Geum.ru

"О", подсказанная автору талантливым филографом Ш

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5

- Ясно, - сказал Игоряша. Целый час он плескался в ванной,

наслаждаясь жизненными токами в клетках тела. Вышел насвистывая, и

переоделся в чистое. Подошел к братине, играя мускулами, подмигнул

биомодулю и раздельно произнес:

- Бес-смер-ти-е.

Игоряша ожидал, что новый удар свалит его с ног, опять набросится

жуткая сила и примется терзать. Но ничего такого не случилось. Перестройка

генетической программы и запуск нейронной реабилитации проходят совершенно

неощутимо.

В девять утра Игоряша с помощью очередного биомодуля обеспечил себя

нестарением. Он посчитал, что 35 лет - оптимальный возраст для вечной

жизни. Дальновидный человек, - и ведь известно, что миф об Эндемионе не

был ему знаком.

Да, великая вещь - бессмертие! Оно настраивает мысли на совершенно

иной лад. Малое делает великим, великое - малым, совершенное -

примитивным, затягивает память дымкой.

А между тем бедная женщина ужасно растерялась, очутившись на берегу

изумрудного океана под сенью фиолетовых деревьев с плоскими зонтичными

кронами. Много часов она шла по рыжему песчаному пляжу, надеясь отыскать

людей, жилье или хоть какие-нибудь приметы цивилизации. В воздухе пахло

клопами и уксусом.

Наконец на изгибе берега она увидела фигуру человека и бросилась

бегом навстречу. А приблизившись, пронзительно завопила и столь же

стремительно, не помня себя, помчалась прочь. Человек был впряжен в некое

подобие телеги на санях. У него был совершенно лысый шишковатый череп,

двупалые клешневидные кисти рук, прозрачный живот, в котором виднелись

омерзительные сине-бурые кишки, и три глаза. Единственное, что напоминало

здесь о Земле, - это третий глаз на лбу у чудовища. Он горел чистым

зеленым светом, как огонек Анютиного такси.


Е_Д_И_Н_О_Б_О_Р_С_Т_В_О

Глава "Е",

выношенная асом пунктуационного анализа П.Гриммовым


Блиц-критик Герард Экудянов пользовался в нашей компании славой

человека, который в свои тридцать пять лет прочитал 35 тысяч книг. Те, кто

не знал лично Экудянова, пионера стилистической пропедевтики, поражались:

мыслимо ли такое - в среднем по тысяче книг на каждый год жизни?! Впрочем,

нам-то было известно, в чем тут секрет: Герард был не только

профессиональным прагматиком, но и профессиональным читателем. Психолог по

образованию, он работал в секторе психолингвистической биологии

научно-исследовательского Института Будущего и читал за приличное

жалованье с девяти до шести каждый день, исключая выходные. Норма в их

секторе была - сто зарубежных книг на человека в неделю. За перевыполнение

нормы шла прогрессивка. Сверхурочное чтение, правда, не поощрялось:

руководство берегло глаза сотрудников. Условия для чтения в секторе были

идеальные: удобные мягкие кресла, диваны для любителей читать лежа,

рассеянный сильный свет, цветные светофильтры, устанавливаемые по желанию,

терминалы ЭВМ, самодвижущиеся сервировочные столики с прохладительными

напитками и закуской.

Герард слыл в Институте феноменом: он читал в семь раз быстрее

среднего человека и в пять раз быстрее заведующего сектором, профессора

чтения, и при этом досконально помнил прочитанное. Зная это, мы не

удивлялись Герардовой эрудиции, нас изумляло другое: каким образом

Экудянов умудрился не взрастить в себе глухую ненависть к печатному слову

и откуда он берет силы, чтобы еще и писать?

В последние годы Герард прославился как создатель армянских рун.

Город Ереван ждал, когда же Экудянов, пятнадцать лет назад уехавший

завоевывать Москву, вернется на родину и откроет там студию рунического

искусства в национальном духе, но Герард пока не торопился. Он хотел

покинуть Москву только доктором библиологических наук, защитив диссертацию

на тему "Суперскоростное чтение вслух в условиях урбанистического шума" и

выпустив монографию "Как я прочитал сто тысяч томов и что после этого со

мной стало".

Никто из нас и помыслить не мог, чтобы состязаться с Герардом в

книгочействе и книгознании. И все же в один памятный день Экудянов был

посрамлен.

В тот апрельский вечер мы собрались у Палладина Гриммова, труженика

гетероязычия. В течение часа мы обсуждали новый рассказ Кровского,

гроссмейстера фонетической архитектоники, затем перешли к последним

переводам Владимира Набакова, который гордился своей астральной дружбой с

Камоэнсом и по причине этой дружбы имел возможность переводить даже те

сонеты великого Луиса, которые поэт сжег в черновике, не опубликовав.

Часам к десяти мы устали, Захотелось расслабиться, послушать музыку и

выпить крепкого душистого чаю.

- Ребята, а чая-то в доме нет! - смущенно признался Ладик. Помимо

того, что Гриммов - новатор симплоки, он еще и прекрасный хозяин, и такого

подвоха с его стороны мы не ожидали.

Тут раздался голос Игоряши:

- Ч-чай? Ч-что же в-вы мн-не раньше н-не ск-сказали?

Он полез во внутренний карман пиджака и вытащил оттуда большую черную

жестяную банку. На боку ее по сиреневому полю, заключенному в золотую

арабеску, шла надпись: "Jasmine Tea". Это был восхитительный чай "сучонг"

с лепестками жасмина - продукция старинной британской чайной фирмы

"Твиннинге". Банка содержала восемь унций чая и, конечно, не могла

поместиться во внутреннем кармане облегающего твидового пиджака.

Это был очередной трюк Игоряши.

Вскоре вскипел чайник, и вот уже перед каждым из нас стоит чашка с

янтарным напитком, источающим жасминное благоухание.

- Совсем недавно читал одну японскую книгу, - сказал Герард, сделав

первый глоток, - там мне встретилась восхитительная танка о чае. Если не

ошибаюсь, звучит она так:

Прозрачный вечер.

Пью чай под чистым небом.

В чашку бесшумно

Пал лепесток сакуры.

Ристалище запахов.

- Ошибка! - радостно воскликнул Игоряша. - Во второй строке не "под

чистым небом", а "под звонким небом".

Герард поперхнулся, обжегшись, и едва не выронил чашку.

- А ты откуда знаешь? - грозно спросил он, - эта книга только-только

вышла. У нас в секторе контрольный экземпляр.

- Знаю, - просто ответил Игоряша. - Это стихи поэта и каллиграфа

Нансея Кубори в переводах Льва Минца, под редакцией доктора исторических

наук С.А.Арутюнова. Сборник называется "120 танка, написанных в чайном

домике". Тираж десять тысяч. Книга иллюстрирована каллиграфическими

иероглифами автора.

Это был вызов Герарду Экудянову, прагматическому санкционеру, и он,

бедняга, поднял перчатку.

- Ну, мужики! Игоряша дает! "Мне за ним не угнаться, - произнес

Экудянов, хитро прищурившись, - С ним рядом я круглый ignoramus".

- Фраза из рассказа "Умник" ирландского писателя Шона О'Фаолейна, -

спокойно парировал Игоряша. - Рассказ опубликован в сборнике "Говорящие

деревья", вышедшем в 1971 году.

В комнате воцарилось тяжелое молчание. Такого от Игоряши не ожидал

никто. Точное знание в сочетании со сверхъестественной памятью, - да,

Герарду достался достойный соперник.

- "Запомни, Стокдейл, что ты ни с кем не имеешь права так

разговаривать", - гробовым голосом сказал Экудянов, вперив взгляд в

Игоряшу.

При чем здесь "Стокдейл", никто из нас не понял.

- "А что я сделал плохого? - улыбнулся Игоряша, акцентируя слова так,

что всем стало ясно: он догадался, о чем повел речь Герард, и подхватил

диалог из какой-то известной только им двоим книги. - Если я выразился не

очень любезно, поправьте меня, и я больше не буду так говорить."

- Ребята, это черт знает что! - вскричал Герард. - Игоряша цитирует

по памяти "Трудно быть сержантом" Мака Химена.

- Совершенно верно, - согласился Игоряша, - Страница 82, Воениздат,

1962 год, русский перевод Биндеман и Фадеевой, литературный редактор

Видуэцкая.

- Потрясающе! Попробуем еще, - Герард покраснел, на лбу его выступил

пот. - "Не унижай своей судьбы!"

Игоряша задумался.

- Ага! - воскликнул он и прищелкнул пальцами. - "Я хотел бы ее

победить".

- "Мысль - вот мое оружие".

- "Часто мое честолюбие сжигает мои мысли".

- "Ты обладаешь даром творчества. Чего тебе еще нужно?"

- "В другие времена я, быть может, смог бы завоевать материк".

- "Что в этом? Одна мелодия стоит целой провинции. Для нового образа

разве ты не пожертвовал бы властью?"

- "Жить полной жизнью, вот чего я хочу, а не жить одним лишь мозгом",

- глаза Игоряши горели. Поначалу он произносил фразы с трудом, будто

разбирая стершиеся письмена, что незримо вставали перед ним. Но постепенно

голос его окреп, а в интонациях зазвенел металл, словно он читал не чужой

текст, а высказывал собственные убеждения.

- "Мозг содержит в себе целый мир", - настаивал Герард. Он тоже вошел

в роль и даже поднялся с места, ощущая себя если не на подмостках сцены,

то, по крайней мере на диспуте схоластов.

- "А ты не можешь понять, ты аскет, - отвечал с презрением Игоряша, -

ты укротил свои желания, ты подчинил их себе".

- "И ты тоже укротишь их".

- "Не знаю, захочу ли я это сделать..."

Герард, опустошенный, рухнул на стул.

- Сдаюсь! - выдавил он. - знать сие на память просто невозможно, и

тем не менее Игоряша ни в одном слове не отошел от текста.

- Габриэле Д'Аннунцио, - провозгласил Игоряша. - "Огонь", в переводе

Барсовой. Первый том Полного собрания сочинений, издание Саблина, Москва,

1909 год.

Он тоже успокоился, перевел дыхание и пояснил:

- Герард, моя память не хуже твоей. Я знаю наизусть все твои тридцать

пять тысяч книг. И еще много других. Если хочешь, можем продолжить диалог

на языке оригинала...

- Не надо, - дернулся Экудянов: в итальянском он был не силен. Герард

еще некоторое время взбудораженно размахивал руками, обиженно бормоча

что-то по-армянски себе под нос. Потом резко встал, надел плащ и выбежал

из квартиры.

Мы подошли к окну. По улице удалялся, растопырив локти, Герард

Экудянов, убежденный враг мимесиса. Вдруг он остановился, повернулся,

задрал голову и, погрозив в нашу сторону кулаком, заорал:

- Может быть, он и брошюру "Проституция и ее причины" читал?

Сочинение доктора Б.В.Цуккера, 1926 год, издательство "Космос"?

- Читал!!! - прокричал Игоряша, высунувшись из окна. - Если угодно,

на странице 45: "Мы не отрицаем возможности того, что и в будущем женщина

будет отдаваться мужчине ради каких-нибудь выгод, но мы решительно

утверждаем, что эта проституция не будет носить в себе

общественноклассового отпечатка".

Близилась полночь. На улице застыли изваяниями несколько зевак. В

доме напротив в окнах зажегся свет. Мы поспешили разойтись...

Не сразу и не скоро, но мы узнали все-таки, что у Игоряши была

беспримерная библиотека - 500 тысяч томов на пятнадцати языках. Полками и

стеллажами были заставлены две просторные комнаты в его девятикомнатной

квартире на Сивцевом Вражке. Любому здравомыслящему человеку ясно, что в

двух комнатах, даже очень больших, не разместить и десятой доли такого

количества книг. Однако была в той квартире какая-то штука со связными

множествами, какая-то хитрая метрика, некая неэвклидова затея с пучностями

и узлами пространства, в которой Игоряша не понимал ни черта, но прекрасно

пользовался. Например, в двух комнатах его библиотеки можно было бродить

часами и открывать все новые и новые застекленные шкафы с изящными

цифровыми замочками. Та же история - и с квартирой целиком. Для правления

кооператива "Гигант", в котором жил Игоряша после переезда из Строгино,

это была просто большая квартира в два этажа. Удивительно, конечно, как

мог один человек занимать столько жилой площади, но видимо, пользовался он

чьим-то высоким покровительством, видимо, был непростым человеком, раз за

кооператив уплатил сразу всю сумму целиком, перечислив в банк

единовременно сто тысяч рублей по безналичному расчету. Да, впрочем, в

кооперативе были разные непростые люди - и дипломаты, и поэты-песенники, и

заведующий фруктовым баром, и кинорежиссеры с именем, и южных краев люди

без имени, но со связями, - недаром "Гигант" пользовался завистливым

уважением всего района. Стоило ли после этого удивляться девятикомнатной

двухэтажной квартире какого-то Игоряши?

В том-то и дело, что не девятикомнатная и не двухэтажная! Был здесь и

банкетный двухсветный зал с хрустальными люстрами и мозаичным паркетом, и

спальня-будуар а-ля Людовик XVIII, и кабинет красного дерева, и

бильярдная, и кегельбанная, и каминная, и музыкальный салон с концертной

электронной аппаратурой, и сауна с бассейном, и спортивный зал с

пятисотметровой тарлановой дорожкой, велотреком и площадкой для гольфа,

был камерный театр и видеотека, и зимний сад, и - отдельно - оранжерея с

тропическими растениями, и кинозал, и бар на тридцать мест, и эстрада для

варьете с раздевалкой для девочек, и анабиозная, где криогенная аппаратура

поддерживала глубокий сон пятидесяти восьми женщин разного возраста и

национальностей, отобранных Игоряшей для песен и игр. И даже дворницкая,

где, конечно, никаких дворников не было, а было оборудование для

подзарядки кибернетических автоматов, выполненных в виде безупречных и

остроумных лакеев: прообразом для программы послужил гениальный Дживз из

произведений Пелема Гренвилла Вудхауса.

Из гардеробной вниз - неявно минуя восемь этажей кооператива - вел

индивидуальный лифт, имевший выход в подземном гараже, что разместился на

надежной глубине под всеми городскими коммуникациями. Здесь тоже была своя

причуда. Игоряша никоим образом не желал походить на соседа по площадке -

директора ресторана "Богема" Сидора Ипатьевича Дыбина, который держал

выезд из "мерседеса" и "вольво" позапрошлогодних моделей и нуворишски

шиковал, гоняя на них по Москве и Московской области. Когда Сидор

Ипатьевич по мартовскому гололеду как-то побил "мерседес", налетев на

"бьюик" председателя районного отделения Добровольного общества содействия

автомобилизму, атлетизму и обороту фондов, он испытал нервический шок и

месяц постился, оплакивая машину.

Игоряша на словах лицемерно сочувствовал Дыбину, но в душе ликовал,

ибо терпеть не мог разбавленного сока. Что же касается машин, то он сам

владел "кадиллаком", "линкольн-континенталем", спортивным "мазератти" и

"шевроле-импалой", однако не дразнил городскую публику и не раскатывал по

улицам в вызывающих лимузинах. Для автомобильных радостей Игоряша

располагал отличной подземной шоссейной сетью: многорядные, освещенные

ртутными светильниками и оснащенные принудительной вентиляцией трассы шли

и под "Золотым Кольцом России", и в крымском направлении, и под минским

шоссе, и под Байкало-Амурской магистралью. Во многих местах на трассах

стояли бензиновые колонки. Для простоты они размещались под городами,

начинающимися на букву Т (Т - значит топливо): Торжок, Трускавец, Тара,

Тында и так далее. На поверхность Игоряша выезжал только в отечественных

машинах, всегда имея под рукой "Волгу"-универсал или "Ладу".

Но вернемся к книгам. Неужели Игоряша прочитал все 500 тысяч томов

своей библиотеки? И может ли такое быть, чтобы он пятнадцать языков? В

принципе приобрести подобные было для Игоряши сущим пустяком - хватило бы

нескольких регистров биомодулей, - но... тем не менее он такой

возможностью не воспользовался. Во-первых, у Игоряши были свои

представления об эрудиции, а во-вторых, он прекрасно понимал, что книга в

современную эпоху перестает быть средством массовой, научной и технической

информации, превращаясь в символ роскоши и становясь объектом

созерцательного почитания. Обозревая бесконечные полки своей библиотеки,

Игоряша видел не коленкоровые или ледериновые, или кожимитовые, или

картонные корешки, а ряды, условно говоря, золотых слитков, где буковки,

слагающиеся в фамилии авторов, претерпевали любопытную математическую

метаморфозу: они обращались в абстрактные индексы, лишенные семантической

значимости. Эти индексы позволяли отличить один слиток от другого, но

ничего не говорили об их художественной стоимости и духовном эквиваленте.

Итак, Игоряша книг не читал и тем не менее посадил в лужу психолога и

библиолога Герарда Экудянова, зачинателя дисплей-литературы - новой ветви,

которая войдет в моду лишь через тридцать лет. Каким образом это удалось

Игоряше?

Нетерпеливый читатель может забежать вперед и вырвать у чемпиона

оксюморона П. Кровского несколько Игоряшиных тайн в главе под литерой "т",

которая будет называться "ТЕЛЕАНТРОП".


Б_Л_А_Ж_Е_Н_С_Т_В_О

Глава "Б",

обоснованная зачинателем дисплей-литературы Г.Экудяновым


Неизбежно должно было настать время - и оно настало на седьмой день

обладания Золотыми Рыбками, - когда Игоряша всерьез задумался над

проблемой пищи и вследствие этого - над проблемой исчерпаемости

биомодулей.

Первую неделю Игоряша объедался всласть. Он рубал омаров в майонезе и

утку по-пекински. Пожрал подряд с небольшими интервалами: кебаб

по-мароккански из индюшки в имбирном сиропе, грибную запеканку "вандомуа",

мусс из устриц, окорок в апельсиновом желе с грецкими орехами, пиццу

"Маргарита", карибский суп "каллалу" из корней таро, паровую летучую рыбу

с барбадосскими "ку-ку" из либерийской окры, голландский угоревый суп,

сицилийские сладости "франгипани", албанское блюдо "радость пастуха" из

картошки с темно-зеленым македонским медом, шахский плов, изготовленный по

рецепту знаменитого персидского кулинара Надира, тунисскую "чак-чуку",

индонезийскую "розовую зарю" - блюдо из креветок с рисом, помидорами,

паприкой и бананами, подаваемое на пальмовом листе, гавайскую ананасовую

"амброзию", гаитянский десерт "секрет зомби" из авокадо... (Живот у него

не болел, и кишечник работал нормально - ВЕЧНОЕ здоровье как-никак.)

Словом, Игоряша побил рекорд по обжорству, занесенный в знаменитую книгу

Гиннесса, и даже перещеголял феноменального калифорнийца Эдди "Бозо"

Миллера, бармена из города Окленда, - чемпиона жратвы, поглощающего

ежедневно 25 тысяч калорий в виде полутора десятков яиц, гор блинчиков,

бифштексов, цыплят, ростбифов, ломтей телятины, сэндвичей с сыром, пластов

бекона, связок сосисок, супов, салатов и прочего, прочего, прочего...

И вдруг Игоряша остановился.

Он остановился, став на тридцать килограммов толще, на восемьдесят

биомодулей беднее и на семь дней мудрее. Игоряша осознал, насколько же

непроизводительно он тратит Золотых Рыбок. Было бы их бесконечное

множество - тогда все можно. Или если бы у каждой было неограниченное

количество регистров - тоже никаких забот! Но ведь Игоряша, поумнев - а

умнел он поразительно быстро, - подсчитал: в его распоряжении 2581

желание, при том условии, что третий регистр каждой очередной Золотой

Рыбки тратится на вызов следующего биомодуля. "Сие неразумно! - огорчился

Игоряша. - Пожру всех рыб - и что тогда?"

Весь восьмой день своей новой жизни Игоряша ничего не желал, а только

думал. Думал он и девятый, и десятый дни. А потом хрустнул костяшками

пальцев и начал действовать. Вселился в кооператив "Гигант". Оборудовал

квартиру всем необходимым для вечной жизни. Обзавелся машинами и подземной

автодорожной сетью. Заставил бесчисленные книжные полки и стеллажи лучшими

изданиями мировой литературы и видеокассетами. Набил восемнадцать

холодильников всевозможными яствами. Решил проблему женщин с помощью

анабиоза. Наконец построил дачу с бассейном и перенес туда всех биомодулей

планеты.

И облегченно вздохнул.

Кто-то создал мир за шесть дней. Игоряше, чтобы соорудить собственный

мир, потребовалось ровно в два раза больше времени. Но зато он был и во