Первая
| Вид материала | Документы |
СодержаниеЦвет времён Блаженство тишины «Всё на свете – повторится…» |
- Первая. Новое восприятие проблемы рождаемости глава первая, 1589.66kb.
- Первая. Новое восприятие проблемы рождаемости глава первая, 5106.96kb.
- Книга первая. Реформация в германии 1517-1555 глава первая, 8991.95kb.
- А. Первая буква слова "астрология", и первая буква почти во всех мировых алфавитах, 3392.44kb.
- А. И. Уткин глобализация: процесс и осмысление оглавление Глава первая, 3584.73kb.
- Общие сведения, 236.6kb.
- Первая, 1651.33kb.
- Первая, 870.29kb.
- Древний Египет-первое государство на Земле, первая могущественная великая держава,, 265.58kb.
- Школьные годы неизбывный повод для ностальгии. Первый звонок, последний звонок. Первая, 399.66kb.
Цвет времён
«А он придёт, усядется, положит руки на набалдашник трости... и рассуждает о цвете времён...»
В. Набоков «Истинная жизнь Себастьяна Найта»
Кому, в самом деле, интересны эти рассужденья о цвете времён? И всё же (или это только кажется мне?) банальное понимание необходимости пониманья этого мира (для того хотя бы, чтобы придти к согласию – с самим собою), мира, структура которого сама по себе предусматривает наличие и несколько иных ценностей, и цветных времён (к сожаленью, ценности эти – зачастую невидимы теми, кто стал причиной их возникновенья) – есть некое условье...
Блаженство тишины. Всеохватной, солнечной, жаркой, летней, лениво-бездельной, которой вовсе и не мешает птичье пенье, шум листвы от ветра, еле различимые, с детства привычные залпы на спортивном стрельбище (слышные, ежели только станешь прислушиваться) да лениво-редкие – вдалеке-вдалеке – электрички... Это странное летнее существованье, когда перекликаются птицы, и вдруг обнаруживаешь, что маленький лиловый колокольчик в траве - с того времени, когда на него падал взгляд в последний раз - уже успел распуститься; мало того, их уже стало множество, а когда дойдёшь до конца колокольчиковой полянки, окажется, что там, в низкой траве, появились первые земляничины. И их вкус – вкус детства, разбавляет голубизну небес тем же беспричинным ожиданием счастья – когда-нибудь всё случится само, а пока – пока никакие события не могут нарушить эту блаженную веру...
Хотя к слову «блаженный» примешивается (совсем чуть-чуть) оттенок церковных сожалений, юродивости, возвращаемый, впрочем, через заросшие клевером монастырские луга – всё к тем же блаженно-голубым небесам... «И монашка осторожно – воду пронесёт в ведре»143... а потом завечереет, и начнётся уже реальность, в которой блаженство принятия бытия сливается с мягким сожаленьем ожидания – несбывшегося... Кажется, что та, иная жизнь – счастливая, спокойная, всепрощающая, полная дивных ожиданий – вот здесь, совсем рядом, и непонятно вовсе, что нас от неё отделяет, и так неосязаем тот порог, то мгновенье, преодолев которое можно оказаться – там, в дивном зазеркалье, где голубые вечереющие небеса, колокольчики и земляника. Но потом, исподволь, приходит пониманье, что вся пронзительно-желанная сущность тех времён и пространств – в нас, и лишь до тех пор, пока нас там – нет .... И – невозможно слить, собрать воедино эту нежность, это блаженство и сожаленье, эти блаженно-сожалеющие времена и места: иконостас далёкого монастыря за Ярославлем, по-детски бездонно голубеющие небеса, лиловые колокольчики, и зелёную траву да клевер до стен... Возможность такая представляется лишь единожды, в блаженстве тишины – вот такой, всеохватно жаркой, бездельной, которой ничуть не мешает птичье пенье...
… тишина…
Блаженство тишины
И, что странно – ведь эта тишина может быть наполнена ещё множеством воспоминаний, событий, мест – откуда приходят они? Почему нынче – пришли именно эти? Разгадке, объясненьям, можно было б посвятить всю жизнь, так ничего и не добившись... Собственно, разгадошным тайнам бытия и посвящены творенья истинных творцов, тех, кто знал, что всё должно быть написано (пером ли, кистью ли, звуками ль) – именно так, а не иначе, тех, из чьих откровений и складывается мозаика истинного существованья...
И, наверное, наверное, каждый творец видит в ином – себя... Так, Набоков, читая Лермонтова, скрупулёзно подсчитывает, сколько раз в «Герое нашего времени» «становятся желты лицом» или «гневно топают ногою» или используется приём(!) – да-да, именно так! – подслушивания144, и нам открывается уже совсем иной, набоковский Лермонтов. И всё ж, сдаётся мне, что Лермонтов – писал, как ему писалось, говорилось (на том самом божественном языке, с длинными периодами в «замечательном ритме, который ощущается не так на уровне фразы, как на уровне абзаца» оживляя слова – так, кажется у Набокова?), мечталось – и видны в его писаньях и юношеское тщеславье, и влияние Байрона, и слышны – отголоски реальных событий... Но главное, что есть в них – он Сам, его мир, в котором, выходит, можно найти такие сонмы противо- и разно-речивостей, совпадений и открытий, что множество, множество последующих творцов глядели в него как в зеркало, и... видели – себя...
...тишина....
И ещё чуть – в самом деле, откуда берётся это ощущенье возможности вдруг услышать – блаженство тишины, наполнить её собою? Множество пустых, бессвязных слов, звуков, оттенков, воспоминаний(прохладных, как летняя тень), мимолётностей – словно накапливаются где-то, в бесконечном пространстве бытия, а потом, вдруг – «as if they are collected somewhere, by Somebody»145…
...тишина....
«Всё на свете – повторится…»146
Душа – пуста. Божественные, блаженные слова не слышны, и далёкой крышею соседнего дома нависла ветреная туча – не та, фаулзовская, полная ожиданий и принцессиного зова147, а скушная, серая. «И всё-таки я жду из тишины»148 - чего? Сюжета, сказки, слов? Бог весть... Небеса пусты и тучны...
Почему же мне неинтересны эти стандартные сюжеты? А потому, что их наперёд заданная реализация требует насилия над собою, над языком... Я понимаю набоковское ощущенье «разрастания» романа из единой точки, но даже ему было сложно «удержать звук», и местами… да вы ж сами слышите – «а голос друга, как старая скрипка, фальшив»149, особенно там, где исходная конструкция – искусственна. Мне же гораздо более интересны свободные (по настроенью, вдохновенью, прихоти) прогулки в литературном лесу150, когда есть возможность выбрать именно тот отклик151, что по душе, когда неожиданности и сопоставленья перекликаются и звучат – тебе нынче, именно – нынче, и лишь отдалённые отголоски – слов, событий, сюжетов – живут в некотором отдаленьи, словно ожидая своего появленья на свет... А потом вдруг туча (что странно) разражается ливнем – светлым, безветренным, совершенно вертикальным, и – без обещаний грозы... При этом вдалеке небо бледно-голубовато, а солнце бросает ажурные тени сквозь мокрые листья.... И всё та же восхитительная тишина...
Кстати: надобно будет привезти сюда «Русскую поэзию XIX- начала XX веков» и Анненского – он «отведёт» к монастырям и Киево-Печорской, а Белый и другие – вот в такое вот предосеннее лето, где всё повторяется, в том числе – и эта вот тишина и пустота... и золотая лень152...