Валентина осеева динка 1-2 динка динка прощается с детством валентина осеева динка динка 1

Вид материалаДокументы

Содержание


Ленька скучает
Белоглазый человек
Неожиданное горе
Подобный материал:
1   ...   19   20   21   22   23   24   25   26   ...   73
Глава двадцать шестая

ЛЕНЬКА СКУЧАЕТ


В воскресенье время проходит быстро. На террасе не смолкают веселые голоса

и громкий смех Кости. К обеду неожиданно появляется Малайка с Марьяшкой на

руках.

- Мы приехал, а он кричит, ложком бьет в калитка... Стал гонять, он

плачет... - недоумевающе подняв брови, рассказывает Малайка.

У Марьяшки красное личико и мокрые полоски на щеках; она тоже что-то

взволнованно пытается объяснить на своем языке.

- Это наша! Это Марьяшка! - кричит Мышка, подбегая к Малайке. - Она,

наверное, никак не могла достучаться!

- Никак не мог! - подтверждает Малайка.

- Так вы прибили бы для нее медную дощечку к калитке, - говорит Костя, -

чтобы по всему дому сразу пошел звон! А то ведь действительно ничего не

слышно!.. Что, брат, не пускают тебя? А говорят: "Дорога ложка к обеду!" -

шутит он, заглядывая в повеселевшие глазки ребенка.

Марьяшка вдруг тянется к нему и, наклонив головку набок, показывает на

Малайку:

- Дядя у-у... Незя!..

- Бери, Костя, носи... - торопясь освободиться от нес, весело говорит

Малайка.

- Нет, погоди, куда же... Поставь на дорожку, - отмахивается Костя, но

Марьяшка упорно тянется к нему.

- Костя, возьми! Она к тебе хочет! Ей ты понравился! - уговаривают Мышка и

Динка.

- Понравился-то понравился, - смеется Костя, - но я совершенно не умею

обращаться с детьми. Ну, так и быть!

Он осторожно берет Марьяшку на руки и подкидывает ее вверх. Марьяшка

заразительно хохочет.

За обедом Алина объявляет, что в четыре часа начнется литературный вечер и

каждый должен что-нибудь приготовить.

- Я всю жизнь на всех вечерах говорю одно и то же стихотворение. Вот я его

вам и скажу! - обещает Костя.

- А я? - волнуется Динка.

- Ну, и ты подумай, с чем тебе выступить, - говорит Марина.

- Можно сказать "Дон Педро"? - спрашивает Динка.

- Что хочешь...

- А Мышка?

- Я скажу "Лесной царь", - откликается Мышка.

Но главный номер программы - это Анюта. Анюта должна прочитать по букварю

любой рассказик по желанию публики, а потом она еще скажет стихи. Это

выдумала Алина, чтобы показать свою ученицу, а заодно и себя как

учительницу. Анюта приходит после обеда, и обе они, взволнованные

предстоящим экзаменом, старательно готовятся в уголке сада.

Динке вдруг делается очень скучно. "Ленька не придет, - думает она, - ведь

сегодня воскресенье... А может быть, все-таки придет?"

Девочка на всякий случай бежит к забору, и лицо ее расцветает от радости:

на заборе весело трепыхается цветной флажок.

- Макака! Я тута... - шепчет Ленька, перебегая от куста к забору и

боязливо оглядываясь. - Не пойдешь на утес?

- Не могу я... Мама дома...

- А я чай вскипятил, чайку бы попили...

- Нельзя мне... Посиди лучше ты тут... - просит Динка.

- Опасно тут... Твоя Алина так и шмыгает туда. и сюда, Уж один раз еле

скрылся. Чего это она так шмыгает?

- А это... - Динка вспоминает палатку Никича и просьбу Кости, чтобы никто

не знал о его поручении. - Это большая тайна, - прижимаясь к забору,

шепчет она. - Алина ищет...

- Чего ищет? - таращит глаза Ленька.

- Она не чего, а кого... Одного человека.

- Человека?

- Ну да... Ей велел Костя... - еще тише шепчет Динка. - Чудно! -

удивляется Ленька. - Может, меня? Может, кто прознал, что я сюда шатаюсь,

дак и ищут?

Динка широко раскрывает рот. Это никак не приходило ей в голову. А вдруг

правда?

- Проверить бы надо... Я где-нибудь подальше от забора нарочно попадусь ей

на глаза и погляжу, что будет! A поймает она меня здесь, так тебя из дому

не выпустят. Скажут вот с какой рванью дружится! - взволнованно шепчет

Ленька,

- С рванью? Что ты? У нас так никто не скажет! Я бы все рассказала... Тебя

бы все жалели... - с робкой надеждой шепчет Динка. Ей так хочется привести

Леньку к маме! Мима что-нибудь сделала бы такое, что жизнь Леньки сразу бы

изменилась .

Но Ленька сурово обрывает ее мечты:

- Меня жалеть не за что! Я не калека и не нищий. Ты этот разговор брось,

Макака! Знаю я твои мысли. И приживалом нигде не буду. От тебя возьму, от

Степана возьму, от дяди Коли помощь принял бы... А от чужих людей мне

ничего не нужно!

Динка грустно замолкает. Она не хочет спорить с Ленькой. Но как может ее

мама быть кому-нибудь чужим человеком?

- Тогда иди на утес, - тихо вздыхает она. Но Ленька не уходит.

- Скучаю я там без тебя, - серьезно говорит он. - Камни да Волга. Тоска

забирает...

Динка вдруг вспоминает о литературном вечере.

- Лень, Алина не будет шмыгать! У нас скоро вечера стихи будут читать! Я

тоже прочту! - радостно шепчет она. - Знаешь что? Ты тогда подойди поближе

и послушай, ладно?

- Ладно! А ты прибеги, скажи, где будете, я поближе сяду! - оживляется

Ленька.

- Хорошо! Я сейчас узнаю! Наверное, уже все собираются! Подожди здесь!

Динка исчезает и скоро возвращается.

- Мы будем на крокетной площадке. Это близко к лазейке, там можно

спрятаться у самого забора. Пойдем, я покажу! - шепчет она.

Но им приходится пережидать Костю. Костя прибивает к калитке медную

дощечку для Марьяшки.


Глава двадцать седьмая

БЕЛОГЛАЗЫЙ ЧЕЛОВЕК


Ленька выбрал за забором пышно растущие кусты орешника и, спрятавшись в

них, глядел через щелку, как подходили, рассаживались на крокетной

площадке взрослые и дети. Марину он знал хорошо и в ответ на ее улыбку,

обращенную к детям, тоже улыбнулся за своим укрытием из зеленых крашеных

досок забора. Катю он знал меньше и, впервые хорошенько приглядевшись к

ней, отметил про себя, что она красивая, но гордая. Костя ему понравился,

он был, по его мнению, настоящий политический, со своими лучистыми глазами

и серьезным лицом. Лина напомнила Леньке одну из тех картин, которые

продавали на базаре за 2 рубля. Там обязательно был нарисован зеленый

пригорок с крупными цветами и восседающая на этих цветах красавица в

русском сарафане... Но больше всех понравился Леньке Малайка. Он сидел

около Лины и, как только она поворачивалась к нему, опасливо отодвигался

на самый край скамейки. Круглое сияющее лицо его. и нерусский говор смешил

Леньку, и, прижавшись щекой к забору, Ленька от души хохотал, глядя на

Малайку.

Выступление хотели начать с Кости, но Анюта так волновалась, что Алина

решила выпустить раньше ее.

- Анюта Казбекова учится читать недавно. Сегодня она прочтет по букварю

маленький рассказик по желанию публики, - серьезно сказала Алина, выводя

за руку Анюту на середину площадки и передавая в "публику" букварь.

Анюта в чистеньком коричневом платьице и в черном гимназическом переднике,

подаренном ей Алиной, выглядела настоящей гимназисткой на первом экзамене.

Глаза ее испуганно смотрели на свою учительницу, щеки пылали.

Марина и Костя выбрали рассказик в четыре строчки и передали его Алине.

- Читай громко, не торопись, - строго предупредила Алина свою ученицу.

Анюта дрожащими руками поднесла к глазам букварь и по складам прочитала

рассказ.

"Публика" наградила ее громкими аплодисментами. "Я куда лучше могу!" - с

гордостью подумал Ленька.

- Анюта Казбекова прочтет стихотворение... - снова начала Алина, но

ободренная Анюта не дала ей досказать и громко закричала:


Ну, пошел же, ради бога!

Небо, ельник и песок...

Невеселая дорога...


Она говорила бойко, весело, и аплодировали ей долго. Потом выступила

Мышка.,

- "Кто скачет, кто мчится под хладною мглой..." - начала она, и

серебристый голосок ее вызвал у Леньки задумчивую, мягкую улыбку.

Но он волновался за Динку. "Не осрамилась бы энта Макака... Ведь ей как в

голову взбредет..." - c тревогой думал он, получше пристраиваясь у забора..

На крокетной площадке наступила тишина. Динка что-то шептала на ухо

Алине... Ленька прислушался, но сзади пего тихо прошелестела трава;

мальчик оглянулся. Человек в сером костюме осторожно шел вдоль забора,

пристально разглядывая сидящих на площадке. Крадущиеся шаги его и

настороженное выражение длинного серого лица привлекли внимание Леньки.

Остановившись под кривой березой, человек оглянулся, и мальчика неприятно

поразил пустой, холодный взгляд его бесцветных глаз.

"Кто же это? Подглядывает чего-то..." - забеспокоился Ленька.

- "Каменщик, каменщик в фартуке белом..." - громко начала читать Динка, и

мальчик снова приник к щелке, изредка взглядывая на незнакомца в сером

костюме.

"Слушает... Может, так, проходя, заинтересовался, а может, какой знакомый

ихний... - снова подумал Ленька. Но неулыбчивое лицо с пустым выражением

глаз внушало ему беспокойство. - Уж не тот ли это, которого ищет Алина? -

вдруг подумал он, и морозный холодок пробежал по его спине. - Что ж

делать? Сказать бы..."


Во глубине сибирских руд

Храните гордое терпенье... -


донесся с площадки голос Кости, и незнакомец вдруг придвинулся вплотную к

забору.

"Сыщик! Он!" - быстро мелькнуло в голове у Леньки. Пригнувшись к земле, он

выполз из кустов на дорожку и, выпрямившись, быстро пошел к калитке.

Незнакомец, заслышав шум, тоже отошел от забора. Тогда, боясь, что он

скроется, Ленька стремглав помчался назад и, юркнув в Динкину лазейку,

вбежал на крокетную площадку.

- Там у забора человек... Выслеживает чего-то... Длинный, белоглазый

такой... - запыхавшись, выговорил он одним залпом и, увидев широко

раскрытые глаза Динки, смутился. - Я только сказать... Вон там он!

- Малай! - крикнул Костя, вскакивая, и, прыгнув через скамейку, исчез в

саду.

Малайка бросился за ним... Катя и Марина встревоженно смотрели им вслед.

- Мамочка... мамочка... - стоя рядом с матерые шептала взволнованная Алина.

Мышка и Анюта, ничего не понимая, тоже глядели вслед

Косте и Малайке... Лина, онемев от неожиданности, приросла к скамейке.

- Лень, Лень, - оглядываясь вокруг, тихо прошептала Динка.

Но Леньки уже не было...

Малайка и Костя вернулись не скоро. В густой чаще орешника они видели

спину убегавшего человека, но их разделял забор, и человек успел скрыться.

- А где этот мальчик? - спросил Костя. (Но никто не знал.) - Чей он?

Этого тоже никто не знал. Испуганная Динка молчала.

- Это небось нищий. Их тут много ходит... - робко предположила Анюта.

- Но почему же он так быстро ушел? Странно! - удивился Костя и, глядя на

Марину, озабоченно покачал головой. - Если это верно, то многое

меняется... Очень важно было бы установить... Я сейчас пойду на пристань...

- Подожди, Костя!.. Но откуда знает этот мальчик? - провожая его к

калитке, спросила Катя.

- Мальчик - это явление очень странное, конечно. Но мне достаточно одного

его слова: "белоглазый", - тихо и значительно сказал Костя.

На крокетной площадке царило напряженное молчание.

- Воров тоже много... Может, в дачу хотел залезть. Тут на одной даче

дочиста обобрали, - вдруг быстро заговорила Анюта.

Но никто ее не слушал.


Глава двадцать восьмая

ССОРА


На другой день, сидя на утесе, Динка, весело болтала, раскалывая

стеклянным шариком сахар и прихлебывая на миски; горячий чай.

- Кости долго не было вчера. А потом он пришел и сказал, что сразу перед

ним отошел один пароход.

- Вот этот сыщик и уехал с ним, наверное, - хмуро сказал Ленька.

Динка слизала с ладони крошки сахара и задумчиво сказала:

- Может, он еще и не сыщик даже... - Как это - не сыщик? Ходит вдоль

забору, таится, как гад какой-нибудь, да не сыщик? - рассердился Ленька. -

Сам Костя спугался, как я сказал... Сколько на пристани из-за него

торчал...

- Ну да! Торчал, торчал, а потом уже вечером взял маму и Катю да пошел с

ними в гости к Крачковским! И Алина за ними уцепилась - она тоже еще не

видела дачи Крачковских. Я тоже сначала уцепилась, чтобы идти, а потом

вспомнила про этого Гогу-Миногу и отцепилась. А то еще опять скажет, что я

пела! - оживленно болтала Динка.

Но Ленька ее не слушал, темные брови его сошлись у переносья, и лицо

казалось чем-то озабоченным. Динка набрала в рот чаю и вдруг, прыснув от

смеха, обдала его горячими брызгами.

- Не плюйся! - сказал Ленька, подхватывая с ее колен подпрыгнувшую миску и

утирая рукавом лицо. - Чего ты?

- Ой, Ленька, я так испугалась вчера, когда ты выскакнул на площадку! -

заливаясь смехом, сказала Динка. - Я думала, тебя что-нибудь укусило!

- Вот глупая! Чего меня там укусит?! - засмеялся и Ленька.

- А потом Анюта говорит про тебя: "Это небось нищий..." - уже

успокаиваясь, рассказывает Динка.

- Ну и дура твоя Анюта! Я в пинжаке был. Разве нищие в пинжаках бывают! -

обиделся Ленька, вставая и охорашиваясь. - Это ведь од„жа, а не рвань

какая-нибудь!

Динка, наморщив лоб, смотрит на утонувшего в пиджаке Леньку, на широкие

борта и спускающиеся к локтям плечи.

- Хороший спинжак, конечно... но только он совсем вырос из тебя, Лень...

- Не он вырос, а я до него не дорос, потому не на грудного ребенка сшит, а

на Степана. Тут и удивляться нечему! - поясняет Ленька, и снова на его

лице появляется озабоченное выражение. - Завтра в город поеду... Надо

Степана предупредить. Он тоже мне про одного сыщика рассказывал, - тихо

говорит он, усаживаясь рядом с Динкой.

- Как - предупредить? - пугается вдруг девочка. - Ты хочешь выдать Костину

тайну? Ведь Костя сам сказал Алине, чтобы никому-никому...

- Ну что ж, что сказал? А может, это тот самый сыщик, так и Степана

остеречь надо!

- Нет! Ты не имеешь права! Ты и меня выдавальщицей сделаешь! Ведь я только

тебе сказала! - сильно волнуется Динка. - Я тебе поверила!

- Да погоди ты... Ведь, может, это тот самый сыщик, пробует объяснить ей

Ленька.

Но Динка, красная и сердитая, негодующе прерывает его:

- Какой тот самый? Это Костин сыщик! А у Степана свой! И раз Костя не

велел, так надо молчать! И ты не смеешь выдавать тайну!

- Тихо ты... Кричишь, будто тебе хвост прищемили! - раздражается Ленька.

- Хвост прищемили? - Динка в волнении вытаскивает изо рта обсосанный кусок

сахару и протягивает его Леньке: - На тебе твой сахар!

Ленька машинально кладет сахар на ладонь.

- При чем это?

- И миску бери, - говорит Динка.

Ленька, вопросительно глядя на нее, берет и миску.

- Чтобы мне за мою тайну еще и хвост прищемили! - обиженно заключает Динка.

- Какой хвост? - совсем теряется Ленька.

- Не знаю уж какой... Только я с тобой не вожусь больше... Если ты все

тайны выдаешь да еще за каждое слово придираешься... Не надо! - решительно

встает Динка.

- Да подожди... Ты же мне рта раскрыть не даешь.

- Это ты мне ничего не даешь! Сахар отнял, миску отнял... К каждому слову

придираешься! - вспыхнув, говорит Динка.

- Да когда я что отнимал у тебя? Вон он, сахар. Сама положила... И миску

отдала... Я только про сыщика хотел сказать... Степан ведь тоже

политический...

- Все равно не надо. Костя сам знает, кому сказать... Знаешь, как Никич

говорит про тайны? - Динка пошевелила пальцем и наморщила лоб. - Никич

говорит: знает один - знает один, знают два - знают двадцать два. Вот нас

два, а ты как начнешь всем рассказывать, так будет двадцать два...

Ленька безнадежно машет рукой.

- Ладно, не скажу. Только у каждого человека свое соображение... - не

желая больше спорить, тихо проворчал он. Динка успокоилась и, взяв обратно

свой сахар, сказала:

- Оближи ладонь - она у тебя вся сладкая. Ленька облизал ладонь, но лицо

его оставалось хмурым и озабоченным.

- Сегодня Алина на весь день к своей Бебе ушла. Мы с Мышкой одни будем

встречать маму... И по часам сами объявлять будем, - снова болтала Динка.

Ленька молчал и обдумывал про себя, как, не выдавая чужой тайны, можно

предупредить Степана, что появился какой-то сыщик. Конечно, сыщиков в

полиции много. Один может на дачах выслеживать, а другой - в городе. За

кем следит, а за кем - нет. Если вообще Степану напомнить, что вот, мол

осторожнее надо быть... "Так Степану я не советчик, он сам лучше моего все

знает", - рассуждал про себя Ленька, решив завтра обязательно наведаться к

своему другу. Но сделать это ему не пришлось.


Глава двадцать девятая

НЕОЖИДАННОЕ ГОРЕ


Алина не задержалась в гостях у Бебы, как это предполагала Динка. Она

вернулась точно ко времени приезда мамы и, взяв у сестер часы, сама

уселась перед ними на террасе. Но прошло уже два объявления, прогудел

протяжный гудок парохода "Гоголь", дети, нетерпеливо глядя на дорогу,

давно уже толклись у калитки, а мамы все не было.

- Алина, пройдем немного по дороге, хоть до Марьяшкиной дачи... Может,

мама заговорилась с кем-нибудь... - сказала Мышка.

- Ну, пойдем! - согласилась Алина. Мышка и Динка весело побежали вперед.

- Дети, дети! Не убегайте далеко! - важничая перед проходившими мимо

дачниками, окликала сестер Алина. И хотя ей самой очень хотелось побежать

вприпрыжку навстречу маме, но она нарочно замедляла шаги и шла прямо, не

глядя по сторонам, серьезной и деловой походкой взрослого человека.

Динка и Мышка добежали до угла богатой дачи, где жила портниха, и

остановились. За решетчатой оградой слышались взволнованные голоса,

женский плач и тихие причитания.

- Там что-то случилось! Пойдем скорей! - сказала Мышка, и, не обращая

внимания на окрики Алины, обе девочки бросились бежать к даче.

У раскрытой настежь калитки собрались люди, они спрашивали друг у друга,

что случилось, заглядывали в сад, торопливо шагали по боковой аллее, туда,

за дачу, к маленькой сторожке, где жила Марьяшка.

Динка схватила за руку сестру и, дрожа от волнения, бросилась за людьми.

Но навстречу девочкам шла Марина... Она шла быстро, ничего не видя перед

собой, и лицо у нее было очень бледное.

- Мама! - ахнула Мышка.

- Мамочка! - громко закричала Динка. Марина подняла глаза и, увидев детей,

пошла им навстречу.

- Пойдем, пойдем!.. Марьяшка заболела! - отрывисто сказала она,

поворачивая обеих девочек к калитке и увлекая их за собой.

Незнакомый, сдавленный голос се и белое, без кровинки лицо были так

необычны, что онемевшие от испуга Динка и Мышка, не сопротивляясь,

выбежали вместе с ней на улицу. И тут все трое увидели - жалкую,

растерянную фигуру Алины. Она стояла около угла дачи, словно не решаясь

идти дальше.

Марина выпрямилась и, крепко держа за руки младших детей, шепнула:

- Не спрашивайте сейчас ничего... Но дети были так испуганы, что никому и

в голову не приходило о чем-либо спрашивать.

- Алина, пойдем домой! - ласково сказала мама. Но Алина вопросительно

смотрела на нее и не двигалась с места.

- Алиночка, Марьяшка очень больна. Там сейчас доктор, - тихо пояснила мать.

- И ты видела ее? - заикаясь, спросила Алина. - Это правда, что говорят...

Мать быстро указала ей глазами на младших детей и строго повторила:

- Идите домой! Я еще ничего не знаю.

Алина молча взяла за руки сестер и пошла вперед. В тягостном молчании они

дошли до своей калитки. Около дачи Марина опередила детей.

- Катя, - звенящим шепотом сказала она вышедшей ей навстречу сестре, - не

спрашивай ничего. Уведи детей...

Катя, не понимая, что случилось, молча увела к себе в комнату детей.

- Сидите здесь! - строго сказала она.

Дети не спорили. Лицо Мышки покрылось рябью; оно то краснело, то бледнело,

словно охваченное одновременно жаром и холодом; тоненькая и беззащитная

перед надвинувшимся на нее горем, она, еще не зная, что произошло,

дрожала, как в лихорадке.

Динка, охваченная тревогой за Марьяшку, медленно приходила в себя, и в

глазах ее вставала аллея, ведущая к сторожке, испуганные лица чужих

людей...

Катя, не спрашивая ничего, грела Мышкины руки, кутала ее в теплый платок,

уговаривала лечь в постель. Но, когда она вышла из комнаты, Динка схватила

за руку сестру и быстро сказала:

- Бежим! Бежим к Марьяшке!

В глазах у Мышки засветилась надежда, и, поняв, что хочет cecтра, она

рванулась за ней в окно; не разбирая дороги, мчалась к забору и,

выскользнув через лазейку, бежала за сестрой до решетчатой ограды...

Калитка дачи все так же была раскрыта настежь, все так же входили и

выходили оттуда чужие люди. Девочки почувствовали гнетущий испуг и,

взявшись за руки, медленно пошли к сторожке.

Ноги у Мышки немели; крепко держась за руку сестры. она шла как

приговоренная к казни. Динка, ощущая страстную жажду действовать, спасать,

защищать и защищаться от неведомого врага, с жадной надеждой оглядывалась

вокруг, ожидая, что вот-вот в конце аллеи появится маленькое существо с

веселыми голубыми глазками и с ямочками на щеках...

Дверь сторожки была раскрыта... Около крыльца лежали сваленные в кучу

обгоревшие кисейные занавески, ватное одеяло из цветных клинышков, с

торчащей из него рыжей обгорелой ватой и еще какие-то вынесенные на воздух

тряпки... Тут же стояло деревянное корыто с водой, а рядом на земле

валялось прогоревшее в нескольких местах детское платье и матерчатые

туфельки...

Марьяшка лежала на голом матрасе и тяжко, словно в забытьи, стонала.

Круглая головка девочки, лицо и шея были покрыты темными ожогами,

запекшиеся губки почернели... Мать Марьяшки, стоя на коленях около

кровати, обводила всех присутствующих безумным взглядом и словно про себя

повторяла одно и то же:

- Цветочки, цветочки загорелись!.. Старичок доктор что-то раскладывал на

столе, вполголоса разговаривая с женщинами.

- Стала на кровать да и потянулась, видать, к цветочкам... Обвертела их

вокруг шейки да и наклонила один какой-нибудь к лампадке... Ну, а долго ли

бумажным цветам загореться?.. - рассказывала ему словоохотливая соседка.

Динка, онемев от ужаса, смотрела на Марьяшку; взгляд Мышки растерянно

блуждал по комнате и, остановившись на закопченном лице божьей матери,

замер... Черная проволока от обгоревших гирлянд с бумажными цветами

свешивалась Над кроватью...

- Прошу всех выйти! - строго сказал доктор. Мышка тихо повернулась и,

шатаясь как слепая, пошла по аллее. Динка догнала ее уже на улице.

- Это не Марьяшка, - сказала Динка. Мышка молча кивнула головой.

Мимо, но видя их, нагруженная ворохом каких-то вещей, пробежала Марина.

Дети подошли к калитке. Яркий луч заходящего солнца упал. на медную

дощечку, прибитую Костей, и Динка совершенно ясно увидела перед ней

прежнюю Марьяшку, с ее неизменной ложкой. Ей даже послышался гулкий звук

удара об эту медную дощечку... Но на улице, совсем рядом, кто-то громко и

отчетливо сказал: "Умрет девочка "

Динка отшатнулась, вскинула руки и, пятясь от калитки, от этой медной,

освещенной солнцем дощечки, с криком отчаяния бросилась бежать. Она

бежала, зажав руками уши, и собственный крик настигал ее, как гулкий стук

Марьяшкиной ложки. И всюду - в траве, в кустах, за деревьями и на

утоптанной пешеходами земле - этот жалобный крик рассыпался, как осколки

разбитого вдребезги стекла. А в сознании стояли страшные слова ничем не

поправимого горя; "Умрет девочка..."