Золотой Теленок (полная версия)

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава тридцать третья
Коридорный ознакомился в буфетной комнате с содержанием депеши и лег спать, придя к заключению, что дело терпит, успеется и утро
Подобный материал:
1   ...   34   35   36   37   38   39   40   41   ...   50

Глава тридцать третья


   В четырехугольном замкнутом дворе «Гранд-Отеля» слышались кухонные стуки, шипение пара и крики: «Два чайных комплекта в шестнадцатый», а в белых коридорах было ясно и тихо, как в распределительном зале электростанции. В ста пятидесяти номерах спал конгресс почвоведов, вернувшихся из поездки, тридцать номеров было отведено под делегацию заграничных коммерсантов, которые выясняли наболевший вопрос, можно ли в конце концов прибыльно торговать с Советским Союзом, лучший апартамент из четырех комнат занимал знаменитый индусский поэт и философ, а в маленьком номере, отведенном дирижеру симфонического оркестра, спал Остап Бендер.
   Он лежал на плюшевом одеяле, одетый, прижимая к груди чемодан с миллионом. За ночь великий комбинатор вдохнул в себя весь кислород, содержащийся в комнате, и оставшиеся в ней химические элементы можно было назвать азотом только из вежливости. Пахло скисшим вином, адскими котлетами и еще чем-то непередаваемо гадким. Остап застонал и повернулся. Чемодан свалился на пол. Остап быстро открыл глаза.
   «Что ж это было? – пробормотал он, гримасничая. – Гусарство в ресторанном зале! И даже, кажется, какое-то кавалергардство! Фу! Держал себя как купец второй гильдии! Боже мой, не обидел ли я присутствующих? Там какой-то дурак кричал: «Почвоведы, встаньте!» – а потом плакал и клялся, что в душе он сам почвовед. Конечно, это был я! Да, но по какому это поводу?..»
   И он вспомнил, что вчера, решив начать подобающую миллионеру жизнь, он постановил выстроить себе особняк в мавританском стиле. Утро он провел в грандиозных мечтах. Он представлял себе дом с минаретами, швейцара с лицом памятника, малую гостиную, биллиардную и какой-то конференц-зал. В земельном отделе Совета великому комбинатору разъяснили, что участок получить можно. Но уже в строительной конторе все рухнуло. Упал швейцар, гремя каменной мордой, зашатался золотой конференц-зал, и развалились минареты.
   – Вы частное лицо? – спросили миллионера в конторе.
   – Да, – ответил Остап, – резко выраженная индивидуальность.
   – К сожалению, строим только для коллективов и организаций.
   – Кооперативных, общественных и хозяйственных? – спросил Бендер с горечью.
   – Да, для них.
   – А я?
   – А вы стройте сами.
   – Да, но где же я возьму камни, шпингалеты? Наконец, плинтусы?
   – Добудьте как-нибудь. Хотя это трудно. Контингенты уже распределены по заявкам промышленности и кооперации.
   По всей видимости, это и было причиной безобразного ночного гусарства.
   Остап лежа вынул записную книжку и стал подсчитывать расходы со времени получения миллиона. На первой страничке была памятная запись:
   Верблюд – 180 р.
   Баран – 30 р.
   Кумыс – 1 р. 75 к.
   __________________
   Итого 211 р. 75 к.
   Дальнейшее было не лучше. Шуба, соус, железнодорожный билет, опять соус, опять билет, три чалмы, купленные на черный день, извозчики, ваза и всяческая чепуха. Если не считать пятидесяти тысяч Балаганова, которые не принесли ему счастья, миллион был на месте.
   – Не дают делать капитальных вложений! – возмущался Остап. – Не дают! Может, зажить интеллектуальной жизнью, как мой друг Лоханкин? В конце концов материальные ценности я уже накопил, надо прикапливать помаленьку ценности духовные. Надо немедленно выяснить, в чем смысл жизни.
   Он вспомнил, что в гостиничном вестибюле весь день толкутся девушки, стремящиеся поговорить с приезжим индусским философом о душе.
    Пойду к индусу, – решил он, – узнаю наконец, в чем дело. Это, правда, пижонство, но другого выхода нет.
   Не разлучаясь с чемоданом, Бендер, как был, в смятом костюме, спустился в бельэтаж и постучал в дверь великого человека. Ему открыл переводчик.
   – Философ принимает? – спросил Остап.
   – Это смотря кого, – ответил переводчик вежливо. – Вы частное лицо?
   – Нет, нет, – испуганно сказал великий комбинатор. – Я от одной кооперативной организации.
   – Вы с группой? Вас сколько человек? А то, знаете, учителю трудно принимать всех отдельных лиц. Он предпочитает беседовать...
   – С коллективом? – подхватил Остап. – Меня как раз коллектив уполномочил разрешить один важный принципиальный вопрос насчет смысла жизни.
   Переводчик ушел и через пять минут вернулся. Он отодвинул портьеру и пышно сказал:
   – Пусть войдет кооперативная организация, желающая узнать, в чем смысл жизни.
   На кресле с высокой и неудобной резной спинкой сидел великий философ и поэт в коричневой бархатной рясе и в таком же колпаке. Лицо у него было смуглое и нежное, а глаза черные, как у подпоручика. Борода, белая и широкая, как фрачная манишка, закрывала грудь. Стенографистка сидела у его ног. Два переводчика, индус и англичанин, разместились по бокам.
   При виде Остапа с чемоданом философ заерзал на кресле и что-то встревоженно зашептал переводчику. Стенографистка спешно стала записывать, а переводчик обратился к великому комбинатору:
   – Учитель желает узнать, не содержатся ли в чемодане пришельца песни и саги, и не собирается ли пришелец прочесть их вслух, так как учителю прочли уже много песен и саг и он больше не может их слушать.
   – Скажите учителю, что саг нету, – почтительно ответил Остап.
   Черноглазый старец еще больше обеспокоился и, оживленно говоря, стал со страхом показывать на чемодан пальцем.
   – Учитель спрашивает, – начал переводчик, – не собирается ли пришелец поселиться у него в номере, потому что к нему на прием еще никогда не приходили с чемоданами.
   И только после того как Остап успокоил переводчика, а переводчик философа, напряжение прошло и началась беседа.
   – Прежде чем ответить на ваш вопрос о смысле жизни, – сказал переводчик, – учитель желает сказать несколько слов о народном образовании в Индии.
   – Передайте учителю, – сообщил Остап, – что проблема народного образования волнует меня с детства.
   Философ закрыл глаза и принялся неторопливо говорить. Первый час он говорил по-английски, а второй час по–бенгальски. Иногда он начинал петь тихим приятным голосом, а один раз даже встал и, приподняв рясу, сделал несколько танцевальных движений, изображавших, как видно, игры школьников в Пенджабе. Затем он сел и снова закрыл глаза, а Остап долго слушал перевод. Сперва Остап вежливо кивал головой, потом сонно смотрел в окно и, наконец, начал развлекаться, перебирал в кармане мелочь, любовался перстнем и даже довольно явственно подмигнул хорошенькой стенографистке, после чего она еще быстрее зачиркала карандашом.
   – А как все-таки будет со смыслом жизни? – спросил миллионер, улучив минуту.
   – Учитель желает прежде, – объяснил переводчик, – познакомить пришельца с обширными материалами, которые он собрал при ознакомлении с постановкой дела народного образования в СССР.
   – Передайте его благородию, – ответил Остап. – Что пришелец не возражает.
   И машина снова пришла в движение. Учитель говорил, пел пионерские песни, показывал стенгазету, которую ему поднесли дети 146й трудовой школы, и один раз даже всплакнул. Переводчики бубнили в два голоса, стенографистка писала, а Остап рассеянно чистил ногти.
   Наконец Остап громко закашлял.
   – Знаете, – сказал он, – переводить больше не нужно. ­Я стал как-то понимать по-бенгальски. Вот когда будет насчет смысла жизни, тогда переведите.
   Когда философу подтвердили настойчивое желание Остапа, черноглазый старец заволновался.
   – Учитель говорит, – заявил переводчик, – что он сам приехал в вашу великую страну, чтобы узнать, в чем смысл жизни. Только там, где народное образование поставлено на такую высоту, как у вас, жизнь становится осмысленной. Коллектив...
   – До свидания, – быстро сказал великий комбинатор, – передайте учителю, что пришелец просит разрешения немедленно уйти.
   Но философ уже пел нежным голосом марш Буденного, которому он выучился у советских детей. И Остап убежал без разрешения.
   – Кришна! – кричал великий комбинатор, бегая по своему номеру. – Вишну! Что делается на свете? Где сермяжная правда? А, может быть, я дурак и ничего не понимаю, и жизнь прошла глупо, бессистемно? Настоящий индус, видите ли, все знает про нашу обширную страну, а я, как оперный индийский гость, долблю все одно и то же: «Не счесть алмазов пламенных в лабазах каменных». До чего же гадко!
   В этот день Остап обедал без водки, и в первый раз оставил чемодан в номере. Потом он смирно сидел на подоконнике, с интересом рассматривая обыкновенных прохожих, которые прыгали в автобус, как белки.
   Ночью великий комбинатор вдруг проснулся и сел на кровати. Было тихо, и только из ресторана через замочную скважину пробирался меланхолический бостон.
   – Как же я забыл! – сказал он сердито.
   Потом он засмеялся, зажег свет и быстро написал телеграмму:
   «Зося! Я ошибся, я хочу приехать. Ответ Москва Гранд-Отель».
   Он позвонил и потребовал, чтобы телеграмма была отправлена немедленно, молнией.
    Коридорный ознакомился в буфетной комнате с содержанием депеши и лег спать, придя к заключению, что дело терпит, успеется и утром.
   Зося не ответила. Не было ответа и на другие телеграммы, составленные в этом же отчаянном и лирическом роде.