Geum.ru

Владимир Черепнин свирепый черт лялечка

Вид материалаДокументы

Содержание


Попытка суицида
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   78

Утро



Наверное полночи я караулил. Но Лялечка мирно спала и ни в какое чудище не превращалась. Не появлялись и обезьянские крокодилы с саблезубыми лягушками. Постепенно усталость взяла свое: я погрузился в дрему. Мне привиделся очень хороший сон. Вначале хороший. Мне приснилось, что мне все снится. Что я проснулся у себя дома, на своем родном диване. Потом появилась Лялечка и принялась уговаривать меня вернуться. А я ни в какую не соглашался. Потом она пригрозила, что если я откажусь, то она придет ко мне на работу и спляшет там стриптиз… Сон понемногу стал перерастать в кошмар, я уже бежал по лесу, а кругом, ухватившись за ветви цепкими хвостами, вниз головой висели обезьянские крокодилы и жадно клацали огромными пастями, норовя укусить…

— Вставай, засоня! Утро уже давно!

Чертовушка тормошила меня за плечо.

— Их не бывает, — просыпаясь, пробормотал я сам не понял как, то ли спрашивая, то ли утверждая.

— Кого?

— Обезьянских крокодилов.

— Думаешь?

— Уверен.

— У меня тоже на этот счет, сомнения имеются. Слишком жирно им будет и по деревьям лазать, и кусаться. Наверное, и правда не бывает.

— Так, это ты же мне про них говорила!

— Ничего я не говорила. Предположила просто. — Лялечка была сама невозмутимость.

— А саблезубые лягушки?

— Что лягушки?

— Бывают?

— Откуда ж я знаю? Может и бывают. Только поблизости их точно нету. Видишь, кто-то сена накосил? А там где водятся эти лягушки, людям не выжить. Пожрут всех. Хватит об этом. Тут рядышком озерцо есть. Я только что разведала. Не желаешь искупнуться?

— Нет.

— Как знаешь. А я пойду, почубухаюсь. Надумаешь, иди по той тропинке, вдоль ручейка.

И перед тем, как уйти, добавила заговорщическим шепотом:

— Я голенькая купаться буду. Нет у меня купальника.

И, хихикнув, вприпрыжку скрылась за кустами.

Озеро и действительно находилось недалеко. Не прошло и минуты, как я услышал всплеск и веселые повизгивания.

Я умылся в ручье и раскрыл котомку, чтобы к приходу спутницы сервировать "поляну". Негоже было отправляться в дальнейшее путешествие на голодный желудок.

Вернулась Лялечка. Она была недовольна и явно рассержена. Может вода холодная?

Чертовушка подошла решительным шагом и молча отвесила мне оплеуху. Больно не было. Ни капельки. Но обидно.

— За что?! — Я возмущенно потребовал объяснения.

— Почему не пошел за мной подглядывать? — Лялечка обиженно надула губки. — Ведь знал же, что голая купаться буду…

Что я мог ей ответить? Если честно, то я и сам не знал почему…

— Кушать будешь? — Я кивнул на разложенную снедь.

— Кушать? Я почти совсем никогда не кушаю. Все больше жру, лопаю и трескаю.

— Ну, а трескать будешь?

— Нет, — все еще недовольно буркнула капризная девчонка, — я мухоморов с лягушками нажралась…

Я как раз нарезал окорок и, ошарашенный услышанным, легонько полоснул ножом себе по пальцу. Выступило несколько капелек крови.

— Ой-ой-ой-ой-ой! — тут же перепугалась Лялечка, — Кровушка пошла, тебе не больно?

— Ерунда.

— Правда?

— Конечно. Пустячный порез.

— Кровь. Красненькая. Красивенькая.

Я уже приготовился выслушать признание чертовушки про то, что она жуткая вампирюга и с моей стороны было весьма неосторожно демонстрировать ей кровь, но ошибся. Признание с ее стороны последовало, но совсем другого порядка:

— Везет же. Красненькая. А у меня зеленая и совсем чуть-чуть. В основном у меня там червяки и тараканы. А вместо сердца — жабища огромная. Сидит и квакает. Хочешь послушать?

Лялечка призывно выпятила грудь, и я едва совладал с соблазном прикоснуться к ней, тем более имелся благовидный предлог. То что она самозабвенно врет, я уже ни на йоту не сомневался. Причем так, что сама почти верит в свою выдумку.

— Нет. Спасибо.

— Ладно. Тогда давай завтракать.

— А лягушки с мухоморами уже переварились?

— Ой, какой же ты вредный. Мало их там было. Не наелась я.

— Ну, раз не наелась, тогда приятного аппетита.

Попытка суицида



После плотного завтрака мы вновь вышли на дорогу и продолжили наш путь.

Я понемногу стал смиряться со своим теперешним положением. Что толку сетовать на силы, занесшие меня неизвестно куда и непонятно зачем? Все равно ничего исправить нельзя. Не лучше ли жить не то что сегодняшним днем, а даже, просто, теперешней минутой. А на данную минуту все было хорошо. Даже отлично. Сказочно. Дорожка вдоль леса, чистый воздух, птички поют, светло, тепло.

Впереди стояла корова, запряженная в повозку. На буром лбу ее отчетливо белела звездочка, практически правильной геометрической формы. Пеструха горько плакала.

— В чем дело? — Спросила Лялечка, как будто животное могло ей ответить.

Как и полагается коровам, буренка ничего не ответила. Вот только молча кивнула в сторону леса и тяжко вздохнула, что ни коим образом не соответствовало нормальному поведению коров, по крайней мере, с моей точки зрения.

— Ладно, сами посмотрим. — Чертовка не стала настаивать и направилась в сторону, указанную животным.

Мне ни чего не оставалось, как последовать за ней. Почти у самой кромки леса располагалась живописная небольшая полянка. Лялечка не стала выходить на нее, а затаилась за кустами, приложив палец к губам, дала мне знак, чтобы я передвигался тише.

Я присоединился к чертовушке. В центре, под развесистым дубом странного вида молодой человек прилаживал на ветку петлю. Выглядел он действительно своеобразно. Серое одеяние походило на сутану священнослужителя, только гораздо короче, из-под полы торчали острые коленки парня. Так что его наряд смело можно было назвать и короткой сутаной, и длинной рубахой. Но не в этом была странность. На голове незнакомца красовался ярко красный ирокез.

Дабы не допустить самоубийства я решил вмешаться.

Лялечка сердито шикнула на меня:

— Подожди! Рано еще!

Но я не стал слушать чертовушку и вышел на поляну. Лялечка, тяжело вздохнув, последовала за мной.

Почему-то припомнился мультфильм "Жил был пес".

— Что, птичку решил поймать? — поинтересовался я у самоубийцы.

— Дурак что ли?! — агрессивно огрызнулся юноша. — Вешаюсь я!

— Чего ради?

— Не твое верблюжье дело! Проваливай!

Молодой человек настроен был весьма недружелюбно. Оно и понятно. Явно ему было несладко, раз уж решил свести счеты с жизнью.

— Правильно, пошли, это не наше дело. — Лялечка попыталась отговорить меня от доброго поступка.

Но я должен был сделать все возможное, чтобы не допустить самоубийство такого молодого парня.

— А ты расскажи, почему ты так решил поступить, может тебе полегчает и передумаешь…

— А пошел ты!

Юноша бросил быстрый взгляд на небо и, зажмурившись, сунул голову в петлю (как только ирокез прошел?). Но ничего не произошло, веревка висела слишком низко. Он стоял зажмуренный некоторое время, затем тихонько приоткрыл один глаз, другой.

— Ничего не понимаю! — Его голос был полон отчаяния.

— Чего тут понимать? — Вновь вмешалась чертовушка. — Петля слишком низко висит, так ты никогда не повесишься.

— Что же делать? — Юноша находился на грани истерики. — Если ее повесить выше, то я не достану в петлю головой!

— Не обязательно укорачивать веревку, — Лялечка была сама любезность, — можно укоротить тебя. Ты потерпи немного, а мы тебе ноги подрубим.

Услышав такое предложение о помощи, парень и правда чуть не повесился. Он рухнул в обморок, петля затянулась, и я едва успел подхватить его. Не без труда я освободил шею незадачливого самоубийцы от веревки (Лялечка наотрез отказалась помогать) и уложил его на траву. Несколько секунд спустя панк уже вновь вскочил на ноги. Удивление, облегчение, разочарование, гнев, обреченность — вот далеко не полный перечень чувств, которые мне удалось прочесть на его лице.

— Может все-таки расскажешь, что случилось? Ведь это не выход.

Юноша как-то по-детски всхлипнул.

— Все равно сожгут. Потому что я отпустил ее. Устроил побег. А она колдунья, хоть совсем и непохожа! А теперь прознают и меня сожгут. Так лучше повеситься, чем гореть. Раз и все. — Он с тоской взглянул на покачивающуюся петлю.

Неожиданно с юношей произошли разительные перемены. Плаксивое выражение лица сменилось надменной маской, полной подозрительности.

— А кто вы такие?! Почему, завидев меня, не переквадратились и не пали ниц?

— Чего ради? Кто ты такой?

— Ни фига себе! Еретики антикоммунистические! Двое!

— Это папик. — Сообщила чертовушка.

— Священнослужитель? — Не поверил я.

— Он самый.

— Да! И еще комсомолец. Недавно вступил. Такие перспективы открывались! А теперь… — Панкообразный священник начал было вновь сникать, но тут же воспрянул духом. — Ничего, вот сожгу вас, злостных еретиков, и меня наградят, а про то, что я помог бежать ведьме может никто и не догадается. Чего стали? Живо дрова собирать!

— Какие дрова? Зачем?

— Как зачем?! Жечь вас буду! Или лучше препроводить вас в город и на площади спалить? — Принялся вслух размышлять недавний самоубийца. — А сначала попытать? Решено! Вы арестованы! Пройдемте.

— Во! — я показал ему фигу.

Папик побледнел. Видимо, местные священнослужители ни в чем не знали отказа. Он даже растерялся. Не поверил. Наверное, решил, что ему все померещилось.

— Живо в повозку! — Повторил он приказ.

Но что мой кукиш? По сравнению с тем, что произошло дальше. В дело вступила Лялечка.

— А такое ты видел?

Готов биться об заклад, что нет. Потерявший самообладание от безобидной фиги, папик не мог видеть ничего подобного.

Чертовушка сотворила такую комбинацию неприличных отрицательных жестов, плавно переходящих один в другой, что даже мне стало стыдно. А папик вновь рухнул в обморок.

— Ну, что, давай подвесим его? Все равно он собирался. — Предложила Лялечка. — Очухается, а желание исполнилось.

— Нет.

— Почему?

Чертовушка искренне удивилась.

— Нехорошо это.

— Так он же сжечь нас хотел!

— Все равно, не по-людски.

— Между прочим, половина из нас совсем не люди, а даже наоборот.

— Но другая половина категорически против.

— Пожалеешь ведь потом. Знаешь какие папики вредные?

— Все может быть. Только не могу я, вот, так. Он же совсем беспомощен. И пока не сделал нам ничего плохого.

— Потом поздно будет.

Пока мы спорили, священник (если этот эпитет уместен применительно к данному чуду природы) пришел в чувства. Он резко вскочил на ноги. Глаза переполнял испуг, праведный гнев и неимоверное изумление. Он настолько был ошарашен, что ничего членораздельного выдавить из себя не смог. Только междометия. А Лялечка, подбоченившись, молча покачивала головой, смотрела на него в упор, всем своим видом показывая, что шутить не намерена.

Почти безмолвный поединок завершился полным поражением папика. Не знаю, какая мысль посетила его, возможно он осознал, что находится в лесу, один, среди неведомых доселе незнакомцев, которые не только не выказывали должного почтения и преклонения, но и имели наглость не повиноваться. Может быть фантазия нарисовала ему страшную картину возможных последствий столь опасного общения. Как бы там не было, но юный священник проявил завидную прыть: неожиданно он рванул с поляны и в считанные секунды скрылся из вида.

Почти тут же до нас донесся странный монолог, по крайней мере, с моей точки зрения. Сначала осипший голос радостно воскликнул:

— Живой! Ура!

На что папик возбужденно ответил:

— Гони со всей прыти! Потом радоваться будешь!

— А как же моя секретность?

— Не до секретности сейчас! Гони!

— Куда гнать то?

— Назад, в город. Дело государственной важности!

На первый взгляд, ничего странного в этом разговоре не было. Вот, только там, куда ретировался папик никого кроме коровы не было. Не с ней же он говорил…