Библиотека уральской государственной сельскохозяйственной академии «русское качество жизни» серия социально-гуманитарного образования некрасов С. Н
| Вид материала | Документы |
- Библиотека уральской государственной сельскохозяйственной академии «русское качество, 5173.87kb.
- Библиотека уральской государственной сельскохозяйственной академии «русское качество, 6234.43kb.
- 80 лет уральской государственной юридической академии, 859.24kb.
- Книга глазами детей» в рамках Международной акции «Спасти и сохранить», 168.52kb.
- Локальные интернет-сообщества крупного российского города: социально-стратификационный, 371.86kb.
- Оценка качества общего образования: институциональный подход, 449.54kb.
- Ф. Н. Сафиоллин д с. Х н., профессор, заведующий кафедрой сельскохозяйственной мелиорации, 242.35kb.
- Региональная модель государственной молодежной политики: опыт социологического анализа, 406.39kb.
- Субетто А. И. «Качество непрерывного образования: логика развития и проблемы», 895.22kb.
- Качество жизни населения как показатель эффективности социально-экономического управления, 299.65kb.
Культ логического позитивизма был приведен в движение в ХХ в. людьми группирующимися вокруг трех фигур - Э. Маха из Венского кружка и Р. Карнапа, а также британского радикального эмпирика Б. Рассела. Из их рук вышли мифы кибернетики, системного анализа, информационного общества, новой экономики и информационной экономики. В конце века посеянное взошло и возник некий коллективный Фауст, признающий свою вину и громко стенающий по всей виртуальной сети о необходимости остановить прогресс пока не поздно. Призывы Рассела и Сцилларда к превентивной ядерной войне против социализма вытекали из идеи созданной в 1938 г. Ассоциации за унификацию наук на базе Филадельфийского университета Пенсильвании.
Проект Рассела объединил усилия М.Мид и бывшего германского коммунистического интеллектуала К. Корша, лидера франкфуртской неомарксистской школы М. Хоркхаймера в единый долгосрочный подрывной проект «кибернетики», который как троянский конь под влиянием Д. Лукача проник в США, а через К. Корша (посредством его советов И. Сталину) – и в СССР. В европейской культуре таким троянским конем пропаганды кибернетического проекта была программа К. Левина в Массачусетском технологическом университете, в том числе и секретная программа ЦРУ МК-Ультра по управлению поведением человека и созданию искусственного интеллекта. Культурные пессимисты - в широком диапазоне от З. Фрейда до К. Ясперса - подорвали классическую форму современной иудеохристианской цивилизации, сушествующей с ХVII в., - на этом фоне возникло зловещее понятие Винера и фон Неймана – «искусственный интеллект».
Г. Лейбниц создал проект первого арифмометра, но его « мировая предустановленная гармония» не предполагала существование искусственного интеллекта. В обожаемом кибернетиками «Прекрасном новом мире» ярого сатаниста О. Хаксли машины уже превосходят человека, а в оруэлловском ночном кошмаре они приходят к управлению на глобальном уровне. Участники сталинской антикибернетической компании были, в сущности, правы в своих инвективах образца 1949 г. Так, известный уральский философ и культуролог Л.Н. Коган совершенно напрасно всю жизнь переживал свое участие в полемике против кибернетики – летом 1991 г. этот его комплекс выразился в участии в массовой сдаче партийных билетов учеными Уральского госуниверситета. Правда, в последние годы жизни он признавался, что явно поторопился с этим шагом в стихии коллективной истерии интеллигенции. Философы в ходе критики кибернетики как «лженауки» аргументировано утверждали только то, что принципиально нельзя моделировать разум, ибо такое моделирование означает воспроизведение психического и даже социального (высших форм существования материи) с помощью низших форм физического и механического происхождения.
Фаустовский аргумент Джоя вытекает, таким образом, из позитивистского основания неизбежности замены человека машинами - отсюда и новейший луддит Кашинский, рассылающий бомбы в научные центры. Очевидно, что современный коллективный Фауст и его зеркальное отражение – индивидуальный пока «король Лудд» - порождены дегенеративной формой научного мышления, соединенной с оккультистскими иррациональными воззрениями западной цивилизационной парадигмы. Научная философия устраняет в общественном сознании вообще и в менталитете ученых в частности технофобии и компьютерный аутизм, являющиеся следствием последней терминальной стадии постиндустриального общества. Бывшие апостолы технологической революции призывают вернуться назад, пока не стало слишком поздно. Что видят они в будущем? Роботы-убийцы, смертоносные микробы и генетически измененные продукты (джанк-фуд, или хлам-пища), компьютеры, вышедшие из-под контроля человека. Все это технофобия в худших традициях постиндустриального общества, в котором производительные силы выходят из-под контроля разобщенного человечества.
44. Два лика глобализации и заговор «анти-Давоса»! Буржуазия в первый революционный период своего развития совершила радикальный переворот: она создала всемирный рынок и соединила разорванные уголки мира воедино. Уже в 1847 г. констатировалось, что буржуазия при этом уподобилась волшебнику, вызвавшему заклинаниями подземные силы и не способному справиться с ними – причем у волшебника не просто отсырела борода как у сказочного Хоттабыча, попавшего с ковром-самолетом в бассейн бывшего крымского дворца – курорта для трудящихся, сам он превратился в Хоттаба, реализующего на практике «конфликт цивилизаций» - уничтожение трудящихся всех народов, с тем чтобы как-то уйти от глобальной катастрофы капиталистической цивилизации. Такова аксиоматика хрестоматийной оценки чрезвычайно революционной роли буржуазии в развитии мира Нового времени – с этой оценкой соглашается в своей «Динамике капитализма» основатель школы «Анналы» Ф. Бродель. Можно назвать также множество имен классиков обществознания: в широком диапазоне от В. Зомбарта и М. Вебера до П. Сорокина.
За постсовременную историю положение волшебника мало изменилось – к жизни были вызваны две мировые войны, провалились все крестовые походы и религиозные войны против коммунизма. Глобализация мира сделала производство и потребление поистине космополитическим. А дешевые цены товаров – вот та тяжелая артиллерия, которая и поныне разрушает все китайские стены за исключением разве что стен остатков мировой системы социализма в виде Китайской Народной Республики. Вольный пересказ известного фрагмента «Манифеста» заставляет нас поставить вопрос, на который Маркс и Энгельс, увы, не могли дать полный ответ в силу неразвитости общественных отношений и неясности ближайшей перспективы развития. Как мировой буржуазии удается справиться с разнообразными кризисами собственной глобализированной жизни?
Нынешние борцы с «реальной доминацией капитала» в связи с упомянутыми кризисами почему-то находятся в ступоре и горько стенают по поводу полной и скорой и неизбежной победы противного им капитализма. Они полагают, что следует предаваться ламентации и впредь и ожидать низшей точки падения, после чего все должно наладиться само собой по традиционному закону рождения космоса из хаоса. В этом отношении их убеждения напоминают, с одной стороны, античное представление о героях сражающихся с роком («людях длинной воли», в данном случае), с другой, они напоминают сектантов Миллениума, искренне верующих в то, что человек – «тварь Бога» и Господь промыслом своим разделил историю на ровные тысячелетние интервалы, в конце которых нам уготован эсхатологически неизбежный конец света.
Полный абзац или занавес, по-традиционному, озаглавленный «финис мунди». От этого заглавия мурашки по коже бегают, хотя с точки зрения научного мировоззрения ничего страшного в том, что человечество погибнет, нет: человечеству по силам уничтожить себя, но не по силам уничтожить жизнь! Последняя возникла вместе со структурированием неживой материи и глубоко укоренена в ней как всеобщая функция саморазвития и отражения. Так что ни «финиса», ни «финиты» – мир бесконечен и мировой закономерный процесс вновь воссоздаст социальную форму материи и разум. Впрочем, новые борцы с капиталом – люди верующие и даже воцерковленные и, стало быть, посвященные в тайну замысла творца и неизбежность гибели Катехона – социализма как последнего «удерживающего» от постисторического времени мир. Отсюда и трагизм всего традиционалистского мировосприятия.
Печальники глобального рыночного «конца истории» надеются на «новый социализм» как хаотически возникающую альтернативу этому концу. Но они не видят, что этот оздоравливающий хаос антимондиалисткой амальгамы сил является продуктом глобального моделирования по сценарию управляемой катастрофы, где реальное мировое правительство руководит организацией религиозных войн, открытием и закрытием региональных рынков, приведение к покорности национальных правительств.
45. Глобальная капиталистическая система: капиталистическая угроза! Катастрофа глобального капитализма, действительно, управляется и даже Д. Сорос признает ошибочность своего прогноза, поименованного по-капиталистически парадоксально «Капиталистическая угроза». Ведущий капиталист предупредил мир таким названием своей статьи из The Atlantic Monthly за февраль 1997 г. В ноябре 1998 г. у него вышла книга под названием «Кризис глобального капитализма. Открытое общество в опасности». В последней же книге Сорос сообщает об ошибочности своих оценок перспектив глобального капитализма и классифицирует свои ошибки так: во-первых, он недооценил «способность финансовых властей предотвратить катастрофу, когда она стала представлять угрозу для центра глобальной капиталистической системы». И далее: получилось, что Федеральная резервная система США «с успехом предотвратила крах американской экономики, в то время, как Международному валютному фонду не удалось защитить экономику стран периферии, только лишний раз продемонстрировал это обстоятельство» .30
Вторая ошибка капиталиста-филантропа состояла в том, что он не учел роли научно-технической революции, благодаря которой «центру удалось перевалить основной груз проблем на периферию». Он пишет: «Бум Интернет-компаний на Западе совпал с крахом развивающихся рынков. Как я мог этого не заметить? Меня ввел в заблуждение тот факт, что аналогичные технологические прорывы – появление железных дорог, изобретение электричества и телефона – имели место в ХIХ в., который тоже можно назвать эпохой глобального капитализма. Но ведь и в то время технологические эпохи вызывали как подъемы, так и спады. И это было главной ошибкой моего анализа, ошибкой, которую я не имею права ни забывать, ни замалчивать, ибо тогда я погрешу против исторической правды. Впрочем, я готов честно ее признать».31 На чем же настаивает Сорос в ходе самокритики в своей последней книге? Он стремится продемонстрировать ошибки рыночного фундаментализма и установить принципы открытого общества.
Первый тезис Сорос доказывает тем, что демонстрирует – «социальная справедливость находится вне пределов компетенции рыночной экономики…В результате, оказывается необходимым политическое вмешательство в экономику, которое позволило бы поддерживать стабильность и уменьшить неравенство».32 Беда же в том, что сами политические решения оказываются еще более несовершенными, чем рынок и это наблюдение дает самый мощный аргумент в пользу свободного рынка, которым рыночные фундаменталисты постоянно злоупотребляют. Эти экономические фундаменталисты вообще могут быть сравнены с религиозными ревнителями-фундаменталистами (ваххабитами, например, которых нормальные мусульмане Дагестана и Чечни уничтожают собственноручно как «бешеных собак»). В результате «аргументация фундаменталистов, быть может, и хороша для совершенного мира, но для субоптимального она непригодна»33.
Далее, Cорос сообщает, что он окончательно запутал читателей своим термином «открытое общество», поскольку использовал его в трех различных смыслах. Во-первых, он отождествил открытое общество с состоянием, близким к равновесному. Во-вторых, он сообщил, что открытое общество – лишь идеал, к которому можно приблизиться, но который недостижим в реальности. Эти утверждения противоречат друг другу и нарушают второй закон логики (закон противоречия), а также первый закон (закон тождества – иметь в виду в ходе рассуждения под одним и тем же одно и то же). Далее Сорос собирается нарушить третий закон – закон исключенного третьего, по которому «третьего не дано». Поэтому он вводит третье понимание, по которому открытое общество есть цель, и к ней надо стремится. Чем это отличается от коммунизма? «Наша цель - коммунизм!», «Вперед, к коммунизму!» - такие лозунги украшали наши города много лет. Чем это отличается от линии горизонта? Существует ли открытое общество в реальности или является идеалом? Очевидно, это и то, и другое, и это весьма необычный идеал – граница и безграничность.
Мир вообще не имеет границ, идет постепенная отмена искусственного разделения мира по линии границ. Границы окрашены кровью и люди привыкли чувствовать себя собственниками, говоря «Моя страна», «моя машина, мой дом». Существует мобильная связь без границ, «врачи без границ», «Информация без границ», спутниковое вещание без границ. Когда-то в немецком языке понятие иностранец совпадало с понятием нищий. Очевидно, что интеграция возможна только при повышении уровня жизни. Однако западные демократии, по Соросу, не могут быть названы открытыми обществами, поскольку достижение этого общества не признается их важнейшей целью и универсальным принципом, а в основе международных отношений все еще лежит принцип национального суверенитета. В свете сказанного ключевой проблемой современности, по Соросу, является проблема совместимости концепции открытого общества с принципом национального суверенитета.
Дело в том, что открытое общество как универсальная идея, скрыто предполагает принципы свободы, демократии, верховенства закона, права человека, социальную справедливость и социальную ответственность. Сорос с удивлением сообщает, что «одним из препятствий на пути к принятию открытого общества в качестве общей цели является широко распространенная неприязнь к универсальным идеям. (Сорос почти что коммунист! но это шутка – С.Н.) Я обнаружил это после того, как создал сеть моих фондов, и, честно говоря, меня это открытие удивило». Люди «закрытого общества» поняли все с полуслова и вдохновились принципами открытого общества – они с энтузиазмом стали строить отделения фонда (еще бы – были вложены большие деньги и за дело взялась малая часть народа – диссидентствующая апатридная интеллигенция как некий «малый народ»). И далее Сорос вновь удивляется: «А вот на Западе я встретил меньше понимания. Поначалу я думал, что люди Запада недостаточно сообразительны, чтобы распознать открывшиеся перед ними исторические возможности, но в конце концов вынужден был прийти к заключению, что они совершенно искренни в своем равнодушии к открытому обществу как к универсальной идее и потому не желают прилагать особых усилий, чтобы помочь бывшим коммунистическим странам в осуществлении перемен. Меня ввела в заблуждение пропаганда времен холодной войны. Все тогдашние разговоры о свободе и демократии были в первую очередь пропагандой».34
В ходе демократических реформ в странах бывшего реального социализма идеал открытого общества и там утратил свою привлекательность, поскольку люди были вынуждены вступить в борьбу за выживание и задавали себе вопрос относительно нового открытого идеала – а не цепляются ли они за устаревшие ценности? В результате Соросу пришлось подвергнуть концепцию открытого общества всестороннему пересмотру. Сутью такого пересмотра стало признание обстоятельства, что принцип подверженности универсальных принципов ошибкам также является универсальной идеей.35
Известно, что Поппер был противником определений, он настаивал на том, что следует сначала описать нечто, а потом наклеить на него ярлык и создать «изм». В результате его сочинения были переполнены «измами». На самом деле не следует определять открытое общество, но необходимо создать программу движения к его достижению – движения борьбы с врагами такого общества. Под врагами Сорос понимает не столько государства, сколько бедность, болезни, угрозы окружающей среде.36 Иначе говоря, Сорос воссоздает программу достижения глобального открытого общества как подлинного глобализма. Здесь он «снимает маску» и перестает быть анонимным участником финансового рынка – он начинает говорить о себе как о человеке, который «подорвал Английский банк» и начинает заботиться о моральной стороне становления новой глобальной империи.37
46. Незавершенность и гниение глобального капитализма: скромное обаяние буржуазии и взгляд Сороса! Сорос подчеркивает, что глобальную капиталистическую империю следует сравнить с империей, гораздо более глобальной, чем все существовавшие ранее: «Она управляет всей цивилизацией, а тех, кто находится за ее пределами, считает варварами. Это – империя без территории, поскольку она не обладает суверенитетом и присущими ему атрибутами; в действительности суверенитет отдельных государств – основной фактор, ограничивающий ее власть и влияние. Таким образом, мы имеем дело с империей, практически невидимой и не имеющей формальной структуры. …
Господство рыночных ценностей встречает жесткую оппозицию со стороны разных сил – националистических, религиозных, культурных и интеллектуальных. Звучат слова о новом типе империализма. Американцу или европейцу они, конечно, режут слух, но важно понимать, какие эмоции стоят за такими высказываниями. Ведь глобальный капитализм и его плоды выглядят по-разному, если смотреть на них из центра или с периферии. В отличие от Х1Х в., когда империализм не означал ничего другого, кроме захвата колоний, нынешняя глобальная капиталистическая система по своей сути является практически полностью внетерриториальной, даже экстерриториальной. Территориями управляют государственные институты, которые нередко ограничивают экспансию капитализма.…Как указывали 150 лет назад Маркс и Энгельс, капиталистическая система превращает землю, труд и капитал в товары».38
Однако, по авторитетному мнению Сороса, современный капиталистический режим сложился в 1980 г., «поскольку именно тогда рыночный фундаментализм стал доминирующим идейным направлением в странах центра».39 Этот режим принципиально незавершен, поскольку управляет выполнением лишь экономической функции, доминирующей над всеми другими, а политические и социальные функции по-прежнему остаются прерогативой суверенных национальных государств. Первый глобальный капиталистический режим – колониализм уже был разрушен Первой мировой войной, революциями и Второй мировой войной и сегодня вторжение в сферу государственного суверенитета осуществляется куда более тонкими методами. Именно поэтому Сорос формулирует главную идею своей итоговой книги: «глобальный капитализм в том виде, в каком он существует сегодня, представляет собой незавершенную и искаженную форму глобального открытого общества. Ее слабость коренится в политических и социальных структурах, а не в экономике. Действительно, главный порок глобального капитализма заключается в его излишней однобокости: он делает чрезмерный акцент на получении прибыли и экономическом успехе, пренебрегая соображениями социального и политического характера. Этот тезис особенно верно отражает ситуацию на международной арене. Вера в то, что капитализм и демократия напрямую друг с другом связаны, очень сильна»40
На наш взгляд, ныне в загнивающей глобальной капиталистической системе в ее втором постколониалистском издании все происходит как в Х1Х в., когда в Лондоне британскими спецслужбами было создано эмигрантское «дно» из отдельных национальных секций «молодой Европы»: «Молодая Сербия», «Молодая Германия» и прочие компоненты «зоопарка» тогдашних диссидентов-демократов, выступающих закваской для революций и национальных конфликтов. Сии «великие мужи эмиграции» внимательно изучались классиками марксизма как экспонаты некой уникальной кунст-камеры – «зоопарка» британского лорда Пальмерстона. Нечто подобное происходило в Европе и в эпоху религиозных войн – с 1511 г. (победы Венеции над Камбрейской лигой) до Вестфальского мира 1648 г. Гниющая капиталистическая система находится в последних конвульсиях глобализации и уже нельзя подобно советским диссидентам 70 гг. с усмешкой говорить - «загнивает капитализм, а пахнет хорошо!» – сегодня от постсовременности идет отвратительный смрад! На молодежном сленге это звучит так: «Сильный пахарь!» Иначе говоря, капитализм не трудится, а стрижет купоны – он не пахарь, но пахнет!
47. Рыночный фундаментализм как идеология глобального капитализма: 150 лет актуальности «Коммунистического манифеста»! Глобальный капитализм Х1Х в. был первым периодом свободного движения капитала и этот капитализм был более стабильным. Сорос отмечает, что тогда была единая валюта (золото), ныне три ключевые валюты сталкиваются между собой подобно тектоническим плитам. Если прежде Великобритания проводила свободно свою «политику канонерок» для взыскания долгов и наведения порядка в самых удаленных уголках планеты, то полицейская миссия США в конце ХХ в. столкнулась с многими трудностями в своей реализации. Новая глобальная капиталистическая система, возникшая со второй попытки в 1980 г. (первая рухнула в крахе 1929 г.), опирается на идеологию совершенной конкуренции. Предполагается, что рынки имеют тенденцию к достижению равновесия и этой точке равновесия соответствует наиболее эффективное распределение экономических ресурсов. Всякое ограничение конкуренции снижает эффективность рынков, а потому вводится абсолютное табу на вмешательство в рыночную игру. Такая идеология в Х1Х в. называлась laissez-faire. В ХХ в. возник боле удачный термин – рыночный фундаментализм. Смысл термина в том, что всякий фундаментализм есть фанатизм или вера, доведенная до крайности, которая предполагает универсальное знание и ответ на все вопросы. В Новое время место религиозного фундаментализма занял научный фундаментализм.
В Х1Х в. на статус такой фундаментальной теории претендовал марксизм, в ХХ в. в период постсовременности нового глобального капитализма это место занял рыночный фундаментализм. Свято место пусто не бывает! Однако идеология laissez-faire уже себя дискредитировала, отказ от этой идеологии был результатом Великой депрессии и продуктом появления кейнсианства. Забавно, но Сорос пишет на сей счет нечто совершенно неприемлемое для либералов-рыночников: “В начале пятидесятых, в мои студенческие годы, к идеологии laissez-faire отношение было еще более отрицательное, чем сегодня к государственному вмешательству в экономику. Представить тогда, что идеология laissez-faire может вновь вернуться на свои позиции, было невозможно. Думаю, возрождение рыночного фундаментализма связано уж никак не с его научной обоснованностью, а исключительно с верой в его магическую силу. Президент Рейган говорил о “магии рынка”; “невидимую руку”, действительно, иначе, как магическим инструментом, не назовешь. Фундаментализм – это всегда черно-белая картина мира, его суждения строятся по принципу “или-или”. Если некий экономический тезис признается ошибочным, противоположный ему не может не быть верным. На этом логическом non sequitur построен как марксизм, так и рыночный фундаментализм».40
Далее, Сорос противопоставляет марксизм и фундаментализм по основному показателю: отрицание частной собственности марксизмом соответствует отрицанию государственного вмешательства в экономику. Однако в столь примитивной форме ни марксизм, ни фундаментализм не существуют. Так, Сорос описывает сложнейшие построения М. Фридмана, тонкие математические методы и огромный фактический материал, в которых простым смертным трудно разобраться. Все сложные модели фундаменталистов ориентированы на определение условий равновесия, что явно напоминает, шутит Сорос, средневековые богословские диспуты на тему: сколько ангелов может поместиться на булавочной головке. Однако полное и безоговорочное отрицание марксизма выдает Сороса с головой – он считает, что после краха советской системы влияние марксизма «практически сошло на нет», сам же марксизм дискредитировал себя еще раньше – в ходе эксцессов сталинского режима. Здесь Сорос либо ошибается, либо выдает желаемое за действительное. Относительно деградации рыночного фундаментализма с Соросом следует согласиться – это вопрос конкретный. Еще Ленин подчеркивал, что буржуазным ученым можно полностью верить в конкретных вопросах, однако их следует критиковать за идеологическую слепоту и политическую ангажированность в общих вопросах.
Так, Сорос совершенно верно оценивает феномен глобального капитализма как продукт идеологии фундаментализма: «Рыночный фундаментализм играет определяющую роль в глобальной капиталистической системе. Он направляет действия наиболее успешных ее членов, а его влияние на политику трудно переоценить. Без рыночного фундаментализма о самом существовании глобальной капиталистической системы вряд ли можно было бы говорить. Рыночный фундаментализм стал доминировать в экономике примерно с 1980 г., когда к власти в своих странах пришли Р. Рейган и М. Тэтчер. Доминирующая тенденция, связанная с международной конкуренцией за капитал, сложилась раньше – благодаря двум нефтяным кризисам и развитию оффшорного рынка евровалют, - однако только политические преобразования, осуществленные Тэтчер и Рейганом, обеспечили капиталу и предпринимательству как таковому главенствующую роль. С того времени господствующая тенденция и господствующие субъективные представления только подкрепляют друг друга».41 С такой научной оценкой фундаментализма нам остается только согласиться.
Однако, какова же действительная оценка марксизма на Западе непредвзятыми учеными? К 150-летию публикации «Манифеста коммунистической партии» в США прошла волна восторженных публикаций. Назовем только яркие заголовки этих публикаций: «Маркс был прав»,42 «Следующий мыслитель: возвращение Карла Маркса»,43 «Марксовскому шедевру – 150»,44 ряд статей о рождении «Коммунистического манифеста», новое издание «Коммунистического манифеста» 1998 г., новая интерпретация текста. Известный ученый-историк Э. Хобсбаум пишет, что если бы ему в 1991-1993 гг. сообщили, что 100 миллионов человек погибли в ходе марксистского эксперимента, он бы отрекся от марксизма. Сегодня ученый сообщает, что обстоятельства изменились и всем нам надо менять точку зрения. Во-первых, данные о 100 миллионах жертв И. Горовица завышены и ангажированы, во-вторых, массовые убийства времен Сталина, Мао и Пол Пота есть «особый вид случайности». Такие же массовые случайные убийства происходят от рака, от курения. Однако следует согласиться с тем, что было 15-20 миллионов жертв. О чем свидетельствуют эти данные? Они говорят о том, что эти утраты исторически оправданы и что рождение нового мира происходит в страшных муках и требует величайшего напряжения. Именно поэтому Хобсбаум в ответ на вопрос о своей приверженности коммунизму сегодня, после кошмаров капиталистической глобализации и постсовременности говорит, что он марксист!45