Мрак. Только черные скелеты веток. Только жухлая трава под чуткими ступнями. Только странные каменные глыбы, уходящие вертикально вверх
Вид материала | Документы |
- Творческий путь В. М. Шукшина, 234.35kb.
- Татьяна Толстая. Кысь, 3310.46kb.
- Человек не плетет паутину жизни, он лишь ниточка в ней. Все, что он делает, он делает, 1796.39kb.
- 12. Формальные грамматики и автоматы, 176.6kb.
- План учебно-воспитательной работы 3 класса на 2006-2007 учебный год, 1141.82kb.
- Нп «сибирская ассоциация консультантов», 58.86kb.
- Аборт это намеренное прекращение жизни развивающегося в утробе матери ребенка, 227.57kb.
- Курс №9 эсхатология последнее время. Что будет с этим миром? Ей, гряди Господи!, 1039.37kb.
- Под космизмом понимается целый поток русской культуры, включающий не только философов, 369.69kb.
- Новое поколение роботов исследует глубины океана. Эти механические существа способны, 63.99kb.
-А как же твои клиенты? – Напомнил Дима.
-Да черт с ними, с клиентами. Вечером созвонюсь, принесу извинения. Все будет нормально. – Это быстрое решение заставило Диму немного приревновать Ларькова к жене. В самом деле: маньяк-убийца, нагнавший страха на весь город, ничуть Серегу не взволновал, а какой-то задрипанный самец из начальских сынков мгновенно превратился в личного врага.
Через двадцать минут Ларьков уже накручивал диск своего старенького телефонного аппарата, а Дима колдовал у плиты. Враги - врагами, а еда – едой.
-Ловкость рук и никакого мошенничества! – Сияющий Сергей оторвался от телефонной трубки. – Витечка Седых. Сын вице-президента Муниципального банка Натальи Васильевны Седых и вице-мэра Степана Ивановича, опять же, как ни странно, Седых. Образование: не начатое высшее. Под судом и следствие еще не был. Хотя все идет к тому. В армию не попал по слабости здоровья и душевной немощи. Гоняет на “Volvo 960” - это известно всем. Интимная информация: пьет, курит, чуть-чуть экстазит. Мозги – слабо выражены, потребности – соответствуют возможностям. Имеются в виду возможности родителей, конечно. Любимый напиток – коньяк, любимый тип женщин – любая.
-У тебя связи в ЦРУ или ФБР? - Дима перевернул картошку на сковородке. Постное масло обиженно зафырчало и швырнуло Диме в лицо пару раскаленных капель.
-У меня свой собственный отдел расследований. Самые полные данные по всем подлецам нашего города. – Сергей заглянул Диме через плечо, проверяя готовность обеда. – Слабоватый из тебя повар. Нерасторопен и однообразен.
-Исправлюсь. – Доставая соль, парировал Дима. – Скажи, если ты такой всемогущий и все знающий: кто тот подлец, который оставляет трупы на улицах нашего города? Кто тот невидимка, за которым гоняется милиция, которого пытается вычислить прокуратура? Назови имя. Что по этому поводу говорят в твоем отделе расследований?
-Тебе это интересно?
-Да.
-Не знаю. – Честно признался Ларьков.
-Значит не такой уже ты и всемогущий?
-Наверное. – Равнодушно сказал Сергей, сосредоточенно нагребая в тарелку, парящую ароматную картошку. – А, может быть, он вовсе не подлец. Ты об этом не думал? – И тут же, не дав Диме ответить, переключился на другое: - Остограммимся?
-Ты же знаешь: я не пью. – Тезис о том, что убийца может не быть подлецом, показался Диме абсурдным. Порядочный человек, отнимающий, чью-то жизнь – это нонсенс. Такое в его голове не укладывалось. – На счет порядочного убийцы я не понял.
-Брось: я ляпнул, ты забыл. Проехали. Картошка у тебя замечательно получается. Не зря ты из меня вытягивал жилы, слюни и желудочный сок.
-Не льсти. – Дима не сбирался отступать. - Объясни, все-таки мне, дураку: что ты ляпнул и почему я это должен забыть?
-Ну, ты, братец, и зануда. Знал бы, что ты такой - ни за что тебя к себе не пригласил. Сидел бы сейчас Дмитрий Валентинович одинокий и несчастный где-нибудь на продрогшей скамейке под холодными струями дождя. Стучал зубами и мечтал бы о домашнем тепле и уюте. А закусывал мечты - черствой булкой всухомятку. И, главное, не задавал бы глупых вопросов своему единственному, и заметь - лучшему другу. – Сергей закончил отповедь и отправил в рот очередную порцию поджаристой, сияющей золотистой корочкой, картошки.
-Серега, постой. Правда, меня это очень зацепило. Не согласен я с твоим подходом, даже если ты только пошутил. Порядочный человек не может быть убийцей.
-Хорошо. Давай обсудим твой спорный тезис. В благодарность за картошку. – Серега примерился к содержимому сковородки и нагреб себе добавки. - Я сейчас.
Через пару минут он вернулся на кухню с толстым томом:
-Кладезь премудрости: “Словарь русского языка” Ожегова. Приобрел по случаю на сборах. Смех: из Болгарии пер. Теперь в любом книжном магазине купить можно. Вот времена.... Но не будем отвлекаться. И так: открываем на “подлости”. – Сергей начал перелистывать страницы. – Ага, вот оно. “Подлый – низкий, в нравственном отношении бесчестный поступок”. Можно убить человека, а можно убить человека подло. Чувствуешь разницу? Если медведица, защищая медвежат, разрывает человека на части это, вне сомнения, убийство. Но не полость. А вот если человек убивает медведицу, не в целях обороны - просто так, а медвежата погибают от голода – это возможно не убийство, но однозначно подлость.
-Ладно, медведица, медвежата – все это теория, лирические сказки для детей. А здесь совершенно конкретный человек, в совершенно конкретном городе убивает совершенно конкретных людей. Причем нескольких подряд. И никто не может дать гарантии, что все это сегодня или завтра прекратится. Скорее наоборот. Завтра, почти наверняка, появится новый труп. И так до бесконечности. Пока старший следователь прокуратуры Сергеев его ни поймает. – Позиция друга вызвала у Димы полное неприятие.
-Давай, все разложим по полочкам. – Очередной навильник картошки отправился похрустывать под сильными челюстями Сергея. – Во-первых, кто сказал, что нападает человек? Я бы скорее подумал, что это дело рук, точнее лап, зверя. Все говорит о том, что убитые послужили пищей. Следует ли зверя изловить и уничтожить? Да, возможно. Хотя, нападение зверя на человека, чаще всего следствие действий самого человека. Это к слову. Но признать действия зверя, добывающего пищу, подлостью? Извини, я не могу. Во-вторых, грех говорить о покойных плохо, но все они, были личностями неприятными. Ты сам об этом знаешь.
-Ну, и что? То, что они не были ангелами, вовсе не значит, что их следовало лишать жизни. – Не утерпел Дима.
-Согласен. Но и подлости в этих убийствах я не вижу. Пока, что от этих потерь мир становится только чище. И, наконец, в-третьих, на улицах стало светлее, больше милиции и меньше пьяных. Горожане от страха становятся добропорядочнее. Так ли плох источник страха, если он улучшает жизнь?
-Мы сейчас договоримся до того, что Сталин был счастьем для народа и надеждой цивилизации.
-Ну вот, приехали. Где плод, а где огород? Сталин – великолепный образец гениального подлеца. Он ухитрился повязать круговой порукой всю страну. Он был неуязвим. Его преступления прикрывались толстой броней “интересов государства”. Но и он в чем-то был прав. Бюрократическая, чиновничья система может нормально функционировать только и исключительно в условиях страха. Хрущев и Брежнев отменили страх и все рассыпалось. Человек, обладающий властью и не несущий ответственности, не может не воровать. Но это уже политика. Что до твоего убийцы, то если он не дикое животное, а человек, то, возможно, с головой у него не все в порядке. Но с совестью, скорее всего, все обстоит вполне благополучно. Я ни в коем случае не защищаю преступника. Но так ли велико его преступление? На мой взгляд, гораздо страшнее и, действительно подло, когда государство отправляет своих граждан умирать и убивать других. И все только ради того, что бы некий чиновник получил немного больше власти и украл немного больше денег. Причем чиновник никогда не предстанет перед судом за массовые убийства. Он абсолютно защищен. Что касается маньяка, то он убивает голыми руками и рискует. В отличии от чиновников. Рискует своей жизнью. Не чужой, заметь, а своей собственной единственной и неповторимой.
-Не понял. – Дима с удивлением смотрела на старого друга. Такого пассажа он от Сергея не ожидал. – Ты, вроде как даже одобряешь эти преступления.
-Действительно ты ничего не понял. – Ларьков аккуратно вытер хлебной корочкой тарелку и с видимым удовольствием отправил ее в рот. – Отнимать чужую жизнь – всегда грех. Но не всегда подлость. Я говорил только об этом и больше ни о чем. Понимаешь, мне кажется, что убийца: психически ненормален, но с точки зрения морали абсолютно порядочен.
- Да ну, тебя. Никогда не поймешь: когда ты говоришь серьезно, а когда прикалываешься. – Дима отвернулся от приятеля.
-А так ли важно знать прикалываюсь я или нет? – Сергей поднялся и поставил чайник. - Для меня тоже не все в твоих поступках понятно. Зачем, к примеру, ты намерен рисковать своей жизнью из-за людей, которые тебе ничего доброго не сделали. Более того, все пострадавшие от рук этого “ужасного” монстра, были твоими личными врагами.
-Именно поэтому я и должен отыскать преступника. Сейчас я главный подозреваемый. Понимаешь? Если его не найдут, то твой лучший друг может оказаться на скамье подсудимых. Начальство будет требовать с Ивана Ивановича крови. Все равно, чьей, лишь бы поставить точку. А моя кровь, уже сейчас подходит лучше, любой другой. Хотя бы из-за группы и резус-фактора. Если меня осудят за эти убийства, то приговор подпишут одновременно и Тане и Ленке. Это же очевидно: жить в городе им не дадут.
-Возможно. – Сергей о чем-то задумался.
-Этот самый Седых – банальный подлец. Я просто пойду и набью ему морду, чтобы не приставал к чужим женам. Но маньяка мне все-таки придется ловить. С твоей помощью или в одиночку – неважно.
-Твои слова не лишены логики. Готов подписаться под каждым из них. Витечка Седых обычный банальный подлец. Подлец, который получил власть над людьми и стал ею пользоваться, как ему заблагорассудится. Таких надо “гасить” без раздумий. Что до твоего монстра, то, братец, не переживай: я согласен поставить его под вторым номером. Если ты сам со временем не передумаешь. И так: Витечка – первый, он – второй. Идет?
-Ладно. Уговорил. Есть ли у тебя план, мистер Фикс? – Эта фраза из мультика была у них своеобразным паролем.
-Есть ли у меня план? О, у меня есть масса планов. – Сергей достал стаканы. Чай из чашки Ларьков не признавал. Только из тонкого стакана в серебряном подстаканнике. Что бы каждую чаинку было видно. – Слушай внимательно: сначала пьем чай. Потом до половины третьего отсыпаемся за ночное дежурство. К трем часам это чмо приезжает в офис. В сей роковой час мы, естественно совершенно случайно, окажемся там же. После чего будем его стричь, до тех пор, пока он не откажется от своей собственности.
-Что ты имеешь в виду? – Дима не понял ровным счетом ничего из, изложенного Ларьковым, плана операции.
-Придем в офис - увидишь. – Сергей стер с лица улыбку. Суровость, ум и сосредоточенность. Наверное, так выглядел Александр Македонский, когда обдумывал план очередного сражения.
-В какой офис? Я же там на Таньку напорюсь. Как ей объяснить мое появление в городе и отсутствие дома? Я же не смогу вернуться пока мы не поймаем маньяка. И почему стричь? – Дима был очень озадачен, всем, что услышал от Сергея.
-У него офис не в магазине. – Успокоил Диму Ларьков. – Его офис в помещение бывшей мужской парикмахерской. Поэтому мы не встретимся с Таней и будем стричь Седых. Чем еще людям заниматься в парикмахерской, скажи на милость?
43.
Шах сидел в холодной кухоньке своего старого дома. Нужно было протопить печь, но встать и пойти во двор за дровами, не было никаких сил. От любого движения к горлу подкатывал отвратительный ком. Шах едва сдерживал себя от желания очистить желудок прямо здесь, в доме на цветастую клеенку кухонного стола. Воняло луком, перегаром и дымом. Вчерашние поминки и ночной шабаш не прошли даром. Отец валялся посреди комнаты в собственной блевотине. Для него это нормально. Каждая пьянка заканчивалась так. А принимал старик Шахов ежедневно. Шах не имел представления: каким образом водка попадала в горло паралитика, полтора года не встающего с постели.
-Ненавижу. – Шепотом, чтобы не потревожить тяжелую голову и бунтующий желудок, сказал Шах. – Ненавижу.
Он с отчаянием и злостью поглядел на оборванные, выцветшие от времени обои, убогую колченогую мебель, закопченный, давно не беленый, потолок. Еще неделю назад Шах был полон планов и надежд. Казалось одно усилие, один хороший ход и все это убожество останется в далеком прошлом. Красивые телки, шикарные машины, лазурное, далекое, теплое море, пальмы…. До реализации этого прекрасного сна оставался только шаг.
И вот снова вместо виски и мартини – “паленая” водка, самогон да набор деликатесов: картошка, серый хлеб и лук. Все, меню исчерпано….
Шахов никогда не имел хороших вещей и полезных знакомств. Хорошие вещи глядели на него с презрением из витрин престижных магазинов. Полезные знакомые не желали его знать. Что проку от безродного пацана из поселка. Единственной его ценностью, действительно дающей надежды на будущее – была команда. Команда, которую он собрал, которую дрессировал с детства. Сначала бессознательно, потом осознанно, просчитывая каждый шаг, каждый кирпичик, закладываемый в стену их взаимоотношений.
Сначала с квартетом Шаха стали считаться в поселке. Четверо пацанов быстро доказали, что они способны, если понадобиться, проучить и взрослых, авторитетных мужиков. Способны им противостоять. Способны поставить на место любого. Потом о них стали поговаривать и в городе. Слюнтяи из каменных пятиэтажек, привыкшие жить на всем готовом, прикрывавшиеся родителями, учителями, ментами очень скоро усвоили: “Трем Ш с довеском” лучше уступить дорогу. Шах никогда не попадал со своими пацанами в заранее проигрышные ситуации. Если противник имел численное преимущество, квартет из Поселка успевал уйти от столкновения до того, как их замечали и начинали преследовать. Зачем рисковать сегодня, если завтра врага можно подловить врасплох, слабого и не готового к бою. Партизанская тактика создала Шаху репутацию неуловимого и непобедимого. Это не просто льстило самолюбию. Из этого Шах извлекал реальные дивиденды. Со временем, почувствовав силу, Шах перестал уступать дорогу даже многократно превосходящему противнику.
Его репутация позволила Шаху обладать самым могучим в мире оружием. Оружием, против которого бессильны винтовки и автоматы. Оружием, парализующим волю миллионов. Оружием, не требующим лицензии, имеющим простое название “страх”. Они вчетвером шли на толпу городских ребят, а впереди, раздвигая ряды противника, деморализуя его бойцов, как таран двигался страх.
Они были самыми крутыми, не только в Поселке, но и в городе. Не даром, когда Седых понадобились люди на лихое дело, этот маменькин сынок напряг могущественного отца и вытащил Шаха и его пацанов из СИЗо.
И вот, когда пришла пора превращать репутацию в деньги, когда их авторитет на улицах, обязан был обернуться хрустящими купюрами в кошельках – все рухнуло. Рухнуло в считанные дни.
Ощущение отчаяния пришло к Шаху еще вчера. Вася-Шестерка точно прочувствовал его настроение. “Завал. Все с нуля…” – шепнул Вася, когда тяжелый гроб с телом Гири провалился в черную пасть могилы. Потом, сидя за длинным столом в доме убитого пили водку. Пили много, но не хмелели. Родня Гири давилась слезами. Они с Васей вышли во двор покурить. У забора разбирались между собой двое пьяных мужиков. Дело пахло мордобоем. Идея как разрядить толпу, пришла в голову Шестерке. Шах с Шестеркой развели мужиков в стороны и объяснили, кто виноват в смерти Егора Скрипилева. Приговор пришлому квартиранту был вынесен и подписан. Пьяному мозгу доказательства не нужны. Пьяному мозгу нужен повод. Через пятнадцать минут участники поминок морально созрели для соучастия в преступлении. Идея суда Линча интернациональна. Там, где нет закона, правит самосуд.
Палачи и судьи одной толпой прошлись вдоль центральной улицы Поселка. В этот момент Шах действительно почувствовал себя Шахом. Он руководил толпой. Он направлял ее стихию. Он упивался властью. Ни ему, ни Васе не нужно было швырять камни в дом. Достаточно было “швырнуть” идею. Самые пьяные схватились за кирпичи не задумываясь. Остальные еще немного помялись, подождали, но в стороне от общего дела не остался никто. Даже те, в чьи глотки в этот день не попало ни капли спиртного уже через пять минут, орали и швыряли булыжники вместе со всеми.
Дирижер бесшумно машет палочкой, звук рождает оркестр. Шах только подсказывал очередной шаг, взбесившиеся земляки охотно шли по кровавой дороге безумной ненависти.
Потом был первобытный ритуал сожжения врага. Пламя, дым, дождь, страшное гудение пожара, выпученные глаза, бессмысленная беготня вокруг гигантского костра, в котором превращались в уголь тела людей. Людей, которых он, Шах, назвал врагами, которых он приговорил к смерти, которые умерли по его воле. Это был миг торжества и могущества. Шах, наконец, совершенно точно понял, что для него в жизни важнее денег, баб, экзотических островов, дорогого поила и деликатесов. Власть. Возможность убивать и миловать по своему усмотрению. Возможность разрушать и благодетельствовать и оставаться при этом неподсудным. Не он швырял камни. Не он таскал канистры с бензином. Не он запалил дом. Он только милостиво позволил все это совершить другим. Только позволил. А за это не судят.
Вася, дурак, сорвался-таки и влился в толпу. Он придумал эту игру, но до конца оставаться в роли ведущего не смог. Шестерка имел мозги, но не родился лидером. Он не ощущал прелести власти. Он хотел действовать своими руками. И это его погубило.
На труп последнего своего соратника Шах наткнулся первым. Пока все увлеченно исполняли первобытные пляски у жертвенного костра, он забеспокоился. Слишком долго Вася отсутствовал. Для того, что бы поджечь сарай и забор со стороны огорода требовалась пара минут. Шестерка исчез в дожде и, даже после того, как пламя взметнулось над сараем и прошлось кровавыми языками по забору, обратно не вернулся. Потом был страшный, нечеловеческий вопль. Вопль, от которого протрезвели даже самые пьяные поселковые мужики. Он разрезал ночь на две части. Бушевавшее до него безумие, мгновенно превратилось в тяжелое испуганное похмелье. Беготня и пляски прекратились. Люди стояли и молча глядели на горящий дом. Потом так же молча стали разбегаться.
Шах перелез через изгородь в огород. По щиколотку проваливаясь в грязь мокрых, перекопанных картофельных грядок, он добрел до бесформенной кучи тряпок, присыпанной подмороженной ботвой. Еще не очистив лицо от коричневых, размякших стеблей, Шах понял: чье тело лежит перед ним. На его крик сбежались все, кто не успел разойтись по домам. Люди стояли и не понимали, что произошло. Оборотень только что, на их глазах сгорел в доме, а на огороде вновь лежит растерзанный поселковый пацан.
Пожарные сирены разогнали скорбную толпу. Никто не хотел оказаться на месте преступления….
Шах плеснул в стакан самогон и залпом выпил. Власть, которой он обладал вчера, сегодня обернулась сном, нереальным и далеким. Его группа, идеальный баланс силы и мозгов, полностью уничтожена каким-то психом. Сейчас сам Шах становится добычей. Седых не простит впустую истраченной тысячи долларов. Вернуть долг Шах не сможет. Как не сможет в одиночку провернуть ограбление магазина. Как не сможет захватить Седых и вытянуть из его родителей деньги. Не сможет ничего.
Дверь без стука открылась. Владик, поперхнувшись тяжелым воздухом в доме, сказал:
-Привет, ну, у тебя и духан.
-Пить будешь? – Шах подвинул гостю заляпанный граненый стакан.
-Нет. Я за тобой. – Владик брезгливо стряхнул со стула крошки и присел на край. – Собирайся, Седых зовет.
-Не могу. Сам видишь. Какой тут, на х.., Седых.
-Мое дело маленькое. Я, чисто так, пришел, сказал и ушел. А уж что ты надумаешь- твои проблемы. Только Седых зол на тебя. Очень зол.
-А мне пох…. – Шах тянул время. Нужно было принимать решение. Не пойти – означало начать войну с Витечкой. К войне Шах не был готов. Войско все полегло. Новое нанять не на что. А у Седых “нанималок” на батальон хватит. Своих нет – родители займут. Пойти? Что он сможет предложить этому жирножопому? Только себя. Не много.
-Смотри. – Владик поднялся. – Только учти, что ты и меня подставил. Чисто так, взял и подставил. И я не стану уговаривать Седых пожалеть тебя. Запомни.
-Что ему нужно?
-Он мне не сказал. Но ты ему должен. Может, чисто так, должок вернуть? – Владик снова присел.
-Нечем возвращать. Все пацанам раздал. А их всех, подчистую…. – Фразу Шах не закончил, только выразительно провел рукой по шее.
-Как всех? – Владик об убийстве Шестерки еще не знал.
-А так. Всех…. Васю вчера, здесь, в Поселке положили. Так, что я один.
-Дела. – Посочувствовал качек. – Тогда тем более собирайся. Выхода другого у тебя нет. Чисто так, придешь, поплачешь. Витя мужик отходчивый. Глядишь, придумает: как тебе должок отработать.
-Ты на колесах? – Сдался Шах.
-Нет, пешком. Давай вот, что: ты сейчас рожу умой, почисться и к четырем в офис подходи. Седых там будет. Глядишь к этому времени и отойдет. Ну, бывай. – Владик пожал вялую с перепоя руку бывшей грозы городских улиц, и вышел.
Шах с тоской поглядел в окно. Дождь все шел. Беспросветный и беспрерывный. Вероятно, встреча с Седых закончится для Шаха кабалой, такой же беспросветной и бесконечной как этот дождь. Тоска….
43.
Офис торговой компании, где единолично правил Седых младший, располагался на первом этаже жилой пятиэтажки в самом центре города. Раньше, насколько смог вспомнить Дима, здесь действительно влачила жалкое существование мужская парикмахерская. Муниципальный банк “остриг” это учреждение года полтора назад. Пластиковые окна, жалюзи и торчащие кондиционеры говорили о достатке владельцев. Дима по наивности ткнулся во входную дверь. Она, конечно, оказалась запертой. Тусклый глазок, звонок над входом и переговорное устройство: непрошеных гостей здесь не ждали.
- Ну и что дальше? Я по поводу твоего гениального плана. – Спросил Дима не без иронии.
-Всему свое время. Стой рядом со мной и не во что не ввязывайся. - Ларьков рассеянно оглядывался по сторонам.
-Не ввязываться – это я могу. Это мне запросто. Ни во что не ввязываться, это мое любимое занятие с детства. Но, почему-то никак не получается сочетать его с реальной грубой действительностью жизни. – Дима начал нервничать. Вообще все получалось по классической сказочной схеме: пойди туда, не знаю куда; возьми то, не знаю что. Кириллов сильно сомневался, что у Сергея есть какой-либо реальный и продуманный план действий. И совершенно не сомневался, что у него самого такого плана нет.