«духовно-нравственный путь развития россии»
| Вид материала | Документы |
- Программа духовно-нравственного развития и воспитания обучающихся на ступени начального, 428.54kb.
- Программа мероприятий духовно-просветительской программы «Искусство и православие», 264.26kb.
- Программа духовно-нравственного развития и воспитания I. Пояснительная записка, 388.99kb.
- Доклад на тему «Духовно нравственный потенциал современного урока русского языка, 177.13kb.
- Программа духовно-нравственного развития, воспитания обучающихся на ступени начального, 458.46kb.
- Программа духовно-нравственного развития и воспитания обучающихся на ступени начального, 682.77kb.
- Программа духовно-нравственного развития и воспитания обучающихся на ступени начального, 428.9kb.
- Программа духовно-нравственного развития и воспитания обучающихся на ступени начального, 427.01kb.
- Программа духовно-нравственного развития и воспитания обучающихся на ступени начального, 319.72kb.
- Программа духовно нравственного развития и воспитания обучающихся на ступени начального, 537.08kb.
2. Стали говорить про русское и вдруг обнаружили, что тема эта запретная, что про русское говорить и писать нельзя, что такой темы, такого народа, такой культуры не существует, что люди русские боятся на эту тему рассуждать, что тема эта несет в себе преступление. Вот до чего мы дожили! То есть говорить-то, конечно, можно, но только так, как требует власть, а она требует, чтобы говорили об этом не говоря. Что же такого сотворил русский народ, если о своем ему не разрешено говорить? Далеко мы ушли. Как-то так получается, что всем, кроме русских, говорить о себе выгодно. А о русских не выгодно. А выгодно замалчивать. Про узбеков говорить можно, про грузин, про татар, про англичан, про американцев, про евреев (про этих только и разговору), а про русских нет. Словно клеймо какое-то на тебе презренное, что ты русский. Я не собираюсь гордиться тем, что я русский, и тем умалять других и презирать других, но и стесняться этого я не хочу. Я чувствую потребность жить с народом, быть с народом, и как человек, и как художник – русская история, русская философия, русская культура, русский дух, русские традиции, русский язык – все это моя история, культура, дух, язык, и я не мыслю себя без этого. И это-то стало запретным. У человека отняли его способность слиться с народом, быть целым. Какое же это чудовищное заблуждение! Как умирают народы? В погоне за материальным. И сохраняются в духе.
3. Я понимаю русскую веру не только как служение конкретному Богу, Христу, а как служение тому лучшему, что родил русский народ на протяжении всей своей истории. Христос оказался сосудом, в который было влито вино русской мудрости, русской красоты, русской силы, мужества, смирения, справедливости, мира, добра, любви, милосердия и прочее, и прочее, и прочее. То, что объединяется одним словом – Бог.
4. Что такое русскоязычные поэты: Мандельштам, Пастернак, Бродский? Идолопоклонники русского языка, языкопоклонники. В этом их временное преимущество и вечный недостаток, их особенность. Есть русский язык, русское слово. И есть русское молчание, русский дух. Одно поклоняется слову, другое молчанию. Поклоняться слову значит созидать его, разрушая его. Поклоняться молчанию – созидать, созидая. Вот откуда косноязычие этих поэтов. Косноязычие как разрушение языка, как антиэстетика языка и антиэтика. Одни меняют язык, обогащая его, другие уничтожают, паразитируя на нем. Невозможно говорить о русском слове без русского молчания, также как невозможно говорить о древнегреческом знании без древнегреческого, сократовского, платоновского незнания. Для Христа, может быть, и не существует ни иудей, ни эллин, а для языка существует: для иудея – иудейский, для русского поэта – русский. Русскоязычные поэты – воры, присвоившие себе чужой язык. Чужой язык можно взять только вместе с молчанием. Косноязычие – это отсутствие в языке Бога (после чтения стихов Бродского). Раньше говорили: язык – народ. «Всяк сущий в нем язык». Идолопоклонство языка есть прелесть. Слово полноценно, когда включает в себя молчание.
5. В чем суть бесовства? В отпадении от всего божественного, в отрицании святого: отрицание Бога – сатанизм, отрицание личности – эгоизм, отрицание народа, родины – космополитизм, отрицание природы – техницизм, отрицание человечества, других народов, кроме своего, – шовинизм, расизм. Порча Набокова – в отпадении от Родины. Он, как ребенок, обиделся на свой народ и мстит ему за то, что тот так круто с ним обошелся. Это не бесовство, а болезнь, порча, пассивная форма бесовства. Неспособность, нежелание жертвовать собой ради народа. Иудеи отказались от братства народов, и в этом они бесы. Их избранность, выраженная в идее господства над другими, над миром. Это чистой воды бесовство. Если они хотят стать действительно избранным народом, они должны жертвовать собой ради человечества, а они действуют наоборот. Достоевский первый среди литераторов обратился к идее бесовства в виде отрицания Бога и отрицания личности – этих двух святынь. Набоков выразил собой отрицание народа.
6. Особенность русского духовного пути, если она есть, а она есть, заключается в том, что после принятия христианства Русь прошла через три столетия тяжелейшего монгольского ига, рабства. Приход татар заставил русских православных, будущих святых, монахов, подвижников жить не миров, а духом, подталкивал их к этому, способствуя внутренней работе нации. Возможно, это были малые шаги, но верные. Обремененная игом Русь находила свой путь не в военной силе, не в торговле, не в науке, не в философии и искусстве, как это было в Европе, а в духовном созерцании. В первую очередь, в нем, а уж потом во всем остальном. Можно сказать так: сначала она окрепла духом, а потом стала наращивать тело, устроять свое государство, империю, культуру. Татары совершив зло, напав и поработив Русь, как бы невольно способствовали духовному росту России. Подобная история, кажется, разворачивается и на наших глазах.
7. Когда говорят об империи, обычно замечают одну силу, которая давит, грабит, завоевывает, подминает под себя иных малые народы. По мне, этот процесс обоюдный. Империя давит, а малые народы прижимаются. У империи не только физическая сила, но и духовная, и она не только гнет, но и склоняет, не только берет, но и отдает, и бывает, что больше отдает, чем берет, как это делала Россия.
Н.С.Смольникова
«НЕТ МЕРЫ ЛЮБВИ МОЕЙ К РОССИИ»
(К 200-ЛЕТНЕМУ ЮБИЛЕЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ Н.В.ГОГОЛЯ)
В работе «Гении России» И.А. Ильин пишет, что Николая Гоголя понимали односторонне, ценили как сатирика и юмориста. Однако во всей полноте осмыслить вклад гения в сокровищницу художественной культуры России возможно лишь при условии соблюдения следующих основополагающих принципов анализа его творчества:
- Выявление индивидуально – неповторимого, обнаружение культуротворческого акта русской души в уникальном даровании;
- Самый великий человек, редчайшее национальное дарование, представляет свой народ и его своеобразие только в весьма определенных границах; каждый из них подобен лишь одному окну в огромном здании народного духа;
- Обнаружение единства в многообразии, одного стержня в уникально-неповторимом творчестве. Стержень этот – в народности гения. Он есть кровь от крови народа и дух от духа его, он дышит его воздухом, носит в себе сердце народа, своим творческим актом выражает сущность народа.
Индивидуально-неповторимое у Гоголя – сверхчувствительность гения к добру и злу, прекрасному и безобразному, Божественному и сатанинскому. В своем полетно-высоком и депрессивно-низком он остается истинно русским. Колебания между эйфорией и депрессией – национально-русский ритм. Они открывают человеку доступ к глубинам и высотам духа.
Враждебность человеку атмосферы окружающей действительности, ее ничтожность пытались показать многие писатели в Европе: Бальзак, Флобер, Мопассан, Золя, Ибсен.
Но, не обладая живой религиозностью, они не могли поставить верный диагноз обществу и наметить пути к его выздоровлению.
Гоголь одним из первых сказал чеканное для данной ситуации слово: жизнь без устремлении души к высшим идеалам, православного христианства скверна, пуста, бессмысленна [4, С.272-273]. Он указал и путь духовно-нравственного оздоровления России – путь личностного очищения от всего недостойного в себе; об облагораживании жизни из сердечных глубин.
То, с чего надо было начинать, было задачей обличительной, которая требовала мудрости, зоркости и сатиры. В «Ревизоре», «Мертвых душах» злоупотребления и плутовство чиновничества губернского мира и грубость помещичьего быта с замечательным мастерством представлены в комическом виде.
Но это, как справедливо замечает Н.Я. Данилевский – лишь внешняя цель Гоголя [1, С.443-444]. Глубина его поэтической концепции несравненно дальше прямой непосредственной цели; она устремлена к тому, чтобы вызвать к жизни в России жажду нравственного очищения. Именно этому отдали свое художество два наших национальных гения – Пушкин и Гоголь.
Сам Гоголь, для которого было дорого вечное и непреложное слово Пушкина, восхищался тем, что в Пушкине «русская природа, русская душа, русский язык отразились в такой же чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла… Сочинения Пушкина во всей их глубине способен понять только тот, чья душа носит в себе чисто русские элементы, кому Россия родина, чья душа нежно организована и развилась в чувствах» [2, С.241 –242].
Это размышление о Пушкине дает нам ключ к постижению личностных и художественных устремлений самого Гоголя. Он изумляет нас волшебной красотой слова, магией комедии и магией трагедии, своим неповторимым юмором с «перчиком и солью», своей фантасмагорией, бесценным даром изобразить русскую душу в ее повседневности с искрометным юмором и задором.
В затейливо-сатирических тонах великий писатель показывает народу его недостатки, «находит мужество и мастерство показать обществу его социальный, политический и духовный уровень, … в морально-обличающих тонах пророчествует о невозможности такого пути в дальнейшем». [4, С.272.].
Немного сочинений создано автором, в которых он выводит положительных персонажей. В числе их – повесть «Тарас Бульба». Автор обращается к истории борьбы украинских казаков против Польши, и она предстает перед нами как воистину исторический эпос. В центре повествования – фигура Тараса, одного из числа коренных старых полковников, созданных для бранной тревоги.
Это – герой эпического масштаба, равного которому не создала ни одна из европейских литератур. Судьба отечества, любовь к народу –вот высший смысл его жизни. Ни одного чуткого читателя не оставило равнодушным слово Тараса, обращенное к своим боевым соратникам: «Вам случалось не одному помногу пропадать на чужбине; видишь – и там люди! Также божий человек, и разговоришься с ним, как со своим; а как дойдет дело до того, чтобы поведать сердечное слово, – и видишь: нет; умные люди, да не те; такие же люди, да не те! Нет, братцы, так любить, как русская душа… Нет, так любить никто не может!» [3, С.111]. Осуждает Тарас тех своих современников, что слепо перенимают чужие обычаи, гнушаются языком своим, но даже в них, по его мнению, осталась крупица русского чувства.
Невозможно не пережить трагедию отца, вершащего суровый суд над младшим сыном, предавшим отечество. Невозможно не поражаться мастерству писателя, который заставляет трепетать все струны нашей души, повествуя о публичной казни казаков в Варшаве: «Первым эту тяжелую чашу пришлось выпить старшему сыну Остапу. Как исполин, выносил он все терзания и пытки. Но когда повели его к последним смертным мукам, казалось, как будто стала подаваться его сила. И воскликнул Остап в душевной немощи: – Батько! Где ты! Слышишь ли ты?
- Слышу! – раздалось среди всеобщей тишины, и весь миллион народа в одно время вздрогнул [3. С.139-140].
Богатырями духа предстают в повести и боевые сподвижники Тараса – куренной атаман Балабан, Степан Гуска, молодой атаман Кукубенко. Каждый, погибая в смертельной схватке, уходит из жизни со словами, подобными тем, которые, собрав весь дух свой, произнес атаман Бовдюг: «Не жаль расставаться со светом. Дай Бог всякому такой кончины! Пусть же славится до конца века Русская земля».
Но истинным исполином духа предстает сам Тарас в минуты мученической кончины. «Да разве найдутся на свете такие огни, муки и такая сила, которая пересилила бы русскую силу», – восклицает автор повести.
Это великое произведение вышло из под пера Николая Васильевича, когда Россия, сотрясаемая бесконечной борьбой за защиту своих границ, за свою национальную свободу и безопасность, не успевала отбиваться от войн, которые пробуждали в русских чувство национального самосознания.
Этим объясняется востребованность творческого наследия гения сейчас, когда Россия переживает глубокий духовный кризис и нуждается в верных ориентирах дальнейшего пути в истории.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:
- Данилевский Н.Я. Россия и Европа // Византинизм и славянство. Великий спор. – М.: ЭКСМО-ПРЕСС, 2001.
- Гоголь Н.В. Несколько слов о Пушкине // А.С. Пушкин. Собр. соч. в 10 Т. Т.10. – М., 1981
- Гоголь Н.В. Тарас Бульба. Собр. соч. в 8т. Т.2. – М., 1984.
- Ильин И.А. Гоголь – великий русский сатирик, романтик, философ жизни // Гении России. Собр. соч. в 10т. Т.6, кн. 3-я. – М., 1997.
К.П.Стожко, А.В.Михалев
ОТ КОНКУРЕНЦИИ К СОТРУДНИЧЕСТВУ В СОВРЕМЕННОЙ ЭКОНОМИКЕ
Современная теория конкуренции в нынешнем ее виде была создана американским экономистом, профессором Гарвардского университета Майклом Портером и до сих пор считается основой конкурентоведения – части экономической теории, исследующей вопросы организации конкуренции между субъектами хозяйственной деятельности. Главная идея М.Портера состоит в необходимости стратегического подхода к конкурентным взаимоотношениям между разными субъектами хозяйственной деятельности. Но, в условиях глобализации мировой экономики, растущей неопределенности, возрастания рисков, прежняя теория конкуренции быстро устаревает, оказываясь не только не полезной, но даже вредной. Подобно просроченному лекарству или продукту питания она должна быть «снята с производства», существенно скорректирована и модернизирована, а не тиражироваться в ее прежнем виде в учебниках и учебных пособиях по экономике.
Пожалуй, единственное, с чем можно сегодня вполне согласиться, так это с заявлением М.Портера о том, «что главное, что следует понять относительно наиболее общих (конкурентных – авт.) стратегий, это то, что каждая из этих стратегий по сути своей ориентирована на получение определенных конкурентных преимуществ» [1]. Цитируемое положение сформулировано в книге, вышедшей еще в 1988г., т.е. до развала СССР, крушения мировой социалистической системы, полного прекращения холодной войны и возникновения Единой Европы. Архаично было бы воспринимать идеи середины 80-х гг. ХХ в. как аксиому в конце первого десятилетия нового ХХI века.
Уже первая фраза цитируемой книги американского экономиста заставляет читателя насторожиться. «Конкурентное преимущество компании, – утверждает М.Портер, – лежит в основе ее успешной деятельности на рынке» [2]. Иными словами, стоит компании обрести определенное конкурентное преимущество, как она тут же становится успешной. Но это суждение безосновательно. Еще Д.Риккардо, разработчик теории конкурентных преимуществ, в начале ХIХ в. доказывал, что страны и компании могут быть неэффективными и оказаться банкротами, даже если они обладают определенными конкурентными преимуществами. В своей знаменитой книге «Новые начала политической экономии и налогообложения» (1814 г.) он писал о том, что конкурентные преимущества создают лишь предварительные условия (предпосылки) для эффективной деятельности компаний, но никак не гарантируют ее. Он, в частности, указывал, что «капиталист, ищущий прибыльного применения для своих средств, естественно, будет принимать в соображение все преимущества одного занятия перед другим. Поэтому он может поступиться частью своей денежной прибыли ради верности помещения, опрятности, легкости или какой-либо другой действительной или воображаемой выгоды, которыми одно занятие отличается от другого» [3]. Принимать же предварительные условия (предпосылки) за само основание успешной хозяйственной деятельности – это все равно, что путать подлинный предмет с его отражением. Например, циферблат часов, показывающих время без десяти минут двенадцать, отражаясь в зеркале, будет показывать время десять минут первого. Этот «эффект зеркала» хорошо известен многим, но почему-то игнорируется М.Портером.
Дальше – больше. Рассматривая три наиболее общие конкурентные стратегии – лидерство в издержках, дифференциацию и фокусирование – М.Портер полагает, что выбор конкурентной стратегии определяется всего лишь двумя факторами: привлекательностью отрасли, в которой действует фирма и рыночной долей самой фирмы [4]. Такое упрощенное понимание выбора конкурентной среды сегодня так же не состоятельно, поскольку в качестве фактора, определяющего выбор конкурентной стратегии, фирмам приходится учитывать и институциональную среду: нормы морали, культуры, права и т.д., без которых сам выбор может оказаться фатальным. Удивительно, но М.Портер просто проигнорировал идеи своих знаменитых соотечественников – институционалистов (Т.Веблена, Дж.Коммонса, У.К.Митчелла и др.) по этому вопросу.
Практически все книги М.Портера, посвященные конкуренции, страдают, по нашему мнению, упрощенным схематизмом. Методологический прием редукции – сведения сложного и многообразного явления (конкуренции) к его (ее) частностям – отличительная характеристика портерианства. А ведь еще в 1903 г. английский философ Джордж Эдвард Мур предупреждал: «Исследование внутренней ценности какого-либо предмета является сложным вследствие того, что ценность целого может быть иной, чем сумма ценностей составляющих его частей» [5]. Отталкиваясь от этого тезиса, можно констатировать, что абсолютное большинство современных научных представлений о ценности конкуренции, конкурентных стратегий и конкурентных преимуществ неадекватно, а точнее (пользуясь словами М.Твена) «слегка преувеличено». Тот факт, что сегодня мировая экономика оказалась в трясине глубокого экономического кризиса, свидетельствует лишь об одном: многие зарубежные и отечественные ученые и менеджеры (идейные последователи М.Портера) безосновательно преувеличивали ценность тех инструментов организации конкурентных отношений, которыми они до сих пользовались.
Но обратимся непосредственно к рассуждениям самого М.Портера. Продолжая свою редукцию, он уверенно заявляет, что только пять конкурентных сил определяют прибыльность в отрасли и обусловливают выбор фирмой своей конкурентной стратегии. Но почему, собственно, только пять, а не шесть или не семь? Почему в этой схеме не нашлось места для государства, которое также влияет (и порой еще как влияет!) на выбор фирмой определенной конкурентной стратегии? Такое игнорирование роли государства в экономике заставляет вспомнить о том, что М.Портер – идейный последователь лидера Чикагской школы экономики М.Фридмана. В соответствии с постулатами американского монетаризма, государство не должно вмешиваться в экономику. Вот М.Портер его и «не вмешивает». Но от того, что он убрал из своей теоретико-методологической конструкции конкурентной среды государство, сама сконструированная американским экономистом конкурентная среда от этого более адекватной реальности не стала. Кроме того, М.Портер умудрился забыть даже о контактных аудиториях (СМИ, политических партиях, общественных организациях и т.д.). А ведь, как отмечает французский экономист Ф.Котлер, роль именно контактных аудиторий в формировании конкурентной среды и выборе фирмой своей стратегии достаточно весома. О роли контактных аудиторий он писал даже в своем знаменитом учебнике по маркетингу. Но Ф.Котлер испытывал, как известно, на себе влияние идей французского дирижизма, тогда как для М.Портера «символом веры» является тезис о том, что « money is all that matters» – «только деньги имеют значение». Вот он в своих сочинениях и рассуждает, как с помощью конкурентных инструментов «делать деньги», а не развивать реальную экономику.
Что же касается доктрины «пяти конкурентных сил», то по этому поводу вполне определенно выразился современный английский исследователь Ян Гордон: «Подход М.Портера великолепно отвечал требованиям эпохи маркетинга, представляющего собой игру с нулевой суммой. Однако в наши дни маркетинг сосредоточен на задаче создания новых, специфических для клиента ценностей, а не на изменении доли рынка в пользу той или иной компании. В эру маркетинга отношений и центрированных на клиенте моделей бизнеса методы Портера могут оказать плохую услугу компаниям, поскольку ничего не говорят о проблеме отношений с индивидуальным покупателем и проистекающих из них преимуществ в конкурентной борьбе» [6]. Если перевести эти рассуждения на более понятный язык, то можно констатировать, что главная цель современной конкуренции и разных конкурентных стратегий видится многими экономистами и менеджерами не в «максимизации прибыли» (этой пресловутой «аксиоме» до сих пор учат наших российских экономистов в вузах) и даже не в «минимизации издержек» (что с большой охотой проделывают в условиях нынешнего кризиса наши олигархи); она видится в создании необходимых условий для стабильного развития бизнеса. И не случайно, поэтому еще в 1974 г. в Давосе (Швейцария) на I Международном конгрессе менеджеров и предпринимателей был принят специальный Манифест, в котором в качестве генерального направления для создания необходимых условий для стабильного развития бизнеса было провозглашено формирование социальной ответственности бизнеса перед обществом. С тех пор прошло больше тридцати лет! Но до сих пор в российском законодательстве даже нет правового определения понятия «социальная ответственность». Пользуясь этим фактом, многие российские предприниматели искренне полагают, что смысл социальной ответственности бизнеса состоит в том, чтобы производить качественные товары и услуги, и – только. Как говорится, перепутали социальную ответственность с уголовной.
Понимая, что конкурентные стратегии – не панацея от банкротства, М.Портер заявляет: «Стратегия, способная изменить структуру отрасли – это палка о двух концах: применяя определенную стратегию, фирма может воздействовать на прибыльность и структуру отрасли как положительно, так и отрицательно. Ввиду того, что на структуру отрасли может повлиять стратегия любой фирмы, на ее лидеров ложится особая ответственность (выделено нами – авт.)» [