Редько Александр Странствия шамана. Места силы и исцеления. От Камчатки до Тибета

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   23

Через него из сердца семигорья, со склонов его цен­тральной вершины, наружу выползает огромный, шершавый от трещин язык древнего ледника. Он рас­тянулся по черному массиву плато, теряя свое могучее тело сотнями быстрых ручьев и покрываясь бурой пы­лью, пока не превратился в морену из тысяч огромных камней, высящуюся почти отвесной стеной и испуска­ющую пронизывающий холод.

Но у нас нет выбора: лишь по этой морене, а затем и по леднику можно войти в горное кольцо Табына.

Мы стали разбивать лагерь у края морены и капи­тально утепляться.

У меня появилось тревожное ощущение того, что вокруг что-то происходит. Какой-то негромкий, но резкий и свистящий звук внезапно пронесся за моей спиной. Подумав, что это сокол-сапсан, которых тут летает немало, я не отреагировал. Однако спустя ко­роткое время такой же звук раздался у меня над голо­вой, за ним — еще один и еще... Солнце только что се­ло за горизонт, но холодный воздух делал сумерки аб­солютно прозрачными. Я оторвался от дел, поднял голову и увидел нечто, заставившее меня оцепенеть. Со всех направлений, по всем долинам плато, через распадки между скалами всех гор священного семигорья, снизу вверх быстро тянулись какие-то полосы очень плотного светлого тумана. Очень странного ту­мана. Он образовывался буквально из ничего перед самым массивом Табына и не спускался, как положе­но, в низины, а тянулся вверх до самого гребня горно­го кольца и, перевалив за его зубчатые края, исчезал внутри. Приглядевшись внимательней, я понял, что эти полосы имеют странный для тумана вид. Они не сплошные, а состоят из отдельных, хотя и нечетких белесых образований с колеблющимися контурами. И еще казалось, что они сами источают какой-то блед­ный свет...

— Они собираются на свое камлание, — вздрогнул и от голоса Тодоора. — И нашу судьбу тоже сегодня решат.

Впервые за поход всем стало страшно. Страшно не чи собственную жизнь. Страшно от осознания того, насколько человеческое тело ничтожно и беспомощно перед могущественным и неизвестным нам Миром ду­ховных стихий.

Как можно было нам обратиться сейчас к этим си­лам? Только молитвенной просьбой о дозволении прикоснуться, просьбой о помощи и содействии.

И все мы молились... Молились до тех пор, пока по­следние клочья «тумана» не исчезли в кратере семиго­рья. Темнота сгустившейся ночи скоро окутала все во­круг, но прекрасный и загадочный Табын продолжал сверкать мистическим голубоватым огнем, заворажи­вающим взгляд и восхищающим душу. И тогда Тордо­ор снова приступил к какому-то обряду, гадая на буси­нах своих четок, называемых алтайцами эрих. Закрыв глаза, он долго перебирал бусины, а затем резко, слов­но по чьей-то указке останавливался, зажав одну из бусин пальцами. Подсчитав количество бусин от нее до кисточки четок, он недовольно крутил головой и начинал все сначала. Многократно повторив данный ритуал, он огорченно сказал, что местные духи не бла­говолят задуманному нами. Чуть поразмыслив, он по­дошел к арчмаку[6] с провизией, вынул одну из двух оставшихся у нас бутылок водки и откупорил ее. Наши парни недоуменно уставились на старика, еще не до­гадываясь, какая потеря их сейчас ожидает. Но я дога­дался, что шаман, видимо, решил провести обряд сэр- жим, чтобы попытаться задобрить духов. Налив не­много водки в ритуальную чашу, он осторожно поджег ее и, раскачиваясь над бегающими всполохами сине­ватого пламени, начал бормотать молитвы, призывая на помощь своих духов-помощников. Водка поти­хоньку прогорала, но старик снова и снова подливал ее в чашку.

Побросав свои дела, наши парни столпились вокруг шамана, не отрывая глаз от уменьшающегося уровня в бутылке, но все же опасаясь подать хоть один возглас возмущения. А я понял: лучшего доказательства не­пререкаемости авторитета Тордоора в их глазах уже не требуется.

— Тоорэг\ — громко выкрикнул шаман, закончив обряд.

Затем он выплеснул остатки водки из бутылки в сторону морены, под тихий стон участников экспеди­ции, и начал повторное гадание. Теперь он использо­вал небольшие камешки обычной речной гальки, при­несенные из родных мест. То растаскивая их в сторо­ны, то сдвигая в кучки, он многократно пытался «прочесть» в образовывающихся фигурах наши шансы на удачное восхождение, но, увы, ответ, судя по его реакции, все время выпадал отрицательный.

Взяв в руки бубен и ритуальный посох, он молча ушел во мглу высокогорной ночи, явно направляясь к скрипящему телу ледника.

Нет ни водки, ни шамана, загадочная чужая жизнь рядом плюс жуткий холод — настроение у всех сразу упало. «Что ждет нас в этих мистических горах? Допу­стят ли духи к алтайским тайнам? Все ли вернемся до­мой?» — мысленно спрашивали мы себя, лежа в палат­ках.

Проснулись рано и стали подгонять снаряжение. Хотя до рассвета было еще далеко, но это было при­вычным временем для восхождений. Пришел и Тор­доор, молчаливый и донельзя усталый после ночного камлания. Глядя на наши сборы, сухо сказал:

— Идите... Никто не погибнет сегодня, но удача ждет лишь тех из вас, кто общался ранее с горными ду­хами священного Кайласа...

Я вздрогнул: лишь двое из нас бывали на священ­ной горе Тибета и их имена знали все. Однако никто не проронил ни слова, и в шесть часов утра к таин­ственному Табыну вышли все семеро участников экс­педиции.

Преодоление огромных валунов морены отобрало у нас полтора часа, и, когда мы вступили на язык ледни­ка, солнце уже во всю силу освещало его предатель­ские трещины. Мы стали в три связки, причем я и Па­ша, с которым мы когда-то совершали кору[7] вокруг священного Кайласа, не сговариваясь, связались вдво­ем и пошли первыми. Трещины были жуткие, но дело привычное, погода безветренная, ясная и довольно те­плая, поэтому мы хоть и медленно, но продвигались вверх...

Однако когда вошли в своеобразную «дверь», то есть в ущелье, рассекающее горное кольцо, то внезап­но очутились в сплошной пелене плотного тумана, на­глухо запирающей его. Ноль видимости впереди, ноль видимости под ногами. Ни один нормальный альпи­нист не пойдет по леднику в таких условиях. Огляну­лись назад, но и там не видно ничего, даже идущих следом связок приятелей. Проверили приборы — не работают ни рация, ни спутниковый навигатор.

Успокоились насколько можно и, ощупывая лед­ник шестами, осторожно двинулись вперед, надеясь, что выше тумана не будет. Через десяток минут едва не улетели в трещину и окончательно остановились, чув­ствуя полную беспомощность и безысходность. Это была явная ловушка природы, и она сработала, сведя все наши шансы к нулю.

Какой-то ступор овладел рассудком, и мы молча сидели, спина к спине, чувствуя, как сырой холод по­тихоньку становится хозяином наших тел, и ждали, сами не зная чего. Дремота тянула вниз веки и убаю­кивала разум, отчего на душе постепенно становилось все спокойнее и безразличнее...

Внезапно что-то толкнулось в мое сознание. Я с трудом приоткрыл глаза и вдруг различил в тумане, неподалеку от себя, неясную фигуру какого-то стари­ка в длинной белой шубе, с белой же бородой и посо­хом в руках. Он приветливо улыбался и манил меня за собой. С трудом поднявшись, я растолкал полусонно­го, ничего не понимающего напарника, и мы пошли дальше вверх, следом за стариком, даже не глядя под ноги.

Через короткое время зона тумана закончилась так же внезапно, как и появилась. Мы стояли в лучах яр­кого солнца, на огромном леднике, лежащем в середи­не горного кольца Табын-Богдо-Ола, а в километре перед нами высилась сверкающая шапка его централь­ной вершины. Пятерых наших товарищей нигде видно не было, молчали и их рации...

Подробности подъема на главную вершину могут заинтересовать лишь альпинистов, поэтому я не буду о них рассказывать. Вершина эта, высотой 4104 м, пред­ставляет собой большой купол, покрытый сплошной, толстой и полупрозрачной шапкой звенящего «буты­лочного» льда.

Она расположена практически в самом центре гор­ного кольца-узла, состоящего еще из шести вершин от 3500 до 3800 м. От наружных стен горного ожерелья в разные стороны отходят мощные гряды трех скали­стых хребтов. Они-то и являются как географически­ми, так и государственными границами сопредельных стран.

Мы с Пашей почти одновременно поняли, что ве­личественная картина строения горного узла Табын- Богдо-Ола почти в точности напоминает нам другой горный узел планеты — священный Кайлас в окруже­нии своих скал-лепестков. Да и само плато Укок не раз уже навевало нам воспоминания о Тибете. Те же высо­когорные и угрюмые мрачные просторы, те же могиль­ники и чортены. Та же историческая судьба. Та же ми­стика вокруг.

Что это? Еще одно «чрево» нашей живой планеты? Опять загадка...

Вроде бы цель достигнута: стоим на вершине свя­щенного Табына.

Но где же ответы на все наши вопросы? Где отгадки алтайских тайн? Желанный «ключ» под ногами, но где дверь, за которой хранится истина?

Кое-что стало проясняться. Стоя на вершине, я по­нял, почему тогда, на перевале, Тордоор назвал свя­щенное семигорье словом Дом.

Ну конечно же! Ведь передо мной гигантское при­родное обрядовое пространство! Горное ожерелье — это священное-кольцо, или Круг Силы на юге его, как положено, располагается «Дверь»; шесть вершин — это толгожины (стражники-онгоны).

Да! Здесь все как принято у шаманов.

Так вот, оказывается, откуда они переняли законы построения обрядового пространства, позволяющего

проникать в иные миры! Сама матушка-Земля научи­ла их!

Но ведь самым священным местом Круга Силы яв­ляется его центр, олицетворяющий Гол. Значит, мы с Пашей сейчас, в своей физической реальности, стоим на том месте, где в реальности духовной растет Тургэ — символическое Мировое древо, соединяющее своими корнями, стволом и ветками Нижний, Средний и Верхний духовные миры!

Но как проникнуть в иную реальность? Как вос­пользоваться мистическим Древом, чтобы путеше­ствовать среди загадочных миров в поисках тайны «принцессы Кадын»? Кто здесь хозяин? Какие силы камлают в обрядовом пространстве, созданном самой планетой?

Все наши надежды теперь связывались только с мо­гуществом Тордоора, и мы поспешили в лагерь.

К закату мы успели спуститься вниз. К счастью, все участники экспедиции были живы. Их связки двигались в тумане по леднику пять часов и вдруг снова вышли за пределы горного кольца. Гора выгнала их из своего чрева. «Дойдет лишь тот, кто позван», — вспом­нились мне слова Николая Рериха.

Выслушав рассказ о белом старике, спасшем меня и Пашу, Тордоор сказал:

— Вам помог Алтай-ээзи. Это дух — хозяин Алтая, глава над всеми его духами. Он всегда благосклонен к

людям, если те живут по законам природы. И только его покровительство спасло вас от западни охранни- ков-толгожинов.

Пятеро неудачников долго уговаривали шамана провести более мощный обряд и испросить-таки для них доступ на вершину Табына. За плечами у них был опыт восхождений на многие семитысячники плане­ты, и провал на нынешней «вершинке» их всерьез обо­злил.

Тордоор проснулся, молча постоял рядом с нами и стал выкладывать дрова для костра. Никогда не поль­зуясь спичками, он достал кресало, кремень и стал вы­секать искры на мягкий трут из пушистой травки. Трут занялся, и старик стал размахивать им, призывая жи­вой огонь в гости к усталым путникам.

Костер радостно затрещал, словно радуясь привоз­ным дровам. Он щедро обдавал нас волнами приятно­го тепла, снимая тяжесть с тела и груз с души.

Эхма, была бы жизней тьма! — воскликнул кто-то.

Будет. Но и в этой еще не все потеряно, — про­бурчал Тордоор.

Мы насторожились: что он имеет в виду? Присни­лось ему что-то?

Надо всем вам принять участие в обряде камла- н и я вместе со мной. Может быть, тогда и получите, допуск к горе и ее тайной жизни. Я не знаю, чем все

это может закончиться, но это ваш единственный шанс...

Никто не возразил ни слова, и шаман стал готовить­ся к обряду. Он надел свой костюм-упсиэ и притушил костер. Разместив нас вокруг тлеющих углей, он бро­сил на них несколько веток припасенного можжевель­ника, устроив дымокур. По примеру шамана мы гнали священный дым ладонями к своему лицу, макушке, груди, словно купаясь в нем. Окуривая тело, каждый трижды повернулся вокруг себя, глубоко вдыхая горь­коватый запах. Слегка закружилась голова, мы стояли, будто покачиваясь в волнах приятного дурмана...

Велев всем сесть, Тордоор достал свою трубку и на­бил ее какой-то травой из кисета черной овчины. Он раскурил трубку и пустил ее по кругу, сказав, чтобы каждый из нас сделал из нее по нескольку затяжек. Дым был сладковатым и хорошо мне знакомым. Cannabis sativa (коноплю) издревле используют шама­ны в разных частях света.

Все видимое вокруг словно поплыло перед глазами под легкий звон невидимых колокольчиков. Хотелось встать и выйти из своего, мешающего двигаться тела. На счастливых лицах товарищей я читал радостное возбуждение и готовность к действию. Мы встали и, взяв друг друга за руки, повели круговой танец-хоровод вокруг костра...

А шаман уже плясал на его мерцающих в ночи углях, наращивая темп ударов по бубну и птичьим клекотом выбрасывая из горла какие-то странные призывные слова-звуки:

Э-o...o...o... Ху-лы...ы...ы... За-а...а...а...

То хрипом, то шепотом, то утробным кряхтением, то звенящим криком он будто пел кому-то свою пес­ню, на только ему одному понятном языке. Подняв бубен над головой, шаман все быстрее орудовал коло­тушкой, а потом завертелся в полном неистовстве. Шнурки и веревочки на его одеянии, разлетевшись в стороны, превратили фигуру в фантастический, полу­прозрачный темный волчок, грохочущий и вопящий в дыму костра, разбрасывающий огненные искры углей под наши ноги.

Все быстрее мчались и мы вокруг него, уже не чув­ствуя под собой твердой опоры и не ощущая уже ниче­го: ни времени, ни пространства, ни самой жизни те­ла. Исчезло все, кроме вечного движения...

Сейчас! Сейчас мы раскрутим внутреннюю энер­гию священного круга, и она вольется в гол шамана! Сейчас его конь-ветер понесет исступленного седока в путешествие по невидимым мирам!

Сейчас!.. Сейчас!.. Сейчас!..

Хурай!.. Хурай!.. Хурай!..

Волчок тела шамана вдруг засветился мерцающим голубоватым светом, превращаясь в какое-то верете­нообразное облако. Вверх и вниз от него тянулась свер­кающая ось. По ней от отца-Неба и от матушки-Земли к сердцу кама* полились потоки таинственной боже­ственной силы. И там, где они встретились, вдруг вспыхнул красный огонек. Он разгорался все ярче и ярче, вырастая в размерах, и наконец вспыхнул ярким неземным пламенем, обдавшим светом и наш хоровод.

Внезапно из этого таинственного огня вдруг воз­никло огромное и величественное дерево. Его девять могучих ветвей простирались в невидимую бесконеч­ность, а вершина терялась в поднебесье.

Оглушительный грохот бубна прервался на самом звенящем крике шамана, и все мы рухнули наземь в полнейшем изнеможении...

Падая в туманное забытье, я еще видел, как двой­ник шамана все выше и выше взбирается по веткам вселенского Древа, исчезая в пространстве миров и моем сознании...

— Вставай! Нам пора идти! — тряс меня за плечо Тор­доор.

Я с трудом осознавал действительность, слыша, как от теребит и других членов экспедиции. Непонятно, как долго длилось камлание, но сейчас была глубокая ночь, а шаман поднял всех и велел собираться.

— Я вернулся за вами. Точнее, мы все вместе бу­дем там следующей ночью, а потому нужно успеть засветло подняться на вершины Табына. Вам, — ска­зал он ребятам, — разрешили подняться только на вершины священного кольца. Мы же с ним, — и он указал на меня, — проведем шаманское путешествие в поисках души той, кого называют принцессой Ка­дын, с центральной горы... Но вы все будете участво­вать и в этом камлании. И каждый увидит и почув­ствует то, к чему открыта его душа. Не бойтесь за­мерзнуть в ночных горах. Опасайтесь быть там слепыми и глухими, ибо эта ночь будет пиком вашей жизни... И ради нее каждый из вас должен будет со­вершить невозможное. Опасность чрезвычайная, но не думайте о смерти. В жизни человека бывают ми­нуты, которые стоят всего остального его пути. Эти минуты ждут вас!

То, что мы должны были сделать, выходило за гра­ни разумного. Нужно было снова по морене и леднику войти в горное кольцо, а затем разделиться. Мы с Тордоором поднимемся на Табын, а шестеро моих това­рищей должны в одиночку засветло подняться на каж­дую из остальных вершин семигорья.

И как только скроется солнце, мы начнем священ­ный обряд допуска. Каждый, находясь на своей вер­шине, должен будет медитировать, играя на варгане. Все остальное произойдет так, как должно произойти. Тордоор подарил нехитрый инструмент каждому из нас, и мы пошли...

Я не чувствовал ни трудностей подъема, ни холода. Озноб возбуждения непрестанно бил тело до самой вершины, напрочь отметая все чувства. К закату мы были на месте и стали готовиться к обряду. Тордоор разложил жертвенные подношения из еды и напитков, разжег под камнями курильницы. Последние лучи солнца уходили, забирая с собой остатки тепла, и я с трудом представлял себе наши шансы выжить в усло­виях ледяного мрака высокогорной ночи, хотя пока и было до странности безветренно.

«Успели ли товарищи подняться на свои вершины? Каково им там, в одиночку-то?» — думалось мне.

И вдруг, словно отвечая на мои мысли, с одной из вершин запел варган.

И тут же за ним — второй, третий, четвертый... Ми­нута, и уже со всех шести вершин зазвучали призыв­ные звуки волшебных инструментов! Это было каким-то чудом! Ведь каждого исполнителя отделяло от нас расстояние от одного до трех километров, а голоса ти­хих варганов звучали так ясно, что можно было выде­лить из фантастического оркестра каждый из них! Да и какие это были звуки! Никогда в своей жизни я не слышал ничего подобного!

Но кто и когда научил ребят такому мастерству? Ведь они прежде и в руках не держали шаманского ин­струмента?

Это кай-ээзи пришли к ним на помощь, — сказал Тордоор. — Хороший знак для всех нас. Мы допущены и приняты под защиту. Пора начинать обряд.

Голоса наших с ним варганов вплелись в тягучую сеть мелодии, раскинувшуюся над священным семигорьем. Она словно тянулась от его кольца к центру магического пространства, откуда уходила в беспре­дельную высь...

Я уже видел этот мерцающий поток призывных ви­браций и не сводил с него зачарованных глаз. Скоро он стал переливаться искрящимся золотым сиянием, превращаясь в огромный полупрозрачный столб не­земного света. Поток этот шел уже сверху вниз по на­шей музыкальной канве, словно вселенский отклик нашему зову.

Небесный сияющий столб вдруг стремительно за­кружился и стал разворачиваться в огромную воронку, почти касающуюся своей золоченой вершиной ледя­ной шапки Табына. Скоро вращение замедлилось, и перед моим изумленным взором предстала невообра­зимая золотая гора. Ее бескрайнее основание терялось и безбрежных просторах небесного свода, а вершина была совсем близко от нас. Более того, она медленно опускалась вниз, навстречу вершине Табына, и совсем скоро они соединились...

Огненная вспышка озарила все вокруг, заставив ме­ня закрыть глаза. А когда они открылись, я не узнал ничего, что было прежде вокруг. Это был совсем иной, поразительно невероятный мир. Сияющий неземной с нет вдруг превратил ночь в ослепительный день. В его лучах блистали ледяные шапки всех шести вершин священного горного ожерелья. А на каждой из них ве­личественно восседали огромные, полупрозрачные фигуры богов Верхнего мира. Я поочередно узнавал в них сыновей великого Ульгеня.

Вот сидит могучий Каршит, умеющий творить лю­дей и скот, двигать солнце и луну, дробить на куски крепчайшие скалы. На соседней вершине высится фи­гура главного управителя людских судеб, отважного богатыря Майдере. Это он сотворил из камыша и гли­ны первую женщину на земле. Далее восседает непо­бедимый богатырь Мангдышире. Он сверг под землю зловредных Керей-Кана и Бий-Караша, а затем и са­мого владыку Царства мертвых — великого Эрлика. Вот пророк настоящего и будущего, хранитель челове­ческих душ, верховный творец жизни и смерти — му­дрый Дьайачи.

А вот и тот, кому камлал Тордоор в день нашего знакомства: защитник и покровитель человечества Дьайык. В его ведении и обновление природы, и уро­жай, и приплод. И замыкает мистический круг глава всех сверхъестественных помощников каждого шама­на, покровитель камов Каракушкан.

Глубокая медитация покрывала небесных братьев. Могучи и многоопытны боги Верхнего мира. Но все они застыли, склонив головы перед всесильным от­цом своим, верховным божеством, создателем и творцом всего сущего, великим демиургом Ульгенем.

«Но где же он? Ведь его место у алтаря вселенского обрядового пространства, — спрашивал я себя. — Он должен быть там, где находится центральная вершина Табына!»

И тут с благоговейным трепетом и мистическим ужасом я осознаю, что Вседержитель находится надо мной, вокруг, внутри и снаружи меня. Что я — толь­ко маленькая пылинка у подножия его золотого тро­на! Я не вижу его целостного образа, но явственно испытываю поразительное ощущение себя в Боге и Бога в себе! Мы едины с ним сейчас. Я хоть и ни­чтожная, но полноценная частица своего небесного Отца! Он спустился в наш Средний мир на вселен­ское камлание великих богов! Он теперь со мной, и я с ним!

«Посмотри, — прозвучал у меня в голове голос Тор- доора, — как стремительно несутся по склонам золо­той горы воды могучего Долбора. Это река мирового сознания. Миллионами ручейков вливаются в нее от­дельные сознания всех существ. Далеко в Верхнем ми­ре, у самой оконечности Мирового древа, лежит ее ис­ток. Принимая в пути притоки сознания, Долбор ско­ро становится могучей стремниной, несущей духовные йоды в преисподнюю Нижнего мира. Нам с тобой предстоит путешествие по великой реке мирового со­знания, в поисках души принцессы Кадын. Но начать его можно, лишь отыскав истоки рек наших собствен­ных сознаний. По ним мы и вольемся в мистические воды всеведущего Дол бора...»