Знакомое а, Нина?
| Вид материала | Документы |
- Мир огненный часть вторая, 1387.24kb.
- Бари Нина Карловна (1901 1961), 184.55kb.
- Кузнецова Нина Владимировна методические рекомендации, 625.25kb.
- Средства: 1 сделать знакомое незнакомым, 92.51kb.
- Онкурса «Лучший профорг-2011», организованный профкомом студентов (руководитель проекта, 16.08kb.
- Тупотилова Нина Васильевна учитель начальных классов мбоу оош №27 Х. Кадухина. Тема:, 55.45kb.
- Маркина Нина Николаевна, учитель химии моу сош №31, г. Новочеркасск, Ростовская область., 92.63kb.
- Виктор Демин Взлет и падение, 32.22kb.
- Кургина Нина Ивановна, учитель начальных классов, школа №73, 280.74kb.
- Маркелова Нина Константиновна заведующая отделом истории Полярных Олимпиад государственного, 102.92kb.
Выписки из книг, журналов, газет. Третья папка.
Пасечник сидел в сарае и колотил улейки.
По нему видать было, что уже не охотник этот здоровенный и молодой ещё мужик. В сарае пахло чистым деревом, мёдом от висевших по стене рамок. Тут же в стружке лежала и собака - Дымка, низкорослая лайка лет шести, с белым ухом, серая, с провислой спиной и мягкими ногами. -(Название знакомое - а, Нина? )
* * *
Борис Можаев. “ТОНКОМЕР”
(Замечательный рассказ - моё прим. )
Говорят, что дерево, как попадёт в него молния, даже на ветру затихает - не колышется.
Виктор Астафьев. “ОДА РУССКОМУ ОГОРОДУ”.
Сквозь всё это, сквозь! Туда, где на истинной земле жили воистину родные люди,умевшие любить тебя просто так,за то что ты есть,и знающие одну единственную плату - ответную любовь...
...Беру в свою большую ладонь руку мальчика и мучительно долго всматриваюсь в его, стриженого, конопатого, - неужто он был мною, а я им?!..
Пять человек в бане было, да ещё он, мальчик,шестой путался под ногаи и стеснял чем-то девок. Ну они его быстренько сбыли,чтобы остаться в банной тайности одним,ждать,не заглянут ли парни в банное оконце – таким манером парни намечают предмет будущего знакомства в натуральном виде...
Соседская девка, ещё не познавшая бабских забот и печалей главная потешница в бане была,она-то и вытащила из угла мальчика,тренькнула пальцем по гороховым стручком торчащему его петушку и удивлённо вопросила:
А чтой-то, девки, у него туто-ка? Какой такой занятный предмет? Мгновенно переключаясь с горя на веселье, заранее радуясь потехе, мальчик поспешил сообщить всё ещё рвущимся от всхлипов голосом: “Та-ба-чо-ок! ” “Таба-чо-ок! – продолжала представление соседская девка. - А мы его, полоротыя, и не заметили! Дал бы понюхать табачку-то? . .
... покачивая на коленях внука: “Трынды-брынды в огороде, при честном при всем народе... ” Но тут же поспорит с песней – дальше в ней ни слова для внука. ..
... а пока шабаш, пока мри, дед, не дай бог, сама услышит! . .
... темнела и кудрявилась плетями труженица картошка. Она тоже цвела, хорошо цвела, сиренево и бело, в бутонах цветков, похожих на герани, ярели рыженькие пестики, и огород был в пене цветов две целые недели. Но никто почему-то не заметил, как цвела картошка, лишь бабка собрала решето картовного цвету для настоя от грыжи...
Ласточка с ликованием носилась над рекой, взмывала вверх, к облакам, падала на воду, кружилась над домами, над лесом, над горами, впархивала во дворы, сделав вид, что совсем она сюда случайно угодила, стремглав неслась по улице над самой дорогой, щебеча, чурлюкая, всех извещая, что прилетела она из дальних стран и так стремилась к родной сибирской деревушке, прошла сквозь такие расстояния, беды и бури, что совершенно теперь счастлива и, отпраздновав возвращение, порезвившись в радости, сразу же возьмётся за дело, отремонтирует гнёздышко под застрехой, высидит детей и станет ловить комаров и мошек, и пусть люди не беспокоятся, что она всё играет и совершенно потеряет голову. Не потеряла ласточка голову и помнила о своём назначении, думала о будущих птенцах. И всё же... всё же счастье возвращения ослепило её, она охмелела и забылась. А маленьким и беззащитным существам никогда не следует забываться. Прищурив меткий глаз, мальчик метнул камень и сшиб белогрудую ласточку над огородом. Дрожа от охотничьего азарта, он схватил птичку с гряды, услышал ладонями, как часто, срывисто бьётся крохотное сердце в перьях. Клюв открывался беззвучно, круглые глаза глядели на мальчика с ужасом, недоумением и укором... Мальчик выкопал стеклом могилку в тени черёмухи, устелил её палыми листьями, завернул ласточку в тряпицу и закопал. Долго и недвижно сидел мальчик под черёмухой над маленькой могилкой птички, не мог понять смерть, но первая чёткая мысль всё же вызрела в нём: “Я никогда никого не буду больше убивать”. Наивный мальчик! Если бы всё в мире делалось по желанию и разуму детей, не ведающих зла!
Почему я с такой подробностью выписал из астафьевской “Оды русскому огороду” про эту быстрокрылую и обуреваемую счастьем при возвращении её в родной край? У меня, мальчика, тоже, как и у Вити Астафьева, был такой же случай. У нас, в саду, в самом низу, где сливы, я также сшиб ничего такого не подозревающего, спокойно сидящего на нижней ветке молодого дрозда. И мне также было его жалко, и себе я сделал внутренним каким-то упрёком такое же примерно самовнушение, как по Евангельской заповеди: “Не убий”.
Когда мальчик шёл в баню и тётки, сердитые оттого, что навязали им малого, торопили его, дёргая за руку, он заметил клубящихся над грядами мошек. Распадок струил закатный свет в огород, и в этом остатном проблеске, будто на вытянутом половике, столбились, как говорят в народе, ”толкли мак” серенькие мушки. Мальчик утянул голову, опасаясь, что его облепят, искусают мушки, но они лишь колыхнулись, отодвинулись в сторону и снова влились в полосу света, искрами засверкали в нём. Не было им дела ни до кого. Захваченные благоговейным танцем любви, который казался бестолковой толчеёй, мушки, изнемогающие в короткой губительной страсти, правили свой праздник, переживали природой подаренное им мгновенье. Танец на угасающем луче, миг жизни, истраченный на любовь, маковым зерном уроненная в траву личина – и всё. Но они познали своё счастье. И другого им не надо. При ярком свете, при жарком солнце мушки ослепли б и сгорели, и крохотные их сердца не выдержали бы другого большего счастья, разорвались бы в крохотных телах...
А мушки упали наземь, в капусту. Вялые, ко всему уже безразличные, две или три из них коснулись шеи мальчика, заползли под холщёвую жёсткую рубаху, приклеились к потному телу. На капусте сыщет, склюёт мушек зоркая птичка – мухоловка и целым пучком снесёт их в клюве своим зеворотым детишкам, а те, питаясь, будут быстро расти и оперяться, капуста же, избавленная от тли, ядреть примется и, как поп, который хоть и низок, обрядится во сто ризок. В реку упавших мушек будут хватать мулявки и от пищи становиться рыбами – мушки и мёртвые продолжают служение более сильной, продолжительной и устойчивой жизни. Стало быть все эти букашки, божьи коровки, бабочки, жуки и кузнецы, едва ползающие от сырости по брюкве, - все-все они есть не зря, все они выполняют назначенную им работу, все что-то делают на земле, а главное, живут и радуются жизни. Ну а сорняк на грядах, жалица эта проклятая, сороки, жрущие мухоловкины яйца, кусучие слепни и пауты, которым ребята учиняют фокус – вставляют в задницу соломинку и отпускают с таким трофеем на волю? А гадюка шипучая в смородине, а комары, а мошка, а клещи в лесу? ! Этим кровососам, сволоте этой, теснящей и жрущей всё разумное и полезное, тоже, значит, торжествовать и радоваться? ! Ах ты, батюшки мои! Сложно-то как! И спросить не у кого... Бабка дома, дед в баню собирается, тётки моются, дядья коней в луга угнали, земля молчит. Не у кого спросить. Сам думай, сам ищи ответ, раз задачу сам же себе задал, а тут сморило всего, спать тянет, думать ни о чём не хочется. Да ну их, все эти вопросы и задачи! Потом, потом, когда вырастет, само собой всё и ответится, и решится, а пока, обмякший от накатывающего сна, мальчик идёт к калитке, неся в сердце умиротворение, сопротивляясь дремоте и невнятно повторяя себе под нос: «Сон да дремота – поди на болото”!
В конце каждой борозды дед выворачивает плуг из земли и располагается возле бочажины– подымить. Бабка, подрубив ладонью свет, стоит на крыльце и обсуждает сама с собою поведение деда: “Как борозда, так и папирёска! Как борозда, так и папирёска! Ты к Петровкам-то управишься ли? ! – “Не-е, к Ильину дню, если Бог пособит! . . ” – ухмыляется дед и свойски подмигивает малому, каково, дескать, мы её! . .
Военные пути-дороги приведут моего мальчика (это Виктор Астафьев сам о себе – моё прим. ) к спалённой крестьянской усадьбе, и вид пожарища, уже облитого дождями, сгоревший огород потрясут его своей космически запредельной остылостью и немотой...
Поперёк гряды на рыжих огурцах лежала женщина в разорванной полотняной сорочке. Яростными бельмами сверкали её остановившиеся глаза, в зубах закушены стон и мука. К груди женщины, будто бабочка-капустница, приколот ножевым штыком мальчик - сосунок. Когда наши солдаты вынули штык из жиденькой его спины и отняли от материнской груди, всех сразило умудрённо - старческое личико ребенка. В довершение ко всему откуда-то взялась хромая цыпушка. Осипло клохча, припадая на тонкий сучок перебитой лапки, она рванулась к людям, ровно бы ведая – наши, русские вернулись, и она, единственная на убитом подворье живая душа, приветствовала их и жалилась им.
Доведётся моему мальчику хоронить ленинградских детей, сложенных поленницами в вагоне, умерших от истощения в пути из осаждённого города. Побывает он в лагере смерти и не сможет постичь содеянного там, потому что, если постичь такое до конца, - сойдёшь с ума. Перевидает он тысячи убитых солдат, стариков, детей, женщин, сожжённые сёла и города, загубленных невинных животных. Но тот огород с чёрными вилками капусты на серой земле, гряду с червиво свитым белым луком ребёночка, распятого на груди матери, оскаленное лицо молодой женщины, до конца сопротивлявшейся надругательству, цыпушку, инвалидно припадающую на остренькую лапку, он будет помнить отшибленно ото всей остальной войны – намертво врубилось в него то первое потрясение.
* * *
Ю. В. ТРИФОНОВ. «Другая жизнь» (посвящаю Алле).
Но знала она и то, что он ленив, тяжёл на подъём, что к кокетливым, глупым женщинам равнодушен и женскому обществу предпочитает разговор с мужиками под водку и огурцы. Однажды, когда она выпытывала у него, мог бы он ей изменить, он со вздохом сказал: «Помнишь Хемингуэя: “Если б не надо было с ними разговаривать”... »
Зика была молодая, здоровенная, с длинными руками и ногами могучими чреслами. Скульпторы с первого этажа просили её позировать для тематических работ, всяких там дискоболок или колхозниц с корзинами на плечах, олицетворяющих изобилие. Зикина телесная мощь пугала Ольгу Васильевну: ей казалось, что для него этот тип притягателен и напоминает забытую Брунгильду.
Нет, Мара не могла испортить Ольге Васильевне настроение. Она даже пыталась спорить с Ольгой Васильевной по проблемам биологии. Испортила другая. Та, что приехала с Кисловским. Эта молодая особа, какая-то развинченная, цыганистая смуглянка, худая и ломаная, сразу не понравилась Ольге Васильевне. Она была вся в бренчащем серебре, в браслетах, бусах, дорогих и красивых. Но нелепо было надевать эту сбрую для поездки в деревню и говорило, конечно, о дурном вкусе.
Ольга Васильевна сразу же, улучив минуту, спросила у Мары тихонько: чем занимается жена Кисловского? На что Мара, как и предполагала Ольга Васильевна, сказала, что она такая же его жена, как «я твоя бабушка».
У неё сжималось сердце, было страшно. Откуда, Бог ты мой, возьмётся другая жизнь? . . Он ответил: э, нет! Так рассуждать - это всё равно что говорить, что будто все женщины одинаковы. Но ведь ужас прожить век с женщиной которая не мила. Большинство так живёт, впрочем. Из того, что она уловила когда-то: человек есть нить, простирающаяся сквозь время, тончайший нерв истории, который можно отщепить и выделить и – по нему определить многое. Человек, говорил он, никогда не примирится со смертью, потому что в нём заложено ощущение бесконечности нити, часть которой он сам. Не Бог награждает человека бессмертием и не религия внушает ему идею, а вот это закодированное, передающееся с генами ощущение причастности к бесконечному ряду.
Ю. В. Трифонов. «Дом на набережной».
И не её побороть, ни возвыситься над нею не выходило.
Как неизживаемая болезнь: то тяжело, то ничего не заметно, а то такое лихо, что нет сил терпеть.
Спросили: это, что ли, его мать? Он сказал, что это Агнесса учит его тётку французскому языку и ябедничает матери. «Я её когда-нибудь отравлю мышьяком. Или изнасилую. Разобидится на какую-нибудь преподавательницу и: «Если она мне тройку не поставит, я её изнасилую»
ЛГ, янв-фев. 2005.
- При всех наших минусах советская цивилизация была определённо выше и прогрессивнее западной.
Как бы ни плохи были колхозы (но в первую очередь они далеко не все были плохими, а были и просто великолепные), коллективный труд на государство и общество заведомо лучше, чем частный труд на толстосума и грязных политиков, за которыми те же толстосумы.
Там же. «К 150-летию отопительной батареи». - Есть и ещё одно странное предназначение у юбилярши – квартиры отапливать. Вот с этим у нас сложнее. Не всегда и не везде выполняется громогласная команда «Батарея, огонь! » Вон в Петербурге январский тысячеголосый хор командовал, а в итоге как об стенку горох. Оставались некоторое время 105 домов без тепла. Но это ладно, в большом городе к друзьям можно поехать, в театр в конце концов сходить погреться. А что делать, к примеру, жителям Борзы в Читинской области? Разве что, простите за пристрастие к каламбурам, борзеть на морозе возле заиндевелой ёлочки?
И адресов таких сейчас на карте страны неисчислимо. Ну не в силах наши ЖКХовщики, несмотря на все прекрасные реформы справиться со стихией. Всё им летом думается: или зимы не случится, или трубы полувековые, любой мороз перетерпят, не лопнут, или котлы – ровесники паровоза Черепановых– продолжат заботиться о россиянах не хуже «тефали».
А я вот что думаю: собрать бы всех больших начальников во главе с министром топлива и энергетики, за отопление ответственных, да отправить на недельку в командировку по обмену опытом. К примеру, в посёлок Тикси или в село Колымское, в которых дрова сейчас чуть не дороже сёмги, а буржуйки чуть не дороже «мерседесов». Пусть там посидят, покумекают. Глядишь, и придумают, как отопление наладить, пока зима не кончилась.
Хотя, если по-чиновничьему разобраться, сколько у нас этой зимы-то... Уж о посевной думать пора.
Там же. «Спесив гомо сапиенс! »
– Есть о чём ойкумене призадуматься. Не сказать, что звери очеловечились. А вот люди на планете изрядно озверели, в том числе и друг к другу, что не делает им чести. В общем, кукареку! То есть с Новым годом, годом Петуха который начнётся в феврале. Но пусть он заодно станет и годом Человека. Ради самого же человека.
Там же. «Закрытый эфир, или О пользе диалогов».
У них, видите ли, свобода слова! А у телезрителей ведь тоже права на свободу слова (моё прим. ). Андрей Бриль: Считаю необходимым назвать двух наших современников, которые должны стать постоянными членами общественного совета. Александр Александрович Зиновьев и Александр Исаевич Солженицын, Более того, убеждён, что без их участия совет не выполнит свою миссию.
Там же. «Битва за «Ясли Господни»
(чем на самом деле закончилась Крымская война).
В ряду православных героев – священники самого старого на территории России Георгиевского монастыря на мысе Фиолент, основанного по преданию в 891 году (в 1820 году в монастыре останавливались на ночлег генерал Н. Н. Раевский и молодой Пушкин). В монастыре была смонтирована телеграфная станция, связывающая командование союзных войск с Лондоном и Парижем через Варну посредством подводного кабеля. Пренебрегая присутствием врага, объявившего их пленниками, монахи ни на день не прекращали молитвы о победе русского оружия.
Другой характерной чертой советской историографии Крымской войны являлось абсолютное игнорирование православной составляющей этого глобального противостояния. Инспирированный Францией двухлетний спор с Россией о «святых местах» закончился тем, что в январе 1853 года ключи от Вифлеемского храма (церковь Яслей Господних) и Иерусалимского храма (церковь Гроба Господнего) были демонстративно, с большим шумом отняты у православной общины, которой они традиционно принадлежали и под давлением Парижа переданы турецкими властями Палестины католикам...
Было грубо и публично нарушено закреплённое договорами право России на покровительство православия в Турции...
…Когда мы сегодня пишем о том, что в Крымской войне участвовала Турция, мы вводим в заблуждение современного читателя. Наш современник со словом «Турция» ассоциирует средней величины государство, располагающееся между Черным и Средиземным морями. В середине Х1Х века с Россией воевала не Турция, а Высокая Порта, или Оттоманская империя, основанная турками-османами. В её состав входили громадные пространства практически от Гибралтара до Персидского залива и от Балкан до Сирии, Палестины, Египта и Судана. То же самое следует иметь в виду, говоря о Французской империи той поры (север Африки и другие колонии), о Британской империи, над которой «никогда не заходило солнце» (территории от Канады до Китая, и империи Австрийской (достаточно напомнить о её председательстве в Германском союзе, не говоря уж о Венгрии, итальянских землях и других территориях). Эти империи были тогда в зените своего могущества, а Российская империя своих территориальных пределов, которые в ХХ веке будут образовывать государственные границы СССР, достигнет только к концу ХIХ столетия. Территориальные и людские резервы напавших на Россию государств империй фактически включали в себя преобладающую часть современной Европы (Молдавия, Румыния, Болгария, страны Балкан – Сербия, Албания, Босния, Герцеговина, Черногория, Хорватия; Мальта, значительная часть Италии, а не только одна Сардиния, Чехия, Словакия, Венгрия, Пруссия, государства Германского союза и др. ), большие территории в Африке, азиатские пространства, включая часть не принадлежавшего на тот момент России Кавказа (Батум, кланы поддержки Шамиля и др. ), Канаду, Индию, Австралию, Новую Зеландию и другие земли.
Там же. «В моральной системе современного, гиблого, мобильного и глобального человека нет больше места для морализма»,
- пишет в берлинской газете «Tageszeitung» сексолог Гюнтер Амендт. ( Сволочь, гад! - моё прим. ). Наивные немецкие читатели, мои собеседники, живут надеждой что настоящая литература придёт с востока. Что именно русские, которые, мол, понимают, что такое литература, спасут литературу вообще. Ведь для русских гибель литературы всё равно, что утрата Бога. Он без литературы – народ без лица, внеисторическая масса, ведь это самое великое, что они создали. Они обязательно скоро одумаются, нельзя же рубить сук, на котором сидишь. (Дэн Аст абзеген, ауф дем Манн зитц! - фраза, сказанная мною немцам при встрече с ними в лесу в июне 1944-го)...
И неоспоримым фактом остаётся, что она (литература–моё прим. )была истовой потребностью русского человека, чем -то, что неспособно ему дать ничто другое, она делала мир неисчерпаемым и многозначным, она, только она одна, давала большому количеству людей возможность сотворчества и спасала от упрощения и обеднения души во все времена, была сопротивлением хаосу, распаду, омертвлению небытию. Запад без литературы может быть, и проживёт, но в России люди, утратив её «цветущую сложность»(Константин Леонтьев), будут совершенно обездоленны.
( Молодец, Вальдемар Вебер! Литератор, издатель. Аугсбург, ФРГ – моё прим. ).
Там же. На статью И. Золотусского «Интеллигенция: смена вех» - Владимир Мирнев: «Толпа у трона».
... с какой стороны их можно назвать интеллигентами? Только условно: диплом в кармане. Пусть то будут телеведущие с тремя дипломами об окончании вузов, разного рода журналисты, жалкие диссидентики, бывшие члены Политбюро, завлабы (критик, видимо, имел в виду Е. Гайдара). Разве все эти людишки со своими материальными порывами – интеллигенты? Разве не станут над нами смеяться и не перестанут ли нам подавать руки наши же друзья и не станем ли мы посмешищем, если причислим В. Черномырдина (вуз, диплом, б. премьер, посол) к интеллигентам? Помните его разговор с главным террористом России, когда тот захватил больницу в Будённовске, помните, как начиналось телеутро нашего председателя Совета министров с главарём бандитов Басаевым: «Доброе утро... » Он отпустил Басаева и психологически санкционировал начало впоследствии ещё более чудовищного преступления этого террориста в Беслане, когда более тысячи детишек стали заложниками В. Черномырдин не понимал, что «честь» выше самой жизни.
И. Золотусский даже не видит, что писатели издают книги. К кому он может причислить таких видных мастеров литературы как умершего Виктора Астафьева, Юрия Бондарева (который побрезговал принять награду из рук Б. Ельцина), Даниила Гранина, Сергея Михалкова (консервативной системе ценностей которого можно позавидовать)?
Они не интеллигенты? Хотел бы я знать.
Там же. Алексей Варламов. «БИБЛИОСВЕТ».
Мы слышали воспоминания выпускников, узнали, что Михаилу Сергеевичу Горбачёву не разрешали после одиннадцати вечера оставаться в общежитии у законной жены Раисы Максимовны...
Обаятельный телеведущий профессор Николай Николаевич Дроздов поведал о том, как любит сидеть на подоконнике на двадцать каком-то этаже Главного здания МГУ, свесив ноги, держась за косяк, и смотреть на Москву...
А посол одной африканской страны с приятностью вспоминал легендарную пивнуху «Тайвань», которая некогда располагалась возле китайского посольства на улице Дружбы и для очень многих студентов была не менее важной частью университетского образования, чем лекции.
Если учесть, что последние лет 10-15 наше общество с невероятным успехом занималось тем, что обесценивало само понятие «университет» путём присвоения университетского статуса едва ли не всем учебным заведениям, то хоть в эти дни отчётливо прозвучало, что университет в Москве, как и во времена чеховской «Чайки», один!
Там же. «Послушайте учёных! »
Академик Дмитрий Львов. -компетентными, профессионально неподготовленными. Они не имели полного представления о возможных последствиях этих реформ.
Президент сказал, что в советское время система льгот была достаточно эффективной, но ею, дескать, пользовалось немного людей – около 10 процентов. Но ведь это неверно! 100 процентов населения России были льготниками. Льготы имели все. Были бесплатные образование и медицина. На Западе всегда удивлялись нашему крайне низкому уровню оплаты жилья, проезда в общественном транспорте.
* * *
К сожалению, мы переживаем такой период в истории страны, когда власть вообразила, что сама представляет науку, и поэтому в научной экспертизе своих решений не нуждается. Известны две беды в России: дураки и дороги. Но есть ещё третья, которая пострашнее этих двух: когда дураки указывают дорогу. Такие слова, возможно, прозвучат резко, но они вполне оправданны. Как показал первый этап «монетизации льгот», люди, ответственные за её проведение, оказались совершенно не... (Ясно без слов! )