся к

нему Пьер Бейль2, который выступил с грозными нападками на лжеученого,

выдумывающего сказки, словно старая бабка, и называет это недостойным звания

ученого.

А если бы он еще прочитал щекотливую повесть3 известного в XVII веке

историка Саксо Грамматикуса4 о знатной девице, которую во время прогулки

похитил медведь! Словом, безобразный зверюга утащил девицу в свою берлогу и

держал там несколько месяцев, кормил-поил, а меж тем - любовь и так далее.

Охотники подстрелили медведя, воротили домой девицу, которая через пару

месяцев произвела на свет нормального, только немного лохматого мальчика.

Мальчик получил имя Бьерн (медведь), вырос в большущего мужчину, пробился в

вожди племени. Он был справедливым вождем. Это подтверждается тем, что,

когда Бьерн узнал, кто убил медведя, он казнил этих охотников со словами:

"Правда, я обязан им и благодарен за спасение матери, но мне надо отомстить

за смерть отца ".

От потомков этого вождя пошли датские короли.


ВНУКИ ПРЕКРАСНОЙ МЕЛУЗИНЫ


Самую, без сомнения, сумасбродную генеалогию смастерил Этьен де Люзиньян.

Это ученый-историк (1537-1590) был дальним родственником авторитетной

французской семьи Люзиньян. На их родовом гербе фигурировала Сирена, в левой

руке держащая зеркало, правой расчесывающая волосы.

Сирена изображает ту самую прекрасную Мелузину, с которой мы знакомы не

только по средневековому рыцарскому роману Жана д'Арраса, но и по названию

венгерской парусиновой ткани. Мелузина была феей, она влюбилась в

бретонского королевича, стала его женой, но взяла с него слово, что по

субботним дням он будет предоставлять ей свободу и не станет доискиваться,

что она делает, по субботам закрываясь в своей комнате. Муж некоторое время

держал слово, они жили счастливо, народили детей. Однажды разобрало его

любопытство и подглядел он в замочную скважину: жена сидела в купальной

лохани - наполовину женщина, наполовину змея. Это у нее было как следствие

какого-то таинственного заклятия феи. Женщина, за которой подглядели, тут же

опять обратилась в фею, совсем как Лоэнгрин в рыцаря Грааля. Так вот, от

детей этой феи и королевича и произошли графы Люзиньян и Сассенаж - по

крайней мере, так расшифровал историк-родственник.

Вся эта генеалогия построена на одном-единственном факте: семейство

проживало в замке Люзиньян, и, если верить преданию, всякий раз, когда в

семье кто-то умирал, появлялась фея Мелузина и с жалобными стонами носилась

вокруг замка. Кстати, предание о Мелузине уходит корнями в языческие

времена, когда богиней родов была Люцина; роженицы взывали к ней жалобными

криками: "Mater Lucina - mere lucine", а уж последнее вскоре превратилось в

melusine.

При всем том герб мог быть очень красив: серебряная лохань с лазоревым

обручем, а в ней манящее обнаженное тело сирены...

Не всякий дворянский герб был столь живописен. Французский король Карл

IX1 ввел во дворянство мужа своей няньки. Герб нового дворянина вышел таким:

на красном поле серебряная корова с короной между рогов. Символ так символ.

В 1430 году венгерский король Жигмонд даровал дворянское звание

придворному цирюльнику Михаю Даби. Рисунок для герба выбирал сам

новоиспеченный дворянин: три коренных зуба, четвертый как-то заносчиво

поднимает рука, протянутая с верхушки геральдического щита.

Еще нагляднее и неожиданнее был герб возведенного во дворянство Иштвана

Варальяи, гражданина города Хуста. Габор Батори наградил его за особые

заслуги: Варальяи с поразительной ловкостью выполнял операцию, с помощью

которой в табунах обычно охлаждают излишний пыл жеребцов. Герб выглядел так:

на голубом поле правая рука, поднявшая для удара деревянный молоток, а под

ней вполне достоверный рисунок жеребиного украшения, бывшего объектом

операции2.


УЧЕНАЯ АРИСТОКРАТИЯ


В XVI и XVII веках немецкие университеты тысячами штамповали магистров и

докторов наук, они-то и образовали новое сословие - ученую аристократию.

Ученые мужи пользовались большим уважением; князья ценили их, народ ломал

перед ними шапки. И они крепко уверовали в себя; никогда ученые не задирали

нос так высоко, как в ту пору. Только вот беда: новая аристократия не могла

сослаться на такие знатные, покрытые патиной3 имена, как старая, дворянская.

Они отправились на штурм бессмертия под грузом простых, даже презираемых в

обществе имен своих родителей, и уж, конечно, эти имена звучали жесточайшей

какофонией по отношению к драгоценным латинским текстам:

Schurtzfleisch und Lammerschwanz!

(Шурцфляйш и Ламмершванц!)

С такими именами нельзя взобраться на Олимп, Музы просто вышвырнут

оттуда. Итак, надо было изыскивать способ пригладить эти лохматые имена и

придать им вид, приемлемый в салонах.

Один из таких способов был крайне примитивен: к немецкому имени добавляли

латинское окончание -ус. Так Конрад Самуэль Шурцфляйшиус, ученый,

преподаватель Виттенбергского университета освободился от позорного признака

своего низкого происхождения; окончание -ус позволило ему стать достойным

членом благородного сословия ученых.

Авторы научных книг пользовались этой наклейкой -ус несколько веков и

действительно добились уважения к своим именам: в обществе стали считать,

что, если фамилия оканчивается на -ус, то это наверняка человек ученый;

простым смертным это не дозволялось. На обложках книг, при цитировании работ

имена ученых писались исключительно с окончанием на -ус, оно не только

элегантно звучало, но и имело практическое значение, потому что такое имя

можно было просклонять. Если кого-то звали, например, просто Буллингер, то

это имя в латинских текстах было обречено на вечную застылость как

неподвижный номинатив, а вот Буллингерус, напротив, обладал приятной

гибкостью и в склонении уже звучал с такого рода разнообразием: Буллингерум,

Буллингери, Буллингеро. Более того, если в научной литературе встречались

имена нескольких представителей этого семейства, то их тоже можно было

склонять всех вместе: Буллингерос, Буллингерорум.

Однако воистину странно, что никому не приходило в голову, какое ужасное

варварство приклеивать латинское -УС к немецкому имени и протаскивать это

чудище в единую гармонию текстов, написанных на. языке классиков, даже если

эти тексты и писались уже почти на кухонной латыни. Простые немецкие фамилии

еще как-то проходили. Галлерус, Геснерус, Моллерус, Хоппелиус, Моргофиус,

Герхардус, Форстерус и еще многие сотни латинизированных немецких имен

постепенно стали привычными, и даже современный читатель вполне мирится с

ними, даже не замечая всей их гротескности. Но уже Буксторфиус,

Нирембергиус, Равенспергиус, Швенкфельдиус, Пуфендорфиус звучат куда более

цветисто; что же касается фрейбургского профессора математики

Шреккефухсиуса, то его имя можно выставлять вместо пугала на винограднике.

Обладатели скрежещущих германских имен и сами понимали, что -ус не делает

их имена очень уж музыкальными, поэтому они стали прибегать к другому

способу: переводили свои "железные" имена на благородные греческий и латынь.

Так, грубая волосатая германская личинка превращалась в классически нарядную

бабочку. Замечательный Ламмершванц преподавал в Йенском университете логику

и этику уже как Каспарус Арнурус; ученый Риндфлайш стал доктором

Букретиусом, а Бродкорб из Померании подписывал свои работы звучным именем

Артокофинус. Вот небольшая коллекция прочих личинок, превратившихся в

бабочек:


Оэколампидус - прежде Хаусшайн

Меланхтон - прежде Шварцерд

Апианус - прежде Биневитц

Коперникус - прежде Кепперник

Ангелократор - прежде Энгельбарт

Архимагриус - прежде Кюхенмайстер

Ликостенес - прежде Вольфхарт

Опсопоэус - прежде Кох

Осиандер - прежде Хозенэндерле

Пеларгус - прежде Шторх

Сидерократес - прежде Айзенменгер

Авенариус - прежде Хаберманн

Камерариус - прежде Каммермайстер

Парсимониус - прежде Карг

Пиериус - прежде Бирнфельд

Урсисалиус - прежде Биршпрунг

Маллеолус - прежде Хеммерлинг

Пеперикорнус - прежде Пфеффернкорн


Дурашливой модой увлеклись и другие народы. Так, швейцарец латинизировал

свое славное французское имя Chavin на Calvinus, из бельгийского Байера стал

Вирус, из польского Стойински - Статориус, из французского Уврие -Операриус,

из английского Бриджу отер - Аквапонтанус.

Список можно дополнить сотнями, а то и тысячами имен. Против этой

странной моды не помогла даже убийственная сатира "Epislolae obscurorum

virorum" ("Письма черноголовых мужчин"), вонзившая жало в классицизированные

имена. В этих пресловутых письмах используются, например, такие имена:

Маммотректус Бунтемантеллус (Пестроплащевый Сиськохвататель), Пультрониус

Кулътифрекс (Ножеделатель), Пардорманиус Форнасифицис (Печкоделатель

Пукатель) и т. д. Хорошо еще, что сам изобретатель книгопечатания Иоганн

Генефлейм1 не попал в этот список. Живи он на сто лет позднее, то, может

быть, сейчас в школах ученикам пришлось бы зубрить какое-нибудь Иоганнес

Ансерикарносус или что-то вроде этого вместо бессмертного имени Гутенберг.


СЕМЕЙНЫЕ ИСТОРИИ НОВОГО БЛАГОРОДНОГО СОСЛОВИЯ


Итак, новая аристократия приобрела благозвучные имена, но по-прежнему

сильно отставала от старой в другом: не хватало генеалогических древ. Надо

было постараться каким-то другим способом зажечь нимб вокруг новых имен.

Этим стараниям мы и обязаны семейными историями, в которых собраны все

известные мужи, носившие распространенные имена Шмидт, Вольф, Мюллер, то

есть принадлежавшие к семействам Шмидиус, Вольфиус, Мюллерус. Гоец,

любекский суперинтендант, написал книгу "De claris Schmidus" ("О славных

Шмидтах"). Вольфов увековечила диссертация, которую подготовил и зачитал в

Лейпцигском университете один из ученых представителей этого чрезвычайно

разросшегося семейства. Диссертация называлась "De nominibus Lupinis" ("Об

именах Волковых"), так находчиво латинизировал он бесцветное имя Вольф.

Что касается Мюллеров, то и о них готовился основательный труд, но, к

сожалению, от него остался лишь небольшой фрагмент. Фленсбургский профессор

Иоганнес в книге " Homonymoscopia" ("Исследование одинаковых имен") дал

обещание, что напишет историю Мюллеров под названием "Mola musarum castalia"

(что-то вроде "Мельница как кастальский источник муз"). Под этим

благозвучным и многообещающим заголовком премудрый датский полигистор

намеревался собрать всех ученых, имя которых было связано с мельницей и

мельниками. В это произведение попали бы все известные Мюллеры, Моллеры,

Молиторы, Молинари, Молины, Молинетто, Милиусы, Мойлены, Молленбеки,

Мюльрады, Мюльберги, Мюльбахи и т. д., в этом списке можно было бы найти

даже венгерских Молнарушей.

К вящему горю всех мельниц и мельников это великое произведение так и не

появилось. Автор только подразнил им, издав в качестве приложения к будущей

книге подробнейшую опись литературного наследия примерно пятидесяти штук

Мюллеров. Об остальных Мюллерах он опубликовал только статистику, но даже и

этот краткий перечень обрадовал весь ученый мир, а потом и огорчил: великому

замыслу не суждено было осуществиться.

Статистика глаголет о том, какие личные имена носили Мюллеры. Мы узнаем,

что среди Молиторов было 4 Иоганна, среди Милиусов - 8, среди Моланов - 3,

среди Мюльманов - 4, среди Мюльпфортов - ни одного; с другой стороны, этот

недостаток Иоганнов возмещает семейство Мюллеров, в лоне которого мы вплоть

до 1697 года включительно находим не менее 44 Иоганнов. Современного

читателя наверняка заинтересует также, что среди Мюллеров оказалось еще 9

Андреасов, 2 Бальтазара, 5 Бернатов, 2 Карла, 6 Гаспаров, 7 Христианов, 6

Даниэлей, 7 Иоахимов, 2 Тобиаса и т. д. и т. п., более того, при

внимательном чтении списка выясняется, что было еще 4 Иоганна Георгия, 4

Иоганна Якоба, вместе с которыми отряд известных и известнейших Иоганнов

увеличился до 52.

Но что это в сравнении с Майерами! Великолепный доктор Пауллини, один из

самых разносторонних и почитаемых писателей эпохи барокко, составил

известный список Майеров. Он сгруппировал 207 известных Майеров по

профессиям: юристов, врачей, теологов и т. д. В эту парадную команду входили

все, кто носил фамилии Майер, Майр, Мейер, а также образованные от них с

помощью всевозможных приставок. Вот несколько тому примеров: Штрохмейер,

Штольмайер, Листмайер, Гастмайер, Эигенмайер, Кирхмейер, Спицмайер,

Сталльмайер, Хинтермайер, Вишмейер, Дистельмейер, Ханнермейер, Менхмайер,

Бухмейер, Хандмейер и еще тьма всяких Мейеров и Майеров. Доктор Пауллини не

хотел чужих лавров и сообщил, что существенную помощь в работе ему оказал

геттингенский профессор Иоахим Майер.

Описание Майеров, вероятно, понравилось в научной среде, потому что

Иоахим Майер отдельно от доктора Пауллини начал самостоятельно проводить

исследования и плоды своей работы собрал в чрезвычайно интересной книжице,

которая вышла в Геттингене в 1700 году под заглавием "Antiquitates

Meierianae" ("Древности семьи Майер").