Измененья Времён

Вид материала

Документы

Содержание Александр Блок Б. Ахмадулина

Подобный материал:

• Библиотека Т. О. Г, 2810.75kb.
• Хроника первых четырех Валуа, 1400.3kb.
• Литература по курсу «История России с древнейших времен до начала XIX в.» Учебники, 72.51kb.
• Библиотека Т. О. Г, 2433.62kb.
• Сравнительная характеристика времен в английском и русском языках (диплом), 19.85kb.
• Европейский парламент в ракурсе проекта конституции для европы – дефицит демократии?, 381.82kb.
• История России с древнейших времен до наших дней в вопросах и ответах, 10053.95kb.
• Лекции по Истории и методологии биологии Основная литература: История биология (с древнейших, 1128.78kb.
• Искусство родовспоможения или акушерство имеет древние истоки. Еще со времен первобытнообщинного, 292.56kb.
• Искусство родовспоможения или акушерство имеет древние истоки. Еще со времен первобытнообщинного, 837.49kb.

И – надежды злые - для тех, кто понимает ⁵⁷⁵


«Мужество жестокой правды видения и бесполезный обман надежды». Снова я стану спорить с Мамардашвили, ибо что есть наша жизнь, как не хрупкая конструкция из мечтательных кубиков нашего отношения к ней? И что с того, что конструкция эта может быть снесена, развалена – одним движеньем руки, да даже и просто – один дуновеньем реальности… оно нам надобно? Снести все сине-туманные, прохладные, уходящие в Ренуарову черноту⁵⁷⁶ придуманные тени на земле – от придуманных же предметов и чувств – ради странной фантазии любоваться голым светом⁵⁷⁷?

И хотя там, где-то там, в глубине души, мы лучше кого-либо знаем цену⁵⁷⁸ этим сотворённым придумкам, не на них ли порою всё и? И не они ль – тот самый фундамент, просвечивающий закатным солнышком, на котором? Фундамент злых надежд⁵⁷⁹, несбывшихся откровений, картонных мечей, придуманных страстей… Не осознание ли этого простенького факта⁵⁸⁰ и разломило творчество и душу Блока, к примеру – на балаганчик с паяцами, истекающими клюквенным соком, и умирающее рыцарство Бертрана или Прекрасной дамы⁵⁸¹?

Кстати, о Прекрасной Даме. Эта левкоем и духами - дышащая дама⁵⁸² в своё время (и совсем недавно, кажется, а на самом-то деле…) была настолько зацитирована, что нынче её появленье-возвращенье стало б сродни возвращенью⁵⁸³ до-Пушкинских или символистских языковых банальностей.

Но – не станем отвлекаться, вернёмся к со-творяемому нами миру, держащемуся на хрупких условиях пониманья⁵⁸⁴, на отсветах алых парусов в узких улочках обыденнейшего портового городишки⁵⁸⁵, на том, что «всё будет правильно, на этом построен мир…»⁵⁸⁶.

Но… но – в том и парадокс, уважаемый Мераб Константинович: чтобы видеть, осязать и перебирать эти крупные воображаемые жемчужины и каменья⁵⁸⁷, подаренные нам собственными и чужими сотвореньями, надобно как раз – то самое мужество стояния – в этой полной бессмысленностей и бесполезностей реальности, мужество творенья (зачастую вопреки ей) своего собственного, заветнейшего мира, единственного из миров, где⁵⁸⁸…

А, оказывается, я вовсе и не спорю с Мамардашвили, а – соглашаюсь с ним, ибо его видение рассматривает и обнажает корни множества процессов внутри нашего я, а мне – интереснее в данный момент – его внешнее проявленье, итог, творческое пере-осознанье этим я пути, и, как результат – появленье новых наи-нереальных реальностей в этом бессмысленном и беспощадном мире, в котором это наше маленькое я отрыв (это в случае, ежели вообще хватает мужества не плыть по течению, закрывши глаза) себе маленькую, экологически чистую⁵⁸⁹ ямку, пытается – и зачем? – ещё что-такое и…

Впрочем – скользкая тема⁵⁹⁰, и полностью дойти до её осознанья мне мешает (опять прав Мераб Константиныч!) страх осознанья реальности… Что ж, будем тихо сидеть в уютной норе, читать, писать, и кушать пюре⁵⁹¹. А море… море, которое всегда около – само придёт. Пусть хоть и сотворённое лишь.


Приближенье тишины


«Приближается звук. И, покорна щемящему звуку…»

Александр Блок


Нынче же – всё наоборот. Звуки – внешние, привычно-постоянные, несущие с собою пусть и хорошо знакомое, не единожды пережитое, оживляемое интонациями принца Баккардии⁵⁹², шутками Генри Моргана пра-пра-правнука⁵⁹³, или надменной нежностью восхитительной графини Дианы⁵⁹⁴, или… - исчезают, растворяясь, оставляя – истинную тишину. Тишину – идеальную, лишь с лёгким ветерком в вершинах елей, да деловитым (изредка) пошумливанием и шуршаньем ворон – там же.

И вот – лишь растворившись, исчезнув в этой тишине, можно услышать – нет, расслышать даже (как это сделал когда-то Пух, расслышав приманошный зов горшочков с мёдом – надобно было лишь на несколько мгновений избавиться от тараторенья Кролика⁵⁹⁵), и ощутить – появленье из ниоткуда ещё неясных образов - интонаций - звуков - смыслов - цветов - текстур - ощущений - воспоминаний, странным образом перекликающихся, переливающихся и взаимодействующих между собою… Одно лишь их разглядывание (не говоря уж о попытках их уловить, собрать, вернуть, превратить в нечто иное, осязаемое, пусть только намеченное прикосновеньями кисти или фразы – и сразу исчезающее – не дай Бог! при неловком движеньи или неточном, не так окрашенном слове – то, чем я собственно, и занимаюсь сейчас) – уже доставляет огромное наслажденье… Это наслаждение, удовольствие отдалённо сродни (наверное) удовольствию от разглядывания чернёного серебра на одной из старинно-изящных наследных вещичек (молошнике), удовольствию, которое перемешивается с детскими воспоминаньями о солнечном блике этого узора на скатерти, замысловатом и непонятном, следуя за изгибами которого можно было попасть – или в неведомые страны звенящих – точь в точь таким! серебром мушкетёрских шпаг, кубков и оружья⁵⁹⁶ книжностей, либо – за окошко, где за деревянным подоконником тени в листве сирени вдруг с обморочной точностью воспроизводили – но на мгновенье лишь! – его тончайшие резные детали. И вот сейчас, в это мгновенье, здесь - эта сиюминутность, этот затейливый узор, эта тишина – ожили, отдавая серебром, глубиною и голубизною солнешных небес в зелени сирени за окном, да изящно-скрытой монограммою, которая потом вдруг окажется… Впрочем, умолчим.

Удовольствия полиманьякства


Вот ведь странности – я достаточно легко чувствую «мономаньякство»⁵⁹⁷ и набор иногда вовсе не философских идефиксов у большинства (да, пожалуй, что и у всех, несмотря на их достатошное многообразье и - на первый взгляд - разбросанность) любимых авторов. То самое, шаманское, заклинательное полиманьякство⁵⁹⁸, которое и составляет, по моему давнему, глубокому, и вполне безотчётному⁵⁹⁹ убеждению, сокрытый двигатель⁶⁰⁰ большинства (опять же – подавляющего, если не всех) творческих личностей: некий набор тем, понятий, убеждений, комплексов, определений, болезненностей, ситуаций, несвбывшестестей - скрываемый или, напротив нарочито декларируемый; тот набор, что и определяет основу, базу, скрытую структуру их текстов… Похоже, мне это – дано, так же, как дано и уменье мгновенного «переселенья душ»: при одном взгляде на человека мне становится очень многое понятно о нём, а видны меж тем лишь поза, руки, выражение взгляда, мимика, манера быть, речь или вовсе молчанье, запах… Всё это вместе могло бы стать темой интереснейшего романа о каждом из них⁶⁰¹, когда б… когда б они были мне интересны⁶⁰². Впрочем, человек – существо изменчивое, и эти мгновенные прозренья не слишком дорогого стоят. Иное дело – тексты. Их изменчивость (в силу участья в процессе со-творенья, да и в общем в силу измененья⁶⁰³ социо-культурной среды), и их устойчивость, «классичность»⁶⁰⁴ как раз и позволяют общаться с ними, возвращаясь, споря, строя на их основе – некие новые прочтенья, нечто своё. Впрочем, немудрено, что мой выбор текстов и их авторов (см. пресловутый список, которым, наверное, основное и исчерпывается⁶⁰⁵) определяется, в огромной мере, их «конгениальностью»⁶⁰⁶ - тем, что видимое мною в этих текстах (разумеется, кстати, что ежели б их содержанье иде-фиксностью этой и исчерпывалось бы, они бы не были тем, чем… в них каждому дано видеть нечто, но…речь обо мне) не просто созвучно мне, но, пересекаясь с моим Я порождает некую новую реальность – смысла, чувства, ощущенья…

Простой пример – да, я знаю, что Булгаков, со-творяя своего Иешуа, читал Ренана и Фаррара⁶⁰⁷, и? А вот тот простенький, маленький и неожиданный (быть может, только для меня? но…) факт, что его вторая жена, Любовь Евгеньевна Билозёрская, в двадцатые годы танцевала в берлинском Варьете – не говорит ли он, по крайней мере, не меньше – внимательному «гипотетическому читателю»⁶⁰⁸? А? «Ээээ… так-то, дружок…»⁶⁰⁹.

Впрочем, моё исходное удивленье («вот ведь странности») – было вызвано как раз тем, что чувствуя это в других, я никак не могу избавиться от этого в себе, упрямо возвращаясь, как бабочка на свет фонаря⁶¹⁰ к тем же⁶¹¹ темам, воспоминаньям, словам. К тому же сбывшемуся и несбывшемуся. Эти темы (числом чуть более дюжины, наверное) набившие уже оскомину даж у лояльных читателей Сама и Боди (если только – да-да! – если только они и сами не такие) - видны, очевидны, проступают во многих местах, прозрачны, порою прихотливы, но всякий раз – мучительно неопределимы (ибо именнно их определенью⁶¹² и уделено, посвящено столько бесцельного и бесценного времени, которое – нет, не стану продолжать, потому как вы и сами лучше меня знаете: Время-Дедушка и всякое такое, и сейчас бы непременно сказали⁶¹³: «ну вооот…поехало» - и были б правы.

Но увы – именно это определенье, пониманье – для меня недостижимы, оттого и – такое количество неопределённых, двоящихся эпитетов в текстах Сама и Боди… И, – как ни странно! – яркие внешние впечатленья, ложащиеся на… влияют, дополняют, и (очень редко, правда) меняют саму структуру восприятия, и подход к этим неопределённым, но мучительно и сладко манящим «полиманьякствам»….


Лунные призраки.


Уж сколько раз старинная шотландская луна⁶¹⁴ - опускалась за старинные же, зубчато⁶¹⁵-башенные развалины ещё более старинных шотландских замков… Или датских. Но не всякий раз фамильные Уайльдовы призраки и привидения были так любезны, чтобы воспользоваться лунным светом для создания себе приличествующего случаю одеянья. А, собственно, на то они и призраки, чтобы морочить, наводить морок, привидеться, ввести в заблужденье, явиться в столбе лунного света⁶¹⁶. Никогда не забуду детских впечатлений от Байроново-бунинских Каиновых ведьм⁶¹⁷, да и… Макбетовы тоже хороши. Но – к теме луны, ведьм и пересекающихся теней – надобно будет ещё вернуться, а пока – всё залито тьмою. Луна ушла.

Чувственная загадка красоты


Нет, право ж… Впору достать «Ниву, с приложеньями, в рассрочку»⁶¹⁸, из-под шкафа – а-ля Васисуалий⁶¹⁹. Ибо все «сокровища мысли», скрытые тяжёлыми, старинными, кожаными, тиснёными золотом переплётами, или не столь сложно-вычурными, но по своему изящными переплётами времён не столь отдалённых⁶²⁰ - бессильны ожить, ежели не отклиикается на их призыв душа моя. А она нынче – никакая, выспавшаяся, переменчивая, как весенняя, предлетняя погода за окношком – то пастернаковские ветренности (дождливые только), то вдруг роскошное солнышко – ах-ах. Вот и мечутся – тма, внутри где-то – то тёмные силуэты и шотландские зубчатые придуманности на лунном фоне, то какой-то почти современный звон рыцарских мечей⁶²¹, то – обрывки и интонации беловского «Серебряного голубя»… Но нет – ноты, последовательности, которая б повела за собою. Воспоминания словно возвращаются к Лермонтовским временам «Княгини Лиговской»⁶²², переходя к неожиданному, необъяснимому совершенствованию его прозы: от ранних пьес – к россыпи сокровищ «Героя..». Наверное, взрослела, становилась мудрою душа, тот самый «второй»⁶²³. И всё равно нынче не Лермонтовское настроенье (а чьё ж? – да Бог весть!). Впрочем, разве что⁶²⁴ – отблеск шотландских предков⁶²⁵ блеснёт под лучами шотланской же луны⁶²⁶, к которой я уже несколько раз безуспешно пытаюсь вернуться – и это – в солнешный-то день за окошком?

И вот тут, кстати, неожиданное (даж для меня самого) – отступленье. Впрочем, теперь, при втором прочтеньи, я начинаю подозревать, что неожиданность эта вызвана количеством ссылок в предыдущем отрывке… Итак: довольно давно, один из уважаемейших читателей «Со-творенья» заметил (чуть с упрёком) что я словно б навязываю читателю толкованье, привязывая свою трактовку к литературной канве⁶²⁷. Грешен, но меж тем существует рецепт, придуманный ещё одною из немногих читательниц⁶²⁸ - читать в первый раз без примечаний вовсе, а потом… Но для этого – текст должен быть интересен настолько, чтоб «перечту и пойму..»⁶²⁹. А кому это? Только мне, моему «второму», который иногда получает искреннее удовольствие от неожиданной ошибки – замены при чтеньи Борхеса, к примеру: во фразе «… чувство, называемое красотой, чудесная тайна, расшифровать которую не под силу ни психологии, ни риторике»⁶³⁰, слово «чудесная» прочлось как чувственная. И, согласитесь – «чувственная тайна красоты» - это заманчиво, интригующе, загадошно, и…точно. «Роза цветёт – потому что цветёт, безо всяких «почему»⁶³¹ - и безо всяких почему сегодняшняя влажно-нежная красота «рябчиков»⁶³² - изящнейших, нежнейших, крапчатых цветов-фонариков, привезённых из Амстердама, с цветочного рынка (с утерявшимся названьем⁶³³) – существует, и влечёт взгляд…

Вот и вправду – поверхностная, до-переплётная разбросанность нынче. Быть может, при записи, при формировании «собственно текста»⁶³⁴ она структурируется, и прявится в ней некий смысл, переклички, невидимые мне сейчас, как это частенько бывает? Быть может – да, а быть может – и нет, не суть. А суть в том, что этот отрывок, кусочек – и есть отражение поверхности текучей (словно отраженья облаков в речке – в ветренный день) переменчивости, которая нынче и есть я. (Ехидно: а кому неинтересно… Сидоров! Выйди из класса! Там, в коридоре, под шкапом, лежит подшивка… вот её и читай!)


Тени вечера


Тени вечера – волоса тоньше⁶³⁵ - тонкие прутяные синеватые тени на снегу, и розово-сине-размытые полосы облаков, наплывающие на закатное зимнее солнце – Боги мои, ну почему именно сейчас, и именно это воспоминанье ожило вдруг? Большей противоположности жаркому летнему дню – чуть за-полдень, и вообразить трудно. И – тем не мене. Пытаясь разобраться, понять, уйти глубже – не вижу, не слышу ничего, кроме скрипящего под ногами снежка, леса, дороги, уходящей в закат, и – щемящего чувства одиночества. Наверное, этим именно (несмотря на то, что есть вокруг меня – пусть и немного – любимых и любящих людей) – и запомнился, остался этот когдатошний зимний день, вот так вернувшийся ко мне – сейчас. Этим ощущеньем отъединённости, отрешённости от (чуть не написалось – всего сущего) и от нынешнего, сейчасного, сиюминутного «вокруга» - осознани того, что никогда и ни с кем не удастся поделиться⁶³⁶ вот этими ускользающими (даже от меня) мимолётностями – надежды, отчаянья, воплощенья. Чуть розовеющий (в тон зимнему закату) флёр мечты придаёт сказошность волшебному замку, но воплотившейся (когда-нибудь и если, быть может, и непохоже вовсе) реальности он же, когда-тошний, давний – вот этот – придаёт едва заметный, мечтательный и сказошный же оттенок… Не то же ль происходит и с тем, что я пытаюсь со-творить – нынче, вчера, завтра - всегда? Неужели только в моих глазах текст этот имеет легчайший, вспоминательно-ностальгический привкус? Наверное, надобно признаться, что – да. И что лишь отдельные, иногда вовсе незаметные, неожиданные для меня самого его кусочки вдруг пробуждают – в ком-то ещё⁶³⁷ иные подобия, иные закаты, иные тени – звучащие – в тон, единым созвучьем. Наверное, так - но легше ли мне оттого? Становится ли моё нынешнее, вполне себе поэтичное⁶³⁸ бремя отрешённости, невозможности поделиться «этим, как оно есть» в тщетном поиске созвучий в других – от этого – меньше? Нет, увы – и нынче, и во веки веков, «пока не впадёшь ты в окончательный маразм»⁶³⁹ - буду пытаться я разделить этот зимний закат, летний день, одиночество – с каким-то пока неясным мне самому «вторым я»⁶⁴⁰, глядящимся не из Борхесовых зеркал, а – из снов, воспоминаний, нежности…

Такое ощущенье порой, что существующий где-то текст, сказошный замок которого светится так волшебно, на самом деле есть беспорядочная, собранная и любовно сохранённая трудолюбивыми гномами восприятья куча драгоценных сокровищ в драконовой пещере, на которых я… Сам дракон давно сгинул (быть может, изничтоженный каким-нибудь славным⁶⁴¹ рыцарем) сокровища потускнели, и лишь я изредка, по прихоти, заглядываю туда – ворошу, перебираю, разглядываю на свет, и… и оставляю…