Владимир Черепнин свирепый черт лялечка
Вид материала | Документы |
СодержаниеЦарская темница |
- Белянин. Свирепый ландграф, 3899.7kb.
- Государственный стандарт союза сср части соединительные чугунные, изготовленные литьем, 2399.7kb.
- Конкурс "Знай и люби родной Владимир" «владимир и владимирцы в великой отечественной, 41.68kb.
- Владимир Маканин. Голоса, 855.51kb.
- В истории уголовного законодательства россии, 287.62kb.
- В. И. Вернадский – книги и статьи Вернадский, Владимир Иванович. Дневники, 77.32kb.
- А. В. Черненко, соискатель причины и условия совершения преступления в истории уголовного, 1260.1kb.
- Константинов Владимир Андреевич, 59.72kb.
- Г. С. Батыгин лекции по методологии социологических исследований учебник, 4007.03kb.
- Г. С. Батыгин лекции по методологии социологических исследований учебник, 2024.49kb.
Индульгенция
— Папика того освободи из темницы. Пусть сюда приведут. Он же бдительность проявил.
— За ним другое преступление числится. Он колдунье побег устроил.
— Это тоже часть нашего проверочного плана. Она не колдунья, а наш агент. — Я чувствовал, что меня понесло, но уже не мог остановиться.
— Чудны дела твои, господи, — пробормотал Далдон, но распорядился и через несколько минут папик стоял перед нами.
Он не поверил своим глазам. Злостные еретики и антикоммунисты сидели за одним столом с царем и вели мирные беседы.
Дабы предотвратить очередной всплеск религиозных чувств, я ткнул папику под нос пятирублевую монету.
— Молодец! За проявленную бдительность и принципиальность дарую тебе свободу, отпущение прегрешений и награждаю денюжкой!
Я покопался в кармане, извлек рубль и вручил его доносчику.
Побелевшими губами он прошептал:
— Мандат аббата...
И в третий раз за день рухнул в обморок, если не считать мелких потерь сознания, во время Лялечкиного стращания страшнючей зверюкой.
— Слабак! — Заключил Далдон.
Через пару минут папик очухался и тут же принялся крутить и вертеть рубль, не веря своим глазам.
— Но раздавать мандаты имеет право только Пахан В Натуре!
— Я тоже. По его поручению. Не боись, все законно.
— Выходит, я теперь аббат?!
— А то! И колдунье своей передай, что с нее сняты все обвинения.
— Ты то снимешь, а кардинал…
— Я с ним поговорю, как только он вернется. Так, как все-таки тебя зовут?
— Тусопих.
Мы усадили новоиспеченного аббата за стол и заставили выпить полный кубок медовухи.
Через некоторое время папик чувствовал себя вполне комфортно и уверенно. Его безмятежность изредка улетучивалась, когда Лялечка периодически загадочно подмигивала ему, приподнимала руки с полусогнутыми пальцами, изображающими звериные лапы, и тихонько рычала. После такого напоминания о страшнючей зверюке, Тусопих самостоятельно наполнял свой кубок и залпом выпивал его, после чего успокаивался.
Голова немного шумела и очень туго соображала, но я нашел в себе силы продолжить ликбез и теперь принялся за свежеиспеченного аббата. Лялечка тем временем, что-то объясняла царю. Заслышав слово Бразилия и отметив, что все происходит мирно и благопристойно, я перестал обращать на них внимание.
Тусопих быстро закосел и откровенно отвечал на мои вопросы.
Царская темница
Все хорошее когда-нибудь заканчивается. Даже царский ужин. Пришло время определить наш статус и отправиться на покой. Ведь до полуночной трапезы мы были кардинальскими пленниками, а теперь я являлся одним из высших религиозных чиновников не только Далдонии, но и всего мира.
— Ты, конечно, свободен. А, вот, ее судьбу должен решить кардинал. Ничем не могу помочь. Женщина…
— Девушка! А если быть более точным, то…
— Не надо более точно! — Я успел остановить Лялечку до того, как она призналась, что является чертовушкой.
— Все равно. Паханов приказ. Но как только ты предъявишь его преосвященству мандат, думаю, все образумится. Но указание должен дать только он. Ведь женщины, они от лукавого...
— Ага, это точно. Все бабы — стервы. — Согласилась с царем Лялечка.
— Исчадия ада..., — продолжал Далдон.
— Правильно! — Обрадовалась чертовушка. — Я и есть дьявольское создание и сатанинское отродье! Как догадался? Ты колдун?
Далдон, не смотря на захмелевшую голову, покрылся испариной.
— Ох! Вот, видишь, — только и смог он сказать, обращаясь ко мне, — но не волнуйся. У меня есть камера со всеми удобствами. В наше время нельзя зарекаться от тюрьмы, да от сумы, вот, и устроил, на всякий случай. Зупдин!
Появился маленький сутулый мужичишка, с бегающими плутоватыми глазками.
— Приготовь темницу люкс.
— Будет сполнено, Ваше Величество, — слуга тут же исчез, так же неслышно, как и появился.
— Это коровий мой.
— Не понял...
— Раньше, когда лошади еще не были исчадием ада, эта должность конюшим называлась, а теперь — коровий. Ключи у него всякие, печати..., — объяснил Далдон.
Зупдин появился через несколько минут.
— Все готово, Ваше Величество.
— Пошли? — По тону чувствовалось, что царю и самому неприятно водворять чертовушку в темницу.
— Значит, в тюрьму? — Лялечка недовольно насупилась. — Дядечка, может, ты меня отпустишь подобру-поздорову? А то ведь сбегу в партизаны и буду ваших коровьи обозы под откос пускать.
— Не могу.
Она заложила руки за спину и, взглянув на меня, поинтересовалась:
— Про ментов поганых кричать? Волков позорных? Ну, что всех ненавижу?
— Не надо.
— Могу еще песенку блатную затянуть…
— А не затягивать можешь?
— Ладно, не буду.
В сопровождении царя, коровьего, новоиспеченного аббата мы пришли в приготовленную для царских узников "темницу". Камера являлась камерой только потому, что имелась запирающаяся дверь. А в остальном, это были нормальные царские покои.
— Я поговорю с ней, наедине, чтобы спокойно ждала, а то переколотит все, что бьется.
Я указал на бесчисленную посуду, статуэтки и прочие красивые, но непрочные вещи.
— А что не разобью, то погну и покарябаю! — Добавила Лялечка.
Далдон зажмурился, представив возможные разрушения.
— Ладно, шепчитесь, хоть и не положено.
Сопровождающие удалились, оставив нас с чертовушкой наедине.
Я решил на всякий случай проверить, точно ли нас не подслушивают. И не зря. За занавесом у дверей притаился Зупдин. Когда он понял, что его инкогнито раскрыто, то понес какую-то галиматью, про оброненную монетку. Слушать я не стал. Одного пинка было достаточно, чтобы коровий, квадратясь, покинул покои.