Философия о знании и познании: актуальные проблемы Материалы Всероссийской научной конференции (Ульяновск, 1819 июня 2010) Ульяновск 2010

Вид материала

Документы

Содержание Множественность идеалов научности как предпосылка псевдонауки Принцип синкретического единства Принцип доминирования Принцип относительной автономности Принцип взаимодополнительности

Подобный материал:

• Хх века о познании и его аксиологических аспектах Материалы Всероссийской научной конференции, 11387.01kb.
• Сборник статей по Материалам Всероссийской научной конференции, 16923.39kb.
• Ульяновск, 17-19 декабря 2008 г. ( сайт: www uni ulsu ru ) Ульяновск 2008, 1972.01kb.
• Материалы российской научно-практической конференции с международным участием Ульяновск,, 5463.46kb.
• Учебное пособие Ульяновск 2010 удк 004. 8(075. 8) Ббк 32. 813я73, 1559.86kb.
• Программа II международной научно-практической конференции частноправовые проблемы, 112.15kb.
• 20-21 апреля 2010 года, 35kb.
• Фгуп нифхи им. Л. Я, 1172.3kb.
• Материалы Всероссийской научно-практической конференции Часть I москва Челябинск 2010, 4034.01kb.
• Программа конференции включает проведение пленарного и секционных заседаний, а также, 67.11kb.

Множественность идеалов научности как предпосылка псевдонауки^


Исследования по истории науки, демаркации науки и ненауки, обычно сводятся к исследованиям научного метода. Утверждения о плюралистичности познания, важности ненаучных форм познания не отменяют вопрос о научном методе, причинах его эффективности.

Тематика научного метода популярна, т.к. научный метод часто называют важнейшим критерием отделения науки и ненауки, в противовес другим критериям, которые считаются слишком формальными. Однако разнообразие научных методов со времени появления науки только росло. В 20-м веке была осознана относительность критериев научности, возросло число признанных наук. Проблема отделения науки от ненауки, в свете классических критериев научности казавшаяся несложной, вдруг стала непонятной. Оказалось, что научный метод слишком разнится для разных областей. В результате иногда к ненаучным относились и вполне достоверные методологии. Корни этой проблемы, связанные с разнообразием идеалов научности, исследуются в этой статье.

Идеалы и нормы исследовательской деятельности состоят из норм объяснения и описания, доказательности, строения (организации знаний) [см. Степин, 1981, с.18-19]. Известны как минимум три идеала научности как разные формы научного метода - физикалистский, математический, гуманитарный идеалы, и в каждом из них свои нормы описания, доказательств, строения знаний. Физикалистский идеал знания – это знание, проверяемое опытным путем. Математический идеал знания предполагает истинным то, что является взаимосогласованным, непротиворечивым. Очевидно, что в чистом виде эти идеалы несхожи. «И в физике, и в математике цель — построение дедуктивных схем… В физике — в каком-то смысле близких к реальности, что тем или иным способом проверяется, оценивается. В математике — просто формально верно построенных, без оглядки на какое-то соответствие с реальным миром. В этом физика и математика кардинально различаются вплоть до такой степени, что идеал цели, научности и правильности математики оказывается неприменимым к наукам о реальном мире» [Губин, 2003, с.112].

Своя специфика у гуманитарного идеала научности. Это специфика, связанная с включенностью в познание ценностей, субъекта, а также историчностью объекта, который постоянно изменяется. Характерна также невозможность или ограниченность экспериментальных методов, высокая роль понимания, трудности экстраполяции и обобщения.

Так, юриспруденция - социально-гуманитарная наука, хотя она строится по образцу математики. Обычно при формулировке законов дается некоторая система аксиом в виде ограничения сферы действия, определений используемых понятий, затем, почти как в геометрии, идет вывод и формулировка положений закона. По форме это выглядит достаточно строго; но что с содержанием? Содержательно, в юриспруденции вполне обычны ситуации противоречия между законами. В математике противоречия воспринимаются с ужасом – или вся система неверна, или есть ошибки в формулировке исходных понятий, либо надо что-то делать с противоречием. В юридической же практике противоречия часто они вовсе сохраняются от изменений. Почему же так происходит?

Зачастую сталкиваются нормы, которые имеют равноценный характер, и невозможно отказаться от одной из них. В России, например, экологическая информация не может быть тайной, но с точки зрения другого закона, она может иметь военное значение (авария на атомной подлодке – военная гостайна, а как экологическая катастрофа – нет). В юридической практике это значит вовсе не то, что с системой что-то не так, а то, что найти баланс подчас невозможно, и суды должны руководствоваться интуицией в каждом конкретном деле.

В основе разнообразия идеалов научности лежит разнообразие научных методов, понимания истины, идеалов построения знаний. Трудно найти метод, который использовался бы во всех науках – эксперимента нет в языкознании, истории, медицине, социологи используют анкетирование, неизвестное в истории, а медицинский метод включает выяснение субъективных ощущений пациента. Даже философские методы, которые используются во всех науках, характерны вовсе не только для науки с философией, но и для обыденного или художественного отражения действительности [см. Никифоров, 2006, с.255]. Это говорит о несоизмеримости – как теорий внутри наук, так и самих наук.

Тем не менее, на практике мерилом научности обычно является соответствие физическому или математическому идеалам научности. Попытки сведения других наук к одному идеалу иногда называют теоретико – методологическим редукционизмом (см.: [Кезин]). При радикальном редукционизме ненаучными оказываются целые науки или идеалы научности, которые не соответствуют избранному идеалу. Так, неопозитивисты (Нейрат, Карнап) рассматривали как лишенные смысла предложения, которые не формулируются на языке физики. Поэтому они пытались свести психологию, биологию, геометрию, социальные науки к физике, а математику считали ненаучной [см. Карнап Р., Ган Г., Нейрат О., 2005, с. 23-26].

Известны попытки К. Поппера доказать ненаучность марксизма, психоанализа Фрейда, психологии Альфреда Адлера путем доказательства их нефальсифицируемости [см. Поппер, 1983, с.241-243]. С точки зрения естественнонаучного идеала неточны не только гуманитарные науки. Так, экономику часто упрекают в том, что ее теории нельзя ни верифицировать, ни фальсифицировать, а также в том, что она не имеет прогностической силы (см. [Stewart]). Психиатрию и психологию иногда причисляют к псевдонаукам, указывая на то, что у психиатров нет четкого понимания болезней, которые они лечат, их происхождения и методов лечения [см. Власова, 2007, с. 184]. Известны противостояния по вопросу об истоках человеческого поведения – «воспитатели» против «природников», физики против геологов и биологов в вопросе о возрасте Земли [см. Хеллман, 2007, с. 145-162, 231-252]. Есть попытки и в обратном направлении - сторонники гуманитарного идеала часто предлагают переделать естествознание, чтобы оно давало только позитивные в моральном и социальном аспектах результаты (Л.Толстой, Г.Маркузе) (см.: [Кезин]).

Не слишком удачны были попытки редукции к математическому идеалу. Философии, медицине, физике пытались придать научный вид приведением к геометрии, настолько геометрия Евклида поражала своей формой построения. Т. Гоббс, Б. Спиноза, Р.Декарт строили свои трактаты как геометрические работы – набор аксиом, теорем, доказательства. «Геометрическое» построение трактатов должно было обеспечить строгое доказательство. Однако построить научную этику или философию таким способом не удалось.

Поэтому многие конфликты, которые по форме выглядят как конфликт науки и ненауки, могут быть интерпретированы лишь как конфликты разных идеалов научности. Так, есть стремление свести экономику к идеалу доказательной науки с прогностическими функциями, но есть основания понимать ее как искусство, в котором велика роль случайности, субъективности. Так же, стремление понимать психиатрию как эмпирическую науку, поиск и определение в строгой форме психических патологий, с указанием физиологических основ этих патологий сталкивается с пониманием психиатрии как неточной науки с большой доли творчества и отсутствием строгих критериев нормы и патологии. Затруднительно определить, какой подход более научен в каждом случае.

Это говорит в пользу того, что при определении научности одним из первых должно быть понимание того, является ли рассматриваемое знание ненаучным или научным относительно одного из идеалов или относительно науки вообще? Более тщательное рассмотрение с применением других критериев будет необходимо, только если противоречие возникает сразу с несколькими признанными идеалами.


Литература:

1. Степин В.С. Идеалы и нормы в динамике научного поиска / В.С. Степин // Идеалы и нормы научного исследования. – Мн.: Изд-во БГУ, 1981. – 432 с.
   
2. Губин В.Б. Об отношении математики к реальности / В.Б. Губин // Математика и опыт / Под ред. А.Г. Барабашева. — М.: М 33 Изд-во МГУ, 2003. - 624 с.
   
3. Никифоров А.Л. Философия науки: история и теория (учебное пособие): М.: Идея – Пресс, 2006. – 264 с.
   
4. Кезин А.В. Идеалы научности и паранаука [Электронный ресурс] / А.В. Кезин. – Режим доступа: ссылка скрыта
   
5. Карнап Р., Ган Г., Нейрат О. Научное миропонимание — Венский кружок / Р. Карнап, Г. Ган, О. Нейрат // Логос. – 2005. - №2. - с. 13-27.
   
6. Поппер К. Логика и рост научного знания. М.: Изд-во «Прогресс», 1983. – 604 с.
   
7. Stewart M. The management myth [Электронный ресурс] / M. Stewart // The Atlantic. – 2006. - №5. - Режим доступа: ссылка скрыта
   
8. Власова О.А. Антипсихиатрия: становление и развитие (монография). — Москва: Изд–во РГСУ «Союз», 2006. — 221 с.
   
9. Хеллман Х. Великие противостояния в науке. Десять самых захватывающих диспутов. Пер. с англ. – М.: ООО «И. Д. Вильямс», 2007. – 320 с.
   

Л.Б. Михайлова


Две системы знания:

сравнительный анализ науки и религии в свете

эпистемологической проблематики


Мировая культура насыщена примерами причудливых, с трудом мыслимых сочетаний религиозных представлений и научных знаний, то стимулирующих и дополняющих друг друга, то вступающих в конфронтацию и опровергающих взаимные претензии на обладание истиной. Именно это стремление к «безусловной истинности» и градации всех возможных высказываний в системе «истина - ложь» и стало тем полем битвы, на котором столкнулись научный и религиозный способы постижения макро- и микрокосма, мира и человека.

Очевидно, что наука и религия – два разных типа мировосприятия, две принципиально отличающиеся области человеческой деятельности. Выражая разные способы постижения действительности и принципы взаимодействия с ней, наука и религия не могут быть совмещены в одной плоскости как взаимодополняющие компоненты единой системы. (Хотя в рамках индивидуального сознания научно-исследовательская деятельность и религиозные установки могут уживаться вполне бесконфликтно.)

Сопоставление науки и религии как типов мировоззрения позволяет увидеть те принципиальные отличия в самих основаниях научного и религиозного подходов к реальности, которые обуславливают их существование в разных плоскостях культурного универсума.

Во-первых, научная и религиозная мировоззренческие системы отличаются по типу онтологичности. Любое научное построение, будь то теория, концепция или обобщающая система, носит гипотетически-условный характер. Она всегда ограничена определенной сферой реальности и имеет весьма конкретные условия применимости (т.е. заданную область истинности). Кроме того, стремясь к максимальному расширению горизонта знания, наука признает существование целого ряда вопросов, на которые она не может дать окончательного ответа (вспомним главные «камни преткновения» – возникновение вселенной, жизни и человека). Т.е. научному типу мировоззрения всегда присуща принципиальная неполнота и незавершенность.

В отличие от науки, религия претендует на выражение глубинных оснований реальности во всей ее целостности, создавая всеохватную, завершенную и абсолютную мировоззренческую систему, истины которой незыблемы, неизменны, внеконтекстуальны и универсальны.

Во-вторых, наука и религия отличаются по характеру веры. Противопоставление науки и религии как области знания и области веры осталось далеко в прошлом. Сегодня ни у кого не вызывает сомнения тот факт, что принятие на веру и рациональные построения играют существенную роль и в науке, и в религии. В любой науке существуют положения, принимаемые на веру, без доказательств. Это и исходные установки – аксиомы, и обобщающие концептуальные построения, которые хотя и не носят достоверного характера, но определяют перспективные стратегии научного поиска, не позволяя науке превратиться в систему протокольной фиксации проделанных опытов. Вместе с тем, в любой науке в явном или неявном виде содержится стремление к подтверждению или опровержению принятых на веру гипотез, парадигм, эмпирических зависимостей, методологических норм и принципов научного исследования. Даже аксиоматические основания, не имеющие доказательств в рамках принимающей их теории, могут быть (по крайней мере потенциально) обоснованы в системе метатеории.

В религии – принципиально иное отношение к области принимаемого на веру. Религиозная вера самодостаточна и фундаментальна. По сути, она не нуждается в доказательствах, так как сама является исходным условием знания («не уверуешь – не поймешь»). Принимаемые на веру религиозные догматы не могут (и не должны) превращаться в знание. Знание в системе религиозного мировосприятия служит не подтверждением тех или иных истин, а неким дополнением, иной формой их выражения. Прежде всего, это проявляется в теологических построениях, использующих в значительной степени принципы рационального осмысления, аргументированности, доказательности и др.

В-третьих, наука и религия существенно расходятся в определении масштабов и пределов критического отношения к собственной мировоззренческой системе в целом, и вытекающим из нее следствиям – в частности. В сфере научных построений вполне допустима вероятность того, что принятое на веру, а порою даже и то, что кажется доказанным, со временем может быть опровергнуто в результате новых исследований. Научное творчество вообще возможно лишь в условиях постоянного критического отношения не только к теориям и концептуальным построениям, но и к научным традициям, и даже фактам. Поэтому наука допускает не только возможность существенных модификаций, но даже вероятность полного отказа от того, что еще недавно казалось «очевидно истинным».

В рамках религии такая степень критичности в принципе невозможна. Конечно, не стоит преувеличивать степень догматичности религиозных парадигм, но вместе с тем, культурно-исторический контекст свидетельствует о том, что области возможных модификаций (прежде всего это относится к интерпретационной сфере) существенно дистанцированы от незыблемых фундаментальных оснований.

Дополнив «горизонтальное» сопоставление науки и религии как мировоззренческих систем выявлением «вертикального измерения», учитывающего культурно-исторический контекст, можно выделить целый ряд принципов, каждый из которых в то или иное время был основополагающим в системе отношений науки и религии. К их числу относятся: принцип синкретического единства, принцип доминирования, принцип относительной автономности и принцип взаимодополнительности.

Принцип синкретического единства – изначальное основание взаимоотношений всех областей человеческой культуры. Наука и религия, так же как и целый ряд других сфер духовно-практической жизни (искусство, мораль, право и т.д.), берут свое начало в недрах архаической культуры, где все органично сосуществует в синкретическом единстве и неразделенности. Впоследствии каждая из областей культуры обретет свое, самостоятельное, до некоторой степени автономное существование, настойчиво очерчивая границами свою территорию, и вместе с тем, упорно осуществляя попытки вторжения в «чужое» культурное пространство.

Принцип доминирования во взаимоотношениях науки и религии характерен для тех исторических периодов, когда одна из этих областей духовно-практической деятельности претендовала на монопольное право объяснения мира и выявления высших истин. В рамках средневековой культуры доминирующее положение занимала религия, отводившая науке весьма ограниченную область утилитарно-практических знаний. Поэтому становление и развитие европейской науки на протяжении многих веков осуществлялось во многом в контексте христианской традиции, и несло на себе печать ее влияния. (Вспомним, что целый ряд научных исследований и открытий был осуществлен не только в контексте религиозной культуры, но и буквально в рамках церковных форм жизни, прежде всего – монашества, христианского, если речь идет о Западе и буддийского – если о Востоке). Идея трансцендентности познающего разума по отношению к объекту познания, идея векторного прогрессивного развития, обусловившая в конечном счете ориентацию не столько на практическое освоение изученного, сколько на прирост новых знаний, стали тем фундаментом, на котором впоследствии сформировался особый тип рациональности, реализовавшийся в новоевропейской науке.

Новое время определило новый поворот во взаимоотношениях науки и религии. Постепенно освобождаясь от религиозной опеки, наука стала претендовать на создание доминантной системы ценностных ориентиров, обуславливающих не только автономное существование науки, но и ее господствующее положение в поле культурного универсума, приведя, в конечном счете, к своеобразной сакрализации науки. Эпоха Просвещения, возведя науку на пьедестал высшей ценности, отождествила религиозные представления с заблуждением, неведением и невежеством. Убеждение в том, что рост научного знания постепенно сокращает сферу влияния религии и вытесняет религиозный тип мировосприятия на периферию массового сознания, было весьма распространенным стереотипом просвещенного европейского ума в период Нового времени. Отношение к религии как к неизбежной, но временной, а потому преодолеваемой стадии развития человечества, явственно проявилось и в позитивизме, объявившем науку вершиной развития человеческого духа, а религию – низшим этапом эволюции общества; и в философии фрейдизма, считавшей религию «детством человечества», и в марксистской философии. Но мировая история наглядно свидетельствует о том, что жесткое противопоставление научных и религиозных взглядов как двух взаимоисключающих форм миропонимания неизбежно упрощает реальное многообразие взаимосвязей и отношений между наукой и религией, а потому уводит в сторону от реальной проблематики этих непростых взаимоотношений.

Принцип относительной автономности науки и религии (воплотившийся впоследствии в социально-политической сфере в виде секуляризационной идеи отделения церкви от государства) нашел одно из первых своих обоснований в арабо-мусульманской философии, в теории «двух истин», разработанной Ибн Рушдом (Аверроэсом) для объяснения сущности противоречий между научно-философскими выводами и религиозной догматикой. Ибн Рушд настаивал на том, что религиозный закон не только не запрещает науку, но и предписывает изучать природу вещей, для того, чтобы постичь природу Создателя. Вместе с тем, если высказанные наукой и выраженные в категориях и понятиях суждения вступают в явное противоречие с религиозными идеями, представленными в образах и метафорах, то религиозные положения должны быть подвергнуты аллегорическому толкованию.

Несколько иной вариант этой теории представлен в европейской культуре в творчестве Фомы Аквинского, убежденного в том, что наука и религия действуют в области познания совершенно различными методами, хотя и обращаются к одному и тому же предмету. Поэтому, когда какое-либо научно-философское положение вступает в противоречие с религиозными догматами, их гармонизация достигается либо путем признания «истин Откровения» сверхразумными, либо выявлением ошибок в обосновании рациональных построений. Вместе с тем, автономность научных и религиозных истин, согласно Фоме Аквинскому, имеет относительный характер, т. к. религия, основываясь на истинах Откровения, часто использует науку (в том числе и философию) для их раскрытия, а наука, в свою очередь, идет по пути рационального осмысления от непосредственно данного в чувственном опыте к области сверхчувственного (формулируя, к примеру, рациональные доказательства бытия Бога).

Новую интерпретацию принцип относительной автономности науки и религии получил в протестантизме, прежде всего в основополагающих установках Лютера и Кальвина, высоко ценивших практическую значимость и эффективность науки, и категорически отвергавших любые попытки рационального осмысления высших духовных сфер. С точки зрения протестантской ортодоксии, у религии и науки совершенно разные области применения, их пересечение и взаимосвязь – лишь кажущиеся. Небеса теологии, утверждал Лютер, отнюдь не являются небесами астрономии.

Принцип взаимодополнительности науки и религии. Вопрос о том, нужна ли идея Бога науке, всегда был актуален. Ответ Лапласа: «Я не нуждаюсь в этой гипотезе» в современном мире часто рассматривается как знак избыточной самонадеянности, лишающей науку тех устойчивых и незыблемых оснований, которые она могла бы позаимствовать у религии. Но, конечно, далеко не всегда использование понятия «религия» в контексте научно-исследовательской проблематики является свидетельством поиска опоры в религиозном мировосприятии. Когда Эйнштейн говорит о том, что не может найти выражения лучше, чем «религия» для обозначения веры в рациональную природу реальности, по крайней мере, той ее части, которая доступна человеческому сознанию, речь идет не о религии как таковой, а о фундаментальном доверии познавательному процессу в системе субъектно-объектных отношений.

Очевидно, что наука и религия - различные области духовно-практической деятельности, удовлетворяющие различные социальные потребности. Наука ориентируется прежде всего на то, что постижимо с помощью человеческого разума и опыта. Религия апеллирует к тому, что превосходит возможности разума и не поддается опытной проверке. Жесткие столкновения науки и религии часто рассматриваются как результат взаимной непомерной амбициозности и неоправданных претензий на подчинение себе всех сфер духовной культуры, на абсолютное господство в «жизненном мире» человека. То есть, по сути, религия претендует на осуществление познавательных функций, а наука – на решение экзистенциальных проблем. Результаты духовного авторитаризма религии осмыслены уже давно. А вот опасность абсолютизации и сакрализации науки, переоценка рационалистических методов, порождение технократического общества стали осознаваться только в конце ХХ века.


И.Л. Зубова