Центр современной философии и культуры им. В. А. Штоффа (центр «софик»)
| Вид материала | Документы |
- -, 3689.72kb.
- Базовая учебная программа дисциплины «Основные направления современной философии» для, 714.19kb.
- При поддержке: Культурного центра, 87.59kb.
- Российский Фонд Культуры» (Новосибирский филиал), ро (Новосибирск) ООО «Центр экологической, 138.47kb.
- Развитие региональной методической службы, 18.25kb.
- Отчет деятельности гбу «Республиканский центр развития традиционной культуры», 157.08kb.
- Посольства Королевства Нидерландов, Фонда Мондриана (Нидерланды). программа, 378.19kb.
- 1. Место философии в системе культуры, 242.79kb.
- Л. А. Куйбышев Центр по проблемам информатизации сферы культуры (Центр пик), 206.9kb.
- «областной методический центр народной культуры», 66.4kb.
Моисей Самойлович Каган
18.05.1921 – 10.02.2006
Умер Моисей Самойлович Каган, доктор философских наук, заслуженный деятель науки РФ, почетный профессор Санкт-Петербургского государственного университета, ветеран Великой Отечественной войны. Долгие годы и до последних дней жизни он преподавал в Республиканском гуманитарном институте СПбГУ.
Это был особенный человек. Один из немногих наших гуманитариев, которого называют и будут еще долго называть своим Учителем сотни ученых разных поколений, М. С. Каган создал настоящую школу мысли, не прислушаться к которой не могли даже его непримиримые оппоненты.
Российская наука потеряла одного из крупнейших своих представителей, трудами которого были созданы основы отечественной культурологии, теории искусства и эстетики. В Петербурге М. С. Каган, несомненно, представлял одну из центральных фигур нашей культурной жизни.
Он был прирожденным педагогом, лекции которого отражали живую мысль ученого — мысль, в конечном итоге зафиксированную в книгах, уникальных по охвату материала, эрудиции и многообразию затронутых в них тем.
Он был настоящим петербуржцем, то есть принадлежал к той удивительной породе людей, для которых интеллигентность не была пустым словом. Людей, на которых истинные ценности культуры налагали особую внутреннюю ответственность.
Лекции, семинары, мастер-классы М. С. Кагана — особая часть истории нашего института. И уже сегодня, когда Моисея Самойловича нет с нами, когда уже нельзя в непосредственном общении восхититься блеском его эрудиции и лекторского мастерства, все также звучит в душе его голос, все также невозможной кажется горечь утраты…
Светлая память нашему дорогому коллеге и Учителю.
Коллектив кафедры философии и культурологии
ИППК-РГИ СПбГУ
Ушел Учитель. Навсегда. Но ведь был! Долго. Сколько раз ты, приехав в Питер, подходил с учащающемся по мере приближения пульсом к дому на Чайковской, взбегал на третий этаж, звонил сразу, без паузы, и через несколько секунд появлялся Он. Любимый и Великий. Как-то на кафедре кто-то обронил: когда Каган просто идет по улице, сразу видно, что идет великий человек. И здесь, в домашней курточке и тапочках, он всегда был великий. И когда, открыв дверь, смотрел, улыбаясь в первую минуту, и обнимал. И когда, потом, неторопливо спрашивал про жизнь, про друзей, и потом, когда отвечал, тоже неторопливо, откинув сначала голову и втянув воздух, чтобы ответить точно, как всегда, существенно. Слушать он любил больше, чем говорить, и может быть еще поэтому каждое его слово было таким веским. И если шутил, то в десятку, и если критиковал, то опять точно, четко и весомо, и так всегда, даже когда разговор шел про самое бытовое.
Но поразительнее всего, что при всем этом он всегда был — близким, близким и любимым. Это сочетание величия и близости, и любви (не симпатии, не уважения — любви) было каким-то совершенно уникальным. И помогало жить. И будет, думаю, и дальше это делать. Часто, когда мне бывает трудно, когда я боюсь какой-то встречи, выступления, когда на какой-то поступок кишка оказывается тонка, я вспоминаю Его. Представляю, что он смотрит на меня, и кишка укрепляется, спина выпрямляется, дыханье выравнивается …
…Помните, хотя было это лет 20 назад, мы катались на лыжах под Нижним Тагилом в день окончания какого-то симпозиума: Вы, Надя Попова и я. Оказались перед небольшой, но очень крутой горкой. Вы изящно съехали и ждете нас. Я дрожу на краю спуска, колеблюсь: страх сковал капитально. Надежда мне тихо: «Галя, на тебя Каган смотрит». Сработало мгновенно. И я не упала. А Вы мне еще что-то такое тогда сказали: «Ну, дружок, да с тобой можно в разведку ходить».
…Сейчас, когда все это пишу, то уже совсем реву. И хотя знаю, что ничего особенного в моем этом писании нет, знаю также, что по всему, как это говорят сейчас, постсоветскому пространству есть не десяток и, может быть, даже не сотня людей, которые, приезжая в Питер или встречая Его в своих городах и весях, переживали эти или подобные состояния, и сейчас испытывают те же чувства: горя, что Ушел и благодарности за то, что Был. И, значит, Есть в нашей жизни.
Какой светильник разума угас, какое сердце биться перестало! Но скольких успел осветить, скольких согреть! Наш Любимый Великий Человек – МОИСЕЙ САМОЙЛОВИЧ КАГАН.
Галина Брандт
I. Философия культуры
Материалы Международной конференции «Метафизика искусства — 4. Поэтика Города», Санкт-Петербург,
18 – 19 ноября 2005 г.
М. С. Уваров
Поэтика Петербурга (вместо введения)
Конференций, посвященных Петербургу, в последнее время было немало. Особенный всплеск произошел в год празднования трехсотлетия города, да и в последующий период тема Петербурга не была обойдена научной общественностью. Среди знаменательных событий петербурговедения последних лет отметим выход в свет новых книг В. Н. Топорова, М. С. Кагана, С. В. Чебанова, С. Волкова, Д. Н. Спивака и других авторов, серию международных конференций «Феномен Петербурга», телевизионный цикл «Метафизика Петербурга», неоднократно показанный в разных уголках России.
С тем большим трепетом обозначили мы тему очередной конференции из цикла « Метафизика искусства» — «Поэтика Города», объединяющей темой которой стал Петербург.
За последние годы культурология города у нас в стране и за рубежом набирала обороты. Так, под прямым или косвенным воздействием проекта «Метафизика Петербурга», осуществляемого в разных формах с 1992 года, возникли центры изучения культуры городской среды в Саратове и в Сибири, в городах Украины (в том числе в Крыму) и даже в Казахстане. Не пропадает искренний интерес к Петербургу. И хотя трудно сегодня найти неизведанные темы и абсолютные горизонты, появляются новые, часто совсем молодые, люди, для которых Петербург — все то же мифопоэтическое пространство культуры, тот самый Сфинкс, загадку которого необходимо разгадать.
В добрый путь!
***
Традиционно считается, что Санкт-Петербург символизирует уникальный европейский аспект России, занимая особое место среди величайших столиц мира. Имя города в огромной степени символизирует интернациональный характер Санкт-Петербурга. Оно состоит из трех значимых частей, мистически сочетая корни совершенно разных языков. Первая часть происходит от латинского корня «святой», затем следует имя апостола Петра (Peter), что по-гречески одновременно означает и «судьбу», и «камень», а в заключение названия (burg) видна голландская (и одновременно немецкая) составляющая.
Отсюда — три возможных смысловых перевода имени города на русский язык. Во-первых — «город священной судьбы». Во-вторых — «судьба, храни град Петров». И, в-третьих — «священный камень истории». Таким образом, имя города в метапоэтической форме выражает как обращенность к своему святому покровителю, так и упование на создателя города императора Петра Первого. Вместе с тем историческая линия судьбы Санкт-Петербурга тесно переплетается с судьбой Древней Греции и Рима, Германии и Голландии…
Но самое важное заключается в том, что судьба Петербурга вот уже три века является индикатором наиболее значимых событий русской истории. Возникает вопрос, каким образом можно извлекать уроки этой истории и какой «срез» петербургской культуры несет наиболее значимые метки учительства.
Существует не так уж много поистине «мировых» столиц. Петербург относится к их числу. За три века своего существования он стал «жертвенным камнем» русской истории. Разорвав фактом своего появления жесткую историософскую дихотомию «Москва — Киев», переведя разговор о смысле отечественной истории в русло триалога (Г. П. Федотов), Петербург в то же самое время разрушил и миф о «Третьем Риме»: замысел Петра Первого о Петербурге, несомненно, представлял собой упование о «Риме Четвертом». Вновь возникший жесткий диалог «Москва — Петербург» (Ю. М. Лотман, В. Н. Топоров, К. Г. Исупов), так явно определявший абрисы русской истории на протяжении более двух столетий, казалось бы, завершился полным отступлением «Петербурга советского» перед «порфироносной вдовой» (А. С. Пушкин).
Но уже в новейшие времена диалог возобновляется в неожиданном регистре борьбы за державное первенство. «Путинская Россия» — это еще и Россия упований о возрождении имперского величия Петербурга. Уступая в «физической» мощи, Петербург все же пытается отнять у Москвы духовный ореол «непобедимой и легендарной» столицы. Новая питерская элита, оккупировав практически все эшелоны власти, на самом деле ведет дело к очередному поражению Петербурга в вечном диалоге с Москвой, поскольку подобное заполнение политических лакун, как учит мировая история, вряд ли может окончиться миром и согласием. Кажется, современная политологическая мысль плохо осознает этот факт, проявляя себя, скорее, через «мистику» доверия, чем через «рацио» здравомыслия. И снова, как в старом кинофильме «Зеркало для героя», устами трагически убежденного оптимиста остается только сказать: «пусть новые поколения… нас рассудят...».
Согласно одной из самых распространенных гипотез происхождения культуры, последняя возникает как культура городов (И. С. Дьяконов, М. С. Каган). То есть те древние цивилизации (религиозно-мистические по духу своему), которые не создали городской среды, культурой в современном смысле не обладали тоже. При всей спорности такой позиции, нельзя не признать, что выделение секулярной культуры как единственно сопричастной цивилизации, стало одной из ведущих парадигм современного урбанистического сознания.
Реальность ставит под сомнение такого рода выводы. «Мистический», «религиозный» дух Петербурга — это те параметры его бытия, без которых онтологическая глубина города просто не может быть понята. Внешние проявления «культурности», «интеллигентности» и даже «столичности» являются лишь контуром духовной истории Петербурга. И нельзя даже сказать, что эти внешние контуры заключают в себя мистику, дух города. Сквозь скрепы прорывается подлинная «душа Петербурга» (Н. П. Анциферов). Не случайно, что столетиями продолжающиеся споры вокруг роли Петра Первого в судьбе Петербурга и России сводятся ко столь противоречащим друг другу точкам зрения. Если считать подлинной историей города его секулярную историю и выращенную в ее лоне культуру — тогда фигура императора действительно приобретает масштабы вселенские, почти божественные. И тогда «кумир на бронзовом коне» — не поработитель, но искусный поводырь и России, и Петербурга. Но если реальный (и мистический) Петербург содрогается от тяжелозвонкого скаканья «по потрясенной мостовой», то дело Петра приобретает совершенно иной смысл.
«...Если кто при исповеди объявит духовному отцу своему некое несделанное, но еще к делу намеренное от него воровство, наипаче же измену, или бунт на государя, или на государство, или злое умышление на честь и здравие государево..., то должен духовник... донести вскоре о нем» (Из указа Петра Первого от 17 мая 1722 г.). Прямое требование нарушения тайны исповеди, изреченное государем образованным и богопослушным, не могло не сказаться на судьбе его наследия. Возможно, с этой точки и начинается тот самый «петербургский переворот», который описан Г. В. Флоровским в «Путях русского богословия». Тема Петра для города не случайно становится одной из доминирующих. Как будто сама природа Петербурга взрастила антитезу св. Петра, в честь которого назван город, и Петра «земного» — создателя и преобразователя Петербурга.
Петербург издавна является объектом анализа со стороны разных областей знания — от истории и филологии до семиотики и феноменологии. Город как живой, «физический», организм действительно выявляет множество планов для своего восприятия. Но Петербург — через свой знаменитый «ум» и невостребованное историей «сердце» — несет еще и важную антропологическую доминанту. Петербург может быть понят многоликим человеком, который реализует свою судьбу во вполне реальном историческом времени.
Относительная молодость Петербурга (триста лет — очень маленький период для европейской столицы) делает метафорическими известные обозначения его как «бессмертного», «вечного» города, «четвертого Рима» и т. п. Конечно, и эти метафоры содержат в себе глубокий художественный, поэтический смысл. Вместе с тем, город проживает свой век как бы на наших глазах. Его историческое время сопоставимо со временем жизни «человека города». Более того, в исторической и метафизической судьбе Петербурга реально воплощены основные смысложизненные понятия, характерные для судьбы отдельной личности. Петербург является совершенно особым пространством не только «физиологического» и «физиогномического» анализа. Он еще и вместилище души и духа, исповеди и покаяния, иронии и восторга, прекрасного и безобразного, гордого и смиренного, униженного и возвышенного — словом, всего того, что проживает человек в течение своей «личной» жизни. Эта особенность петербургской культуры является почти уникальной в мировой истории. Дилемма «умирающего-и-бессмертного» города, так характерная для Петербурга, несет в себе общечеловеческий смысл. Разные точки зрения на исторические перспективы Петербурга всегда вращаются вокруг решения этой вечной дилеммы. Если город предназначен близкой смерти, то трудно говорить об оптимистических горизонтах отечественной культуры. Если же иммортальные, бессмертные горизонты «Города-Сфинкса» превозмогают трагичность будущей истории — отечественная культура имеет иные горизонты своего развития.
Любой вопрос о Петербурге вызывает бурю ассоциаций. Все подходит к нему — и карсавинский опыт постижения средневековья, и хейзинговская «осень средневековья» — пора благодатная, творческая, и бахтинская «смеховая культура».
Он — как губка, вбирающая любые традиции, даже те, которые ему как бы не присущи «от века». И когда осознаешь эту простую истину, неизбежно встает вопрос о механизме формирования традиций. Что кроется за рамками видимого, что систематизирует облик Петербурга и является его поэтико-метафизической доминантой?
Синтез, происходящий в образных ландшафтах петербургской истории и культуры, неизбежно замешан на антитезе жизни и смерти, покаяния и непокаяния. Танатологический и исповедальный мотивы имеют самые разные оттенки, от «классического» психоаналитического или же «хрестоматийного» христианского до иррационально-шизоаналитического и обыденно-клинического. Фигуративность исповедального слова в образах Петербурга поистине многолика. Вряд ли можно найти хотя бы одно значительное явление в лике и исторической судьбе города, которое можно оценить и понять вне «исповеди у последней черты» (В. Л. Рабинович), а, следовательно, вне изначального противостояния жизни и смерти.
«Свет и тени» Петербурга Ф. Достоевского, А. Блока, А. Белого возникают в контурах физиологического трансформирования, оборачивания видимого Петербурга — города призрачных ночей и внеположенной человеку архитектуры. И все же очевидно, что Петербург не сводится к этой стороне своего существования. Сам по себе «физиологический акцент» довольно двусмыслен. Физиология города, понимаемая в качестве его «изнанки», инобытия телесного, часто противоречит собственно культурно-историческому ландшафту, бытию «зримого» города. Между тем, чрево Петербурга можно постигнуть, понять не только в физиологическом плане, тем более что жизненность и смертность далеко выходят за рамки телесного, физического. Реальная, «низменная» смерть — это смерть, уже ушедшая от метафизического взора, точнее, прорвавшаяся сквозь скрепы метафизики. Физиологический анализ не может откинуть вуаль запредельного. История питерского кафе «Сайгон» потому и стала частицей истории города, что не вписывается целиком в физиологический контекст. «Сайгона» больше нет, есть лишь легенда, «приукрашенная» фантасмагорической топологией этого места (через магазин по продаже сантехники — к новомодному музыкальному салону с картинами митьков на витрине, а затем и к возрождению «Сайгона в другом конце Невского проспекта). Но эта легенда такого рода, что без нее немыслима поэтика города.
Перед Петербургом, как пространством поэтики, но и как городом-личностью, встают задачи сохранения внутреннего состояния свободы и целостности. В необходимости подобной самоидентификации и заключается, возможно, будущая миссия Петербурга в отечественной культуре.
P.S. Культура проступает в ликах городов,
В изысках плавных линий, взглядов и намеков.
И растворенье абриса в сплетении веков —
Один из тайных времени уроков.
Столичный блеск, провинциальный сон...
Всех странностей судьбы не размечает Хронос.
Улыбка города. Метафора времен.
Звучащий вечно одинокий голос.
***
Конференция «Поэтика Города» была организована в форме расширенного круглого стола. На заседаниях присутствовало более 50-и участников, в том числе студенты и аспиранты вузов Санкт-Петербурга.
Были заслушаны 12 основных докладов, а также проведена общая дискуссия. Часть материалов конференции публикуется в данном сборнике.
Тематика основных докладов: Уваров М. С. Поэтика Петербурга: перспективы; Евлампиев И. И. «Метафизика Петербурга»: от истории к теории; Сунягин Г. Ф. Амбивалентность Петербурга; Троицкий В. П. (Дом А. Ф. Лосева, Москва). Форма числа — тип культуры; Чебанов С. В. Презентация новой книги о культуре Петербурга; Селезнев А. И. Город в мировоззрении Ф. И. Тютчева; Фуртай Фр. Петербург: вариации на тему Парадиза; Орлова Н. Х. Дистанции огромного размера…; Иванов Н. Б. Прототекст Петербурга; Коринфская Н. В. (Дзержинск). Городской пейзаж в сюите П. Хиндемита «1922»; Медеуова К. (Астана, Казахстан). Free ландшафт Астаны; Кнэхт Н. П. (Москва). Поэтическая рациональность: Петербург как место мысли.
В ходе конференции состоялась презентация альманаха «ПАРАДИГМА» Центра Современной философии и культуры им. В. А. Штоффа, а также сборника материалов конференции «Метафизика искусства — 3. Мелос и Логос: Диалог в истории».
В качестве проблемного поля пятой конференции из цикла « Метафизика искусства» (ноябрь 2006 г.) определена тема «Исповедальные тексты культуры».
М. О. Михельсон (Санкт-Петербург)
Городская культура и методология ее исследования
Возникновение городов — один из основных признаков перехода от варварства к цивилизации; город выходит за пределы привычных традиций, отношений и связей общинного мира. С самого начала город — это центр общения с главным общим богом (а не своим покровителем дома и рода) через городской храм, который наряду с рынком — центром общения и торговли — был непременным и центральным элементом городской среды. Город — это и архитектурный феномен, произведение строительного искусства, и социокультурное образование, где представлены различные формы жизнедеятельности людей.
В своих многообразных функциях город становится объектом исследований многих наук, в том числе урбанистики, социологии города, социальной психологии, а также эстетики, культурологии, философской антропологии. Образы города находили и находят свое воплощение в художественной литературе, изобразительном искусстве, кино. И в своей совокупности эти виды художественного творчества создают образную панораму города, корпус определенных текстов, которые как бы «отражают» город, но и значительно отличаются от текста самого города, который представлен как множество семантических связей между горожанами и их материальным окружением. Как говорил Ю. М. Лотман, исследуя город, «мы создаем некую модель, которая сама себе равна, и она очень удобна для исследовательских построений. Но в модели нельзя жить, нельзя жить в кинофильме, нельзя жить ни в одном из наших исследований… А жить можно только в том, что само себе не равно. То, что все время о себе говорит на разных языках»1. Так или иначе города возникают, меняются, исчезают и все это время остаются объектом изучения для многих исследователей.
Говоря о проблеме города в культурологии, изначально необходимо определить, что имеется в виду под культурологическим знанием. Вообще говоря, «любая рефлексия культуры — независимо от того, в какой форме и какими средствами она осуществляется, — может считаться культурологической мыслью, т. е. разновидностью самосознания культуры»2. Таким образом, культурологическая мысль может свободно принимать или включать в себя литературно-художественные, философские, религиозные и обыденные формы. Значит, каждая культурно-историческая эпоха получает свое отражение в огромном количестве культурных текстов. Первые размышления о городах и горожанах возникли едва ли не одновременно с их появлением, и эта тема не теряла своей актуальности на протяжении веков.
Очевидно, что города со времени своего возникновения и по сегодняшний день — объекты внимания и изучения для многих писателей, ученых и исследователей. Сегодня урбанизм — это стиль эпохи, он определяет образ жизни почти половины населения планеты. Города возникли как центры цивилизации; города всегда были носителями культурной информации, это культурный текст, своеобразная знаковая система. Город — это и архитектурная организация пространства, которая, безусловно, влияет на формирование горожан; город — это социальный институт, связывающий различные субкультуры, различные общности людей. Наконец, город — это центр административной, политической, торговой, культурной жизни, таким он стал на протяжении веков. Но из этой полифункциональности города вытекает множество проблем, которые должны стать проблемами не только социальными или политическими, но и собственно культурологическими в силу вышеперечисленных особенностей города. Городская среда — это, прежде всего, место жизни людей, она играет существенную роль в отношениях между людьми, и за последнее столетие именно в этом контексте возникло множество трудностей, которые должны стать предметом рассмотрения исследователей культуры города, городского образа жизни. Это и проблема толерантности, которая неизбежно возникает в любом крупном городе; особенно остро этот вопрос сейчас стоит в Европе в контексте обсуждения концепций «единой Европы», с одной стороны, и стремления к обособлению, с другой. Это проблема массовой культуры, которая возникла именно в городах; это вопрос организации архитектурного пространства в новых районах больших городов (доказано, что городская среда и архитектурный облик влияют на развитие личности). В итоге, это вопрос, так называемой, «деурбанизации». Люди, ощутив ситуацию, когда, по словам Эриха Фромма, «современный человек отчужден от себя, от людей и от природы», стремятся уехать жить подальше от города и свести свое «общение» с ним к минимуму. Как пишет современный французский философ Мишель Серр, «нужно как можно скорее найти новые мотивации, чтобы жить в городском шуме, смоге и тесноте»1. Но помимо этих частных проблем, возникающих во внутренней динамике города, существует и более общая, но не менее важная задача — исследовать культуру города как целостную систему, охватывающую материальную, духовную и художественную сферы деятельности города. Все это приводит к тому, что проблема города, городской культуры и городского образа жизни не теряет своей актуальности, а получает все новые и новые формы и пути развития.
Хотя культура как форма существования человека гораздо старше, чем городской образ людей, и хотя со времен появления городов культура развивалась и в селах, и у кочевых народов, именно город оказался и остается поныне носителем особого типа культуры. Именно в городе культура вступила в ту фазу своей истории, которую принято называть цивилизацией, именно в городе проявились все противоречия культурного бытия человека (оппозиции «массовое-элитарное», «личностное-имперсональное», «технизация-гуманизация», «свобода-насилие», например).
Следовательно, если мы говорим об изучении городской культуры, возникает проблема как терминологического, так и методологического характера, поскольку, если в истолковании понятия «город» в российской и зарубежной мысли особых разногласий не существует, то понятие «культура» трактуется весьма неоднозначно. Концепции культуры складываются с опорой на самые разные методологические концепции — философскую, филологическую, антропологическую, социологическую, семиотическую, искусствоведческую.
Поскольку культура города является сложной самоорганизующейся системой, культурным пространством познавательной деятельности человека в целом, именно междисциплинарный уровень ее исследования позволяет координировать действия наук, направленных на построение целостной структурно-функциональной модели познаваемого объекта. По словам М. С. Кагана, именно «уровень междисциплинарный, на котором несколько дисциплин, обращенных к изучению общего объекта, в процессе комплексного исследования обмениваются информацией, находя возможность перевода языка каждой из них на язык других»1, позволяет соотносить информацию, добываемую каждой из наук, и, следовательно, интегрировать полученные знания для выработки целостной картины исследования. Междисциплинарный уровень исследования является одним из основных уровней интегративного процесса в сфере научного знания (согласно М. С. Кагану, он имеет следующие ступени: уровень синтеза, выражающийся в образовании новой науки благодаря скрещиванию нескольких дисциплин; уровень междисциплинарный, уровень трансдисциплинарный, на котором вырабатываются общие для целой группы наук принципы и методы исследования; уровень общенаучный, на котором вырабатываются исследовательские программы, эффективные для всех областей знания в пределах определенной исторической парадигмы, и уровень философский, позволяющий всем наукам, независимо от объектов изучения, использовать методологические установки, включающие предмет познания каждой из них в целостную картину мира2).
В гуманитарных науках проблема изучения городской культуры не только решается, но и осознается в зависимости от того или иного взгляда на сущность культуры и пути ее изучения.
До возникновения системного представления о культуре города ее изучение неизбежно сводилось к суммированию разных ее проявлений в общетеоретическом масштабе. К таким исследованиям можно отнести следующие: «Географическое положение больших городов» Ф. Ратцеля, «Большие города и духовная жизнь» Г. Зиммеля, капитальную монографию Л. Мамфорда «Культура городов», в которой описываются различные стороны и проявления городской культуры без обоснования необходимости и достаточности их проявления, исследование К. Линча «Образ города». Если же мы говорим о культурологии как о науке, исследующей формы организации социокультурного опыта человечества, воплотившегося в артефактах культуры и информационных системах, в способах организации человеческого поведения, то согласно концепции М. С. Кагана, можно выделить четыре фактора, которые обуславливают культурную жизнь города: географический фактор, социальный статус города, его архитектурный облик, и, наконец, эстетически-художественный фактор. В соответствии с этой градацией среди многочисленных исследований городской культуры можно выделить следующие их направления:
— работы, сосредоточивающие свое внимание на историческом развитии города как целостной системы в конкретных географических условиях, это, прежде всего, исследования Школы Анналов (Ф. Бродель, Ж. Ле Гофф), Л. Б. Когана, Э. А. Орловой, Л. М. Семеновой и многих других ученых;
— комплекс работ, предметом исследования которых становится, прежде всего, социальное пространство города (так называемая, урбан-социология): это концепции Ф. Тенниса, М. Вебера, Л. Хобхауза, Э. Дюркгейма, В. Глазычева, В. Вагина, Л. Ионина, Б. Ерасова;
— работы, направленные на изучение архитектурно-эстетического облика города (исследования Л. Б. Когана, В. Л. Глазычева, Д. С. Лихачева, А. Д. Иконникова, К. Линча, П. Клаваля); семиотические исследования В. Н. Топорова, Ю. М. Лотмана, З. Г. Минца.
Особо следует отметить две работы, в которых осуществлена попытка системного исследования, учитывающего совокупное действие перечисленных выше факторов: это монография Н. Анциферова «Душа Петербурга», направленная на определение культурной жизни и истории города, и фундаментальное исследование петербургского ученого М. С. Кагана «Град Петров в истории русской культуры», главной задачей которого стало рассмотрение культуры как результата связи, взаимодействия всех своих частей; соответственно, именно оно является примером междисциплинарного исследования.
Таким образом, культура города должна исследоваться как многосторонняя и целостная систему на методологическом уровне, позволяющем интегрировать и соотносить информацию разных наук.
Как пишет в своей статье «Культура города и пути ее изучения» М. С. Каган, культура, взятая в полноте своего динамического бытия, «оказывается трехаспектной системой: три ее грани или модальности — человеческая, деятельностная и предметная»1.
При таком понимании культуры, очевидно, что в мировом времени и мировом пространстве существует множество культур — исторических, региональных, конфессиональных. Следовательно, культура города является своеобразной субкультурой по отношению к целостной национальной культуре, и потому ее изучение требует понимания ее целостности, ее структурно-функционального строения, ее граней и взаимовлияний. Без такого системного представления о культуре ее изучение неизбежно сводится к суммированию знаний. Как отмечает профессор М. С. Каган в статье «Перспективы развития наук в XXI веке», методология исследования должна отвечать уровню сложности самой системы, поэтому простого суммирования методов и полученных с их помощью знаний оказывается недостаточно, поскольку культура не является суммой разных сторон своего бытия, она — система, то есть органическая взаимосвязь и взаимодействие.
Такие исследователи как И. Валлерстайн, Б. Н. Межуев, М. С. Каган отмечают, что в данном случае необходима особая методология, способная выявить эти связи и взаимодействия — именно та, которую в наши дни начала разрабатывать теория междисциплинарных исследований. Следовательно, по словам исследователей, «первая задача научной и философской мысли XXI века — глубокая разработка методологии междисциплинарных исследований человека, адекватной его системной структуре, и открывающей науке новые пути, неизвестные всей прошлой ее истории»2.
Таким образом, методологическая база изучения городской культуры формируется на принципах междисциплинарно-системно-синерге-тического понимания научной деятельности, что позволит снять многие противоречия, возникшие именно в рамках культуры города.
В. Г. Туркина (Саратов)