Geum.ru

Философия о знании и познании: актуальные проблемы Материалы Всероссийской научной конференции (Ульяновск, 1819 июня 2010) Ульяновск 2010

Вид материалаДокументы

Содержание


М.В. Дунаев
Подобный материал:
1   ...   11   12   13   14   15   16   17   18   ...   26

М.В. Дунаев



Философское осмысление «открытого общества»


Один из сторонников и последователей «критического рационализма» Эрнест Геллнер начал свою последнюю книгу «Условия свободы. Гражданское общество и его исторические соперники» фразой о том, что в последние десятилетий произошло своеобразное возрождение идеала гражданского общества, которое до того интересовало разве что историков философии, и, казалось, не может пробудить к себе какого бы то ни было пристального внимания. «Просто, - пишет он, - состояние общества, определяемое этим понятием, приобрело сегодня необыкновенную ценность, наполнилось актуальным политическим содержанием» [Геллнер, 2004, стр. 9].

Правомерно ли надеяться, что подобная судьба ожидает и идеал «открытого общества»? Что внимание и интерес к нему вернутся так же, как к «гражданскому обществу»? События, происходящие в мире и в нашей стране, заставляют вновь обратиться к философскому осмыслению открытого общества как идеи и явления. Забавно, но, как это ни парадоксально, смысл открытого общества должен быть понятен, в первую очередь, тем, кто жил в обществе закрытом. И раз современная история демонстрирует нам, как в свободных обществах все больше забывают об ответственности, а в ранее закрытых обществах – о прошлой несвободе, закономерно возникает повод снова порассуждать на тему открытого общества.

Прежде всего, правомерно указать, что концепция «открытого общества» возникла как результат особого гносеологического подхода к наукам, как к естественным, так и гуманитарным, и, следовательно, особого понимания общества; что в данной теории социально-политический контекст тесно связан, а местами даже предопределен контекстом гносеологическим. Автор концепции, известный философ и ученый Карл Поппер, излагая свое мнение о развитии науки, опирался на утверждение, что, не смотря на массу усилий, прилагаемых наукой для достижения истины, ученые никогда не смогут быть уверены, что обнаружили ее. Поппер исходил из «критического рационализма» в обосновании научности и прогресса научного знания: если мы способны выбрать из двух теорий более успешную и адекватную, следовательно, мы знаем, что наше знание прогрессирует. Именно поэтому мы не можем утверждать окончательную достоверность знания, так как всегда возможна иная, более точная теория. Научные результаты относительны, так как являются итогом определенной стадии научного развития и подлежат смещению или пересмотру в ходе научного прогресса. Именно поэтому большинство научных результатов имеет характер гипотез [Поппер, 1992б, с.20-21].

Поппер основывал свои рассуждения на теории истины Тарского и теореме Геделя, доказавших невозможность существования универсального критерия истины [Поппер, 1992б, с. с. 446-447]. Не имея такого критерия, мы всегда можем ошибаться. Поппер выдвигал «учение о погрешимости знания» (fallibility): надежды на абсолютно достоверное знание неосновательны. Но это не значит, что мы не должны стремится к истине (как образцу, идеалу). Сам Поппер говорит об этом так: «Признание погрешимости знания означает, что хотя мы можем жаждать истины и даже способны обнаружить ее, мы, тем не менее, никогда не можем быть уверенны до конца, что действительно обладаем истиной» [Поппер, 1992б, с. 449].

Данный вывод можно спроецировать на общественные науки. Он позволяет утверждать, что не существует ни одного учения об обществе, обладающего абсолютно истинным знанием о социальном устройстве. Невозможно делать в отношении общества глобальные пророчества, возможны лишь определенные прогнозы в тех случаях, когда это касается некоторых конкретных процессов, да и то в конкретно формулируемых условиях. Необходимо принять позицию, когда люди могут ошибаться, но совместными усилиями исправлять ошибки, постепенно приближаясь к истине, поскольку возможность достижения консенсуса существует даже при наличии различных требований и интересов людей. Так, рационально организованное общество должно строить свои институты таким образом, чтобы они были открыты изменениям, решения о которых принимают люди в ходе критического обсуждения.

Как известно, Поппер выводил содержание понятия «открытое общество» из его противопоставления с закрытым обществом: «Закрытое общество основывается на существовании жестких предписаний, не обсуждаемой системе ценностей, на непосредственных межчеловеческих и межгрупповых контактах. Одной из существенных черт магического сознания древнего племенного или закрытого общества является господствующее в таком обществе убеждение, будто оно существует в заколдованном круге неизменных табу, законов и обычаев, которые считались столь же неизбежными, как восход солнца, смена времен года и тому подобные совершенно очевидные закономерности природы. … Магическое отношение к обычаям общества … состоит в отсутствии разделения между обычными и традиционными закономерностями социальной жизни и закономерностями находимыми в «природе»» [Поппер, 1992а, с. 91, с. 216.].

Переход от «закрытого» к «открытому» обществу происходит тогда, когда социальные институты впервые признаются продуктами человеческого творчества и когда их сознательное изменение обсуждается в терминах их пригодности для достижения человеческих целей и намерений. Социальные процессы перестают рассматриваться как независящее от человека однообразное повторение одних и тех же процессов и общественных институтов. Человек начинает активно вторгаться в социальный порядок, стремясь реализовать собственные или групповые интересы.

По мере усложнения общества, связанного с переходом от локальных социальных систем к глобальному обществу межчеловеческие связи начинают регулироваться надличностными и надгрупповыми нормами, устанавливае-мыми разумом. Переход от «закрытого» к «открытому» обществу может пониматься как революция в сфере сознания, когда человек понимает, что изменения в обществе есть результат его усилий. Это дает возможность изменять политические институты, преобразовывать межчеловеческие отношения, основываясь на силах собственного разума. Но, как пишет В.Н. Порус: «…человек, доверившись одному только Разуму, подвергает себя мучительному напряжению. Оно особенно усиливается, когда рациональный поиск истины наталкивается на препятствие, кажущиеся непреодолимыми, топчется или мечется, не видя выхода из тупика. Тогда на помощь Разуму должны прийти иные душевные способности, например, интуиция, хотя бы на время восстанавливающие разрушенную или давшую трещину целостность бытия, утраченный «комфорт» бездумного и безответственного общения с миром» [Порус, 1998, с. 31-32]. Получив взамен стабильности жизни в магическом «закрытом обществе» свободу решений, неразрывно связанную с ответственностью, разум не всегда способен выдержать этот груз, поэтому история зафиксировала немало рецидивов, когда люди пытаются вернуть золотой век «закрытого общества». Как минимум, это классические для современной политической философии тоталитарные режимы Европы, и неклассические, но от этого не менее отвратительные в своей экзотике, режимы Юго-Восточной Азии, например, режим Пол Пота в Камбодже.

Не смотря на то, что Поппер писал об «открытом обществе» как обществе никогда и нигде в полной мере не реализовавшемся, он считал, что наиболее близко к воплощению идеалов открытого общества подошло современное западное общество: «Я защищаю … скромную форму демократического («буржуазного») общества, в котором рядовые граждане могут мирно жить, в котором высоко цениться свобода и в котором можно мыслить и действовать ответственно, радостно принимая эту ответственность. Во многом оно походит на общество, ныне существующее на Западе» [Поппер, 1992а, с.7]. В лекции, прочитанной в Праге в 1994 г. Поппер прямо называет открытыми обществами довоенные Чехословакию, Англию и Францию.

По словам Дж. Сороса, «Поппер нигде не определил точное значение термина «открытое общество»; учитывая несовершенство нашего понимания, он избегал словестных игр с определениями. В любом случае, открытое общество должно постоянно переопределяться теми, кто в нем живет, иначе оно может превратиться в жесткую систему» [Сорос Д., 2008, стр. 43]. Однако, кажется правомерным указать, что Поппер имеет в виду общество, защищающее индивида (и его свободу), который, в свою очередь, изменяет и конструирует само общество в процессе рационально-критической дискуссии по поводу общественных институтов.

«Открытое общество» культивирует либеральные ценности, то есть, прежде всего, ценности индивидуальной свободы, свободы принятия самостоятельных решений и их осуществления. Практическая реализация этих ценностей предполагает:
  1. существование определенных государственно-политических институ-тов, которые гарантируют эти ценности и защищают их;
  2. рациональное понимание реальной ситуации в обществе, позволяющее совместить индивидуальные решения не только с самостоятельностью, но и ответственностью.

Таким образом, можно говорить о том, что открытое общество сочетает в себе либеральные свободы и сознательно поддерживаемый дух рационального критицизма, который, в свою очередь, выражается в свободном обсуждении принимаемых решений [Лекторский, 1995, с. 29]. Такое обсуждение позволяет при помощи оппонента выявить реальное положение дел и сочетать различные интересы людей. При наличие более убедительных аргументов оппонента необходимо отказаться от своей точки зрения: «…если мы начинаем обсуждать наше мнение, руководствуясь при этом нормами рациональной критики, если мы ставим себе цель прийти в результате дискуссии к пониманию реальной ситуации, наших подлинных интересов и возможности их учета (в частности, нахождения некоторых форм компромисса, если эти интересы противоречат друг другу), тогда можно говорить о существовании подлинно открытого, то есть либерального общества» [Лекторский, 1995, с.30].

Другой необходимой чертой «открытого общества» является использование рыночного механизма в экономике (что, однако не означает его идеализации). Психология групповой судьбы сменяется в «открытом обществе» психологией индивидуального успеха, «в открытом обществе многие его члены стремятся подняться по социальной лестнице и занять места других членов» [Садовский, 2002, с. 95], в этом обществе существует социальная и экономическая конкуренция. Настоящая рыночная экономика отличается бесконечным набором вариантов поведения, сложностью и неопределенностью. Вступление в экономическую деятельность новых конкурентов позволяет открывать новые экономические ниши и промышленные технологии. Все эти признаки позволяют описать рыночную экономику как сложную открытую систему, где устанавливаются чрезвычайно сложные связи между участниками экономического процесса. Однако, верно заметить, что «успех не тождественен правоте» [Сорос Д., 1997, с.27], и что ничем не ограниченный глобальный капитализм представляет опасность для самого открытого общества. Каждое социальное явление (и капитализм здесь – не исключение) может быть реформировано таким образом, чтобы приносить минимум вреда человеку, чтобы в случае сбоев можно было избежать необратимых драматических результатов.

Важной чертой «открытого общества» является демократия, понимаемая Поппером как многообразные общественные институты, позволяющие осуществлять общественный контроль над деятельностью и отставкой правительства, проводить реформы даже вопреки воле самих правителей [Поппер, 1992б, с. 177]. Данное определение демократии не претендует на раскрытие сущности явления, но обладает операциональными достоинствами. Наличие демократии позволяет осуществлять процесс рационально-критической дискуссии по вопросам общественного устройства. Права и обязанности гражданина в демократическом обществе должны быть закреплены в твердых и ясных нормах, которые облегчают связи между отраслями управления, делая поведение власти более предсказуемым. Изменения любой действующей в обществе правовой структуры всегда долгосрочны, поскольку необходимо принимать в расчет «непредвиденные и нежелательные следствия, изменения в других частях этой структуры» [Поппер, 1992б, с. 155]. Однако, главное, несомненное достоинство демократии по сравнению с другими типами политических режимов, это тот факт, что она позволяет осуществлять бескровную смену власти [Поппер К., 2005, с. 343].

Если понятия «открытое общество» и «критический рационализм» органически связаны, то перед нами возникает проблема: является ли «открытое общество» обобщенным описанием некоторых типов реально существующих обществ или это понятие есть идеальная конструкция, с помощью которой проводится «демаркация» между рациональным и не рациональным устройством общества? В. А. Лекторский пишет, что «если речь идет не о решении сугубо конкретных вопросов вроде открытия нового банка и постройки фабрики, а о системе определенных убеждений, о ценностных проблемах (а ведь именно по этим вопросам и ведутся серьезные общественные дискуссии), то, конечно же, рациональная дискуссия вряд ли может протекать по попперовской схеме, предполагающей непременного победителя, который довольно быстро должен выявиться» [Лекторский, 1998, с. 62]. Некоторые исследователи весьма скептически относятся к возможности использования образа «Большой Науки» в качестве социального идеала: «В концепции Поппера не очень понятно, как применить его общественные и политические идеалы к науке… гражданство в открытом обществе включает осторожное отношение к институтам, возможность их критики. Именно поэтому он рассматривает науку как образец открытого общества – критическая установка по отношению к институтам аналогична по отношению к гипотезам в науке, а наука по сути дела предстает тогда как институализация критической установки. Но это лишь аналогия, и как именно логическая процедура критики действует в рамках общественного института, не очень понятно… ни методологическая, ни социологическая ориентация в науковедении не может служить надежным основанием для выделения науки как особого социального института, пути реформирования и организации которого отличны принципиально от способов организации общества в целом… Более того, рассматривать организацию науки, из каких бы оснований она не выводилась, в качестве общественного идеала невозможно без определенных допущений. Аргументация здесь построена на довольно слабых аналогиях, а такие основания недостаточны, чтобы считать даже идеально организованную науку моделью для всей социальной организации» [Карпович, Плюснин, Целищев, 2004, С. 69, С. 72].

Означает ли такой вердикт, что от открытого общества необходимо отказаться? Один из современных немецких критических рационалистов, Х. Шпиннер, обнаруживает прямую противоположность между наукой и обществом в попперианской философии, предлагая рассматривать философию науки и социальную философию как две самостоятельных позиции. Он заявляет, что социальная философия критического рационализма, философия открытого общества, находится в самом начале своего развития. Кроме аргументации позиции критического рационализма и сотрудничества с различными социальными дисциплинами Шпиннер предлагает развивать макроаналитический инструментарий для анализа общества, интенсивно создавать научные теории и проверять гипотезы при помощи аналитического инструментарий, организовать «горизонтальный» и «вертикальный» анализ проблематики «открытого» и «закрытого» общества, ввести вместо попперовской дихотомии «открытого» и «закрытого» общества макроаналитическую кампаративность (сравнительный анализ), исследовать проблемы «открытого» и «закрытого» общества в динамике. В противном же случае философия «открытого общества» останется, по мнению, Х. Ленка, «сводом указаний», а не содержательной философией [Шишков, 2003, с. 221].

В реально существующем обществе речь идет не только о частных вопросах, подлежащих рациональному обсуждению; здесь трудно провести линию разграничения между соперничеством и сотрудничеством. Противопоставление различных культур и цивилизаций, происходящее в современном мире, не может привести к однозначному результату, поскольку, в отличие от научных теорий, нам сложно выбирать лучшую из нескольких систем ценностей. Современное человечество, находясь на пути к глобальному обществу, постоянно оказывается на грани конфликта и конструктивного диалога между цивилизациями. Кроме этого, события последнего десятилетия демонстрируют нам необходимость изменения или корректировки понятия «открытого общества». Крах тоталитаризма, воплотившего «закрытое общество» в ХХ веке, разрушение биполярной структуры мира сделали невозможным определение содержания понятия «открытого общества» из его противопоставления с «закрытым».

Черты и элементы «открытого общества», возникшие и развивающиеся на Западе, имеют культурные основания в виде индивидуализма, веры в силу человеческого разума и традиций нормативно-правовой системы (зародившейся еще во времена Нового времени), рыночной экономики как реализации принципов «протестантской» этики. Все это, отчасти, делает естественными успехи, достигнутые западным обществом.

Посттоталитарные общества, не обладающие подобными глубинными основаниями для формирования черт «открытого общества»: демократии, индивидуальных свобод, рыночной экономики, гражданского общества, требуют активных действий по их проектировке и созданию. Опыт России показывает, что механическое перенос внешних признаков «открытого общества» (например, свободных выборов) на чужеродную почву мало что значит, если отсутствуют особые отношения между обществом и властью, межу индивидом и обществом. Отсутствие тотального контроля над людьми не породило «открытого общества». Речь идет о некотором «полузакрытом», или наоборот, «полуоткрытом» обществе, обладающем, одновременно, чертами и демократии, и авторитаризма, подобно современным России, Украине и некоторым другим переходным обществам.

Важно указать, что переход к «открытому обществу» происходит прежде всего в человеческом сознании, поскольку рациональные начала должны быть внедрены в важнейшие социальные структуры и процессы. Необходимо значительное повышение доли рациональных форм деятельности которое позволит изменить нормы, ценности и оценки, содержащиеся в обыденном сознании. А в связи с этим идея «открытого общества» нуждается в радикальном переосмыслении и новой формулировке. «Открытое общество» нуждается в более позитивном содержании, нежели противопоставление «Вечному Врагу».

Во-первых, открытое общество страдает от нехватки основополагающих ценностей. Ситуация усугубляется повысившейся мобильностью и глобальными масштабами современного общества. Когда люди прочно укоренены в своей общине, они должны обращать внимание на то, что община о них думает. Но когда они могут без труда сняться с места, им достаточно позаботиться только о самих себе. А в глобальном обществе с таким многообразием культур, решений и традиций людям трудно найти общую почву, и они полагаются на деньги, как критерий ценности [Сорос, 1997, с. 16-17]. Можно привести массу подобных примеров из современной истории постиндустриальных обществ. «Новые племена», по Тоффлеру, постоянно возникающие в информационную эру, достаточно редко рассматривают рациональную критику как необходимый элемент своего существования.

Во-вторых, как пишет Сорос, «открытое общество» страдает от того, что можно назвать отсутствием цели: «При этом я имею в виду не то, что цель не может быть найдена, а лишь то, что каждый человек обязан искать и находить ее в себе и для себя… Те, кто не способен найти цель в себе, могут обратиться к догме, которая предлагает человеку готовый набор ценностей и безопасное место во Вселенной. Единственный способ избавиться от отсутствия цели состоит в отказе от открытого общества. Если свобода становится невыносимой ношей, то спасением может показаться закрытое общество» [Кацура, 1998, №3]. Можем ли мы гордо заявить, что цель открытого общества – это ликвидация закрытого общества? Должны ли мы провозгласить победу демократии и рынка, как это сделал Ф. Фукуяма в работе «Конец истории и последний человек»? Такой подход к проблеме кажется сомнительным. Гораздо более важны проблемы морали и ответственности, но в современном обществе изобилия о них вспоминают не часто.

Дж. Сорос предлагает рассматривать открытое общество не как сообщество в привычном смысле слова, а как абстрактную идею, универсальное понятие, которое надо заново определить: «Вместо привычной дихотомии между открытым и закрытым обществом я вижу открытое общество где-то на промежуточной территории, где охраняются права личности, но при этом остаются определенные общие ценности, которые обеспечивают целостность общества» [Сорос, 1997, с. 25]. Ему угрожают с одной стороны – коммунистические и националистические доктрины, с другой – неограниченный капитализм, ведущий к нестабильности и разрушению социума.

Открытое общество – это общество, открытое улучшениям. Признание попперовской «концепции погрешимости» должно распространяться не только на умственные построения, но и на наши институты, чье совершенство может быть улучшено путем проб и ошибок. Открытое общество не только допускает такой процесс, но реально его поощряет, отстаивая свободу выражения и охраняя инакомыслие. Новое в открытом обществе заключается в следующем: тогда как большинство культур и религий провозглашают собственные ценности абсолютными, открытое общество, отдавая себе отчет в существовании множества культур и религий, рассматривает свои ценности как объект дискуссии, в нем могут присутствовать любые идеи, если они становятся объектом критического обсуждения. Люди должны обладать свободой мысли и действия, подчиняющейся только ограничениям, установленным в общих интересах.

«Открытое общество» только лишь способно предоставить рамки, внутри которых могут мирно сосуществовать разные взгляды на социальные и политические проблемы. Оно не предлагает жестких представлений о социальных целях. Это значит, что у людей должны быть и другие убеждения, помимо их веры в «открытое общество».

При условии соблюдения принципа погрешимости знания и свободы открытое общество может воспринять варианты азиатских или каких-либо иных ценностей. Открытое общество может и должно принимать разнообразные формы, а не только форму западной демократии. Идея открытого общества представляет собой концептуальную оболочку, которую можно заполнить конкретным содержанием. Каждое общество в каждый исторический период должно определить это содержание [Сорос, 1998, №2.].

Необходимо задать совершенно правомерный вопрос: не является ли идея «открытого общества» еще одной утопией, еще одним нереализуемым новоевропейским проектом переустройства общества? Кажется правомерным отрицательно ответить на данный вопрос.

Во-первых, утопизм – «это учение, которое считает возможным осуществление общественного идеала в реальности, создания идеального общественного состояния… Доклассический утопизм основан на антиисторизме и… предполагает, что идеальное общественное состояние может быть создано где и когда угодно… С позиции классического утопизма идеальное общественное состояние… осуществимо, но его создание связано не с желанием людей, а с объективным ходом исторического процесса» [Горюнов, 2008, с. 56].

Во-вторых, утопия представляет собой проявление историцистского, классического представления об истории, как о будущем, однозначно предопределенном прошлым и настоящим.

В-третьих, утопия абсолютна и неизменна, она представляет собой один единственный предсказуемый вариант прекрасного и желаемого будущего.

В отличие от утопий классической историософии, открытое общество, как и современный образ социального будущего в форме прогноза-проекта, строится на принципах отсутствия абсолютного критерия истинности и «негативного морального утилитаризма» (надо стремиться не к утопическим идеалам всеобщего блага и счастья, а к сокращению несчастья и социальных бедствий, что более рационально и потенциально реализуемо). Не существует некоторого общего образа будущего, характерного для всего человечества. Но существуют типы социальных бедствий, с которыми следует бороться.

И Поппер, и его последователи неоднократно утверждали, что открытое общество в окончательном варианте не может быть реализовано. Проведение аналогии между идеальной моделью науки К. Поппера и «открытым обществом» подразумевает только то, что при подобном подходе в обществе возникает некое пространство, включающее в себя институты, общественные отношения, теории общественного устройства, где уровень рациональности достаточно высок (что, впрочем, не означает, будто здесь отсутствуют неосознанные порывы и иррациональные действия). Важным моментом для понимания сути открытого общества является то, что это «пространство рациональных действий и решений» стремится расшириться и увеличить долю рациональности в различных сферах человеческой деятельности, а это, в некотором роде, представляет собой бесконечный процесс совершенствования различных общественных институтов. А, значит, это практически бесконечный процесс рационализации, критики и исправления собственных ошибок.

Открытое общество не отрицает многообразия и альтернативности общественного развития, будучи способным в процессе своего становления принимать разнообразные формы, при условии, что в этих формах непременно реализуются критические принципы. Оно даже не является необходимым в том смысле, что нет никаких гарантий, кроме нашего возможного желания, что социальное будущее будет реализацией идеалов открытости. Ведь зов «закрытого общества», племенного единства, страх перед свободой и нежелание нести груз ответственности настолько сильны, что человек и человечество в любой момент могут изменить критическим демократическим установкам, которые не так уж сильны в современном мире. Всегда остается вероятность краха «открытого общества» и его ценностей.

Таким образом, открытое общество критично, проблематично, не предопределено исторически и потенциально многообразно. Эти особенности уже радикально отдаляют его от утопического общественного идеала, точно так же как и метод конструирования – метод поэтапной социальной инженерии, позволяющий исправлять ошибки и избегать при этом радикального изменения социальной реальности.

Главная трудность и главное препятствие для утверждения открытого общества – это наше собственное нежелание признаться себе в том, как мало мы знаем об обществе и о себе, и что в споре мы можем быть не правы, в то время как кто-то другой – прав. Вопрос ответственности человека за собственные поступки и решения в процессе становления «открытого общества» продолжает оставаться фундаментальным.


Литература:
  1. Геллнер Э. Условия свободы. Гражданское общество и его исторические соперники. М., Московская школа политических исследований, 2004. – 240 с.
  2. Поппер К.Р. Открытое общество и его враги. М.: Феникс, 1992а,1992б, т.1, -446 с., т.2, - 528 С.
  3. Порус В.Н. Идея «открытого общества»: от теории к российской практике// На пути к открытому обществу. (Идеи Карла Поппера и современная Россия.) М.: Изд-во «Весь мир», 1998. С. 12 – 28.
  4. Сорос Д. Эпоха ошибок. Мир на пороге глобального кризиса. М., Альпина Бизнес Букс, 2008. – 202 с.
  5. Лекторский В.А. Рациональность, критицизм и принципы либерализма (взаимосвязь социальной философии и эпистемологии Поппера)//Вопросы философии, 1995, №10. С.27-36.
  6. Лекторский В.А. Рациональность, критицизм и принципы либерализма (взаимосвязь социальной философии и эпистемологии Поппера)// На пути к открытому обществу. (Идеи Карла Поппера и современная Россия.) М.: Изд-во «Весь мир», 1998. С. 47 – 65.
  7. Садовский В. Карл Поппер и Россия. М., Эдиториал УРСС, 2002. – 280 с.
  8. Сорос Дж. Новый взгляд на открытое общество. М.: ИЧП ''Издательство Магистр'', 1997. - 32 С.
  9. Поппер К. Р. Открытое общество и его враги. Т. 1: Чары Платона; Т. 2: Время лжепророков: Гегель, Маркс и другие оракулы. К., Ника-Пресс, 2005. – 800 с.
  10. Целищев В.В., Карпович В.Н., Плюснин Ю.М. Наука и идеалы демократии. Социальные и методологические ценности в «республике ученых». Новосибирск, Нонпарель, 2004. – 103 с.
  11. Шишков И. З. В поисках новой рациональности: философия критического разума. М., Едиториал УРСС, 2003. – 400 с.
  12. Кацура А. Алхимик нашего времени.//Независимая газета, 1998, №3.
  13. Сорос Дж. Будущее капиталистической системы зависит от упрочения глобального открытого общества.//Финансовые известия, 1998, №2
  14. Горюнов А.В. Парадигмальный подход к философии истории: основные понятия и проблемы//Гуманитарные проблемы: человек и общество: монография. Книга 4. Новосибирск, ЦРНС- «СИБПРИНТ», 2008. – 413 с.



В.А. Рябинин