Линейного представления об истории, свойственного иудео-христианской религиозной традиции. В период с 1750 примерно до 1900 г происходит отделение идеи прогресса от религиозных корней и «срастание» понятий прогресса и науки. Этот процесс сопровождался угрожающими явлениями: если первоначально прог
Вид материала | Документы |
СодержаниеГлава 6. Прогресс как свобода Отцы-основатели сша Глава 6. Прогресс как свобода |
- Архимандрит Ианнуарий (Ивлиев) Имена Божии в книге Откровения Иоанна, 166.72kb.
- Внаше время научного прогресса остро стоит вопрос о нравственном, эстетическом воспитании, 103.24kb.
- Осмысление современных значений понятий власть и авторитет в рамках христианской традиции, 168.15kb.
- Эсхатология и историческая тео-антропология трактата «о граде Божьем», вводящая в философский, 140.03kb.
- Абу Али ибн Сина великий среднеазиатский ученый, гуманист, борец за идеи прогресса, 286.98kb.
- Михаил Эммануилович Поснов (1874-1931), 19602.16kb.
- Книга Эрла Кернса рассчитана на студентов богословских факультетов, а также на всех,, 6176.85kb.
- Книга Эрла Кернса рассчитана на студентов богословских факультетов, а также на всех,, 6176.43kb.
- Образование казахской народности и первого казахского ханства, 166.6kb.
- «Основы религиозных культур и светской этики», 82.55kb.
стадии. И Эндрю Скиннер (Andrew Skinner) предоставил нам значительное количество текстуальных доказательств того, что работы Смита могут рассматриваться как выполненные в рамках того же прогрессистско-эволюционистского взгляда на типы хозяйства, как и работы Маркса, а также многих других авторов следующего века.
Но решающим доказательством приверженности Адама Смита идее прогресса в экономической и других сферах служат красноречивые слова его современника, друга и поклонника, профессора политической экономии Дугалда Стюарта. Он писал в своей работе «Жизнь и труды Адама Смита» (Dugald Stewart, The Life and Writings of Adam Smith): «В своих трудах мистер Смит, какой бы ни была природа его предмета, редко упускает возможность удовлетворить свое любопытство, прослеживая в принципах человеческой природы или в общественных обстоятельствах происхождение описываемых им мнений и институтов...
... Огромная и центральная тема его рассуждений — это демонстрация условий, заложенных природой в принципах человеческого мышления в обстоятельствах внешней среды для постепенного и прогрессирующего наращивания предметов национального богатства; и показ того, что самый действенный план восхождения народа к величию состоит в том, чтобы поддерживать указанный природой порядок вещей, позволяя каждому человеку, до тех пор, пока он соблюдает правила справедливости, преследовать свои собственные интересы по-своему разумению и применять как свое мастерство, так и свой капитал в максимально сво -бодной конкуренции со своими согражданами» (курсив мой. -Р.Н.).
Когда сторонники или противники Адама Смита упоми -нают его приверженность конкуренции и свободному предпринимательству, они слишком часто опускают важнейшее положение: «Эо тех пор, пока он соблюдает, правила справедливости». Возвращаясь к моему предыдущему рассмотрению так называемой «проблемы Адама Смита», можно легко установить преемственность между «Богатством народов» и более ранней «Теорией нравственных чувств». Как отмечалось, можно рассматривать раннюю работу как изложение социологии Смита, рассматривающей
295
лава 6. Прогресс как свобода
те силы, которые скрепляют социальный порядок, тем самым делая возможным специализацию и другие выражения частного предпринимательства в сочетании с конкуренцией, которая без до-экономических социальных скре-пов привела бы просто к анархии. Конкуренция — да, но лишь в пределах «правил справедливости».
Несмотря на сохраняющееся в наше время убеждение в обратном, Адам Смит глубоко сочувствовал нуждам бедняков и рабочего класса. Один из сильнейших доводов, который он приводит относительно экономической конкуренции, состоит в том, что от нее выиграют рабочие, «трудящиеся бедняки». Смит пишет: «Следует, пожалуй, отметить, что положение рабочих, этой главной массы народа, становится, по-видимому, наиболее счастливым и благоприятным скорее при прогрессирующем состоянии общества, когда оно идет вперед в направлении дальнейшего обогащения, чем когда оно приобрело уже всевозможные богатства. Положение рабочих тяжело при стационарном состоянии об -щества и плачевно при упадке его. Прогрессирующее состояние общества означает в действительности радость и изобилие для всех его классов, неподвижное состояние лишено радости, а регрессирующее его состояние полно печали».
Ничто не представлялось ему более неблагоприятным как для экономической эффективности в стране, так и для свободы граждан во всех сферах, чем попытки правительства управлять экономическими процессами или направлять их. Вновь и вновь Смит показывает нам примеры вреда, причиненного не только классу бизнесменов или богатых людей, но особенно бедным — политическим вмешательством, которое, сколь бы ни были добрыми намерения осуществлявших его людей, разрушают равновесие экономической машины. Правительство, настроенное таким образом, «задерживает вместо того, чтобы ускорять прогресс общества в направлении к действительному богатству и величию, и уменьшает вместо того, чтобы увеличивать, суммарную ценность годовой продукции его земли и труда». Отсюда бесконечные просьбы Адама Смита к правительствам Запада полностью снять или хотя бы уменьшить существующие ограничения личной свободы. Он утверждает: «Таким образом, поскольку совершенно отпадают все системы пред-
почтения или стеснений, очевидно, остается и утверждается простая и незамысловатая система естественной свободы. Каждому человеку, пока он не нарушает законов справедливости, предоставляется совершено свободно преследовать по собственному разумению свои интересы и конкурировать своим трудом и капиталом с трудом и капиталом любого другого лица и целого класса».
В системе истинной «естественной» свободы, по мнению Смита, нет места вмешательству правительства в дела, где оно «всегда будет подвергаться бесчисленным заблуждениям и надлежащее исполнение которых недоступно никакой человеческой мудрости и знанию»; правительство должно быть освобождено «от обязанности руководить деятельностью частных лиц и направлять ее к занятиям, наиболее соответствующим интересам общества».
Для Адама Смита существовало лишь три законные функции государственного управления: защита страны от вторжения извне, отправление правосудия и поддержание некоторых жизненно важных общественных сооружений.
Главное, по крайней мере с нашей точки зрения, заключается в том, что Адам Смит выдвигает свою «систему естественной свободы», основываясь не на личных предпочтени -ях и даже не на разуме индивида, хотя и то и другое, конечно, играло роль в рассуждениях Смита. Для него существенной и бесспорной основой являлась природа прогресса — нор -мального, необходимого «прогресса благосостояния». Отсюда его знаменитая глава, названная «Естественный прогресс благосостояния», и отсюда его настойчивое подчеркивание того, что в то время, как «при естественном ходе вещей большая часть капитала всякого развивающегося общества направляется прежде всего на земледелие, а затем в мануфактуры и, в последнюю очередь, на внешнюю торговлю». То, что на самом деле происходило во всех современных государствах Европы, означало, что естественный ход прогресса во многих отношений был «перевернут на голову». Он продолжает: «Обычаи и нравы, привитые этим народам характером их первоначального правительства и сохранив -шиеся после того, как это правительство значительно изменилось, неизбежно толкали их на тот противоестественный и регрессивный путь».
296
Часть П. Триумф идеи прогресса
Глава 6. Прогресс как свобода
297
/\ля Адама Смита главной движущей силой прогресса человечества, нигде не выраженной более ярко, чем в экономической сфере, являлось «естественное стремление каждого человека улучшить свое положение». Когда этому естественному стремлению предоставлена возможность «свободно и беспрепятственно проявлять себя», оно способно «без всякого содействия со стороны вести общество к богатству и процветанию» и даже «преодолеть сотни досадных препятствий, которыми безумие человеческих законов так часто затрудняет его действие; хотя результат этих препятствий всегда состоит в том, чтобы в большей или меньшей степени ограничить свободу или беспрепятственность его проявления».
Адам Смит настолько привержен к личной свободе и свободной игре личного своекорыстия, что он даже предостерегает против тех более или менее добровольных союзов или объединений людей, которые своим существованием неизбежно накладывают ограничения на личные склонности и действия. Смит с проницательностью распознает и порицает стремление людей, занимающихся одним и тем же видом экономической деятельность устанавливать или поднимать цены на основе сговора, жертвой чего становится общество. «Представители одного и того же вида торговли или ремесла редко собираются вместе даже для развлечений и веселья без того, чтобы их разговор не кончился заговором против публики или каким-либо соглашением о повышении цен». Он не менее враждебно относится к корпорациям, заявляя, что «мнение о необходимости цехов для лучшего управления торговлей или ремеслом лишено всякого основания». Всю необходимую дисциплину истинно свободная экономическая система обеспечит страхом либо потери работы, либо покупателей.
Интересно отметить, что Смит усматривает ярко выраженное и повсеместное равенство талантов среди людей. «Различные люди отличаются друг от друга своими естественными способностями гораздо меньше, чем мы предполагаем». Основные различия определяются «привычкой, практикой и воспитанием». Более полезные и творческие различия среди людей (или, иначе говоря, социальную дифференциацию) привносит «склонность к торговле, бар-
теру и обмену... Эта склонность не только создает различие в способностях, столь заметное у людей различных профессий, но и делает это различие полезным».
Та же самая предрасположенность лежит в основе расширения и прогресса самого важного аспекта процветающего общества — разделения труда. Именно разделение труда и вместе с ним развитие личных способностей, которые иначе не появились бы, отмечает достижения самых прогрессивных народов. «Разделение труда, приводящее к таким выгодам, отнюдь не является результатом чьей-либо мудрости, предвидевшей и осознавшей то общее благосостояние, которое будет порождено им: оно представляет собой последствие — хотя очень медленно и постепенно развивающееся — определенной склонности человеческой природы, которая отнюдь не имела в виду такой цели, а именно склонности к мене, торговле, к обмену одного предмета на другой».
Другие, например, французские физиократы, от которых Адам Смит научился столь многому в годы, последовавшие за публикацией «Теории нравственных чувств», предлагали отменить противоречащие законам природы гильдии, синдикаты и другие формы искусственного вмешательства в личную свободу. И после Смита многие, исходя из различных мотивов, выдвигали те же самые предложения . Но, как мне кажется, никто ни до, ни после Смита не сочетал столь изобретательно доктрину личной свободы с тем, что он без колебаний называл «естественным прогрессом благосостояния». Его знаменитое упоминание «невидимой руки», которая, как он доказывает, ведет индивидуума, преследующего собственные, частные интересы, к достижению максимума общественного блага, следует воспринимать в более широком контексте его философии прогресса человечества.
«Преследуя свои собственные интересы, он часто более действительным образом служит интересам общества, чем тогда, когда сознательно стремится служить им. Мне ни разу не приходилось слышать, чтобы много хорошего было сделано теми, которые делали вид, что они ведут торговлю ради блага общества. Впрочем, подобные претензии не очень обычны среди купцов, и немного надо слов, чтобы уговорить их отказаться от них».
298
Часть П. Триумф идеи прогресса
Глава 6. Прогресс как свобода
299
Помимо того, что Адам Смит был поборником свободы и пророком экономического прогресса, он был, очевидно, не чужд иронии.
ОТЦЫ-ОСНОВАТЕЛИ США
Если 1776 год отмечен классическими трудами Адама Смита и Эдуарда Гиббона (к которым следует также добавить содержащую плодотворные идеи работу Иеремии Бентама «Отрывоко правительстве»), то «Декларациянезависимости» , провозглашенная в том же году в американских колониях, чтобы в буквальном смысле проложить себе путь во все части света, придала тому году всемирно-историческое значение. Строго говоря, «Декларация» — это не основополагающий текст в истории идеи прогресса, но продукт умов, которые, начиная с ее составителя, Джеф-ферсона, глубоко верили в прогресс человечества.
Интересно отметить, что в 1748 году Тюрго незадолго до того, как его приняли студентом в Сорбонну, предсказал освобождение колоний от британского правления. Это предсказание мы находим в его «Исследованиях причин прогресса и упадка наук и искусств...» — несколько разбросанном, фрагментарном, но блестящем наборе заметок об исторических взлетах и падениях, который, несомненно, был непосредственным источником уже рассмотренных нами двух, гораздо лучше скомпонованных, более зрелых речей в Сорбонне. В «Исследованиях» Тюрго в одном месте размышляет о роли колоний в истории; они «подобны плодам, которые держатся на дереве до тех пор, пока не созреют в достаточной степени; затем они отрываются, прорастают и производят новые деревья». Тюрго пишет: «Карфаген осуществил тоже самое, что сделали Фивы и что однажды сделает Америка». Мы знаем, что Тюрго на протяжении своей жизни искренне восхищался американскими достижениями в Новом Свете. Даже в последние годы жизни, после того, как он был вынужден покинуть политическое поприще и оказался практически под домашним арестом, он сохранил интерес и уважение к Америке. В письме к Ричарду Прайсу, которое я уже упоминал, Тюрго зашел настолько далеко, что заявил, что «Америка — это надежда человеческого рода».
Тюрго не был одинок в своих чувствах. Да, до него в том же веке находились люди (и в их числе великий Бюф-фон), объявлявшие Америку континентом, где невозможно основать истинную цивилизацию. Здесь, заявляли они, недостаточно природных ресурсов, и все формы животной и человеческой жизни, исконно существовавшие на этом кон -тиненте, являются более низкими по своей природе. Таковы были аргументы Бюффона и других против возможно -сти настоящего прогресса на континенте. Но американцы не замедлили с ответом. Франклин, Джефферсон, Джон Адаме и Бенджамин Раш встали в авангарде контратаки. Обладая огромным богатством соответствующих доказательств (геологических, ботанических, зоологических, физиологических и т.д.), американцы быстро показали, что Америка во всех отношениях молода, сильна и способна предоставить гораздо больше необходимых для прогресса цивилизации ресурсов, чем любая европейская страна. Франклин в своих «Наблюдениях по поводу роста человечества» (Benjamin Franklin, Observations Concerning the Increase of Mankind) в 1755 году использовал быстро растущее население Америки в качестве главного аргумента для своего предсказания того, что она станет великой и могущественной цивилизацией. Значительно позже, в 1785 году, Джефферсон в своих «Заметках о штате Виргиния» (Thomas Jefferson, Notes on the State of Virginia) все еще отвечал на утверждение Бюффона о том, что природа Америки беднее природы других частей мира. Он заявил, что американцы, включая туземных индейцев, по меньшей мере равны европейским физическим типам, а возможно, и превосходят их. Джефферсон безо всяких сомнений использовал победу Америки над английскими и другими войсками в революционной войне как доказательство того, что американцы не только физически превосходят англичан, но и что поражение последних свидетельствует об их вырождении в телесном и умственном отношении.
К концу XVIII века в Европе стало встречаться гораздо меньше оценок, подобных той, что высказал Бюффон. Достижения американцев во многих областях были слишком очевидны, чтобы какие бы то ни было обвинения в регрессе могли иметь место. Гораздо более распространенными
300
Часть II. Триумф идеи прогресса
1 лава 6. Прогресс как свобода
301
были замечания, подобные сделанным Tippro в 1748 году, которые были повторены такими мыслителями, как Вольтер и Кондорсе. В своих «Философских письмах» Вольтер объявил, что Америка является усовершенствованием всего, что было совершенным в Англии. Квакеры в Пенсильвании, утверждал Вольтер, уже создали «тот золотой век, око-тором говорят люди». Аббат де Рейналь (который раньше был в этом споре на стороне Бюффона) приветствовал Америку словами: «Новый Олимп, новая Аркадия, новые Афины, новая Греция». И Кондорсе в своем предсказании того, что принесет следующая стадия прогресса человечества, использовал Америку как пример, являющий все, что было, по его убеждению, лучшим и наиболее передовым на текущей стадии развития, и как образец того, каким должен со временем стать весь мир, если он дойдет до высочайших уровней цивилизации.
Нет необходимости говорить, что в Америке такого рода оценки были чрезвычайно распространены. Великие отцы-основатели подчеркивали свою убежденность в прошлом прогрессе человечества, длившемся долгое время, и в будущий длительный прогресс, в авангарде которого будет стоять Америка, Эти люди, в большинстве своем глубоко погруженные в античную классику, время от времени могли высказывать нео-циклические взгляды о том или ином конкретном народе или о человеческой природе и ее постоянной подверженности ошибкам. Но все это вряд ли существенно перед лицом величественных утверждений прогресса цивилизации, которые мы находим у Джефферсона, Джона Адамса, Франклина, Пейнаидр.
Отношения между пуританством в Америке и развитием философии светского прогресса очень похожи на те, которые мы встречаем в Европе. Здесь нет возможности дать полное описание пуританских воззрений XVII—XVIII веков, имеющих отношение к этому вопросу. Но все же кое-что необходимо сказать. Историк Дэвид Левин в своем недавнем исследовании молодого Коттона Метера (David Levin, Cotton Mather: The Young Life of the Lord's Remembrancer: 1663—1703) хорошо освещает эту тему. Он отмечает, что в 1669 году отец Коттона, Инкрис Метер, неоднократно публично выражал твердую уверенность в том, что тыся-
челетнее царство уже на подходе, и свою личную веру в то, что Новая Англия, к тому времени уже вышедшая из-под британского владычества, станет Новым Иерусалимом. Левин свидетельствует, что сам Коттон Метер, еще будучи молодым человеком, сочетал в своем мышлении те же черты милленаристской страсти и интереса к практическим искусствам и наукам, которые, как мы видели, процветали в пуританской Англии. Коттон Метер считал, что тремя величайшими событиями современной эпохи являются открытие Америки, возрождение искусств и наук и Реформация. Как пишет Леви, Коттон «мог восхвалять Френсиса Бэкона, чтить Роберта Бойля, восхищаться Исааком Ньютоном и при этом продолжал бы писать о демонах, ангелах и ведьмах как о явлениях не менее реальных, чем люди или сила гравитации». В свои молодые годы Коттон Метер объявил о своей убежденности, основанной на усердном изучении библейских пророчеств и на наблюдениях за тем, что происходит в его собственное время, в том, что миллениум настанет в 1679 году. Интересно заметить, что задолго до Бенджамина Франклина Метер использовал темпы роста населения в Америке в сравнении с Европой в поддержку утверждения, что Новая Англия вскоре вступит в тысячелетнее царство.
Пуританское мышление о прогрессе — в Новой Англии XVII века преимущественно духовное и направленное на миллениум, но постепенно утрачивающего эти черты с приближением XVIII века — постепенно и непрерывно двигалось в направлении позитивных суждений, которые мы встретим у отцов-основателей. Перри Миллер (Perry Miller) доказывает это, приводя множество примеров в исследовании о Джонатане Эдвардсе, который надолго останется в американской истории единственным философским умом, достойным сравнения с европейскими мыслителями. Эдварде, будучи глубоко религиозным человеком и пламенным пуританином (он, в конце концов, был ведущей фигурой «Великого пробуждения» Америки в 1730— 1760 годах), тем не менее в своих теологических работах явно выказывал глубокий интерес к вопросам психологического, философского, экономического и политического характера. Я признаю, что интерпретация, даваемая
302
Часть П. Триумф идеи прогресса
Глава 6. Прогресс как свобода
303
Эдвардсу Перри Миллером, подразумевающая «модернизацию» его возвышенного религиозного ума считается спорной среди исследователей пуританства, но любой заинтересованный наблюдатель не может не прийти к выводу, что у Эдвардса, несомненно, присутствовали явные признаки современности, — признаки, которые были восприняты и стали основой для дальнейших построений в годы, последовавшие за написанием его работ. И это в полной мере относится к идеям тысячелетнего царства и прогрес -са. Здесь очень уместно привести то, что впоследствии скажет Сакван Беркович в своей «Американской иеримиаде» (Sacvan Bercovitch, American Jeremiad); Беркович говорит о направленности мысли Эдвардса: «Она показывает, во-первых, что Эдварде обнаруживает протонационалис-тические тенденции "Пути Новой Англии". Он унаследовал концепцию нового избранного народа и расширил ее содержание, включив в состав этого народа, помимо пуританских теократов Новой Англии, нарождающийся американский народ Божий».
Беркович усматривает у Эдвардса «акцентирование процесса». Хотя я не могу согласиться с его мнением об отсутствии такого акцентирования у английских пуритан (в большей степени интересовавшихся, как он пишет, конечным событием прихода миллениума, чем процессом, в результате которого оно наступит), у меня нет никаких сомнений в том, что американцам было свойственно то акцентирование процесса, о котором говорит Беркович. «Эдварде, —пишет он, —изменив сценарий для последнего акта пьесы, связал всю последовательность событий в органическое божественно-человеческое (и божественно - при-родное) целое». Вот именно. Корни мышления Эдвардса действительно пуританские; истоки его собственной «божественно-человеческой» философии истории с ее неизбежным милленаристским результатом нельзя отделить от взглядов американских пуритан XVII века, которые видели прогресс имеющим преимущественно божественное происхождение. Но тот вид представлений о прогрессе человечества, который содержится в уже цитировавшемся письме из «Вирджинской газеты»