Geum.ru

Оица ментов в составе кинолога Сени Рабиновича, омоновца Вани Жомова и криминалиста Андрюши Попова на переднем крае обороны вселенных от временного катаклизма

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   18
Глава 2

Впервые с самого начала похода в Палестину утро выдалось пасмурным. Менты, уже начавшие сомневаться в том, что в этих краях осадки могут выпадать хоть иногда в каком-нибудь виде, удивленно посмотрели на небо и дружно решили изобрести из подручного материала что-нибудь, хотя бы отдаленно напоминающее палатку. Впрочем, переквалифицироваться из спасителей вселенных в обычных строителей друзьям так и не пришлось. Абдулла, пристально посмотрев на хмурое небо, категорически заявил:

— Это самум, но он пройдет мимо, слава Аллаху за его разборчивость.

— Кто-то у нас, по-моему, креститься собирался, — задумчиво пробормотал Рабинович, не спуская взгляда с Фатимы, занятой приготовлением завтрака. — Пора бы, по крайней мере, присказки другие придумывать начинать.

Сарацин на эту реплику кинолога внешне никак не отреагировал, а вот Андрюша Попов воспринял её как укор. Все-таки Абдулла подрядился именно к нему в оруженосцы и только из-за этого собрался принять крещение. Ко всему прочему криминалист во всей компании был единственным, кто хоть чуть-чуть разбирался в христианстве. Именно поэтому, недовольно покосившись на Сеню, Попов ещё до завтрака оттащил сарацина в сторону и принялся изображать из себя миссионера, пытаясь объяснить Абдулле догматы христианства. Каждый раз, когда Рабинович, с явным намерением поиздеваться, пытался подойти к ним поближе, Андрюша уводил сарацина на безопасное расстояние и в итоге завел так далеко, что Фатиме пришлось орать во все горло, приглашая обоих к завтраку.

— Ни фига одно от другого не отличается, — посмотрев на Рабиновича, буркнул Абдулла, подходя к костру. — И у мусульман, и у христиан правила одинаковые. Правда, Коран я знаю, а Библию мне ещё никто не показывал. Поэтому, пока я не крестился, буду по-прежнему к Аллаху обращаться. А там они с Иисусом сами разберутся, кому какие молитвы полагаются.

Сеня хмыкнул, но на этот раз сверкать остроумием не стал. То ли потому, что рот был занят, то ли потому, что Фатима заранее скривилась, всем своим видом показывая, какого именно она мнения об умственных способностях Рабиновича. Заявление Абдуллы осталось без комментариев. Ну а поскольку, кроме Рабиновича, болтать было некому, завтрак под пасмурным небом прошел в мрачной обстановке, и даже горынычевская попытка слопать серебряную тарелку на десерт народ не развеселила.

— Я вижу, все от безделья уже с ума сходить начали, — заявил Рабинович, отбирая драгоценную посуду у Ахтармерза. — В Антиохию едем или будем до второго пришествия здесь сидеть?

Распоряжение от начальства было получено, и все принялись собираться в дорогу. Правда, для того чтобы заставить Попова взгромоздиться на телегу, Сене пришлось и у него отбирать тарелку. Андрюша хоть ещё и не дошел до того, чтобы серебряные изделия трескать, но от третьей порции плова отказываться не собирался. Поэтому и сражался с Рабиновичем до последнего — отдал тарелку только тогда, когда последняя рисинка перекочевала в рот.

— Блин, никак поверить не могу, что в этого кабана столько жратвы вмещается, — сердито буркнул Сеня, когда наконец смог лишить Андрюшу посуды.

— А ты мне в рот не заглядывай, — огрызнулся криминалист. — Я, между прочим, не на твою зарплату питаюсь…

— Вы мне ещё подеритесь, горячие ментовские парни, — рявкнул на обоих Иван-миротворец. — Сейчас доедем до Антиохии, там и найдете, на ком зло срывать, а друг с другом собачиться нечего.

Попов с Рабиновичем переглянулись и одновременно пожали плечами. Дескать, неизвестно, о чем ты, Ваня, бормочешь, а мы ругаться ещё и не начинали. Впрочем, воевать друг с другом действительно никто не хотел, поэтому жомовского совета криминалист с кинологом все же послушались. Караван тут же выстроился в привычном порядке: Абдулла в авангарде, за ним Жомов с Рабиновичем и телега с остальными в хвосте процессии — и четвертый день путешествия из Никеи. в Антиохию благополучно начался.

Лориэль ментов не обманул, и примерно к полудню глазастый Абдулла увидел на горизонте отряд крестоносцев, расположившийся на привал. Жомов попытался подхлестнуть лошадь, чтобы побыстрее до них добраться, но Рабинович окриком остановил омоновца. Придержав свою клячу, Ваня удивленно посмотрел на друга.

— Сеня, чего-то я не понял? — поинтересовался он. — Сам же утром орал, что быстрее ехать надо, а теперь тормозишь…

— Сам ты тормозишь, — буркнул кинолог. — Дурной башкой своей думать когда-нибудь начнешь? Ты к крестоносцам в таком виде и хочешь заявиться?

— А чем тебе мой вид не нравится? — Ваня придирчиво осмотрел себя с ног до головы. — Все по уставу. Даже верхняя пуговица застегнута.

Сеня с тяжким вздохом посмотрел на небо, словно кто-то там, наверху, был виноват в отсутствии у омоновца соображения.

— Ваня, тебе мало было того, что с нас в Никее все население глаз не сводило? Хрен его знает, каким образом это дурацкое Святое Копье добывать придется. Незачем нам к себе лишнее внимание привлекать.

— Ты форму, что ли, снять предлагаешь? — искренне удивился Жомов, прекрасно знавший, что кинолог со своим кителем крайне редко расставался. Разве что спать в нем не ложился.

— На хрена? — Рабинович обреченно вздохнул. — Давайте кольчуги просто сверху натянем и все. И выделяться сильно не будем, и от стрел себя заодно обезопасим.

— Да без проблем, — пожал Ваня плечами. — Сейчас отберем у кого-нибудь и наденем.

— Не надо ни у кого ничего отбирать! — рявкнул кинолог, окончательно потеряв терпение. — Есть уже все. Я в отличие от вас головой иногда думаю, а не желудком и седалищем. Еще когда войско Петра Пустынника спасали, я об экипировке позаботился. Все в телеге лежит. Слезай с коня и облачайся.

Через десяток минут, при помощи Абдуллы справившись с непривычным снаряжением, трое ментов натянули на себя кольчуги и стали походить на заправских ландскнехтов. Конечно, резиновые дубинки вместо мечей не очень соответствовали их новому имиджу, но кто на такие мелочи внимание обращать станет? Главное, любой крестоносец мог бравую троицу за своих соратников принять. Издалека, по крайней мере. А остальное было не так уж и важно. Об Абдулле, правда, никто не подумал. За что наши герои и поплатились, едва добрались до отряда крестоносцев.

* * *

— Я, короче, не понял, чего тут типа сарацин без поводка гуляет? — нагло заявил первый же встреченный ментами бронированный дикарь. — Что, уроды, вам чисто приказы неясны? Конкретно забурели все?

— Вот, блин, и не выделились, — буркнул Рабинович, отстегивая от пояса дубинку. — Что же это у нас все не по людски-то получается?

— Это он нам типа сказал? — оторопел тем временем омоновец, сам себе ответил и сам себя в атаку послал. — Сейчас я этому телепузику средневековому экран на место вправлю.

Вмешаться никто не успел, да и не собирался! Ваня, пришпорив верную клячу, устремился вперед, на крестоносца, стоявшего в крайне вальяжной позе. Тот, видимо, совершенно не ожидал, что от звуков его командного голоса кто-то трепетать не будет. Поэтому меч даже не вынул. А впрочем, большой столовый ножик крестоносцу все равно бы не помог — против Жома нет приема, если нет другого Жома! Иных омоновцев, кроме Вани, в окрестностях не наблюдалось, а таких орлов ощипанных, как тот, что стоял перед ним, бравый Жомов с десяток одной рукой мог с утра и до того дуба гонять. Ваня просто приложился слегка резиновой дубинкой по закованному в железный горшок темечку средневекового нахала — и тот отправился на пару часов смотреть мультфильмы, предварительно по грудь погрузившись в рыхлый песок.

— Еще желающие есть? — поинтересовался омоновец, глядя на парочку застывших часовых.

— Никак нет! — рявкнули оба.

— А жаль, — горестно вздохнул Иван. — Могли бы хоть для порядку понаезжать. Все-таки командира вашего завалили.

— Сержант умер, да здравствует сержант! — заявил в ответ один из бойцов. — Командование взводом принимать будете, или сразу на должность комбата свою кандидатуру выдвинете?

— Я те выдвину! — пригрозил омоновцу Сеня, увидев, как у того мечтательно заблестели глазки. — Отдохнул и хватит. Теперь, если захочешь опять порисоваться, терпи до Антиохии. Понял, бык бешеный?

— А я че? Я ниче, — пожал плечами Ванюша. — Не больно-то и хотелось этими пентюхами командовать.

— Блин, жалко, — разочарованно вздохнул разговорчивый ландскнехт. — Прикажите меня тогда хоть оруженосцем к вам зачислить. Не могу же я под командованием такого дохляка служить, — кивнул боец в сторону контуженого начальства. — Я, вообще-то, и сам боец неплохой, просто хорошо маскируюсь. Но вам могу показать, что я умею.

Ландскнехт выхватил из ножен меч и попытался крутить его слева направо. Получилось это упражнение у него, конечно, впечатляюще. После первого же взмаха Аника-воин сбил с себя шлем, при следующем движении запутался оружием в плаще и на десерт, провернувшись вокруг своей оси, чтобы высвободить меч, пластом рухнул рядом с поверженным Жомовым начальством.

— Герой! Можно сказать, вылитый ниндзя, — прокомментировал извращения крестоносца Рабинович, пока остальные, в том числе и Фатима с Абдуллой, помирали от смеха. — Не пускайте его к Антиохии, а то от города камня на камне не останется.

— Не обращайте внимания. Это первая попытка, а она, как известно, всегда через седалищное место получается, — пробубнил откуда-то из-под плаща виртуоз-крестоносец. — Сейчас я встану и все нормально сделаю.

— Спасибо, не стоит. А то мы все от смеха лопнем. Кто же тогда вселенную спасать будет? — буркнул в ответ на это крайне интересное предложение Рабинович. — Ладно, поехали. Нечего с этим олухом цацкаться…

— Нет, ты, Сеня, подожди, — остановил его омоновец. — Значит, у Попова оруженосец есть, а мне не положен? Да хрен вы угадали. Я парня этого с собой беру.

— С дуба рухнул? — поинтересовался кинолог. — Зачем тебе такой олух нужен? Поумнее никого найти не можешь?

— А у него, может, тяга к учению? — отрезал Иван. — Может, его никто всерьез не воспринимает?..

— Вот именно! — подтвердил ландскнехт, наконец сумев выбраться из складок плаща.

— Ты мне ещё пожужжи! — рявкнул на него Сеня и хотел ещё что-то добавить, но его ехидно перебил Попов.

— К тому же нам проводник понадобится, — словно сам себе, объяснил криминалист. — Абдулла нам, конечно, помог, но вряд ли он с крестоносцами дружбу водит. Тем более, все слышали, что тут сарацин на поводке водят…

Сеня в ответ только зашипел, но возразить действительно ничего не мог. Экскурсовод по лагерю крестоносцев был и в самом деле необходим. Тем более что никто из членов экспедиции не знал порядков, установленных в воинстве Христовом. Ментам требовался кто-нибудь, кто помог бы быстрее понять нравы и обычаи рыцарского войска, а поскольку напарник ладнскнехта-виртуоза быстренько умчался вдаль, явно предпочитая держаться подальше от начальства, то, кроме неуклюжего Аники-воина, нанять было некого. Рабинович тяжело вздохнул.

— Хорошо, Ваня, берем чучело, паузы проговорил он. — Только смотри, сам будешь за это убожество отвечать!

— Да без проблем, — усмехнулся омоновец. — Увидишь, Сеня, он у меня, в натуре, скоро лучшим во всей армии станет. — Он повернулся к засиявшему, словно начищенный самовар, ландскнехту: — Тебя как зовут, солдат?

— Обычно «эй, чмо» или «лох тупорылый», — ответил тот, пожав плечами. — Мама, правда, назвала меня Ричардом, а фамилия мне досталась Думкопф, но ни о том, ни о другом никто и не вспоминает.

— Ничего, скоро все выучат, — заверил его омоновец. — А пока показывай, где нам на привал расположиться удобнее будет…

Отряд крестоносцев, который догнали путешественники, был очень немногочислен — не более сотни закованных в доспехи всевозможной формы пехотинцев и с ними десяток всадников, гордо именующих себя Рыцари Урбана-Богоборца, Отмеченные Перстом (РУБОП в сокращенном варианте). Все они носили черные плащи, на которых красовался сжатый кулак с выставленным вверх средним пальцем. Смысл этой эмблемы был в том, чтобы все видели, каким именно пальцем осенил этих рыцарей вышеупомянутый папа римский Урбан Второй. Куда делся Первый, никто не знает, но принято считать, что он все-таки был.

Всадники держались от остальных обособленно и общались с презренной пехотой только приказным тоном и при помощи зуботычин. Солдаты не роптали, привыкнув к тому, что начальство, а особенно осененное самим папой, не выбирают. Впрочем, и любое другое, которого в отряде, кстати сказать, было более чем достаточно. Кроме десятка рыцарей, которых и крестоносцами язык не поворачивался назвать, у ландскнехтов был свой начальник — ландсхам, который ландсхамствовал над четырьмя уродами с ещё более труднопроизносимым названием. Те распоряжались примерно равными частями сотни, а на тот случай, когда было лень даже распоряжаться, имели нескольких заместителей. Вот и получалось, что примерно половина отряда командовала и столько же подчинялось. Причем большую часть времени каждая четвертая часть войска держалась обособленно от других. Именно поэтому присоединение ментов к отряду прошло почти незамеченным, без оваций и приветственных речей.

— Бардак, — констатировал Жомов, выслушав первые объяснения новоприобретенного оруженосца. — Если бы у нас в ОМОНе так бойцы друг к другу относились, хрен бы мы хоть одну крупную операцию без потери половины личного состава провели.

— Ну так и у нас в деревне все дружат, — по-своему понял объяснения Ивана ландскнехт. — А скажите на милость, о чем мне, коренному клермонтцу, разговаривать с какими-то оболтусами из Силезии.

— И воюете вы, наверно, так же замечательно, — презрительно фыркнул Рабинович. — Левая рука не знает, что правая творит.

— А при чем тут сражение? — оторопел новоявленный гид. — Вы прямо как с Луны свалились! Мы все воинство Христово, а перед лицом его ни раса, ни адрес по прописке, ни пол значения не имеют. Кстати, а чего это вы сарацинку с собой таскаете? Разве вы на время похода, как все мы, обета безбрачия не давали и не клялись девиц с собой не брать, дабы не обременять себя ничем на пути к Гробу Господню?

— У нас особая миссия, — буркнул Сеня, не желая многого рассказывать болтливому пехотинцу. — Нам сам папа спецзадание дал.

Ричард почтительно поклонился и больше вопросов задавать не стал. Отчасти из почтения к самозваным спецагентам католического первосвященника, отчасти потому, что Жомов показал ему объемистый кулак, вежливо намекая на то, что для простого оруженосца клермонтский солдат задает слишком много вопросов. Ричард покорно подчинился намеку своего командира и выбрал для привала место, равноудаленное и от пехотной сотни, и от десятка рубоповцев. Один из рыцарей подозрительно покосился в сторону соседей, но поскольку на ментах не было общепринятых в крестовом походе знаков командирского отличия, счел их простолюдинами и общаться с ментами посчитал ниже своего достоинства. А это как нельзя лучше устраивало Рабиновича.

Пока Фатима готовила обед, Сеня попытался было хоть чуть-чуть замаскировать сарацина, чтобы избежать конфликтов в дальнейшем. Однако Абдулла наотрез отказался снять чалму, и единственным, чего мог добиться кинолог, было то, что настырный сарацин вместо белой тряпки намотал на голову такую же, но черную.

— Дал бы тебе в зубы, да убить боюсь, — махнул рукой на Абдуллу Рабинович. — А впрочем, может, действительно мне тебя прибить, чем какие-нибудь особо ретивые крестоносцы на запчасти тебя рвать будут?

— Меня не будут, поскольку я оруженосец, — смиренно склонил голову сарацин. — И вся ответственность за мой внешний вид лежит на моем господине, да не позволит Аллах не вовремя вырваться газам из его безразмерного кишечника. А святого Попа-оглы вы же сами в обиду не дадите.

— Умный больно, — в сердцах сплюнул Сеня и пошел к Фатиме делать вид, что пытается помочь с обедом.

Девица хоть и умерила резкость своих высказываний в адрес Рабиновича после порки, устроенной ей талантливым педагогом Жомовым, но презрительно фыркать и игнорировать все Сенины попытки к сближению не перестала. Нервы несчастного Рабиновича оказались не такими прочными, как его резиновая дубинка, и он после десятка безуспешных попыток завести разговор с Фатимой тихо выругался себе под нос, отправившись дальше терзать новобранца расспросами.

Собственно говоря, больше всего Рабиновича интересовало положение дел под Антиохией, до которой, по словам ландскнехта, оставалось не более одного перехода. Однако Ричард говорил обо всем что угодно, начиная с красочного живоописания в лицах своей победы над самим Боэмундом на турнире в Каппадокии, чему, естественно, никто не поверил, и заканчивая рассказом о том, как ландскнехт единолично разогнал войско агарян под Константинополем (даже врать не умеет!), но о делах под Антиохией так ничего и не сказал, лишь многозначительно похлопывал своей ладонью по мечу. Пришлось кинологу надавить на него, используя парочку грязных методов второразрядного прокурорского следователя, и Ричард раскололся, сознавшись, что вестей из-под осажденного города у него нет.

— Так, значит, Антиохию все-таки осадили? — Сеня был рад, что хоть такой информации добиться удалось.

— Ну конечно, осадили! А что там ещё могут наши отборные силы делать? — удивился ландскнехт. — Не дураки же они с налета город брать. Эдак придется раньше времени домой возвращаться и перед женами отчитываться, на каких таких одалисок они награбленные средства потратили.

— Так вы же обеты безбрачия давали? — ехидно поинтересовался Андрюша Попов, до этого момента с любопытством наблюдавший за Сениными методами допроса.

— Конечно, — ответствовал Ричард. — А мало вас таких со специальными миссиями от самого папы по окрестным степям шляется? Только и успевай, что девок от вас прячь да вино подальше убирай…

— Цыц! — увидев, что Сенино терпение, подточенное к тому же Фатимой, начинает лопаться, Жомов затрещиной утихомирил не в меру умного оруженосца. — Упал — отжался тридцать раз, чтобы на будущее у тебя язык вперед мозгов не бежал.

— Угу, в следующий раз после такого подзатыльника мои мозги уже ни один язык не обгонит, — буркнул себе под нос ландскнехт, чем и заработал ещё десяток лишних отжиманий с полной выкладкой…

Интересно, если горбатого только могила исправит, то может ли один отдельно взятый омоновец перевоспитать болтливого?..

Пока обучение оруженосца уму-разуму Жомову не слишком удавалось. Ландскнехт кряхтел и пыжился, но больше одного раза отжаться от земли так и не смог, как ни старался. Сеня презрительно скривился, а омоновец разочарованно покачал головой и попробовал заставить Ричарда приседать. Болельщиков на этой новой экзекуции собралось побольше, чем на отжиманиях. И Попов, заинтересовавшись происходящим, прекратил вожделенно втягивать носом аромат готовящейся еды, и Абдулла смотрел во все глаза, не переставая ломать ветки для костра, и даже Горыныч высунул все три носа из телеги, наблюдая за методами воспитания, принятыми у некоторых разновидностей гуманоидов. Для контрольной по иноведению пригодится! Впрочем, присутствие болельщиков Ричарда не вдохновило, и ландскнехт плюхнулся на пятую точку после шести или семи приседаний.

— Да-а, хреновы наши дела, воин, — буркнул Жомов и посмотрел на Рабиновича. — Сеня, мы тут с новобранцем кросс небольшой проведем, а ты попроси Андрюшу крикнуть, когда обед будет готов.

Кинолог кивнул головой — дескать, отдыхайте, позовем! — и, отвернувшись от готовившихся к забегу Ванюши и Ричарда, снова поплелся к костру. Правда, в этот раз не комплименты расточать. Хуже сердитого Рабиновича может быть только Рабинович гневный. До первой стадии Сеня уже дошел, а ко второй оказался крайне близок, когда взялся ерничать над кулинарными талантами Фатимы, а та, как оказалось, за ответным тостом в карман не лезла. Тем более, если учесть, что и карманов-то у неё не было. Не придумали еще. В общем, к тому времени, когда экс-танцовщица все же сумела справиться с приготовлением обеда, оба милых собеседника стояли друг против друга с красными мордами, и у Андрюши сложилось впечатление, что сейчас к обеденному меню добавится чья-то освежеванная туша. Поэтому и заорал во всю мощь необъятных легких. Не для того, чтобы горло прочистить, а исключительно затем, дабы обстановку разрядить.

— Ванюшка! Жомов! — завопил Андрей, махнув рукой омоновцу и ландскнехту, неспешно ковылявшим по окрестным буеракам. — Чего уставился на меня, дурная башка? Жрать иди. Все уже готово.

На тех, кому ни разу до этого не доводилось слышать поповский вокал, Андрюшин нежный голосок действовал так, как паровозный гудок на бабку, решившую первый раз впасть в маразм прямо на железнодорожных рельсах. Фатима, до этого и слыхом не слыхавшая, что хоть кто-нибудь на свете так орать может, застыла с открытым ртом, а затем, выбросив котелок с обедом из рук, заткнула ладонями уши и завопила, как греческая сирена на заблудившуюся подводную лодку.

На свою беду, персональные парнокопытные транспортные средства всего доблестного пальценосного рыцарства оказались прямо в эпицентре звуковой волны. Поповский рык их оглушил, а ультразвуковой бэк-вокал Фатимы привел в такой неописуемый ужас, что лошадки даже забыли о том, что после Андрюшиного крика лежать на земле полагается. Быстренько посовещавшись, кони решили убраться от двух вопящих идиотов подальше, а по пути растоптали амуницию, имущество и припасы целого взвода. Не из вредности. Просто животные посчитали, что будет несправедливо, если они одни будут страдать. К тому же и народу за ними больше погонится. Глядишь, к вечеру нагонят и в лагерь вернуться уговорят.

Только вот тут они и просчитались! Ландскнехты, что разоренные лошадиным стадом, что помилованные им, без малейших колебаний решили, что слышат звук иерихонской трубы. Никто не понял, зачем она трубит, но зато все отчетливо разобрали, что именно этот инструмент собой представляет, и тут же дружно плюхнулись на колени.

— Апостол Павел с нами! — заголосили они. — Славьте Господа, ибо глас этого толстяка есть не что иное, как предвестие великой судьбы, ожидающей нас. Устами его глаголет истина!..

— Ерундистика ими глаголет, — буркнул Рабинович, прочищая уши. — Поп, тебя, конечно, просили покричать. Но в следующий раз, когда ты забудешь регулятор громкости в свой утробный усилитель вставить, я, честное слово, его так тщательно законопачу, что пищу внутрь станешь исключительно внутривенно принимать, а алкоголь — только посредством клизмы. Ясно?

— Вот и делай людям добро, а они его и не заметят, — горестно вздохнул Попов и посмотрел на упавший котелок голодными глазами. — Кстати, что у нас с обедом?

Только теперь до остальных дошло, что Фатима опрокинула на землю приготовленное ею же блюдо. От неё тут же досталось всем, начиная с Рабиновича (нечего от дела отвлекать было), кончая Абдуллой (не хлебалом следовало щелкать, а котелок ловить). Единственным, кому не перепало комплимента от скандальной сарацинки, был Ваня Жомов, пинками пригнавший к месту стоянки Ричарда. Попов попробовал возмутиться таким положением дел, но этим добился только того, что Фатима с крика перешла на визг, и только лихой джигит Абдулла смог помешать и их клячам сбежать обратно в Никею.

— Красавчик мой, не волнуйся. Твоя порция сохранилась, — проворковала Фатима, подняв с земли полупустой котелок и протягивая его Жомову. — Ешь. Тебе силы, да укрепит их Аллах стероидами, поддерживать надо.

— Ну уж нет! — рявкнул Андрюша, вырывая тазик с пищей из рук оторопевшего омоновца. — Хватит с него и стероидов от Аллаха, а мы уж как-нибудь твою стряпню поедим.

Фатима рванулась на Попова разъяренной гарпией и наверняка выцарапала бы криминалисту глаза, если бы Ванюша не перехватил её на лету. В руках омоновца танцовщица сразу обмякла и даже начала мурлыкать, но длилось это недолго, поскольку Жомов, испепеляемый взглядами Рабиновича, решил не дожидаться, пока кинолог насыплет ему пургена в вино, и легким шлепком по ягодицам отправил Фатиму подальше от себя.

Удостоверившись, что наскоки строптивой девицы на бравого омоновца не нашли взаимности, Сеня слегка успокоился и, вырвав котелок из рук упорно сопротивляющегося криминалиста, принялся делить на равные порции остатки обеда, поручив Андрюше дополнить его вяленым мясом и подогретыми на костре пресными лепешками. Попов с удовольствием бросился выполнять его просьбу и притащил бы к столу добрую половину всех запасов отряда, если бы Фатима его вовремя не остановила. Девица отобрала у Андрюши второй мешок с припасами и хворостиной погнала обжору к столу. А там Попова ждало новое разочарование: сразу приступить к уничтожению припасов ему не удалось, поскольку к месту отдыха ментов в полном составе направилась вся рать рыцарей, перстом осененных.

— Да благословит Бог вашу трапезу, — проговорил их предводитель, довольно высокий мужик с проседью в черной бороде, останавливаясь в шаге от друзей.

— Приятного аппетита! — хором поддержали его остальные рыцари.

— И вам того же, и вас туда же, — буркнул в ответ Рабинович.

Ричард, едва незваные гости заговорили, хотел было вскочить и вытянуться по стойке «смирно», но вовремя вспомнил, что у него теперь новое, персональное начальство. Покосившись на омоновца, ландскнехт остался сидеть, точно с таким же, как и у Жомова, выражением ленивой задумчивости уставившись на подошедших рыцарей. Абдулла, напротив, вообще даже головы в их сторону не повернул, а его персональный босс — Попов — спрятал миску со скудным, по его меркам, обедом за спину. Дескать, идите дальше, люди добрые, тут не подают. Рыцари этого не поняли.

— Я же сказал, да благословит Господь вашу пищу, — с нажимом повторил бронированный бородач. — А Бог велел благословенной пищей делиться. Про это даже картинки в Библии есть, или вы сарацины замаскированные?

Остальные рыцари тут же повыхватывали мечи из ножен, явно намереваясь проверить, насколько правдивы догадки их начальника по поводу вероисповедания новых знакомых. Жомов попытался подняться, собираясь посовать оружие рыцарей туда, где, по его мнению, ему было самое место, но Рабинович поймал его за рукав. Мало того! К безмерному удивлению Попова, Сеня радушно улыбнулся.

— Присаживайтесь, гости дорогие, отведайте, что Бог послал, — пропел он, и рыцари тут же бросились занимать места вокруг персидского ковра, заменявшего ментам походный стол. Однако, к их вящему огорчению, из всего обеденного меню гостям предлагалась только родниковая вода. Остальные блюда, словно по мановению волшебной палочки, были расхватаны ещё до того, как рыцари успели опустить свои седалища на пожухлую траву.

— Как видите, Бог нам достаточного пищевого довольствия выделить не успел. Живем скудно, голодаем и постимся. Поочередно, — елейным голоском пожаловался на судьбу Рабинович, а затем рявкнул: — К столу вас пригласили, пищу предложили разделить? Все? Убедились, что мы не сарацины?

— Нет, — заявил бородач и ткнул в Абдуллу пальцем: — А это как называется?

— Новообращенный, — не меняя тона, заявил Сеня. — В крестоносца из сарацина переквалифицировался. А насчет того, что одевается по-прежнему, так, может быть, у вас лишний костюмчик найдется? — Рабинович кивнул омоновцу: — Ваня, борзеют они, по-моему. Раздень какого-нибудь урода, мы сейчас Абдуллу в надлежащую форму одежды приведем…

Ну не успел кинолог объяснить Жомову, что не хотел вытряхивать какого-нибудь рыцаря из доспехов, а просто собирался их слегка припугнуть. Однако Ваня, когда дело доходит до драки, всегда начинает действовать стремительно, и часто к тому времени, когда до хорошо замаскированных мозгов омоновца доходит чье-нибудь требование остановиться, спасать уже бывает некого.

Вот и в этот раз Сеня ещё не успел докончить фразу о надлежащей форме одежды, а Ванюша уже был на ногах и принялся выдергивать из доспехов одного рыцаря задругам. Причем довольно грубо — за уши. Надо отдать должное РУБОПу крестоносцев: встрепенулись они мгновенно и всем скопом бросились утихомиривать омоновца. К сожалению для них, этого «скопа» оказалось крайне немного, и к тому времени, когда Рабиновичу удалось остановить исполнительного Ванюшу, одетым остался только их бородатый предводитель. Да и то только потому, что вовремя спрятался за Сеню. Остальные лежали кучей, отдельно от доспехов, практически в том, в чем их мать родила — в подштанниках и с нательными крестами.

— Все? — ехидно поинтересовался у омоновца Рабинович.

— Нет, ещё один остался, — наивно пожаловался Ваня и попытался добраться до бородача. Не вышло.

— Хватит, я сказал, — рявкнул Сеня и заставил омоновца усесться на место. — Дурная башка ты, а не Ваня Жомов. Я же просто пошутил.

— Предупреждать надо, — спокойно пожал плечами Ваня. — Только не проси меня теперь этих уродов обратно в консервные банки запихивать — расплющу всех и выкину в утиль…

— Сами оденутся, — буркнул Рабинович и похлопал бородача, впавшего в кому, по плечу. — Ты не обижайся на моего друга. Несдержанный он и недалекий. Тебя как зовут, бедолага?

— Боэмунд, — растерянно проговорил седобородый рыцарь, глядя на своих поверженных сподвижников.

— Опа-на! — встрепенулся Сеня и посмотрел на оторопевшего Ричарда: — А ты чего же друга не узнаешь? Как-никак, на турнире с ним сражались, и ты его собственноручно победил. Я не ошибся?

— Нет, то есть да, — промямлил ландскнехт. — Тот Боэмунд другой был. Повыше, пошире, потолще, посильнее, посветлее…

— Может, хватит? — оборвал его кинолог и хлопнул рыцаря по плечу так, что тот от испуга едва не испортил воздух. — Свободен. Забирай своих недобитков и валите отсюда. Не знаю, как у вас, но у нас обед. Просьба не тревожить в ближайшие два часа, четыре дня, три месяца, семьдесят лет и несколько десятков веков!..

Второй раз повторять просьбу Рабиновичу не пришлось. Боэмунд, совершенно не обращая внимания на оголенных подчиненных, помчался к тому месту, где располагались палатки рыцарей. Все прочие рубоповцы, похватав с земли то из доспехов, что первым попалось под руки, бросились его догонять, оставив ментов в покое. Надолго.

— Ну вот, теперь и поесть можно, — облегченно вздохнул Попов и втихаря, пока никто не видит, стащил у Жомова два куска мяса.

Ваня, впрочем, не расстроился. Во-первых, потому, что не заметил пропажи, а во-вторых, его, как истинного омоновца, хлебом не корми, только подраться дай. Намять бока десятку крестоносцев он уже успел, потому размеры и качество еды теперь были для Вани не важны. Он спокойно принялся уплетать свою урезанную порцию, догнав и перегнав проглота Попова. Остальные тоже практически от него не отставали, и лишь один Рабинович задумчиво вертел в руках нож с наколотым на него куском мяса.

— Я думаю, пора итоги подводить, — задумчиво проговорил он, не обращаясь ни к кому конкретно.

— А что, мы уже домой возвращаемся? — с набитым ртом умудрился ехидно поинтересоваться Андрюша.

— Угу, возвращаемся. А ты лично впереди, на лихом скакуне, и он тебя от избытка чувств за жирную ляжку кусает, — огрызнулся Рабинович и постучал себя пальцем по голове. Степень наполнения её мозгами, что ли, проверял? — Я говорю, пора подвести итоги всему, что мы на данный момент знаем и имеем. Ясно тебе, ты, свиномясый идиот?

— Ясно, длинноносая еврейская морда, — невозмутимо согласился с ним Попов, вызвав этим заявлением радостный смешок со стороны Фатимы.

Рабинович сначала покраснел, а потом позеленел. Он хотел ответить Андрюше одним из своих фирменных изречений, но сдержался. Не считал нужным немедленно рассчитаться с криминалистом. Это дело могло и подождать. Пока существовали куда более серьезные проблемы. К тому же Сеня вдруг понял, что в этой экспедиции остался в абсолютном одиночестве. У Попова с Жомовым были оруженосцы, которые своим боссам едва ли не в рот глядели, стоило им только заговорить, а на Рабиновича даже Фатима не обращала ни малейшего внимания, озлобленная по каким-то своим причинам на все Израилево племя. Даже Горыныч, почитая кинолога за высокое начальство, предпочитал держаться от него подальше.

Получалось, что Сенину остроту даже оценить некому будет. Разве что Мурзику, лежавшему в тени телеги и не сводившему взгляда с бестолковых людей. Рабинович пару секунд тоскливо смотрел на верного пса, а затем снял с ножа кусок мяса и бросил его брату меньшому. Мурзик кусок, конечно, поймал, но настолько ошалел от неожиданного внимания со стороны хозяина, что даже не решился это мясо есть, а притащил его в зубах обратно. Сеня ухмыльнулся и, потрепав пса по холке, разрешил съесть кусок. Вот уж такого пес совсем не ожидал. Мясо Мурзик, естественно, проглотил, но тут же сбежал обратно под телегу, пока Рабинович, чего доброго, ещё и целоваться к нему не полез. Сеня горестно вздохнул — дескать, и ты, Брут, туда же, и тут неожиданно встрепенулся Жомов.

— Ты, кабан перекормленный, — рявкнул он, отвесив Андрюше подзатыльник. — Прекрати человека перебивать и тренируй свое остроумие на ком-нибудь другом. Вон на Абдулле, например.

— Благодарю покорно, но я такого внимания не достоин, да простит мне Аллах мою огромную скромность, — склонил голову сарацин, пока Попов, получивший по загривку и пытавшийся что-нибудь сделать с куском мяса, застрявшим после подобной процедуры в горле, не мог ничего сказать.

— Ладно, проехали, — встрепенулся Сеня, получивший неожиданную поддержку со стороны омоновца. — Давайте действительно обсудим, что имеем на данный момент…

Рабинович начал загибать пальцы, рассуждая о поставленных задачах, проблемах, связанных с ними, и путях их решения. Собственно говоря, задач было только две: отнести Грааль в Палестину и, отыскав Святое Копье, захватить его с собой. Однако если первая выполнялась относительно просто — бери и неси, то с решением второй ментам придется немало повозиться. Вот тут и возникали те проблемы, которые хотел обсудить Рабинович.

Во-первых, нужно было каким-то образом попасть в Антиохию. Если Ричард ошибался и войска крестоносцев ещё не начали осаду города, пробраться за его стены ментам было бы относительно просто. Конечно, защитники Антиохии вряд ли, зная о приближении вражеского войска, откроют ворота перед первыми же встречными, но с ментами был Абдулла. Сарацина легко можно будет выдать за посланника того же Кылыч-Арслана, а остальным закосить под группу прикрытия. Вот тогда горожане наверняка пропустят ментов внутрь.

В противном случае, конечно, можно было попытаться просто вышибить ворота, тем более что опыт в таких делах уже имеется, и войти в Антиохию без спроса. Однако Сеня сильно сомневался в том, что ещё до подхода к стенам горожане не сделают из них при помощи луков и стрел бродячих противотанковых ежиков. Затем польют сверху горячим варом, кинут пару двухтонных булыжников, и открывать ворота будет просто некому. А уж искать Святое Копье — тем более!..

В том случае, если Антиохия уже была осаждена крестоносцами, задача ментов и усложнялась, и упрощалась одновременно. Тяжелее становилось оттого, что попасть в город незамеченными или уговорить осажденных добровольно открыть ментам ворота будет практически невозможно. Ну а облегчало задачу то, что если придется ломать эти самые ворота, то вперед можно будет отправить орду воинствующих пилигримов.

Но тут-то и появлялась вторая проблема. Судя по тому, что менты увидели сами, а Ричард успел подтвердить, у крестоносцев не было единого начальника, и действовали они отдельными, совершенно разрозненными отрядами. Правда, опять же по словам перевербованного в оруженосцы ландскнехта, воевать они должны единым фронтом, однако Рабинович в этом что-то сильно сомневался. Кто знает, как они себя поведут, когда под стенами Антиохии окажутся? Может быть, пока одни на штурм идут, другие в это время день какого-нибудь Святого Образины празднуют?.. Вот Сеня и считал, что придется все же с крестоносцами как следует поработать и приучить их к воинской дисциплине. Может быть, даже какой-нибудь устав ввести, наподобие милицейского.

Ну а ещё было неизвестно, когда крестоносцы надумают Антиохию штурмовать. Единственным источником прогнозов в этом направлении был все тот же ландскнехт Ричард, а с его слов выходило, что особо торопиться рыцари не будут. Вот и предстояло ментам ещё и с этой проблемой разобраться. Причем очень хитро.

Быстрое взятие Антиохии будет означать, что рыцари скорее отправятся в свой путь к Гробу Господню.

Толпа же крестоносцев, следующая в Палестину за друзьями по пятам, была совершенно не нужна, поскольку в таком случае на дороге будут непременно появляться сарацинские войска. Участвовать в каждой драке (чему, несомненно, обрадовался бы Жомов), у ментов просто не было времени. Да к тому же в Палестину нужно было успеть раньше, чем тамошнее население поверит в возможность того, что крестоносцам удастся забраться так далеко, и приготовится к обороне. Вот и выходило, что для скорейшего получения Копья нужно было быстренько брать Антиохию. А чтобы успеть положить его и Грааль на место, следовало крестоносцев у этой самой Антиохии задержать.

— Блин, Сеня, что-то ты мне совсем голову заморочил, — недовольно пробурчал Жомов, прервав словоизлияния кинолога. — Будь проще, и люди сами к тебе потянутся. Строишь тут из себя буддиста какого-то…

— Кого из себя он строит? — опередив Сеню, удивленно поинтересовался Попов.

— Ну, того, кто про будущее говорит, — растерянно пробормотал омоновец, поняв, что снова ляпнул что-то не то.

— Буддист, Ваня, это поклонник Будды, — начал было объяснения Андрей, но Жомов его перебил.

— А кто она такая? — проговорил он. — Ну, Будда эта ваша? Новая актриса, что ли?

— Все, хватит! — не выдержав, заорал на обоих Рабинович. А когда криминалист с омоновцем повернулись к нему, продолжил: — Осталась ещё одна проблема, и серьезная: как нам удастся это проклятое Копье найти? Вряд ли тот, кто святыню из Палестины выкрал, выставил её в качестве экспоната на центральной площади… Представляете, сколько времени пройдет, прежде чем мы его найдем? И вообще, как его искать? Весь город по камешку разбирать и землю под ним перекапывать?

— Ну, это не проблема, — впервые встрял в разговор Горыныч. — Судя по рассказам эльфа, Святое Копье, как и Грааль, должно располагать определенной магической аурой. Как вы помните, я эту штуку чувствовать могу и, следовательно, отыщу Святое Копье.

— Вот и хорошо, — облегченно вздохнул Рабинович.

— Не совсем. — Попов не дал ему договорить. — Ты, Сеня, забываешь об одной маленькой вещи. — Андрюша выдержал театральную паузу. — Думаешь, тот урод, который Копье в Антиохию перетащил, будет сидеть и спокойно смотреть, как мы его обратно в Палестину попрем?

— Не думаю, — отрезал кинолог. — Но сейчас ломать голову над тем, что эта свинья может придумать, я не собираюсь. Давай все проблемы решать по мере их поступления, хорошо?..

Андрюша ответить не успел — вмешался ландскнехт. Ричард, до недавнего момента спокойно воспринимавший все чудачества своих новых начальников, был самым жутким образом шокирован. Мало того, что из телеги вылезло неведомое чудище о трех головах, так оно ещё и заговорило! Но и это ещё не все. То, что начальство ландскнехта дракона не испугалось, для Ричарда удивительно не было — все-таки он был уверен, что его боссы ничего не боятся. А вот то, что они с чудищем разговаривают как с равным, ввергло новобранца в настоящий ступор.

— Эт-то ч-что т-такое?! — заикаясь с перепугу, выдавил ландскнехт. — К-колдовство?

— Это Попов сотворил чудо. Ты его бойся, он ещё и не на такое способен, — объяснил Рабинович и показал Попову с Горынычем, попытавшимся одновременно оспорить такое заявление, кулак. — И вообще, хватит болтать. Я смотрю, наши соседи лагерь сворачивают и явно дальше двигаться собираются. Пора и нам идти. Вместе с ними будем незаметнее.

— Посуду за собой убирайте! — тут же завопила Фатима, увидев, что менты направились к лошадям. — К тебе, красавчик, это не относится. Я обо всем позабочусь!

Жомов тяжело вздохнул и, посмотрев на застывшего Рабиновича, бессильно развел руками. Ну а что ему ещё оставалось?!