Geum.ru

Российские немцы в инонациональном окружении: проблемы адаптации, взаимовлияния, толерантности международная научная конференция

Вид материалаДокументы

Содержание


Т. Н. Чернова
И. К. Агасиев
Подобный материал:
1   ...   11   12   13   14   15   16   17   18   ...   27

Т. Н. Чернова589

Проблема лояльности и толерантности российских немцев в годы Первой мировой войны (в свете новейших исследований)


«19 июля 1914 года принесло немцу-колонисту и его патриотизму испытание огнем. И это испытание он выдержал с честью».

(Я. Штах)590


Вопросы толерантности сегодня в нашем обществе настолько жизненны, что обсуждение их научной конференцией в историческом плане, на примере немецкого этноса, свидетельствует о ее актуальности.

Новейшая отечественная историография немецкого этноса в России (в дореволюционный, советский и современный периоды) характеризуется прорывом в новое качество, широтой охвата и многочисленностью тем, часть которых не только переосмыслена, но впервые рассмотрена на базе неизвестных ранее источников. Современный подход к изучению истории и культурного наследия российских немцев отличается строгой научностью, хотя по-прежнему региональный характер исследований доминирует над проблемным освещением и обобщениями. Отчасти это объясняется спецификой расселения и формирования немецкой общины (складыванию общенационального сознания препятствовала и конфессиональная неоднородность). Согласно данной И. Плеве классификации групп немцев и его выводу, они никогда не представляли в империи единого народа591.

Мировая война, начавшаяся ровно 90 лет назад, резко изменила судьбу немцев в России, в частности ее верноподданных. Исследователи едины в оценке, что эта война стала «тяжелым бременем и испытанием» для российских немцев, «одним из наиболее сложных и драматичных периодов» их истории, «эпохой преследований и репрессий по национальному признаку». Десятки статей, включая работы коллег ближнего и дальнего зарубежья, с разной степенью глубины осветивших положение немцев в данный период, могли бы составить интереснейший тематический сборник, достойный внимания и дополнивший академические издания592.

Различные аспекты проблемы «Немцы в годы первой мировой войны» неоднократно обсуждались на конференциях Международной ассоциации исследователей истории и культуры российских немцев. Однако, как отмечала С. Бобылева, нередко проблема сводилась к изучению последствий законодательства 1915-1916 гг. в области землепользования, высылки немецкого населения из приграничных районов, судеб интернированных и военнопленных. Трудно не согласиться с мнением, что при всем признании принципиальной значимости данных аспектов, «такой подход заведомо сужал спектр жизненно важных проблем духовного мира немцев в эти годы»593. В новейшей историографии отчасти восполнены эти пробелы.

В частности, затронут морально-психологичесий аспект «соприкосновения менталитетов», взаимоотношений потомков колонистов и меннонитов с окружающим населением, с правительственной администрацией на местах, в условиях борьбы с «немецким засильем». В обстановке когда, по определению Д. Решетова, немцам «пришлось в полной мере принять на себя шквал шовинистических нападок и обвинений»594.

Историография пополнилась аналитическими статьями С. Нелиповича и А. Воронежцева по вопросу лояльности и психологии поведения немцев в конфликтной ситуации. Нелипович рассмотрел противостояние двух позиций в публицистике и исторических исследованиях дореволюционного и советского периодов по вопросу лояльности российских немцев, который «стал ключевым для их судьбы». Он отметил, что публицистика антинемецкой направленности, как и служебная переписка тех лет, выражали официальную точку зрения. Причина неоднозначной трактовки «немецкого вопроса» в годы войны кроется, по мнению автора, в том, что многие аспекты проблемы разработаны не до конца. Воронежцев стремится расширить представления о «немецком вопросе» на конкретных региональных материалах Поволжья. Он полемизирует с Нелиповичем, который «свел данную проблему к вопросу наличия или отсутствия лояльности российских немцев к государству»595. Отрадна любая дискуссия и немаловажно, как посмотреть в данном случае: «свел» к одному вопросу или впервые вычленил его из ряда других.

Война не только изменила курс официальной государственной политики в отношении российских немцев, также австрийских и германских подданных в империи (вопрос о судьбе последних, как и военнопленных, мы фактически исключаем из рассмотрения), но и вызвала – не без воздействия истерии в прессе – глубокие сдвиги в общественном сознании. Заметный вклад в изучение этого аспекта внесла С.В. Оболенская, показав трансформацию в военные годы представлений о немцах в различных кругах общества России, расширение средств националистической пропаганды среди малограмотного населения596. Замкнутость жизни немецких колоний, стремление сохранить свой язык, религию и культурные традиции стали трактоваться – несмотря на долголетние добрососедские отношения – как негатив, враждебность, измена, шпиономания и т.п.; формируется «образ внутреннего врага». Направленность националистической пропаганды не оставляет сомнений, по Нелиповичу, что «речь идет о своеобразной мобилизации национализма для нужд войны». Важным средством для обработки сознания является пресса. А. Меленберг затронул вопрос о широкомасштабной кампании центральной прессы (исключая либеральную) против остзейских немцев, которая действовала на них «мощнейшим моральным прессингом», и это – в условиях жесточайшего национального противостояния, нетерпимости, открытой вражды латышей и эстонцев к немецкому национальному меньшинству. Автор ближе других подошел к моральному аспекту проблемы597.

Довольно широкий круг вопросов о влиянии антинемецкой кампании в сфере духовной жизни этнических немцев рассмотрен И. Черказьяновой: положение немецких школ, в частности высшей, в условиях насильственной русификации, запрета преподавания на немецком языке и гонений на учителей, частичного закрытия школ; обострение ситуации с использованием немецкого языка в прифронтовых областях России; запрет общественных организаций и союзов, как угрожающих «общественному спокойствию и безопасности», и издания немецкоязычных газет в январе 1915 г. и т.д.598

Антинемецкие настроения, отмечает П. Вибе, «как огромная волна, захлестнули практически все регионы Российской империи, начиная от Санкт-Петербурга и заканчивая восточными рубежами»599. Выдвинутый Велициным (Палтовым) на рубеже 90-х гг. ХIХ в. в серии статей в «Русском Вестнике», затем в книге, тезис о «мирном завоевании» России был подхвачен так широко, что заговорили о «завоевании немцами Сибири»! «В Сибири появилось целое немецкое государство, где не говорят по-русски… Западная Сибирь в половине своей является немецкой страной…» – писала газета «Свет» от 11 октября 1910 г. В годы войны появились термины «немецкий вопрос» и «немецкое засилье».

Война привела к противостоянию позиций в правительстве и в Государственной Думе. Рассмотрение «немецкого вопроса» в Думе до 1914 г. шло в контексте национального вопроса, но с изменением общественно-политической обстановки в стране резко возросла степень политизации его обсуждения в российском парламенте. С. Баах первым в историографии выделил «немецкий вопрос» в Государственной Думе как самостоятельный предмет исследования и рассмотрел «процесс перехода общедумских настроений от политики лояльности к борьбе с «немецким засильем»600. Скорее всего, под неудачной формулировкой «от политики лояльности»601 следует понимать «от толерантности» – перелом настроений к борьбе. «Единый порыв всех думцев объединиться против внешней опасности вскоре сменился борьбой с внутренним врагом», немцами в пределах империи. Ведущей темой в думских дебатах были правительственные меры 1915 г. по ограничению немецкого землевладения.

Заслуга постановки вопроса о последствиях «ликвидационных» законов в аграрном секторе, торговой и промышленной сферах принадлежит советскому историку В. Дякину602. Это была первая попытка на архивных материалах вскрыть сущность, масштабы и направления данной кампании. Заметный вклад в изучение данного вопроса внес И. Соболев, рассмотрев деятельность всей государственной бюрократической машины, ведомственных структур и существовавшего ( с 22.03.1916 – по 14.07.1917) при Совете Министров Особого Комитета по борьбе с «немецким засильем» во всех сферах экономической и общественной жизни немецкой общины; позиции Николая II, партий и общественности в этой борьбе603. Новейшие исследования обогатили историографию конкретными новыми данными о ходе «ликвидационной» кампании в отдельных регионах, в частности, об усердии националистических кругов и местной администрации по расширению действия законодательства 1915-1916 гг. на территории в глубь страны. «Ликвидационные» законы были распространены на ряд уездов Томской и Тобольской губерний, а 6 февраля 1917 г. – на Акмолинскую и Семипалатинскую области, земли Сибирского казачьего войска и в Поволжье, что вызвало шок у местных колонистов604.

«Немецкий вопрос» претерпел трансформацию в конфликте России и Германии. Авторы едины в признании роли в этом внешнеполитического фактора, но корень проблемы видится им в процессах политических и социально-экономических внутри страны: националистические устремления власти, кризис системы помещичьего и общинного землевладения и т.д. С. Баах отмечает среди глубинных предпосылок латентной ксенофобии реакцию общественности на заметные позиции немцев в престижных общественных нишах, размеры земельной собственности и т.п., хотя полное осмысление термина «немецкое засилье», по его мнению, «так и не произошло»605. В основе кампании лежал курс государственной политики, поддержка «ликвидационных законов» царем.

С расширением круга изучаемых источников нашли освещение такие новые стороны проблемы, как погромы немцев в Москве в мае 1915 г., помощь немецких колоний Нижнего Поволжья фронту и депортированным немцам, роль военного руководства России в «немецком вопросе» и депортациях немцев-колонистов в 1914-1918 гг. и др.606

Итак, краткий обзор историографии проблемы проясняет широкий спектр рассмотренных учеными аспектов. Но на сегодня остается практически не изученной реакция самих российских немцев на произвол, наступление на право частной собственности, насильственную русификацию, депортацию, обвинения в нелояльности, измене, шпионаже (даже методы схожи, если вспомнить истории с германскими аэропланами в Курляндии, Поволжье, Сибири!). Обычно добрососедские отношения базируются на уважении и толерантности обеих сторон. В этой связи, нам представляется не совсем корректным термин «негативная толерантность» (НИБ, № 4, 2003). Существуют понятия терпимость (лат. tolerantia) или – нетерпимость. Возникает вопрос: если одна из сторон резко меняет отношение, от толерантности до воинствующего национализма (достаточно вспомнить погромы немцев), насколько хватит терпения, собственной толерантности и лояльности у другой? Иначе говоря, возможно ли было и в какой форме проявление защиты, «резистентности» (как «сопротивляемость или устойчивость»)607 или сопротивления немецкой общины антинемецкой кампании? Сведения об этом в исследованиях весьма скудные и разрозненные, и ответ не мог быть однозначным, с учетом региональных особенностей положения немцев (городских и сельских), близости к линии фронта, степени ужесточения курса правительственной политики и произвола на местах, отношения общества в целом и соседей, в частности, к «внутреннему врагу». Так, Меленберг отмечал, что остзейские немцы выступали против травли прессы и требовали опровержения необоснованных оскорблений. Немецкая школа, напротив, смирилась, затаилась, чтобы выжить.

Наиболее показательные стороны лояльности и толерантности немцев проявились в их отношении к войне, реакция на которую в обществе была неоднозначной. Часть горожан откликнулась патриотическими манифестациями, крестьяне в Поволжье, встретили сообщение «скорее с чувством отчаяния от краха своих надежд…» По определению Воронежцева, потомки поволжских колонистов оказались «в двусмысленном положении»»: добровольно приняв российское подданство, они оставались выходцами из Германии – воюющей стороной608. Но немцы никогда не отделяли себя от судьбы России. Как верноподданные россияне, в патриотическом порыве, они уходили на фронт. Отношение к войне выражается явкой или неявкой по мобилизации и призывам, активным участием в ней, помощью фронту. Воронежцев не видит оснований утверждать, что поволжские немцы с начала войны избегали мобилизации или пытались дезертировать, за исключением отдельных случаев. Нелипович пытается выявить и обобщить статистику о количестве призывников - это 2 % от численности немецкой общины, и о награжденных. Решетов подробно рассмотрел активное участие поволжских колонистов в оказании экономической гуманитарной помощи фронту в различных формах (деньгами, хлебом, вещами), исключив обязательные поставки. Интересные примеры помощи фронту, организованной немецкими школами, приводит Черказьянова. Колонисты Поволжья открывают на свои средства лазареты; организуют помощь беженцам и депортированным немцам из западных губерний, правда, к июлю 1916 г., «опасаясь прослыть германофилами», прекратили поддержку последним609.

И все это в условиях истерии в прессе и ужесточения ограничительных мер с 1915 г. Так, в январе последовал приказ об отчислении немцев из фронтовых частей и переводе их в тыловые команды на Кавказский фронт, недоверие касалось и меннонитов в лазаретах. При всех проявлениях лояльности, как видим, толерантности российских немцев как бы наступали на горло, вызывая разочарование, обиду, глухое недовольство, что прослеживается авторами по письмам с фронта. Как писал К.Д. Гартман: «Здесь уже дало себя чувствовать гонение на немцев…Печально и мало утешительно: войну также и нам объявили». С другой стороны, когда солдаты и офицеры немецкого происхождения узнавали в госпиталях (или из писем родных) о травле в правой прессе, «это оставляло в их душах неприятный осадок обиды и горечи»610.

По крупицам проступают в исследованиях сведения о реакции внутренних немцев на официальные запреты употребления немецкого языка в общественном месте, затем – в почтовой переписке, также в делопроизводстве и богослужении в прифронтовых областях во избежание прогерманской агитации. Так, акции в отношении языка богослужения привели к вовлечению в конфликт священнослужителей; в противостоянии церкви и военных властей рядовые священнослужители в защиту своих прав шли на прямое неповиновение властям611. Другой пример, когда распоряжение в сентябре 1915 г. генерала Н.В. Рузского о сдаче немцами в Лифляндии в 3-х-дневный срок огнестрельного оружия вызвало энергичное противодействие А.А. фон Пилар-Пильхау: «Состоя предводителем дворянства, подавляющее число которого немецкого происхождения, считаю долгом заявить перед Вашим Высокопревосходительством категорический протест против такого огульного оскорбления немецкого населения, ни в чем не заслужившего позорное клеймо неблагонадежности…»612.

«Серьезным психологическим испытанием», стала для этнических немцев правительственная кампания по переименованию населенных пунктов и волостей прошедшая по всей стране (так, ул. Немецкая в Саратове была переименована в Скобелевскую).

Эти ограничения, как отмечал Воронежцев, поставили перед немцами «проблему их государственной самоидентификации и вполне могли спровоцировать возникновение негативного отношения к государственной власти, в одних случаях, или его усиление, - в других». Так, по Камышенскому уезду отмечалось: «отношение немцев, если не прямо враждебно, то пренебрежительно». Автор приводит данные ГАСО о случаях враждебных высказываний колонистов в адрес России и применения к ним наказаний, перехода их на сторону противников. Но подтверждений шпионской деятельности ему обнаружить не удалось613. (И среди русских были известны антивоенные настроения, не говоря уже о позиции большевиков.)

К сожалению, в исследованиях о депортации немцев-колонистов из Привислинского края, приграничных губерний в полосе фронта, из Волыни и др. – в Поволжье, за Урал, в Сибирь – пока не уделено внимание психологическому состоянию переживших последствия «ликвидационных законов», секвестр недвижимого имущества, голод и т.п. Так что остается лишь выдвигать гипотезу о степени истощения их толерантности, на основе изучения их жалоб, просьб и других обращений. Чуть прозрачнее отношение поволжских колонистов на введение действия «ликвидационных» законов, пять ответов на запрос показали расхождение мнений по уездам. А согласно отправленному в Саратов рапорту Аткарского уездного мировника, Положение Совета министров о ликвидации немецкого землевладения в феврале 1917 г. «не только произвело на немцев-колонистов удручающее впечатление, но и заметное озлобление против правительства»614. Количество переходит в качество; так накопившееся негативное отношение выливается в озлобление.

Февральская революция поставила точку в противостоянии правительственной администрации и немцев. Прямым следствием глухого недовольства и внутреннего несогласия с проводившимся курсом политики самодержавия было истощение толерантности и полная утрата немцами лояльности к царю. Оказалось вполне логичным, что немцы-колонисты – эти, по определению К. Линдемана, «убежденные монархисты» – с радостью встретили весть о падении самодержавия и приветствовали Временное правительство, приостановившее в марте действие «ликвидационных» законов (отмененных лишь год спустя).

Одним из самых значительных последствий трансформации толерантности и самосознания немцев стало развитие немецкого национального движения в условиях бурного демократического подъема в стране. Был организован целый ряд съездов в Одессе, Москве, Саратове, Славгороде, Тифлисе. На повестке дня стояли вопросы необходимости «объединения всех русских граждан немецкой национальности», их культурного и религиозного самоопределения, создания системы органов самоуправления, отмены «ликвидационных» мер царизма и др. Важным шагом было создание Всероссийского союза немцев и меннонитов, «Союза немцев-социалистов Поволжья» и др., обращение из «политического небытия» к партийно-политической деятельности.

Большое внимание этой проблеме уделила И. Нам, определив период с февраля по октябрь 1917 г. временем самоопределения и самоорганизации немцев, попыток создания самоуправления, способного стать эффективным механизмом защиты прав и интересов немецкой диаспоры в России, в частности немецкой автономии в Западной Сибири, близкой к идее национально-культурной автономии. Причины популярности этой идеи среди российских немцев объясняются историческим фактом проживания относительно крупными компактными анклавами, и дисперсно в них, отсутствием единой территории поселения615.

Поднятая нами проблема трансформации толерантности и лояльности российских немцев в годы суровых испытаний требует более детального, комплексного изучения. Пока проделана – с привлечением разнообразных по характеру источников – большая работа по выявлению положения всех категорий немцев, общественного мнения и настроения, рассмотрен ход решения «немецкого вопроса» во всех инстанциях, в частности, депортации немцев. Дана глубокая характеристика и классификация документов РГВИА как одного из важных источников по истории немцев-колонистов в годы мировой войны616. Морально-психологический аспект, душевное состояние и проявление некоторых форм несогласия, сопротивления злу насилием, или покорность судьбе – этот круг вопросов в значительной мере остается в тени фактологии и требует комплексного изучения.

В заключение хочется затронуть один взаимосвязанный с поднятой проблемой аспект, возможно, для дискуссии. Поиск ответа на вопрос о возможности проведения параллелей между курсами государственной политики ограничений и репрессий в отношении немецкого населения в годы Первой мировой и Отечественной войн. Речь не идет о прямой аналогии, но можно ли говорить о преемственности курса самодержавия в период тоталитаризма, в экстремальных условиях военного конфликта между Россией (СССР) и Германией, что в нем общего и особенного? Интересны отдельные встретившиеся по этому поводу замечания. Например, в 1914 г. немцам были брошены огульные обвинения в «мирном завоевании» страны и в пособничестве ее военного разгрома. «Эта тенденция, – отмечал Нелипович, – прослеживается и в советское время, возрождаясь в наиболее грубом варианте в годы Великой Отечественной войны»617. Более осторожен подход Воронежцева: «…думается, что в современных условиях подавляющее большинство государств неизбежно прибегнет к превентивным или репрессивным мерам против выходцев из враждебных государств в случае масштабного конфликта, несмотря на декларируемую толерантность»618. Как бы заглядывая в будущее, он не дает прямой оценки прошлого в России. Потомок поволжского историка и публициста, поэта Петера Зиннера - Самуель Зиннер выпустил в США книгу, в которой глубоко убежденно показал преемственность, непрерывную цепь репрессий к этническим немцам при царизме и тоталитарном режиме619. Насколько доказательна эта позиция, у нас пока нет ни оценки, ни собственного исследования вопроса.


И. К. Агасиев620


Особенности осуществления «ликвидационных законов» в немецких колониях Волыни и Азербайджана (сравнительный анализ)


Характерной особенностью современных полиэтничных государств является их стремление к интеграции разнородных компонентов в единое социокультурное целое. В этом плане Россия, где в последнее десятилетие усилились этнокультурные разнообразия, и этнические процессы получили все более политический характер, не исключение, Естественно, на этом фоне учеными уделяется большое внимание истории национальностей, проживающих в стране, особую активность исследователи проявляли в изучении истории российских немцев. За последние 15 лет проводились десятки международных конференций, вышли в свет сотни монографий, статьей по проблемам немцев, проживавших в отдельных регионах России и бывших республик Советского Союза. Написаны солидные, обобщающего содержания работы по истории немцев России и СНГ. Однако, на наш взгляд, историография истории немцев постсоветского пространства еще нуждается в работах обобщающего характера, где исследователь соединил бы в единое целое весь накопленный, изученный материал, фактологию и на основе анализа показал бы особенности проявления тех или иных сторон жизни немецкого населения в разных регионах, выявил бы то общее, что присуще всему немецкому населению, независимо от географической и этно-демографической среды проживания.

Данная статья является попыткой автора рассматривать историю немцев, проживавших в отдаленных друг от друга регионах – на Волыни и в Азербайджане. Несмотря на отдаленность, эти регионы имели много общих черт: оба являлись приграничной территорией, находились поблизости «неприятельских» царской России, государств, оба региона заселили «оппозиционные» царскому режиму народы, переселение немцев в эти регионы имело много схожих черт (немцы на Волынь и в Азербайджан переехали по своей инициативе, а не по распоряжению царского правительства) и т. п.

В этой статье автор поставил задачу выявления региональных особенностей в реализации «ликвидационных законов», определения синхронности в действиях центра и администрации на местах, характера этих действий и степень их разнообразия, влияния геополитических факторов на борьбу царизма против «немецкого засилья» в годы Первой мировой войны.

С началом Первой мировой войны в Российской империи развернулась широкая антинемецкая компания Царское правительство считало, что неприятельские державы, и в первую очередь, находящиеся в состоянии войны с Россией Германия, Австро-Венгрия и их союзники, стараются оказывать негативное влияние на внутреннюю жизнь страны, прежде всего экономику. По мнению царского правительства, основными проводниками политики неприятельских государств теоретически могли стать иностранные подданные, поэтому уже 22 сентября 1914 года царь подписал Именной Высочайший Указ Правительствующему Сенату, который установил запрет на приобретение неприятельскими подданными новых прав на недвижимое имущество621.

Следующим шагом в этом направлении были меры по ликвидации в Российской империи иностранного землевладения и землепользования. Этой цели служил закон от 2 февраля 1915 года о прекращении землевладения и землепользования австрийскими, венгерскими и германскими подданными622, который впоследствии дополнялся законом от 13 декабря 1915 года623.

Начало Первой мировой войны вызвало не только невидимый ранее в обществе всплеск патриотических настроений, но и волну шовинизма. Так, как в течение 1915-1916 гг. были созданы десятки общественные и государственные учреждения, вся деятельность которых была направлена на проведение антинемецкой компании.

В августе 1915 г. в Государственной Думе образована «Комиссия по борьбе с немецким засильем во всех областях русской жизни». Председателем комиссии стал А.С. Стащинский624. В 1 июня 1916 г. царь Николай II подписал Положение об особом Комитете по борьбе с немецким засильем625.

О причинах принятия и механизмах осуществления «ликвидационных законов» на территории Российской империи написано довольно много научных статей626, в которых бросается в глаза одна общая мысль: ликвидация немецких хозяйств должна была служить делу решения сложных аграрных проблем в Российском селе, погасить антиправительственную борьбу, пополнить государственную казну за счет земель и благополучия немцев- колонистов.

Естественно, все это перечисленное присутствовало в нечистых планах царского правительства, но на наш взгляд эту проблему нужно рассматривать через призму политических амбиций, которые бушевали в общественной жизни России начиная со середины XIX века, когда одним из острых проблем в политической жизни был так называемый «немецкий вопрос».

Кризис, который возник во взаимоотношениях немецкого населения с российскими официальными властями был обусловлен несколькими причинами, как внешнеполитического, так и внутриполитического характера.

Именно, со середины XIX века начинается новый этап в развитии немецких колоний в России. В колонистских хозяйствах бурно пустили корни новые капиталистические отношения. Масштабы немецкого землевладения и землепользования росли непрерывно. Доля немецкого капитала в российской промышленности стала ощутимой. На фоне экономического подъема расцвела культура российских немцев. Все это происходила тогда, когда в центре Европы возникла молодая, объединенная Германия, которая не скрывала свои милитаристские планы по отношения к соседним государствам в т.ч. России. Это обстоятельство не могло не вызвать обеспокоенность в российской общественной жизни, которая после создания явно антироссийского Тройственного Союза (1882 г.) перешла в открытые дискуссии по «немецкому вопросу». К этой дискуссии включились и военные, которые видели в немецкой колонизации приграничных губерний явную опасность государственной безопасности627.

В целях ограничения немецкой колонизации в приграничных губерниях царское правительство приняло десятки указов, среди которых самыми радикальными являлись законы от 1 ноября 1886 г.628, 14 марта 1887 г.629, 15 июня 1888 г.630, 14 марта 1892 г.631 и 19 марта 1895 г.632 Однако дискриминационные законы правительства не достигли цели, поскольку к тому времени немецкий элемент крепко вписался в существующую экономическую инфраструктуру и нарушение сложившейся экономической системы привело бы к экономическому хаосу.

Одна из причин провала царской политики ограничения немецкого элемента кроется в сфере международной политики. Следует отметить, что позиции германофилов в российском правительстве, были довольно-таки сильны. Несмотря на то, что в начале XX в. Россия и Германия уже состояли во враждебных друг к другу военных блоках, часть российской политической элиты (министры-германофилы, да и царица Мария Александровна) еще надеялась примирить Россию с Германией. При такой неопределенности характера российско-германских взаимоотношений, царское правительство не решилось на чрезвычайно жесткие меры по отношению к немецким колонистам, вплоть до их насильственного переселения. В мирное время такие действия не нашли бы одобрение у мирового сообщества.

С началом же Первой мировой войны царизм получил «широкие полномочия», действуя, «по законам военного времени», решил поставить точку над «немецким вопросам», тем более, что население России психологически было готово к развернувшейся антинемецкой компании. Некоторые члены вышеназванной «Комиссии по борьбе с немецким засильем…» высказались против ликвидации землевладения немецких колонистов, так как по их мнению немцы зарекомендовали себе лояльными и преданными России633.

О верховенстве политических амбиций над экономической расчетливостью свидетельствует тот факт, что по статье 351, пункта 3 закона от 2 февраля 1915 г. ликвидационные меры не распространялись на земли российских немцев, которые приняли российское подданство до 1 января 1880 года634. Однако мнение министра юстиции И.Е. Ильященко было выше буквы закона, он считал, что ликвидации должны подлежать хозяйства всех немцев, независимо от того когда они переехали в Россию, что ликвидация немецкого землевладения и землепользования в России есть не что иное, как исправление «исторической ошибки» российского правительства635.

Таким образом, предложение о градации правительственных мер в отношении немецкого населения было отброшено. Комиссия высказалась за полную ликвидацию немецкого землевладения, что по ее мнению, служило интересам русского государства.

Через год после опубликования закона все лишались права на недвижимое имущество. В законе были перечислены 25 губерний, а также Кавказский край, Великое княжество Финляндское и Приамурье, где необходимо было в установленный срок по добровольным соглашениям освободиться от недвижимого имущества: при неисполнении закона имущество должно было быть продано с публичных торгов.

Процесс отчуждения владений иностранных подданных и «неприятельских выходцев», т.е. колонистов проходил по следующей схеме: в губернских ведомостях публиковались списки владельцев земель, подлежащих отчуждению, далее публиковались сведения о количестве владений, представленных на торги, а затем предоставлялись данные о покупке Крестьянским поземельным банком, но при этом могли быть и частные сделки.

Осуществление «ликвидационных законов» требовало большие расходы и мобилизации больших кадровых ресурсов. Учитывая сложность проведения ликвидации хозяйств было решено поделить Россию на зоны, более или менее «уязвимые» со стороны германизма и определить последовательность проведения отчуждения недвижимого имущества.

Несмотря на одиноковую законодательную базу процесс ликвидации немецких хозяйств в различных регионах имел различный характер, что объясняется географическими, этносоциальными, конфессиональными и другими факторами. Для сравнительного анализа возмем два региона: Волынь и Азербайджан.

Волынская губерния была, создана в 1796 году и в ее состав входила огромная территория современной Западной Украины. Она занимала территорию около 64 тыс. кв. верст, или 0,53 % территории всей империи. Волынь являлась приграничной губернией: она граничила с Царством Польским, Австро-Венгерской империей. По состоянию 1 января 1914 г. в губернии проживало 3 млн. 837 тыс. чел. или 2,57 % от общей численности населения царской России636. Перед Первой мировой войной на Волыни проживало около 196 тыс. немцев, что означало 5,7 % населения губернии637. Около 82 % немцев всего Юго-Западного края было сконцентрировано именно в Волынской губерний638.

Неслучайно, с первых дней начала военных действий на Западном и Юго-Западном фронтах над волынскими немцами был установлен сильный полицейский контроль639.

Волынское губернское жандармское управление тщательно следило за деятельностью немецких школ, религиозных общии, других общественных огранизаций.

В первые месяцы войны жизнь в немецких колониях продожалось как всегда: действовали школы, молитвенные дома, правда, на богослужение стали собираться только по воскресеньям и в праздничные дни.

Немцы Волны вели себя так, чтобы не давать повода для негативного отношения к ним со стороны местных властей и населения. Все распряжения правительства выполняли своевременно и аккуратно.

Активизация германской армии на Восточном фронте с конца 1914 года негативно сказалась на взаимоотношениях немецкого и местного населения Волыни. Как свидетельствуют архивные документы, «местное русское» и польское население относилось к немцам-колонистам, хотя и русским подданным, крайне враждебно640. Изменилась политика царского правительства по отношению к немецкому населению западных и южных приграничных губернии. Именно, к ним относились статьи вышеуказанного указа от 2 февраля 1915 года. По этому указу в губерниях, которые находились в радиусе 150 верст от германских и Австро-Венгерских границ недвижимое имущество немецкого населения экспроприировалось на основе добровольного согласия обеих сторон. Принадлежность к российскому или какому-либо иностранному подданству в данном случае не имела значения. Положение указа не касались тех колонистов, которые проповедовали православную веру, а также тех семей, где кто-либо из ее членов служил в российской армии641.

Срок добровольной передачи имущества был определен следующим образом:
  • для губерний в радиусе до 150 верст от германских и Австро Венгерских границ (к ним относилась и Волынская губерная. - И.А.) – 10 месяцев;
  • для губерний в радиусе 100 верст от южных и северных рубежей империи 1 год 4 месяца со дня опубликования списка хозяйств которые подлежали конфискации642.

Если до окончания срока собственность не передовалась добровольно, естественно, за мизерную компенсацию, то ее продавали с молотка.

Указ от 2 февраля 1915 года нанес непоправимый удар по немцам Волыни. Уже в середине июня 1915 года в губернии началась ликвидация хозяйств немецких колонистов. В это же время на Волынь хлынула масса немцев, изгнанных из Польши, где ликвидационные процессы начались еще летом 1914 года643.

По мере продвижения германских и австро-венгерских войск вглубь Российской империи социально-экономическая и политическая напряженность на Волыни нарастала.

Началась открытая травля немецкого населения уже в официальных органах печати. Многие газеты и журналы открыто пропагандировали ненависть против немецкого населения. В этом плане наиболее активной была газета «черносотенцев» «Жизнь Волыни», на страницах которой звучали призывы к физическому устранению немецкого населения. По указанию командующего Киевским военным округом генерал-адъютанта Троцкого было запрещено разговаривать на венгерском, турецком, немецком языках в общественных местах644. Этот запрет поставил тысячи немцев в затруднительное положение, поскольку многие из них не владели русским языком, а за употребление немецкого языка их арестовывали, взимали с них денежный штраф.

Развитие событий на фронтах вносило коррективы в сроки выселения немецких колонистов. Постепенно были депортированы немецкое население восточных уездов Волыни. Выселение проводилось в срочном порядке. Бывали случаи, когда колонистам давали приказ оставить колонию в течение нескольких часов, в течение 24 часов, в лучшем случае в течение 3 или 5 дней. Колонистов отправляли на первых парах в товарных вагонах для крупного рогатого скота. В одном вагоне размешали по 50-60 человек. Из Волыни их отправляли в Давид-городок, что находился в Минской губернии. Оттуда по речному сообщению их отправляли в Киев, а дальше в Поволжье, Сибирь и Среднюю Азию. Такое «путешествие» иногда длилось до 6 месяцев645. Антисанитария, постоянные эпидемии тифа, дифтерии среди депортированных были обычным явлением. Как пишет в своих воспоминаниях Фердинанд Дигер, «умирало так много, что плотник не успевал заготавливать нужное количество гробов»646.

Как видим, 10-месячный срок ликвидации немецких хозяйств на Волыни, который предусматривался указам от 2 февраля 1915 года, не соблюдался. В течение июля-августа 1915 г. уже были ликвидированы 10432 частных, 10313 арендных хозяйств немецких колонистов647.

«Ликвидационные законы» были направлены не просто против экономических устоев немецких хозяйств. Особенность культурной жизни российских немцев была в том, что она финансировалась в большей части самими колонистами. Это относится в первую очередь системе образования.

В период Первой мировой войны в стране серьезно обострился вопрос о немецкой национальной школе, немецком языке как средстве общения, как школьной дисциплине и языке преподавания. Законы, принятые в годы войны решали не просто вопросы образования немцев, но и будущее всей немецкой культуры, всего немецкого народа.

В июне 1914 г. последовали первые запреты, касающихся учителей иностранного подданства. Началось перетряхивание кадров в целях поиска внутренних врагов. В дальнейшем увольнению подверглись учителя российского подданства, но лишь с немецкими фамилиями. И это все проводилось в то время, когда в России остро ощущалась нехватка высококвалифицированных учителей.

В августе 1914 г. по распоряжению МНП России все учащиеся, подданные Германии и Австро-Венгрии, были освобождены от занятий до принятия ими русского подданства.

Известно, что закон от 23 марта 1907 года разрешил преподавание на немецком языке в колонистских школах, которые вплоть до 1917 года не получили официального статуса648. За пределами этого закона остались министерские школы, где преподавание, в основном, велось на русском языке. 24 декабря 1914 года царь Николай II утвердил новое решение, по которому в колонистских школах был введен русский язык обучения. На немецком разрешалось преподавать только Закон Божий и родной язык649. Преподавание природного языка допускалось только первый год обучения. Следует отметить, что фактическое осуществление этого постановления началось с февраля 1915 года. По всем губерниям империи началось вытеснение немецких учителей, профессоров, начались гонения на немецкие национальные школы, полиция все больше и больше стала выявлять случаи открытия «тайных немецких школ», не подчинявшихся вышеназванному решению.

Для ясности отметим, что в 1914-1917 гг. на правительственном уровне не принималось ни одного специального закона или указа о закрытии колонистских или других типов немецких школ. Однако те ограничения и запреты, связанные с употреблением немецкого языка, изгнание учителей и преподавателей немецкой национальности, применение «ликвидационных законов», законы о военном положении, о мобилизации в армию-все это косвенно способствовали закрытию немецких национальных школ в некоторых регионах.

Особого внимания в этой связи заслужив Юго-Западный край, и в первую очередь Волынская губерния. Предвоенные годы на Волыни насчитывалось около 280 немецких школ, в которых учились 11523 учеников650. В этих школах трудились 1265 учителей651.

Поскольку Волынь полностью оказалась в зоне военных действий на нее, в первую очередь были распространены «ликвидационные законы» и началась депортация немецкого населения. В Волынской губернии, также как в других прифронтовых губерниях неограниченная власть принадлежала командующим военными округами, в том числе и над попечителем учебного округа.

Вопрос о закрытии немецких школ на Волыни впервые был поднять еще 22 октября 1914 года, на съезде инспекторов училищ губернии в г. Ровно652. В постановлении съезда отмечалось, что немецкие колонии возникли вдоль линии Юго-Западных железных дорог и по шосейной дороге на Житомир и дальше на Киев. Выражалось мнение о том, что немецкие колонии возникли по какому-то особому замыслу, так как именно по вышеназванному маршруту германская армия планировала наступление на Восток. Подобные мнения нашли свое отражение в книге сотрудника газеты «Новое время» А.М. Селетренникова, известного под литературным псевдонимом «А. Ренников». В своей книге «Золото Рейна»653, А.Ренников обвинил немецких учителей в шпионаже в пользу Германии и Австро-Венгрии. Следует отметить, что в губернских официальных кругах предложение о закрытии немецких школ было подготовлено и отправлено в МНП раньше, чем были приняты ликвидационные законы 1915 года, так как уже 20 января 1915 г. попечитель Киевского учебного округа обратился в МНП с ходатайством закрыть 302 школы в Киевской и Волынской губерниях654. Еще раз повторяем, что официальных решений о закрытии немецких школ на Волыни не было принято, но немецкие школы тут перестали функционировать по простой причине – с лета 1915 года начался первый этап депортации немецкого населения и значит немецкие школы и другие промышленные, хозяйственные, духовно-культурные объекты перестали функционировать.

Уже летом 1915 г. около 60 % немецкого населения Волынской губернии было депортировано в восточные регионы империи655. Вторая волна депортации началась после выхода закона от 13 декабря 1915 г., когда некоторые «мягкие положения» закона от 2 февраля 1915 приобрели более жесткую форму. Новый закон отменил 3-й пункт предыдущего, закрепив, таким образом, обязательность выселения из Волыни всех лиц немецкой национальности независимо от льгот, ранее предоставленных им законом от 2 февраля 1915 года656.

По приказу Главнокомандующего Юго-Западным фронтом Н.И.Иванова оставшиеся в приграничных губерниях колонисты должны были быть выселены до 25 февраля 1916 года657. На основе законов от 2 февраля и 13 декабря 1915 г. до весны 1916 г. только из Волынской губерний было выселено 193,7 тыс. колонистов и ликвидировано около 34 тыс. хозяйств, принадлежавших им658.

Циркуляром департамента полиции губернаторам было дано строгое указание применять по отношению к иностранным подданным воюющих стран все ограничительные меры в полной силе.

Выселение немцев из Волыни прекратилось в феврале 1917 года. К этому времени на Волыни из 200 тысячного немецкого населения осталось приблизительно 5 тыс. человек659. Это были, в основном, члены смешанных семей, или те кому удалось скрывать от царских властей свою этническую принадлежность.

Почти схожая была судьба немцев Азербайджана, которых накануне Первой мировой войны насчитывалось 15990 человек660. Из них в колониях Азербайджана проживало 9971 человек. Немецкое население Азербайджана преимущественно проживало в пределах Елизаветапольской (6093 чел.) и Бакинской (5452 чел.) губерний. Остальная часть заселяла территорию Борчалинского уезда и Ериванской губернии661. Так же как на Волыни, с началом Первой мировой войны над Азербайджанскими немцами административный надзор усилился. Кавказская администрация зорко следила за поведением немецких колонистов. Следует отметить, что накануне войны связи немецкого населения Азербайджана с Германией носили весьма интенсивный характер, что дали повод некоторым исследователям сделать субъективные выводы. Например по мнению грузинского историка Г.Х. Манджгаладзе, немцы Южного Кавказа как перед войной, так и в годы войны не только симпатизировали Германии, но и активно помогали германской разведке, осуществляли диверсии, дезертировали из российской армии662.

Изучение множества архивных материалов, научной литературы по донному вопросу дает основание сделать вывод что ни в накануне, ни в годы Первой мировой войны немецкое население Южного Кавказа, в т.ч. Азербайджана не совершали поступки, противоречиющих государственным интересам России. Немцы глубоко любили русского царя, и как патриоты были готовы сражаться за свою родину, за своего царя. Не случайно, характеризуя российских немцев в политическом отношении К. Линдеман назвал их, убежденными монархистами663.

Тесная связь кавказских немцев с исторической Родиной - Германией в довоенное время была естественной, поскольку без связи с Германией колонистам трудно было удовлетворять свои растущие духовные запросы, сохранить этническую самоидентификацию.

В отличие от Волыни, где коренное население состояло из представителей славянских народов, в Азербайджане автохтонное Азербайджанское население сохраняло индифферентное отношение к немцам. В какой-то мере на наш взгляд, это объясняется национальным сознанием азербайджанцев: народ, который в результате российского завоевания потерял свою государственность, который на каждом шагу испытывал национальный гнет не мог воспринимать Россию как свою настоящую Родину, и следовательно увидеть в лице Германии, или немецких колонистов своего врага. Скорее наоборот.

Особые усилия кавказской администрации, направленные на инспирирование антинемецкой компании в Азербайджане не дали своих результатов.

Как уже отметили, осуществление законов о ликвидации немецкого землевладения на отдельных территориях имело свои особенности. Например, если на Волыни к весне 1916 года были ликвидированы все немецкие хозяйства (34 тыс.), то в Азербайджане практическое осуществление законов от 2.02. и 13.12.1915 года было отложено до весны 1916 года. Чем это объясняется? Во-первых, нужно учитывать географический фактор. Волынь граничила с одной из соперниц России –Австро-Венгрией, и она являлась театром военных действий. Тут проживало около двухсот тысяч людей немецкой национальности, экономическая мощь которых была внушительна. Все это не могло не беспокоить царское правительство, которое даже стало форсировать сроки ликвидации немецких хозяйств, указанных в законе от 2.02.1915 г.

Следует отметить, что в формировании такого недоверчивого отношения царизма к немецкому населению западных губерний в целом, Волыни в частности немалая «заслуга» пангерманистов, которые задолго до войны, в своих публикациях оценивали Волынь как мост, соединявший Германию с немецкими «островками» в Центральной России. В установлении германского «протектората» над «отсталыми» русскими – «азиатами», по их мнению, главную роль должны были играть немцы западных губерний России, в т.ч. волынские немцы664.

В силу отдаленности от германских границ, да и от Западного фронта где против России действовала Германская армия немецкое население Южного Кавказа не представляло угрозу для российских государственных интересов. К тому же немцы Азербайджана активно участвовали в помощи действующей российской армии на Кавказском фронте. Еще в 1914 г. в колонии Еленендорф Елизаветопольской губернии был учрежден лазарет для оказания помощи пострадавшим на войне солдатам665. Кроме того, по указанию местных властей в этой же колонии были размешены представители айсорской национальности в количестве 800 человек – беженцы из Турции666. Все расходы по приему, размещению и обеспечению беженцев тяжелым бременем легли на плечи немцев – колонистов. Еленендорф как самая крупная колония в губернии участвовала в сборе добровольческих пожертвований и направила в Елизаветопольский отдел Красного Креста огромную в то время сумму – 24000 руб.667

На протяжении всей войны представители немецкого населения Азербайджана охотно служили в Российской армии. Только из колонии Еленендорф в рядах царской армии служили 187 человек немецкой национальности668. В период с 1914 по 1917 гг. в Еленендорфе были расквартированы несколько полков, которые находились на полном содержании колонистов.

Учитывая весьма полезную деятельность, ярко выраженную лояльность немецкого населения, а главное географическую отдаленность от Западного фронта, царское правительство не торопилось с ликвидаций их хозяйств в срочном порядке, как это произошло с волынскими немцами, хотя ликвидационные законы 1915 г. распространялись на территории всей империи, в т.ч. губернии Южного Кавказа669. Меры, направленные против немцев Азербайджана касались, в основном, духовно-культурной жизни. Например, одним из первых мер против немцев-колонистов было переименование названия их поселений на Южном Кавказе. Списки немецких колоний с немецкими названиями были составлены еще с 1914 года, после соответствующего циркуляра Министра внутренних дел Н.Я. Маклакова. На основе центрального законодательства и по постановлению Елизаветопольского губернского правления от 9 февраля 1915 года670 колония Еленендорф была переименована в село Еленино, Анненфельд – в село Аннино, Эйгенфельд – в Петровку, Георгсфельд – в Георгиевское, Грюнфельд – в Зеленое поле, Траубенфельд – в Виноградное поле.

Дискриминационная политика царизма по отношению к немецкой системе образования не прошла мимо немцев Азербайджана. Однако, немецкие школы Елизаветпольской и Бакинской губерний легко перенесли все тятоты, связанные с действием «ликвидационных законов», поскольку еще с начала 90-х гг. XIX в. они были подчинены Министерству народного просвещения. По указу от 22 ноября 1890 года671 названные школы были преобразованы в двухклассные училища с обязательным преподаванием всех предметов на русском языке, за исключением родного языка и Закона Божьего.

Таким образом, положения указа от 18 августа 1916 года672, где говорилось о воспрещении преподавания на немецком языке в школах всех евангелическо - лютеранских приходов, для немцев Азербайджана были не новыми.

В целом, в 1914-1915 гг. против немцев Южного Кавказа экстренных мер не было принято. Основная деятельность кавказской администрации сводилась к организации жесткого надзора над жителями немецких колоний, в чем главную роль играли старосты и писари колоний, назначенных в эти должности приказом наместника Кавказа. Однако, из-за замкнутости колоний и единства их этнического состава осуществление надзора над немецким населением чрезвычайно затруднялся. Ради справедливости нужно отметить, что никакой необходимости в таком жестком контроле над немцами Южного Кавказа не была. Как уже отмечено выше, они прилежно выполняли все указания царского правительства, всемерно помогали действующей Российской армии.

Практическое осуществление законов о ликвидации немецкого землевладения на Южном Кавказе, в т.ч. в Азербайджане началось только с начала 1916 года.

Следует отметить, что закон от 2 февраля 1915 года к немцам Азербайджана не относился. Только закон от 13 декабря 1915 года «О некоторых изменениях и дополнениях узаконения 2 февраля 1915 года о землевладении и землепользовании подданных воюющих с Россией держав, а также австрийских венгерских или германских выходцев» предусматривал ликвидации хозяйств немцев Южного Кавказа, в т.ч. Азербайджана.

В связи с этим в «Елизаветопольских губернских ведомостях» № 20 от 8 марта 1916 г. указывалось, что в силу Высочайше утвержденного 13 декабря 1915 г. закона «недвижимые имущества, как находящиеся вне городских поселений и принадлежащие жителям села Еленино (бывщая колония Еленендорф) Елизаветопольского уезда, являющихся германскими выходцами, подлежат отчуждению владельцами его, согласно ст. 1 отд. IV правил от 2 февраля 1915 г. о землевладении и землепользовании в государстве Российском австрийских, венгерских, германских или турецких подданных в течение десяти месяцев, со дня пропечатания настоящего объявления в «Губернских ведомостях»673. Немцы Азербайджана с большой обидой восприняли указ о лишении немцев России земель, которыми они владели или которыми они пользовались.

Несмотря на ограничительные меры царского правительства немецкие колонисты Азербайджана продолжали жить ведя свое хозяйство по законом военного времени. Естественно, ограничительные законы негативно сказались в общем экономическом развитии колоний, особенно на винодельческом производстве: царское правительство приняло санкции против торговых домов бр. Форер и бр. Гуммель, винопродукты которых славились во всей Российской империи674.

Реакция колонистов Волыни и Азербайджана на ликвидационные меры тоже были отнюдь неодинаковы. Если на Волыни иногда дело доходило до открытой формы борьбы против ликвидации хозяйств, как это имело место в колонии Александровка – Федороветская Новоград-Волынского уезда675, то в Азербайджане колонисты довольствовались жалобой в Правительствующий Сенат, где они требовали отмены законов, несправедливо принятых против них. Однако это и другие жалобы колонистов остались без ответа676.

Сильнейшим ударом по российским немцам был принятый 6.02.1917 года российским правительством закон, по которому недвижимые имущества русских подданных из германских, австрийских или венгерских выходцев, неотчужденные до этого времени по добровольным соглашением с лицами, имеющими право на их приобретение, должны были быть проданы с публичных торгов677. Это постановление распространялось практически на все губернии Российской империи, где проживали немецкие выходцы, в том числе на весь Кавказский край. Этой закон означал полную ликвидацию земельной собственность российских немцев.

Столь жесткие меры царского правительства вызывали волнения, панику среди немцев Азербайджана, которых ожидала судьба волынских немцев – депортация в Сибирь и другие восточные регионы империи.

Следует отметить, что в тяжелое время для немецкого населения азербайджанская интеллигенция подняла свой голос в их защиту, призывая официальных властей не допускать выселения колонистов в Сибирь678.

Немцев Азербайджана, в т.ч. Южного Кавказа от депортации спас неожиданный поворот в истории России: в результате февральской революции 1917 г. царизм был свергнут и власть перешла к Временному правительству. Уже 11.03.1917 г. Временное правительство приняло Постановление «О приостановлении исполнения узаконения о землевладении и землепользовании австрийских, венгерских и германских выходцев», по которому действие ограничительных законов, направленных против немецких колонистов было полностью приостановлено679.

Таким образом, в 1917 году действию ограничительных законов был положен конец. После рассмотрения истории немцев Волыни и Азербайджана в годы действия «ликвидационных законов» можно сделать следующие выводы:

1. Принятые «ликвидационные законы» являлись кульминацией дискриминационной политики царизма по отношению к немцам России, которая проводилась с 70-80-х гг. XIX века. С началом военных действий между Германией и Россией в годы Первой мировой войны царизм получил «мандат» для яростного наступления на немецкий этнос.

2. Спектр действия «ликвидационных законов» был весьма широк, но в особенности от их положений сильно пострадали приграничные губернии, в т.ч. Волынская и губернии, которые объединяли исторические земли Азербайджана (Елизаветпольская и Бакинская)

3. Ущерб, нанесенный немецкому населению этих двух регионов неравнозначный. Если немцы Волыни были депортированы и их хозяйственная, духовно-культурная жизнь была уничтожена, то ни в одном исследуемом документе не было отмечено о выселении немецких колонистов из Азербайджана. Дискриминация затронула их только в экономической и культурной сферах жизни.

4. Психологическая атмосфера общества, в которой все это происходило была разной: коренное население в Азербайджане не только не выступало против немцев, как это имело место на Волыни, а старалось даже защищать их.

5. Правительственные меры по отношению к колонистам становились отправным моментом для реализации на местах. Но при этом личность исполнителя играла немаловажную роль. В отличие от Азербайджана царские власти на Волыни нередко намного превосходили жестокость распаряжений центра.

6. На наш взгляд, жестокость властей по отношению к немцам на Волыни объясняется геополитическим положением этого региона. Царские власти всегда опасались усилением в этой губернии «нерусского элемента» – польского, еврейского, немецкого и т.п. А в Азербайджане, наоборот, присуствие немцев служило государственной политике увеличения численности христианских народов в Закавказском крае. Этим можно объяснить более «смягченное» отношение царизма к азербайджанским немцам.

7. Независимо от географического местоположения, «ликвидационные законы» во всех регионах империи носили реакционный, антинемецкий характер. Они разрушили систему образования, духовные и культурные организации, промышленные, сельскохозяйственные объекты немецкого населения. Царизм демонстрировал неуважение к прежнему законодательству, к своим гражданам немецкой национальности, которые искренно, от души любили своего царя.

Непродуманная политика царизма по отношению к немцам и другим этническим, социальным группам привела к созреванию тех сил, которые уничтожили его самого.