Линейного представления об истории, свойственного иудео-христианской религиозной традиции. В период с 1750 примерно до 1900 г происходит отделение идеи про­гресса от религиозных корней и «срастание» понятий прогресса и науки. Этот процесс сопровождался угрожающими явлениями: если первона­чально прог

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава 6. Прогресс как свобода
Отцы-основатели сша
Глава 6. Прогресс как свобода
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   20
i

стадии. И Эндрю Скиннер (Andrew Skinner) предоставил нам значительное количество текстуальных доказательств того, что работы Смита могут рассматриваться как вы­полненные в рамках того же прогрессистско-эволюцио­нистского взгляда на типы хозяйства, как и работы Маркса, а также многих других авторов следующего века.

Но решающим доказательством приверженности Ада­ма Смита идее прогресса в экономической и других сфе­рах служат красноречивые слова его современника, друга и поклонника, профессора политической экономии Дугалда Стюарта. Он писал в своей работе «Жизнь и труды Адама Смита» (Dugald Stewart, The Life and Writings of Adam Smith): «В своих трудах мистер Смит, какой бы ни была природа его предмета, редко упускает возможность удов­летворить свое любопытство, прослеживая в принципах че­ловеческой природы или в общественных обстоятельствах происхождение описываемых им мнений и институтов...

... Огромная и центральная тема его рассуждений — это демонстрация условий, заложенных природой в принципах человеческого мышления в обстоятельствах внешней среды для постепенного и прогрессирующего наращивания пред­метов национального богатства; и показ того, что самый действенный план восхождения народа к величию состоит в том, чтобы поддерживать указанный природой порядок вещей, позволяя каждому человеку, до тех пор, пока он соблюдает правила справедливости, преследовать свои собственные интересы по-своему разумению и применять как свое мастерство, так и свой капитал в максимально сво -бодной конкуренции со своими согражданами» (курсив мой. -Р.Н.).

Когда сторонники или противники Адама Смита упоми -нают его приверженность конкуренции и свободному пред­принимательству, они слишком часто опускают важней­шее положение: «Эо тех пор, пока он соблюдает, прави­ла справедливости». Возвращаясь к моему предыдущему рассмотрению так называемой «проблемы Адама Смита», можно легко установить преемственность между «Богат­ством народов» и более ранней «Теорией нравственных чувств». Как отмечалось, можно рассматривать раннюю работу как изложение социологии Смита, рассматривающей

295

лава 6. Прогресс как свобода

те силы, которые скрепляют социальный порядок, тем са­мым делая возможным специализацию и другие выраже­ния частного предпринимательства в сочетании с конку­ренцией, которая без до-экономических социальных скре-пов привела бы просто к анархии. Конкуренция — да, но лишь в пределах «правил справедливости».

Несмотря на сохраняющееся в наше время убеждение в обратном, Адам Смит глубоко сочувствовал нуждам бед­няков и рабочего класса. Один из сильнейших доводов, ко­торый он приводит относительно экономической конкурен­ции, состоит в том, что от нее выиграют рабочие, «трудящи­еся бедняки». Смит пишет: «Следует, пожалуй, отметить, что положение рабочих, этой главной массы народа, стано­вится, по-видимому, наиболее счастливым и благоприят­ным скорее при прогрессирующем состоянии общества, ког­да оно идет вперед в направлении дальнейшего обогащения, чем когда оно приобрело уже всевозможные богатства. По­ложение рабочих тяжело при стационарном состоянии об -щества и плачевно при упадке его. Прогрессирующее состо­яние общества означает в действительности радость и изо­билие для всех его классов, неподвижное состояние лишено радости, а регрессирующее его состояние полно печали».

Ничто не представлялось ему более неблагоприятным как для экономической эффективности в стране, так и для свободы граждан во всех сферах, чем попытки правитель­ства управлять экономическими процессами или направ­лять их. Вновь и вновь Смит показывает нам примеры вре­да, причиненного не только классу бизнесменов или богатых людей, но особенно бедным — политическим вмешательст­вом, которое, сколь бы ни были добрыми намерения осу­ществлявших его людей, разрушают равновесие экономиче­ской машины. Правительство, настроенное таким образом, «задерживает вместо того, чтобы ускорять прогресс обще­ства в направлении к действительному богатству и величию, и уменьшает вместо того, чтобы увеличивать, суммарную ценность годовой продукции его земли и труда». Отсюда бесконечные просьбы Адама Смита к правительствам Запа­да полностью снять или хотя бы уменьшить существующие ограничения личной свободы. Он утверждает: «Таким об­разом, поскольку совершенно отпадают все системы пред-

почтения или стеснений, очевидно, остается и утверждается простая и незамысловатая система естественной свободы. Каждому человеку, пока он не нарушает законов справед­ливости, предоставляется совершено свободно преследовать по собственному разумению свои интересы и конкурировать своим трудом и капиталом с трудом и капиталом любого другого лица и целого класса».

В системе истинной «естественной» свободы, по мнению Смита, нет места вмешательству правительства в дела, где оно «всегда будет подвергаться бесчисленным заблуждени­ям и надлежащее исполнение которых недоступно никакой человеческой мудрости и знанию»; правительство должно быть освобождено «от обязанности руководить деятель­ностью частных лиц и направлять ее к занятиям, наиболее соответствующим интересам общества».

Для Адама Смита существовало лишь три законные функции государственного управления: защита страны от вторжения извне, отправление правосудия и поддержание некоторых жизненно важных общественных сооружений.

Главное, по крайней мере с нашей точки зрения, заклю­чается в том, что Адам Смит выдвигает свою «систему есте­ственной свободы», основываясь не на личных предпочтени -ях и даже не на разуме индивида, хотя и то и другое, конечно, играло роль в рассуждениях Смита. Для него существенной и бесспорной основой являлась природа прогресса — нор -мального, необходимого «прогресса благосостояния». От­сюда его знаменитая глава, названная «Естественный про­гресс благосостояния», и отсюда его настойчивое подчерки­вание того, что в то время, как «при естественном ходе вещей большая часть капитала всякого развивающегося общества направляется прежде всего на земледелие, а затем в ману­фактуры и, в последнюю очередь, на внешнюю торговлю». То, что на самом деле происходило во всех современных го­сударствах Европы, означало, что естественный ход про­гресса во многих отношений был «перевернут на голову». Он продолжает: «Обычаи и нравы, привитые этим народам характером их первоначального правительства и сохранив -шиеся после того, как это правительство значительно изме­нилось, неизбежно толкали их на тот противоестественный и регрессивный путь».


296

Часть П. Триумф идеи прогресса

Глава 6. Прогресс как свобода

297

/\ля Адама Смита главной движущей силой прогресса человечества, нигде не выраженной более ярко, чем в эко­номической сфере, являлось «естественное стремление каждого человека улучшить свое положение». Когда это­му естественному стремлению предоставлена возможность «свободно и беспрепятственно проявлять себя», оно спо­собно «без всякого содействия со стороны вести общество к богатству и процветанию» и даже «преодолеть сотни до­садных препятствий, которыми безумие человеческих за­конов так часто затрудняет его действие; хотя результат этих препятствий всегда состоит в том, чтобы в большей или меньшей степени ограничить свободу или беспрепятс­твенность его проявления».

Адам Смит настолько привержен к личной свободе и свободной игре личного своекорыстия, что он даже предо­стерегает против тех более или менее добровольных союзов или объединений людей, которые своим существованием неизбежно накладывают ограничения на личные склон­ности и действия. Смит с проницательностью распозна­ет и порицает стремление людей, занимающихся одним и тем же видом экономической деятельность устанавливать или поднимать цены на основе сговора, жертвой чего ста­новится общество. «Представители одного и того же вида торговли или ремесла редко собираются вместе даже для развлечений и веселья без того, чтобы их разговор не кон­чился заговором против публики или каким-либо соглаше­нием о повышении цен». Он не менее враждебно относит­ся к корпорациям, заявляя, что «мнение о необходимости цехов для лучшего управления торговлей или ремеслом ли­шено всякого основания». Всю необходимую дисциплину истинно свободная экономическая система обеспечит стра­хом либо потери работы, либо покупателей.

Интересно отметить, что Смит усматривает ярко вы­раженное и повсеместное равенство талантов среди людей. «Различные люди отличаются друг от друга своими естес­твенными способностями гораздо меньше, чем мы пред­полагаем». Основные различия определяются «привыч­кой, практикой и воспитанием». Более полезные и творчес­кие различия среди людей (или, иначе говоря, социальную дифференциацию) привносит «склонность к торговле, бар-

теру и обмену... Эта склонность не только создает различие в способностях, столь заметное у людей различных профес­сий, но и делает это различие полезным».

Та же самая предрасположенность лежит в основе рас­ширения и прогресса самого важного аспекта процвета­ющего общества — разделения труда. Именно разделение труда и вместе с ним развитие личных способностей, ко­торые иначе не появились бы, отмечает достижения са­мых прогрессивных народов. «Разделение труда, приво­дящее к таким выгодам, отнюдь не является результатом чьей-либо мудрости, предвидевшей и осознавшей то общее благосостояние, которое будет порождено им: оно пред­ставляет собой последствие — хотя очень медленно и по­степенно развивающееся — определенной склонности че­ловеческой природы, которая отнюдь не имела в виду та­кой цели, а именно склонности к мене, торговле, к обмену одного предмета на другой».

Другие, например, французские физиократы, от которых Адам Смит научился столь многому в годы, последовавшие за публикацией «Теории нравственных чувств», предла­гали отменить противоречащие законам природы гильдии, синдикаты и другие формы искусственного вмешательства в личную свободу. И после Смита многие, исходя из раз­личных мотивов, выдвигали те же самые предложения . Но, как мне кажется, никто ни до, ни после Смита не сочетал столь изобретательно доктрину личной свободы с тем, что он без колебаний называл «естественным прогрессом благосо­стояния». Его знаменитое упоминание «невидимой руки», которая, как он доказывает, ведет индивидуума, преследу­ющего собственные, частные интересы, к достижению мак­симума общественного блага, следует воспринимать в более широком контексте его философии прогресса человечества.

«Преследуя свои собственные интересы, он часто бо­лее действительным образом служит интересам общества, чем тогда, когда сознательно стремится служить им. Мне ни разу не приходилось слышать, чтобы много хорошего было сделано теми, которые делали вид, что они ведут тор­говлю ради блага общества. Впрочем, подобные претензии не очень обычны среди купцов, и немного надо слов, чтобы уговорить их отказаться от них».


298

Часть П. Триумф идеи прогресса

Глава 6. Прогресс как свобода

299

Помимо того, что Адам Смит был поборником свободы и пророком экономического прогресса, он был, очевидно, не чужд иронии.

ОТЦЫ-ОСНОВАТЕЛИ США

Если 1776 год отмечен классическими трудами Адама Смита и Эдуарда Гиббона (к которым следует также до­бавить содержащую плодотворные идеи работу Иеремии Бентама «Отрывоко правительстве»), то «Декларацияне­зависимости» , провозглашенная в том же году в американ­ских колониях, чтобы в буквальном смысле проложить себе путь во все части света, придала тому году всемирно-ис­торическое значение. Строго говоря, «Декларация» — это не основополагающий текст в истории идеи прогресса, но продукт умов, которые, начиная с ее составителя, Джеф-ферсона, глубоко верили в прогресс человечества.

Интересно отметить, что в 1748 году Тюрго незадолго до того, как его приняли студентом в Сорбонну, предска­зал освобождение колоний от британского правления. Это предсказание мы находим в его «Исследованиях причин прогресса и упадка наук и искусств...» — несколько раз­бросанном, фрагментарном, но блестящем наборе заметок об исторических взлетах и падениях, который, несомнен­но, был непосредственным источником уже рассмотрен­ных нами двух, гораздо лучше скомпонованных, более зре­лых речей в Сорбонне. В «Исследованиях» Тюрго в одном месте размышляет о роли колоний в истории; они «подоб­ны плодам, которые держатся на дереве до тех пор, пока не созреют в достаточной степени; затем они отрываются, прорастают и производят новые деревья». Тюрго пишет: «Карфаген осуществил тоже самое, что сделали Фивы и что однажды сделает Америка». Мы знаем, что Тюрго на протяжении своей жизни искренне восхищался американ­скими достижениями в Новом Свете. Даже в последние годы жизни, после того, как он был вынужден покинуть политическое поприще и оказался практически под домаш­ним арестом, он сохранил интерес и уважение к Амери­ке. В письме к Ричарду Прайсу, которое я уже упоминал, Тюрго зашел настолько далеко, что заявил, что «Амери­ка — это надежда человеческого рода».

Тюрго не был одинок в своих чувствах. Да, до него в том же веке находились люди (и в их числе великий Бюф-фон), объявлявшие Америку континентом, где невозможно основать истинную цивилизацию. Здесь, заявляли они, не­достаточно природных ресурсов, и все формы животной и человеческой жизни, исконно существовавшие на этом кон -тиненте, являются более низкими по своей природе. Тако­вы были аргументы Бюффона и других против возможно -сти настоящего прогресса на континенте. Но американцы не замедлили с ответом. Франклин, Джефферсон, Джон Адаме и Бенджамин Раш встали в авангарде контратаки. Обладая огромным богатством соответствующих доказа­тельств (геологических, ботанических, зоологических, фи­зиологических и т.д.), американцы быстро показали, что Америка во всех отношениях молода, сильна и способна предоставить гораздо больше необходимых для прогрес­са цивилизации ресурсов, чем любая европейская страна. Франклин в своих «Наблюдениях по поводу роста чело­вечества» (Benjamin Franklin, Observations Concerning the Increase of Mankind) в 1755 году использовал быстро растущее население Америки в качестве главного аргу­мента для своего предсказания того, что она станет вели­кой и могущественной цивилизацией. Значительно позже, в 1785 году, Джефферсон в своих «Заметках о штате Вир­гиния» (Thomas Jefferson, Notes on the State of Virginia) все еще отвечал на утверждение Бюффона о том, что природа Америки беднее природы других частей мира. Он заявил, что американцы, включая туземных индейцев, по меньшей мере равны европейским физическим типам, а возмож­но, и превосходят их. Джефферсон безо всяких сомнений использовал победу Америки над английскими и другими войсками в революционной войне как доказательство того, что американцы не только физически превосходят англи­чан, но и что поражение последних свидетельствует об их вырождении в телесном и умственном отношении.

К концу XVIII века в Европе стало встречаться гораздо меньше оценок, подобных той, что высказал Бюффон. До­стижения американцев во многих областях были слишком очевидны, чтобы какие бы то ни было обвинения в регрес­се могли иметь место. Гораздо более распространенными


300

Часть II. Триумф идеи прогресса

1 лава 6. Прогресс как свобода

301

были замечания, подобные сделанным Tippro в 1748 году, которые были повторены такими мыслителями, как Воль­тер и Кондорсе. В своих «Философских письмах» Вольтер объявил, что Америка является усовершенствованием всего, что было совершенным в Англии. Квакеры в Пенсильвании, утверждал Вольтер, уже создали «тот золотой век, око-тором говорят люди». Аббат де Рейналь (который рань­ше был в этом споре на стороне Бюффона) приветствовал Америку словами: «Новый Олимп, новая Аркадия, новые Афины, новая Греция». И Кондорсе в своем предсказании того, что принесет следующая стадия прогресса человече­ства, использовал Америку как пример, являющий все, что было, по его убеждению, лучшим и наиболее передовым на текущей стадии развития, и как образец того, каким должен со временем стать весь мир, если он дойдет до высочайших уровней цивилизации.

Нет необходимости говорить, что в Америке такого рода оценки были чрезвычайно распространены. Великие от­цы-основатели подчеркивали свою убежденность в прош­лом прогрессе человечества, длившемся долгое время, и в будущий длительный прогресс, в авангарде которого будет стоять Америка, Эти люди, в большинстве своем глубоко погруженные в античную классику, время от времени мог­ли высказывать нео-циклические взгляды о том или ином конкретном народе или о человеческой природе и ее посто­янной подверженности ошибкам. Но все это вряд ли суще­ственно перед лицом величественных утверждений про­гресса цивилизации, которые мы находим у Джефферсона, Джона Адамса, Франклина, Пейнаидр.

Отношения между пуританством в Америке и развитием философии светского прогресса очень похожи на те, кото­рые мы встречаем в Европе. Здесь нет возможности дать полное описание пуританских воззрений XVII—XVIII веков, имеющих отношение к этому вопросу. Но все же кое-что необходимо сказать. Историк Дэвид Левин в своем недав­нем исследовании молодого Коттона Метера (David Levin, Cotton Mather: The Young Life of the Lord's Remembrancer: 16631703) хорошо освещает эту тему. Он отмечает, что в 1669 году отец Коттона, Инкрис Метер, неоднократно публично выражал твердую уверенность в том, что тыся-

челетнее царство уже на подходе, и свою личную веру в то, что Новая Англия, к тому времени уже вышедшая из-под британского владычества, станет Новым Иерусалимом. Левин свидетельствует, что сам Коттон Метер, еще буду­чи молодым человеком, сочетал в своем мышлении те же черты милленаристской страсти и интереса к практическим искусствам и наукам, которые, как мы видели, процвета­ли в пуританской Англии. Коттон Метер считал, что тре­мя величайшими событиями современной эпохи являются открытие Америки, возрождение искусств и наук и Рефор­мация. Как пишет Леви, Коттон «мог восхвалять Френсиса Бэкона, чтить Роберта Бойля, восхищаться Исааком Нью­тоном и при этом продолжал бы писать о демонах, ангелах и ведьмах как о явлениях не менее реальных, чем люди или сила гравитации». В свои молодые годы Коттон Метер объ­явил о своей убежденности, основанной на усердном изу­чении библейских пророчеств и на наблюдениях за тем, что происходит в его собственное время, в том, что миллениум настанет в 1679 году. Интересно заметить, что задолго до Бенджамина Франклина Метер использовал темпы роста населения в Америке в сравнении с Европой в поддержку утверждения, что Новая Англия вскоре вступит в тысяче­летнее царство.

Пуританское мышление о прогрессе — в Новой Анг­лии XVII века преимущественно духовное и направленное на миллениум, но постепенно утрачивающего эти черты с приближением XVIII века — постепенно и непрерыв­но двигалось в направлении позитивных суждений, ко­торые мы встретим у отцов-основателей. Перри Миллер (Perry Miller) доказывает это, приводя множество приме­ров в исследовании о Джонатане Эдвардсе, который надол­го останется в американской истории единственным фи­лософским умом, достойным сравнения с европейскими мыслителями. Эдварде, будучи глубоко религиозным че­ловеком и пламенным пуританином (он, в конце концов, был ведущей фигурой «Великого пробуждения» Америки в 1730— 1760 годах), тем не менее в своих теологических работах явно выказывал глубокий интерес к вопросам пси­хологического, философского, экономического и политиче­ского характера. Я признаю, что интерпретация, даваемая


302

Часть П. Триумф идеи прогресса

Глава 6. Прогресс как свобода

303

Эдвардсу Перри Миллером, подразумевающая «модер­низацию» его возвышенного религиозного ума считается спорной среди исследователей пуританства, но любой за­интересованный наблюдатель не может не прийти к выводу, что у Эдвардса, несомненно, присутствовали явные при­знаки современности, — признаки, которые были воспри­няты и стали основой для дальнейших построений в годы, последовавшие за написанием его работ. И это в полной мере относится к идеям тысячелетнего царства и прогрес -са. Здесь очень уместно привести то, что впоследствии ска­жет Сакван Беркович в своей «Американской иеримиаде» (Sacvan Bercovitch, American Jeremiad); Беркович гово­рит о направленности мысли Эдвардса: «Она показывает, во-первых, что Эдварде обнаруживает протонационалис-тические тенденции "Пути Новой Англии". Он унаследо­вал концепцию нового избранного народа и расширил ее содержание, включив в состав этого народа, помимо пури­танских теократов Новой Англии, нарождающийся амери­канский народ Божий».

Беркович усматривает у Эдвардса «акцентирова­ние процесса». Хотя я не могу согласиться с его мнением об отсутствии такого акцентирования у английских пури­тан (в большей степени интересовавшихся, как он пишет, конечным событием прихода миллениума, чем процес­сом, в результате которого оно наступит), у меня нет ни­каких сомнений в том, что американцам было свойственно то акцентирование процесса, о котором говорит Беркович. «Эдварде, —пишет он, —изменив сценарий для последнего акта пьесы, связал всю последовательность событий в орга­ническое божественно-человеческое (и божественно - при-родное) целое». Вот именно. Корни мышления Эдвардса действительно пуританские; истоки его собственной «бо­жественно-человеческой» философии истории с ее неиз­бежным милленаристским результатом нельзя отделить от взглядов американских пуритан XVII века, которые видели прогресс имеющим преимущественно божественное проис­хождение. Но тот вид представлений о прогрессе человече­ства, который содержится в уже цитировавшемся письме из «Вирджинской газеты»