Метод легкого изучения истории. Гл. VII [фрагмент]

Вид материала

Документы

Содержание Жан Боден Метод легкого изучения истории Сатурн, согласно римской традиции, – Нимрод – библейский воин и охотник, царь, сын Куша, внук Хама (Быт. 10, 8 –10). Юпитер Бел Боденского озера Изнеженные азиаты Людовик Благочестивый Готы, в данном случае, – народы Северной Европы. 32 Олаус Магнус Другой мир, Индия Великий круг

Подобный материал:

• Утверждено, 247.86kb.
• Абсцесс и гангрена легкого определение заболевания острый абсцесс легкого, 403.26kb.
• Источник (фрагмент) : СуринА., 201.6kb.
• Источник (фрагмент) : СуринА., 147.53kb.
• Программа учебного курса «история государства и права зарубежных стран», 644.1kb.
• Программа исследования, 416.21kb.
• Вопросы к зачету по новейшей истории стран Европы и Америки за VII семестр, 27.68kb.
• Урок истории в 6 классе. Тема: Арабы в VI-VII веках. Возникновение ислама, 86kb.
• Тема Абсцесс, гангрена легкого и бронхоэктатическая болезнь, 394.58kb.
• Курс, 4 семестр вопросы к экзамену, 56.16kb.

Боден Ж.

Метод легкого изучения истории. Гл. VII [фрагмент]

Перевод, предисловие, комментарии


Опубликован:

Гуманизм Возрождения и вызовы времени: Идеи мира, согласия, толерантности, апология современности в сочинениях гуманистов / Сост., перев., предисл. и коммент. Н. В. Ревякиной, Д. В. Самотовинского, П. Н. Чечулина. Иваново, 2006. С. 58—70. (Раздел IV. Гуманистическая апология современности.)


Аннотация: Сборник содержит фрагменты из сочинений итальянских и французских гуманистов XIV – XVI вв., в которых излагаются идеи единства и согласия в обществе, мира, толерантности, достоинства своего времени относительно предшествующих эпох. Эти идеи стали интеллектуальной реакцией гуманистов на непростые реалии их времени – войны, общественные раздоры, религиозные конфликты, нетерпимость, жестокость, исторический пессимизм, охвативший массовое сознание.

Бóльшая часть текстов, снабженная предисловиями и комментариями, переведена на русский язык впервые. Издание может быть полезно преподавателям, студентам и всем, кто интересуется культурой Возрождения.





Жан Боден


Творчество французского гуманиста и общественного деятеля Жана Бодена (Bodin Jean, Bodinus Johanus, 1529 или 1530 – 1596) впечатляет своей разносторонностью. Ему принадлежат сочинения по теории истории и политики, по экономике, натурфилософии и даже по демонологии.

Боден – автор самой аргументированной апологии своего времени, которую он представил в трактате «Метод легкого изучения истории» (Methodus ad facilem historiarum cognitionem, 1566).

Трактат посвящен «человеческой истории», которая представляет собой лишь одну из отраслей «истории» в более широком смысле, понимаемой как вся совокупность эмпирических знаний об окружающем мире и Боге. Эта всеобъемлющая история делится на три части: «человеческая история», «естественная история» (естествознание) и «божественная история» (эмпирическая основа теологии). Двумя последними отраслями должны заниматься собственно не историографы, а «философы» и теологи. «Метод легкого изучения истории», по своему замыслу, – своеобразное пособие для желающих изучить «историю человеческую», которая является для Бодена «сокровищницей» социального опыта, полезного и необходимого для юристов, правителей, военачальников, наконец, для всех, кто стремиться жить разумно и добродетельно. Ведь, как считал Боден и его современники, в исторических сочинениях (а именно по ним изучается история) сохраняются для будущих поколений сведения о судьбах исторических личностей и государств, об обычаях, институтах, законах различных народов, о человеческих пороках и добродетелях. Используя этот опыт веков, человек может выстроить свою деятельность и частную жизнь на рациональных и нравственных началах,

стр. 58


усовершенствовать общество и себя самого. История, вторит Боден Цицерону, – «учительница жизни».

Для стремящихся познать историю человечества непредвзято, достоверно, извлечь из истории прагматические и этические уроки гуманист дает множество рекомендаций. VII глава трактата – «Опровержение тех, кто утвердился в мысли о четырех монархиях и золотом веке» (Confutatio eorum qui quatuor monarchias aureaque secula statuunt) – посвящена распространенным во времена Бодена двум историческим заблуждениям, поддавшись которым изучающий историю мог получить искаженное о ней представление. Первое заблуждение – идея четырех монархий, согласно которой история человечества сводится к последовательной смене четырех мировых империй – Ассирийской, Персидской, Греческой и Римской. Боден показывает, что эта концепция противоречит историческим данным, игнорирует величие Арабского халифата, Османской империи и других государств и народов. Второе заблуждение – идея постепенной деградации человечества, которое все дальше уходит от изначального благого состояния – «золотого века». Современность, с точки зрения приверженцев этой идеи, – последняя стадия упадка. Зародившееся в античности, это представление дожило до эпохи Возрождения и даже оказалось востребованным в условиях щедрого на социальные катаклизмы XVI столетия. Ниже приведен фрагмент, посвященный критике идеи «золотого века».


Метод легкого изучения истории


Глава VII. Опровержение тех, кто утвердился в мысли о четырех

монархиях и золотом веке

…Точно так же ошибаясь¹ по поводу этого Даниилова истукана (коего голова из золота, грудь из серебра, бедра из бронзы, голени из железа, ступни из глины, плохо скрепленные железом)², /некоторые люди/ утвердились в мысли о четырех или даже

стр. 59


более веках: когда-то был век золотой, затем серебряный, бронзовый, потом железный, наконец, последовал глиняный. Но мнение это должно быть опровергнуто; ибо, если кто рассмотрит взгляды историков, а не поэтов, решит, в самом деле, что есть в делах людей и во всех делах природы одно и то же движение по кругу; нет ничего нового под солнцем, как говорит учитель премудрости³. Поистине, тот век, который они называют золотым, если сравнить его с нашим, может показаться железным. Ведь кто сомневается, что всемирный потоп произошел по божьей воле из-за людских злодеяний, каковые были столь многочисленны и столь велики, что Бог сам был огорчен, что сотворил человека?⁴ Рассмотрим же те времена, которые последовали за потопом и называются «золотыми»⁵ – не только поэтами⁶, но также самим

стр. 60


Катоном в книге «Начала»⁷. В те времена славились Камес и Сатурн⁸, как он рассказывает. Но никто не сомневается, что Камес назывался евреями сыном Ноя /Хамом/; Сатурн, несомненно, как соглашаются все, /назывался евреями/ Нимродом; его сын Юпитер Бел⁹, доподлинно, положил конец золотому веку. Отсюда ясно, что те золотые времена виделись кратким мигом, если насчитывается шесть тысяч лет /отпущенных миру/¹⁰. В самом деле, Катон, следуя вымыслам поэтов, ограничил их /золотые времена/ двумястами пятьюдесятью годами. Какова же была непорочность Камеса, который обесчестил наилучших родителей неким новым и небывалым поруганием! По этой причине, действительно, последовали отцовские проклятия. Так же было с Нимродом, внуком Камеса /Хама/ по мужской линии, которого они называют основателем золотого века. Нрав его вполне познается из самого имени, которое по-еврейски означает «мятежник». И хотя он был назван Моисеем «сильным звероловом»¹¹, тот использовал это выражение всякий раз, когда указывал на разбойников и порочных людей; также и Аристотель помещал разбой, или ληςτεία, среди видов охоты. Следующим был Юпитер Бел, который с большей дерзостью или, я скажу, нечестивостью, сбросил своего престарелого отца с вершины власти, словно с моста. Знаю, что

стр. 61


были другие Юпитеры (ведь в древности почитались три сотни), но кто бы ни был тот, который, как сообщают поэты, прогнал своего отца с царства, он ославился не только убийством ближайших родственников, но также всяческим распутством и кровосмешением с сестрой. В то время некто попытался вырвать тираническую власть у Юпитера. Посему братья /гиганты/ составили заговор, дабы разверзнуть небеса; построив башни и валы, они повели отвратительную войну против бессмертного Бога и пытались скинуть его с неба вниз головой, но были упреждены громом или тем самым /известным из Библии/ смешением языков¹²; от этого имя башни – Вавилон, от неумения говорить, каковую мы так же зовем Вавилонской¹³. Поистине, Моисей в некоторой степени согласен с поэтами (каковые смешивают действительные события с вымыслами). О чем же ином идет речь, когда Цицерон говорит, что гиганты воюют против богов, как не о том, что они восстали против природы?

Вот каков этот золотой век, который породил нам таких чудовищ! То же я полагаю относительно Геракла, который, как сообщал Манефон¹⁴, был величайшим из пиратов; каковой объединился с Тезеем и Пирифоем¹⁵ в злодейское сообщество. Когда они похитили Елену и попытались отнять дочь царя Молосса у ее

стр. 62


отца, он бросил их в темницу: один был разорван церберийскими псами, другой был бы в миг растерзан, если бы не был потребован обратно, так сказать, из преисподней мольбами Геракла, или, правильней сказать, если бы не был прибережен для более жестоких наказаний. А кто был во всех видах похоти сильнее, я скажу – отвратительней, чем Геракл? Но дабы это не показалось похожим на выдумки, позвольте нам согласиться с Фукидидом, наиправдивейшим отцом истории. В самом деле, он оставил свидетельство, что в самой Греции незадолго до его времени были такие варварство и дикость среди людей, что сухопутным и морским разбоем занимались открыто, и, не нанося какого-либо бесчестья, путешественники обычно разузнавали у встречных, не были ли те разбойниками или пиратами¹⁶. Поскольку в то время они еще не окружали себя никакими стенами, и не было никаких укреплений, справедливость пребывала в оружии, и старые поселенцы то и дело прогонялись с /земельных/ владений новыми; каковой обычай в Греции мало-помалу укоренился¹⁷. С другой стороны, народы, которые дальше отошли от человеческих нравов, в таком варварстве жили очень давно, как пишет Цезарь о германцах. Разбои, говорит он, не влекут у германцев никакого позора, если они чинятся за пределами каждой гражданской общины, и они говорят, что это делается, дабы упражнять молодежь и искоренить леность¹⁸. Отчего повелось, я полагаю, что разбойники, коих обычно зовут «бриганты» (Brigantes), получили свое имя от народа бригантинов, которые владеют озером Подамским /Боденским/, или Бригантинским¹⁹, так же как ассасины /получили имя/ от племени персов²⁰, которое за очень долгое время стяжало

стр. 63


дурную известность разбойников и убийц. Лакедемоняне считали, что преступление заключено не в воровстве съестных припасов, но только в поимке на воровстве. И то, и другое мнение, поистине, настолько гнуснее разбоя, насколько более негодно и отвратительно безнаказанно дозволять законом то, что преступно согласно самой природе.

Таковы были золотой и серебряный века, когда люди, рассеянные по обычаю зверей по полям и лесам, владели стольким, сколько могли удержать за собой силой и злодеянием, доколе мало-помалу они не были приведены от той дикости и варварства, насколько могу видеть, к нынешним человечным обычаям и законосообразному общежитию. Воровство, которое прежде каралось лишь приговором гражданским – не только согласно заповеди евреев, но также по законам греков и латинян – сейчас у всех народов карается приговором смертным.

Если бы дела людей постепенно приходили в упадок, мы бы уже давно пребывали на последней ступени порочности и бесстыдства, чего они /люди прошлого/, полагаю, прежде достигли. Но люди бесчестные не могли ни идти далее к худшему, ни стоять долго на одном месте, они были вынуждены мало-помалу отступить назад, движимые либо стыдом, каковой присущ людям от природы, либо необходимостью, поскольку с такими злодеяниями /человеческое/ общежитие никоим образом не могло бы быть взращено, либо также, что ближе к истине, побуждаемые божественной добротой; это явствует из анналов и писаний предков, в которых сообщается о столь многочисленных и таких ужасных гнусностях (однако, не обо всех!), что, какая была наихудшей, сказать не легко. Свидетели – Светоний, Тацит, Лампридий, Афиней. Какое большее злодеяние можно себе представить,

стр. 64


чем то, что отвратительнейшие пороки выдаются за добродетели? При том, это можно видеть не только в гражданских общинах развращенных, но также в той самой республике, которая процветала благодаря установлениям Ликурга, которая, по общему согласию всех писателей, почиталась наипохвальнейшей. Но даже если мы оставим без внимания их мерзостные похоти (о, да будут они преданы вечному забвению!), что может быть до такой степени нечестивым, чем то, что люди могли быть наижесточайшим способом принесены в жертву, как при погребении, так и при богослужении? Но подобное было принято почти у всех народов! Что может быть более жестоким, чем, когда самые невинные, потому что они рабы, должны были быть разорваны на куски во время публичных зрелищ или должны были ранить и убивать друг друга на потеху толпе? Однако не было ничего обычнее у римлян, каковые прославились первенством в деле правосудия – так что благодаря некоему божественному возмездию во время выступления гладиаторов в Фидене²¹ пятьдесят тысяч человек были завалены из-за обрушения театра, – а ведь наши люди, определенно, более мудрые, чем римляне (что не в обиду им будет сказано), упразднили в Христианской Республике кровавые побоища между людьми и жестокие зрелища со зверями и учредили плодотворный и полезный род диспута по всем наукам. Насколько же лучше быть обученным ради добрых искусств и истинного почета, нежели ради палестры! Однако из-за этого мы не отказались от пристойных телесных упражнений и не пренебрегли воинским искусством – имеются в наших письменах также свои Катоны, Фабриции, Камиллы, Александры, иных я опускаю; и Титан изваял их сердца из глины не лучшей, чем наши собственные!²² Была ли воинская слава Александра /Македонского/ большей, чем у Карла Великого? Первый – вправду велик, но лишь в сравнении с изнеженными азиатами, как обычно говаривал Цезарь о Помпее, испытав силу наших людей²³; второй, наш,

стр. 65


покорил наисвирепейшие народы Европы²⁴. Была ли равна набожность Антонина²⁵ и Людовика Благочестивого²⁶? Какой государь во всей древности может быть поставлен рядом с Б/лаженной памяти/ королем Людовиком²⁷? Даже если умолчу о законах, изданных им, на которых стоит наша держава, в памяти остаются благоговение перед Богом, верность отечеству, любовь к своим подданным, справедливость ко всем.

Но не только доблести у наших людей подстать тем, что были у древних, но также науки. Ведь есть также постоянная превратность (vicissitudo), присущая словесности: первоначально в некоторых местах, благодаря опыту и труду даровитых людей, искусства зарождаются, затем получают приращение, позже, застыв на некоторое время, процветают, наконец, слабеют, старея, и, в конце концов, постепенно угасают и предаются длительному

стр. 66


забвению – либо из-за бедствий длительных войн, либо потому, что слишком великое изобилие (зла в такие времена следует сильно опасаться²⁸) обычно порождает у распутных пресыщение, либо потому, что Бог посылает справедливое наказание тем, кто благотворное знание обращает на пагубу людям. Хотя науки постепенно возросли среди греков, так что они верили, что эти искусства достигли своей вершины, такая перемена случилась впоследствии, что сама Греция, где она есть теперь, никогда, кажется, не существовала.

Что же сказать о латинянах? Среди них было такое изобилие дарований, что почти в одно и то же время они превзошли все народы в воинской славе и во всех науках. Однако в сходном падении они начали скатываться затем в свое прежнее варварство; в это время полчища скифов²⁹, хлынувшие в Италию, почти повсеместно предали огню наиполнейшие библиотеки и все памятники древности. Это ужасное деяние сокрушило все науки, так что около тысячи лет они лежали в упадке без какого-либо вознаграждения³⁰ и уже казались умершими; разве лишь Мансур, владыка Африки и Испании, пробудил дарования арабов обещаниями великих наград за восстановление словесности. Умалчиваю о том, какое множество философов, геометров, астрологов породил Египет, Индия, Эфиопия, какое множество известных математиков было в Халдее до того, как в Греции появилась какая-либо словесность.

Возвращаюсь к нашим временам, когда после того, как словесность почти во всем мире пребывала в покое, воссияло вдруг такое великолепие всех знаний, такое появилось изобилие дарований, что не было когда-либо века более великого. Ведь даже сами готы³¹ в последнее время не испытывали недостатка

стр. 67


в превосходнейших дарованиях. Доказательство тому – Олаус Магнус³², доказательство тому – Ольстер³³, доказательство тому – многие другие; как будто природа постановила, чтобы теперь раны знаний были исцелены теми, кто их когда-то нанес. Действительно, хотя до недавнего времени они сохраняли обычай своих предков, и голос глашатая повелевал ученым мужам покинуть Сенат (такое, в самом деле, мы видим в их истории), сейчас они взяли в обычай призывать науки отовсюду. Этот переворот во всех вещах настолько очевиден, что никто не должен сомневаться, что с человеческими дарованиями происходит то же самое, что с полями, которые обычно воздают с большим изобилием за благо отдохновения³⁴. Кто-то, однако, скажет, что древние были изобретателями искусств – им должна принадлежать слава. В самом деле, они открыли очень многое: и прежде всего – силу небесных тел, неизменные круговые движения (однако не все), удивительные перемещения неподвижных звезд и тех, что называются «планеты»; после этого они тщательно подметили в природе неясности и усердно многое объяснили; многие вещи оставили все же незавершенными, которые, завершенные нашими, переданы потомкам. И никто не может усомниться, всецело исследовав этот вопрос, что открытия наших должно приравнять к открытиям предков, многие – поставить выше. Хотя, действительно, нет ничего более удивительного во всей природе, чем магнит, все же древние не знали о его пользе, поистине божественной, и в то время как они ограничивались Средиземноморским бассейном, наши каждый год совершают частые плавания по всему миру, и выводят колонии, если так можно выразиться, в другой мир, чтобы сделать досягаемыми самые сокровенные

стр. 68


уголки Индии³⁵. Из-за этого не только торговля, каковая прежде было жалкой или недостаточно известной, стала обильной и прибыльной, но также все люди дивно объединились друг с другом и во Всемирной Республике, словно в одной гражданской общине. Какое, действительно, приращение получила география, одно из прекраснейших искусств, понятно из того, что /сведения/ об Индии, которые многим казались вымышленными (ведь Лактанций и Августин утверждали, что те, кто верят в антиподов³⁶, безумны), были подтверждены нами; равно как движение неподвижных звезд, и дрожание великого круга /небесной сферы/³⁷. Что же есть удивительней, чем, если могу так выразиться, то отделение, или άφαιρεσις, форм от материи? С тех пор³⁸ /постоянно/ раскрываются сокровенные тайны природы, с тех пор ежедневно отыскиваются целительные лекарства; не говорю о способе установления небесной долготы с помощью равных часов, которая древними не могла рассчитываться от нормали эклиптики без большой погрешности³⁹. Не говорю о катапультах древних и старинных орудиях войны, которые, если сравнить их с нашими, могут показаться поистине отроческими шалостями; не говорю, наконец, о бесчисленных искусствах – ремеслах и ткачестве, – с помощью

стр. 69


которых люди обустраивают свою жизнь. Одно книгопечатание легко может соперничать со всеми открытиями всех древних.

Поэтому те, которые утверждают, что древними было постигнуто все, заблуждаются не меньше, чем те, которые отказывают им в овладении многими древними искусствами. Природа заключает в себе сокровищницу несметных знаний, которые не могут быть исчерпаны каким-либо веком. Поскольку это так, и поскольку согласно некоему вечному закону природы изменение всех вещей, как можно наблюдать, идет, возвращаясь по кругу, – так что пороки сменяют добродетели, невежество /сменяет/ знание, постыдное /сменяет/ честное и тьма /сменяет/ свет, – ошибаются те, которые полагают, что род человеческий постоянно становится хуже. И когда в эту ошибку впадают старики, то нет ничего невероятного, что это с ними случилось, ибо они вспоминают об утраченной цветущей юности, каковая сама по себе дышит радостью и веселостью. Когда они видят себя лишенными всякого наслаждения и чувствуют вместо радостей жесточайшие боли, вместо бодрости – слабость во всех своих членах, случается, что они погружаются в эти печальные раздумья и, обманутые ложным представлением о вещах, полагают, что честность и человеческая дружба среди людей угасли. И, словно бы придя из дальнего плавания, они рассказывают юношам о золотом веке, золотом времени. Однако с ними происходит то же, что с теми, которые полагают, что всякий раз, когда они выходят из гавани в открытое море, дома и города от них удаляются, – так и они считают, что радость, человеколюбие, справедливость вознеслись на небеса и оставили землю.


Переведено с лат. яз. по изд.:

Bodinus Jo. Jo. Bodini methodus ad facilem historiarum cognitionem. /Strasbourg?/ 1607. P. 422 – 431. При переводе использовался также английский перевод текста: Bodin J. Method of the Easy Comprehension of History / Tr. by B. Reynolds. N.Y., 1945. P. 296—302.


стр. 70