Антология мировой философии в четырех томах том з
Вид материала | Документы |
- Философское Наследие антология мировой философии в четырех томах том, 11944.29kb.
- Антология мировой философии: Античность, 10550.63kb.
- Лейбниц Г. В. Сочинения в четырех томах:, 241.84kb.
- Собрание сочинений в четырех томах ~Том Стихотворения. Рассказы, 42.25kb.
- Собрание сочинений в четырех томах. Том М., Правда, 1981 г. Ocr бычков, 4951.49kb.
- Книга первая (А), 8161.89kb.
- Джордж Гордон Байрон. Корсар, 677.55kb.
- Антология мировой детской литературы., 509.42kb.
- Собрание сочинений в пяти томах том четвертый, 3549.32kb.
- Готфрид вильгельм лейбниц сочинения в четырех томах том , 8259.23kb.
Учения, относимые к этому периоду истории немецкой фило-софско-социальной мысли, охватываются хронологическими рамками полутора веков, — от выступлений спинозистов В. Чирнгауза, Ф. Штоша, Т. Лау и И. X. Эдельмана в конце XVII — начале XVIII в. и лейбнице-вольфианской школы XVIII в. до революционного демократизма Г. Форстера в конце XVIII в. и утопического социализма А. Эйнзиделя и К. Фрелиха начала XIX в. Во второй половине этого периода параллельно просветительскому движению развивалась немецкая классическая философия, черпавшая из него инспирации («докритический» Кант), а затем подвергшая его критике (Шеллинг и Гегель), причем критика обратилась не только против эпигонов, вроде «берлинских просветителей» X. Ф. Николаи и М. Мендельсона, но и против общей мировоззренческой основы этого течения.
Характерными особенностями в общем довольно пестрого и противоречивого философского движения немецких просветителей были деизм (Штош, Г. С. Реймарус), склонность к пантеистическим построениям (Чирнгауз, Лессинг, Гердер, Гёте), историзм и стихийная диалектика (Винкельман, Лессинг, Гердер, Эйнзиделъ, Гёте), распространение естественнонаучных идей (К. Ф. Вольф, М. Вейкард, X. Вольф, «докритический» Кант). Следует подчеркнуть повышенный интерес к моральной проблематике и нравственному истолкованию религии (Лессинг и др.), а также значительную роль просветителей в развитии немецкой литературы и эстетики (А. Ваумгартен, Винкельман, Лессинг, Гёте, Шиллер), причем разбуженные ими литературно-художественные потенции влились затем в движение «Бури и натиска».
Собственно материалистические учения в немецком просветительстве не доминировали, но были представлены в нем воззрениями ряда мыслителей—К. Л. Кнебеля, Г. Форстера, а также проповедниками атеизма М. Кнутценом, И. Г. Шульцем и К. Кно-блаухом. Из среды просветителей выделились, с другой стороны, его противники интуитивисты Гаман и Якоби, ратовавшие за «непосредственное познание» (см. раздел «Иррационализм»).
В данный раздел не включены работы ранних немецких спинозистов, а равно и X. Вольфа (1679—1754), произведения
45
Которого в значительной Мере тяготеют к Метафизическим построениям предшествовавшей эпохи, соединяя в рамках своеобразной конструкции протестантской неосхоластики Декартов рационализм с логической стороной онтологии Лейбница.
Раздел составил А. В. Гулыга. Пояснительные тексты И. С. Нар-сксго. Фамилии переводчиков указаны в кратких справках об отдельных мыслителях.
КНУТЦЕН
О жизни Маттиаса Кнутцена (Knutzen, род. около 1645 г.) известно мало. Он изучал теологию, затем выступал с проповедями и поучениями, много путешествовал и менял местожительство, возможно, из соображений безопасности. Вышедший из народной среды, он выразил настроения социального протеста, зревшие в широких низах, став провозвестником Просвещения. В одной из своих листовок Кнутцен назван вожаком организации «совестливых», но о последней не сохранилось никаких определенных сведений.
Листовка Кнутцена «Дружеские пожелания друзьям от друга» («Amicus Amicis Arnica!», 1674) впервые публикуется на русском языке в переводе с латинского Е. Г. Вайсберг по ее воспроизведению в кн.: М. Knutzen. Flugschriften und andere zeitgenossische sozialistische Schriften. Berlin, 1965.
ДРУЖЕСКИЕ ПОЖЕЛАНИЯ ДРУЗЬЯМ ОТ ДРУГА!
Нередко я весьма удивлялся, как это происходит, что [помазанные] христиане, словно смазанные' колеса, спорят друг с другом и ссорятся вновь и вновь; теперь же я этому больше не удивляюсь, ибо сам удостоверился в том, что каноны и основы, изложенные в Библии, глубоко противоречивы и шатки. Ведь я могу привести этому бесчисленное множество примеров как из книг Ветхого завета, так и из книг Нового завета, однако я опасаюсь, как бы чрезмерным количеством аргументов не вызвать у читателей тошноту, поэтому я приведу их немного, чтобы читатели могли их лучше оценить. Я здесь ничего не скажу о числах, приводимых в 12 кн. Царств, VII, 26, и во 2 кн. Паралипоменон, IV, 5, которые (насколько я могу судить) противоречат друг другу; ничего не скажу и о героях Библии; если, например, сравнить кн. Бытия, XXVI, ст. 34, с кн. Бытия, XXXIV, ст. 2, то там Васе-мафа, жена Исава, названа дочерью Илона Хеттянина, а здесь — дочерью Исмаила. Умолчу я и о том, что в разных местах Библии одно и то же разрешается и запрещается; так в Евангелии от Матфея, XIX, ст. 5, сказано, что человек прилепится к жене своей, а в книге пророка Малахии, II, ст. 16, сказано, что человек должен отпустить жену свою. О подобных и о других вещах я ничего не скажу, однако я не могу устоять, чтобы не сказать следующее: эти поистине лесбийские каноны христианской веры звучат точно расстроенные струнные инструменты. Так, многократно повторяется утверждение, что мертвые воскреснут, каковое мы охотно оставляем христианам tojn amphojn3; так, им придется
46
согласиться с нами в том, в чем их собственные каноны согласны с нами, а именно: мертвые не воскреснут; это отчасти cata reton4, отчасти cata dianojan6, что совпадает с toi retöi6, выражено в следующих местах: кн. пророка Исайи, XXVI, ст. 14; Псалтирь, LXXXVIII, ст. 11, и LXXVIII, ст. 40; кн. Экклезиаста III, ст. 19; КН-. Иова, 14, ст. 12, и в других местах. Поистине то, что некогда этот помазанный Брейденбах, помазанный по своему желанию7, сказал в своих путевых заметках об истории турецкого корана, мы можем без ущерба для справедливости прим'енить и к священному, т. е. достойному хулы, писанию христиан. «Все это писание,— говорит он, — до такой степени запутано и противоречиво, что кажется, будто оно написано бессвязно, нескладно, беспорядочно, плохим стилем, наконец, бессмысленно и неразумно». Так говорит он. Я же о коране христиан (опуская это «кажется» Брей-денбаха) скажу короче, ибо недостаток места меня ограничивает. Однако кто станет отрицать, что Священное писание христиан запутано и противоречиво, когда заглянет в Притчи Соломоновы, где зачастую в одной и той же главе разнородные вещи перепутаны и перемешаны, точно какое-то пойло для скота? Да, это Писание бессвязно, например в книге Аввакума, II, ст. 1, и там же — гл. 3, ст. 18, слово «to»8 ни с чем не связано, если бы мы попытались разобраться, в чем там дело. Да, оно составлено без всякой заботы о порядке в суждениях [...]. В Евангелии от Луки, 20, ст. 35, воскресшим из мертвых предлагается вечная жизнь, каковой порядок отвергают сами христиане. Если они хотят сказать, что hysteron9 есть proteron 10, то это sophon pharmacon u послужит и для корана турецкого. Столь же бессмысленны и слова из Послания к Ефесянам, II, ст. 1, и вся речь [первосвященника] из Деяний апостолов, 7, ст. 1, и последующее. То же самое и в Евангелии от Иоанна, 8, ст. 26 12: «От начала сущий, как и говорю вамъ — и т. д. И наконец, бессмысленны слова из кн. Исход, 20, ст. 18: «...народ видел... звук трубный». А также: «... с нагих снимали одежду», — в кн. Иова, 22, ст. 6, и многое другое, что по отдельности можно было бы перечислять до бесконечности, я же здесь довольствуюсь лишь упоминанием. В Писании мы читаем и о чудесах, которым не следует удивляться, например, что Исав вышел из чрева матери красный телом, кн. Бытия, 25, ст. 25, каковое чудо является обычным делом для всех новорожденных младенцев, вернее, для их повивальных бабок, наблюдающих его как свидетели-очевидцы. О чем тут говорить? Ведь другие могут приписывать самим христианам те нелепости, которые покоятся на песчаном фундаменте их Библии, например такие: так называемые четвероногие и пресмыкающиеся вместе очутились на небе (Деяния апостолов, X, ст. 12 и 16); и еще: приносить в жертву волов — непростительный грех, как сказано в пророчестве из кн. Исайи, 22, ст. 23 13, а также гл. 66, [ст.] 3, и тому подобное. Добавь к этому также и то, что в Священном Писании одинаково звучащие слова могут иметь не два, что было бы не удивительно, а девять и даже десять значений, например закон, дух, мир и т. Д., что вовсе не способствует необходимой точности в подлинном смысле, какие бы толкования канонов на основании канонов ни измышляли эти Шарпиус, Вальтер и другие помазанные. Как бы то ни было, не помазанный друг-читатель, никто не поставит мне в вину, если я с моими единомышленниками (которых бесчисленное
47
множество в Париже, Амстердаме, Лондоне, Гамбурге, Копенгагене, как в Стокгольме, так и в Риме полностью согласно со мной) буду считать всю Библию целиком прекрасной сказкой, которой восхищаются эти животные, т. е. христиане, пленившие разум и намеренно остающиеся безумными. Кроме того, мы отрицаем бога, смотрим свысока на власти и отвергаем храмы вместе со священниками. Нам и нашим единомышленникам достаточно ЗНАНИЯ, и не одного, но МНОГИХ, согласно Евангелию от Луки, 24, ст. 39, "«посмотрите...» и т. д. (ибо ejs aner oy pant' hora u) и СОЗНАНИЕ, слитые воедино. Ведь это СОЗНАНИЕ, которое щедрая мать-природа подарила всем людям, заменяет нам Библию, сравни Послание к римлянам, II, ст. 14 и 15, власти («Ибо есть праведный суд», — как говорит Григорий Назианзин15, т. 2, речь 15 в своем «Разорении от градобития», стр. 447 В) и священников, ибо этот учитель учит нас никому не причинять зла, жить добродетельно и воздавать каждому по заслугам. Если мы будем творить зло, говорю я, то наша единственная жизнь будет точно тысяча пыток, более того — точно преисподняя, если же мы будем творить добро, то она будет точно рай небесный. Это сознание рождается вместе с нами и умирает вместе с нами. Таковы присущие нам принципы, и кто же их отвергнет! Я надеюсь в будущем сказать об этом более подробно. Пока же обо всех основах христианской веры я вместе со своими собратьями день и ночь твержу:
ПУСТЬ ВЕРЯТ ВО ВСЕ ЭТО ПОМАЗАННЫЙ И
ПОМАЗАННАЯ,
только не я,
Маттиас Кнутцен Голыптейнский.
Написано в Риме 24 февраля.
P. S. Это письмо переписано более тысячи раз, и, если о нем должны будут судить власти и священники, то есть христиане, произойдет то же самое, когда у художника спрашивают, какую картину в доме, а у органиста, какую органную музыку в храме надлежит допускать. Как те, так и эти судьи имеют обыкновение руководствоваться лишь своими суждениями.
Будь здоров (стр. 85—87).
ЛЕССИНГ
В широком диапазоне творчества Готхольда Эфраима Лессин-га (Lessing, 1729—1781) философия выдвинулась на первый план только в более поздние годы жизни, но его размышления и искания в этой области, равно как и эстетические построения, сильно повлияли на облик немецкого Просвещения.
Еще студентом Лейпцигского университета он стал писать для сцены, а в 50-х годах сотрудничает с берлинскими просветителями, основав вместе с Николаи и Мендельсоном критический журнал «Письма о новейшей литературе». На его страницах он выступил против эстетики классицизма, и эта критическая линия получила свое продолжение в «Гамбургской драматургии» (1767— 1769 гг.), т. е. в серии статей о постановках Национального театра.
48
в Гамбурге. Лессине развивает в этих статьях новую теорию драмы, а в трактате «Лаокоон, или О границах живописи и поэзии» (1766 г.) сопоставляет особенности разных родов искусства. При этом он использует Аристотелев принцип «подражания», но перерабатывает его в духе требований реалистического воспроизведения жизни и обобщенного познания ее существенных сторон. Искусство должно содействовать нравственному воспитанию и усовершенствованию. Эстетические принципы Лессинга были реализованы в его пьесах «Минна фон Варнхелъм», «Эмилия Галотти» и других, α β особенности β философской драме «Натан Мудрый», которая дышит ненавистью к деспотизму и отстаивает буржуазно-демократические идеи гуманизма и просвещения.
Последние годы жизни Лессинга прошли в борьбе с лютеранскими богословами. Их яростные нападки были вызваны его призывами к веротерпимости, светским перетолкованием религиозных текстов и его симпатиями к материалистической философии. Через спинозизм и теорию познания Лейбница он пришел к пантеистической версии материализма, что нашло выражение, например, в его фрагменте «О действительности вещей вне бога» (1763 г.) и в сочинении «Воспитание человеческого рода» (1780), проникнутом духом глубокого историзма. Опубликованная уже после его смерти запись беседы его с Якоби вызвала шумный «спор о Спинозе» (1785—1787 гг.), размежевавший Гёте и Гердера с берлинскими эпигонами Просвещения.
В переводе В. А. Рубина с немецкого ниже публикуются два философских фрагмента Лессинга «О происхождении языка» («Ueber den Ursprung der Sprache») и «У человека может быть больше, чем пять чувств» («Dass mehr als fünf Sinne für den Menschen sein können»). Фрагменты взяты из кн.: G. Lessing. Auswahl in drei Bänden. Bd. 3. Leipzig, 1952.
ФРАГМЕНТЫ
[О ПРОИСХОЖДЕНИИ ЯЗЫКА]
Предмет этих статей часто был предметом наших бесед. Вспоминая сейчас то, что было об этом сказано, я мог бы внести некоторые, как мне кажется, существенные
49
добавления. Добавления, которые принадлежали бы не какому-нибудь одному из собеседников, но им обоим, как это и бывает с результатами дружеских собеседований, никаким Сократом не сотканных и никем тайно не направлявшихся. Кое-что приходит мне в голову.
Первая статья посвящена вопросу о происхождении языка, поставленному тогда Берлинской академией; я думаю, что она убедительно доказывает то, что должна доказать. Язык не мог быть сообщен первому человеку при помощи чуда. Следовательно? Не надо думать, что автор сразу же придет к выводу: следовательно, человек сам изобрел язык. Это значило бы перепрыгнуть через третью возможность, не связанную с чудом. Ее-то, без сомнения, главным образом и имеют в виду те, кто отказывает человеку в самостоятельном изобретении языка. Первый человек мог быть научен языку: он мог к этому прийти так же, как сейчас к этому приходят все дети. Спрашивается, каким образом? При помощи кого? Сторонники этого взгляда могут ответить: при помощи общения с высшими существами, при помощи нисхождения самого создателя. Возможно, могут они сказать, что это общение и это нисхождение было чудом; но то, что было достигнуто благодаря этому чуду, таковым не было, и. все происходило столь же естественно, как это происходит, когда дети начинают говорить. С такой возможностью по справедливости нужно считаться. Дело только в том, что в силу этого вся проблема происхождения языка не может найти чисто философского разрешения; упомянутая возможность должна быть либо подтверждена, либо опровергнута историческими данными. Философ может в лучшем случае высказать лишь следующее соображение: если согласиться с тем, что люди могут сами изобрести язык, и если представить себе, что на изобретение его должно было потребоваться длительное время, измеряемое множеством столетий, то не следует ли признать, что доброте создателя более соответствовало то, что он для блага людей прибег к обучению, не предоставив вещи своему естественному медленному ходу и не дав людям долго влачить в эти безъязычные времена существование, которое едва ли может быть названо жизнью. В какой мере эта возможность подтверждается традицией, сохраненной древнейшими историками, какие намеки или указания на нее
50
имеются в книге, остающейся столь ценной для любого сознания,— все это может стать предметом весьма интересного исследования. Но это не дело философа; его ничто не может заставить им заняться. Поскольку философ доказал, что язык не может быть сообщен человеку чудом, и поскольку он теперь показывает, как и при помощи чего люди должны были прийти к изобретению языка, и добавляет соображения, относящиеся к облегчению и ускорению этого изобретения, постольку он сделал уже не только то, что можно было от него ожидать, но и извлек следствия, которые могут быть использованы при проверке некоторых гипотез, относящихся к высшему образованию (стр. 245—247).
У ЧЕЛОВЕКА МОЖЕТ БЫТЬ БОЛЬШЕ, ЧЕМ ПЯТЬ ЧУВСТВ.
1) Душа — простая сущность, способная на бесконечное количество представлений.
2) Поскольку, однако, она конечная сущность, она способна на это бесконечное количество представлений не сразу, а постепенно, в бесконечной последовательности времени.
3) Если она получает свои представления постепенно, то должен существовать порядок, в соответствии с которым она их получает, и мера этих представлений.
4) Этот порядок и эта мера — чувства.
5) Таких чувств в настоящее время у нее пять. Но ничто не может заставить нас поверить, что она сразу начала получать представления при помощи этих пяти чувств.
6) Если природа никогда не совершает скачков, то и душа должна была пройти через все низшие ступени, прежде чем она достигла уровня, на котором находится сейчас. Каждое из этих чувств сначала, должно быть, выступало поодиночке, и прежде чем она получила все пять сразу, десятки раз они действовали по двое, по трое и по четыре.
7) Таков путь, который она уже прошла, и на этом пути у нее могло быть лишь небольшое число остановок, если верно, что она и в будущем останется в своем теперешнем состоянии. Иначе говоря, если верно, что, кроме этих пяти чувств, невозможны никакие другие чувства,
51
что навечно у нее останутся только эти пять чувств, n богатство ее представлений будет расти исключительно при помощи их совершенствования.
8) Но как раздвигается этот проделанный уже ею путь, если мы подойдем к тому, что ей еще предстоит проделать так, как это достойно творца. Иначе говоря, если мы будем исходить из того, что возможно существование гораздо большего числа чувств и что душа имела эти чувства поодиночке в простых комплексах по два, по три и по четыре, прежде чем она достигла нынешнего соединения пяти чувств.
9) То, что ограничивает, называется материей.
10) Чувства устанавливают границы представлениям души [...]; следовательно, чувства — это материя.
11) Когда душа начала получать представления, она обладала уже чувством и, следовательно, была связана с материей.
12) Но не сразу она была связана с органическим телом. Ибо органическое тело есть соединение многих чувств.
13) Любая малейшая частица материи может быть использована душой в качестве объекта одного из чувств. Следовательно, весь материальный мир вплоть до своих мельчайших частиц одушевлен.
14) Частицы, служащие душе в качестве объекта одного из чувств, образуют однородное вещество.
15) Если бы можно было знать, сколько однородных масс содержит материальный мир, то можно было бы выяснить, сколько может быть чувств.
16) Но для чего? Достаточно и того, что мы наверняка знаем, что есть больше пяти таких однородных масс, соответствующих нашим теперешним пяти чувствам.
17) Так, например, подобно тому как чувство зрения соответствует однородной массе, при помощи которой тела делаются зримыми [свету], особые чувства могут и будут соответствовать электрической и магнитной материи; при помощи этих чувств мы сможем непосредственно узнать, находятся ли тела в электрическом или магнитном состоянии. В настоящее время мы можем это выяснить лишь при помощи специально поставленных опытов. Все, что мы сейчас знаем или в этом человеческом состоянии можем знать об электричестве или о магнетизме, не превышает того, что слепой математик Саундерсон' знал
52
об оптике. — Но как только у нас появится чувство электричества или чувство магнетизма, с нами произойдет то, что произошло бы с Саундерсоном, если бы он обрел зрение. Нам откроется сразу же целый мир удивительнейших феноменов, о котором мы сейчас столь же .мало можем составить себе представление, как он мог соста-. вить себе представление о цвете и свете.
18) И подобно тому как мы сейчас можем быть уверены в существовании магнитной и электрической силы и однородных веществ, в которых эти силы действуют, независимо от того, знают о них мало или совсем ничего не знают, так же мы можем быть уверены в существовании сотни, тысячи других сил и их веществ [масс], хотя мы о них еще ничего не знаем; каждому из них соответствует особое чувство.
19) Ничего нельзя сказать о числе этих еще нам неизвестных чувств. Оно не может быть бесконечным и оно должно быть определенным, хотя мы и не в состоянии его определить.
20) Ибо если бы оно было бесконечным, душа никогда не могла бы прийти к обладанию двумя чувствами сразу.
21) Таким же образом ничего нельзя сказать и о феноменах, сопутствовавших приобретению душой каждого отдельного чувства.
22) Если бы у нас было только четыре чувства и чувства зреВия не было бы, мы так же не могли бы составить себе о нем представления, как и о шестом чувстве. И подобно тому как в этом состоянии мы не должны были бы сомневаться в возможности пятого чувства, не следует сомневаться в возможности шестого чувства и многих других чувств. Чувство зрения служит нам для того, чтобы воспринимать материю света и все ее взаимоотношения с другими телами. Сколько еще может быть других подобных же материй, столь же широко распространенных по всему сотворенному миру!
Эта моя система, несомненно, старейшая из всех философских систем. Ибо это по сути дела не что иное, как система метемпсихоза, которую исповедовали не только Пифагор и Платон, но уже и до них египтяне, халдеи и персы, короче говоря, все мудрецы Востока.
И уже это само по себе должно быть для нее хорошим предзнаменованием. Первый и древнейший взгляд в
53
спекулятивных предметах всегда наивероятнеишии взгляд, ибо к нему сразу пришел здравый смысл.
Но эта древнейшая и, на мой взгляд, единственно вероятная система была искажена двумя моментами. Во-первых2... (стр. 255—258)!