Во важнейшие характеристики художественного образа, обеспечивающие целостное восприятие художественной действительности и организующие композицию произведения

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5

12

В рассказе Л.Андреева «Случай» говорится о докторе Александре Павловиче, с которым произошел интересный случай.

В начале рассказа мы видим доктора, который идет домой с покупкой. Он с радостью прижимает к груди купленную лампу. Его глаза улыбаются. Он рад своему новому приобретению. Бывало, что доктор случайно толкал кого-нибудь из прохожих, но он сразу же ласково извинялся. И это вызывало у него мысль о том, как хорошо быть добрым и любезным.

Александр Павлович начинает сравнивать свою лампу с другими, которые где-то видел. В тех лампах не было ни изящества, ни той особенной симпатичности и привлекательности, чем отличалась новая лампа доктора. Но вдруг его размышление о лампах прерывается неожиданным толчком. Он был очень силен. Доктора толкнула обычная баба. Он разозлился на нее, подумав, что она могла разбить его лампу. Но потом решил, что, возможно, у нее кто-то болен из родственников, и поэтому она так спешила. Ему стало жалко бабу. Александр Петрович продолжил свой путь, но уже шел более аккуратнее.

Вдруг доктор услышал неясные крики, злобные голоса, и громкую, отчетливую фразу: «Вор! Держи Вора!». Вор бежал прямо на доктора, и в один момент он ударился о грудь врача, вышиб лампу из его рук. Сначала Александр Павлович был в растерянности, не понимал, для чего он схватил вора. Очень милыми ему казались нос, губы, глаза вора. Пушинки на подбородке желтели мирно, по-домашнему. Доктору стало грустно и жалко вора, он хотел отпустить его, но что-то мешало ему убрать руку.

Автор с какой-то лаской и небрежностью рассказывает нам о «пушинках» на лице вора. Они говорят нам о том, что вор - человек еще молодой, не состоявшийся.

Вспомнив о лампе, Александр Петрович посмотрел на ее осколки. Ему стало жалко лампу, а потом вора, и так поочередно он жалел то вещь то человека.

Хоть новая лампа и была разбита, но в квартире доктора и без нее было светло. Когда он пришел домой, и рассказал об этом происшествие жене, она с сожалением спрашивала его, нельзя ли было починить лампу, когда Александр Петрович думал совсем о другом. Он думал о воре, думал, зачем он его схватил. А Варваре Григорьевне судьба вора была безразлична. Она, наоборот, радовалась тому, что вор был наказан.

Варвара Григорьевна предстает перед нами в образе обывателя. Ей не важны другие, для нее главное, какое место она сама занимает в обществе. Она полная противоположность мужа.

Александру Петровичу очень жалко вора. Он представляет как человек с пушинками сидит в тюрьме, где горит только маленькая скверная лампочка. Эта лампочка символизирует судьбу вора. Его жизнь такая же скверная и никчемная, как и сама лампочка. А большое количество ярких ламп в квартире Александра Петровича говорят нам о счастливой, беззаботной жизни доктора. Он ни в чем не нуждается, он по-настоящему счастлив.

В этом рассказе дорога Александра Петровича домой символизирует всю его жизнь. Все столкновения с прохожими – это жизненные проблемы, которые есть у каждого человека. А вот поворот в глухой переулок связан с женой доктора. Ведь в этом переулке он поймал вора, а потом жалеет об этом и наоборот думает, что сделал хорошее дело. Точно так же и с женой. Александр Петрович по-настоящему любит ее, но в то же время не согласен с ее обывательским образом жизни. Автор же считает, что нужно быть добрым, помогать и сострадать людям.

№13

Место действия в самом начале рассказа Л.Андреева «Случай» - улица. Улица – пространство линеарное, говоря об улице мы, прежде всего, предполагаем вытянутую линию, проходящую между домами. Размашистая походка главного героя создает впечатление абсолютно свободного пространства вокруг. Несмотря на это, улица людная , гл.герой постоянно сталкивается на пути с людьми. Следовательно – пространство линеарно и оно заполнено. Главный герой –предстает нам человеком толпы. Лампа на плече, свободная походка – выделяют его из серой массы.

В первой части, пока доктор идет по улице и размышляет, нам не дается точного указания времени. Мы не знаем, сколько он идет по улице – час, два , а возможно и 15 минут.

Переходом ко второй части можно считать эпизод, когда доктор в первый раз увидел бегущую за вором толпу. Мы видим, что на другой стороне улицы люди «сбиваются в одну кучу» образу при этом единое черное пятно. Описываемое пространство сужается. Люди уже не существует сами по себе, они сливаются в единое понятие «толпа». Единственная цель этой массы - поймать вора. Время рассказа ускоряет свой ход – толпа стремительно движется вдогонку. Главный герой доктор тоже ускоряет свой шаг.

Далее действия развиваются просто стремительно. Все происходит быстро: удар о грудь/ох/вышиб лампу,/отбросил доктора. Все эти действия происходят буквально в считанные секунды. «Но уже в следующую секунду в ворот его впилась железная рука.» - ключевое слово здесь – «секунда». Даже дышит вор после поимки коротко и отрывисто – будто в продолжение «набранного темпа».

В следующей части время снова замедляется. Вор - пойман, поэтому он не может делать резких движений. Пространство так же сокращается до двух фигур – взгляды вора и доктора направлены друг на друга, мир вокруг для них не существует. Молчание героев, за время которого они успевают рассмотреть друг друга целиком – снова не подлежит описанию времени.

«Грохочущей волной налетели преследователи, закружили и разъединили их, затопили криком, говором и торжествующим смехом, ослепили сверканием зубов и возбужденных глаз и шумным, болтливым потоком тронулись в участок» - и вот очередная «новая волна». Множество глаголов, обозначающих действия толпы, употребленных через запятую в одном предложении снова говорит о быстроте совершения тех или иных действий. Незря к слову толпа здесь подобран синоним «поток» -она такая же быстрая, такая же сплоченная.

За волной и до конца рассказа, мы опять переходим на «медленный режим». Мы видим ситуацию в участке, долгие разговоры доктора с женой дома, рассуждения о разбитой лампе. Вообще, рассуждения, обдумывания подразумевают собой немалое количество времени. Единственное, что «разбавляет» эти долгие рассуждения, является мысль о лампе, которая разбилась « в один миг.

Пространство дома, описываемое в заключительной части произведения – символизирует защищенность, решение всех проблем. Ведь дом – это то место , где человек чувствует себя в безопасности, где может расслабиться. Когда ты дома, ты не торопишься никуда. Спокойное течение домашней жизни дало герою возможность «осмыслить» значение одного мгновения – случая, произошедшего буквально за несколько секунд.

№14

Хронотоп дословно переводится как «времяпространство», что свидетельствует о тесной взаимосвязи пространственных и временных отношений в художественном произведении вообще, а для раскрытия авторского замысла тем более.

Так Леонид Андреев в рассказе «Случай» показывает, как главный его герой доктор Александр Павлович – добрый человек, которого «любят все: жена, знакомые и пациенты», - оказавшись по воле случая в орбите «мирового зла», сливается с враждебным, казалось бы, для него миром, становится частицей «мирового зла». Причина, скажет писатель, не в том, что зло слишком воинственно, а в том, что все хорошее, что есть в докторе, поверхностно. Добр – потому что «выгодно быть добрым». Лампу купил для осуществления меты жены – и чтобы не «отстать» от Ивановых и Потаниных. Остановился посмотреть на бегущую, словно на пожар, бабу только для того, чтобы посмотреть, «как она разбрасывает на ходу прохожих». Про лампу, которую доктор нес, прижимая к груди, писатель скажет, что она хоть и дешевая, но очень хорошая. А про героя хочется сказать чуть иначе: он хоть и хороший с виду, но очень дешевый (несмотря на все его «Извините, пожалуйста!»).

Художественное пространство, в котором раскрывается перед читателями герой, дано автором как сужающееся: улица – переулок – участок – собственная квартира – спальня.

Художественное время по стать: светлое время – сумерки – ночь.

Как же прошел этот путь герой? Как он пережил это время?

Идет наш герой домой (а дорога – это символ жизненного пути) по людной улице. Прохожих на ней много, но они не слышат друг друга, «не обращают должного внимания». Но он доволен и весел, расточает направо и налево не замечаемые никем любезности, пока… его не затронули, не посягнули на его собственность…

«Уже надвигались осенние ранние сумерки». Надвигались – перемещались в пространстве? Звучит угрожающе. Не просто стемнело, а надвигались сумерки. Ни дождя, ни ветра – затишье. Как перед бурей? Перед грозой? Неприветно, холодно, несмотря на огни, в непрекращающемся грохоте улицы появились нотки (чуть слышные?) беспокойной жалобы. Что же герой? «Набавил шагу, молча толкая сам и молча принимая толчки». Это внешне, но в голове «все те же радостные мысли»: о семье, о доме… Настораживает только последовательность, с какой он повествует о «приобретениях». Так что автор, я думаю, хотел соединить пространство, в котором перемещался герой, и внутреннее его пространство одним образом – «сор в углублениях мостовой».

Но все это пока на уровне предположений, ибо «черное пятно прохожих», кричащих что-то со злобой вперемешку с радостью, пока еще «на противоположной стороне улицы».

В герое попеременно проявляются хорошие и плохие качества: любопытство («На улице все становятся любопытны…»), сочувствие («Ему бы свернуть сюда, в переулок…»). Доктор обрадовался, когда вор поступил точно по его подсказке…и «тотчас же болезненно сморщил лицо»: он услышал свист. Андреев мастерски показывает, как в жизнь простого, обыкновенного человека врывается государство с его законами. Им используются метонимия (свист), яркие эпитеты (неумолимый, безумный, жестокий,), сравнения (как длинное сверкающее лезвие), метафора (змеящиеся стрелы). Герой уже не контролирует себя, он, как змея под свист змеелова, прикованным взглядом следил за вором. Он «как ищущая собака». «Острый свист … сверлил и терзал мозг». Автор как бы сгущает время: всего миг, секунда, но все увидел и прочувствовал доктор: тоненькие усики, желтенькие пушинки вызвали в душе воспоминания « о чем-то далеком от улицы с ее жестоким свистом и беспощадной травлей». Потому и сделал всего «полшага» навстречу бегущему, причем, «нерешительно, как человек, который еще сам не знает в точности, как он намеревается поступить». И всего за секунду он на наших глазах превращается в прямую свою противоположность: слегка приподнятые и растопыренные руки растерянного человека и железная рука, впившаяся в ворот, высокого, сильного, свирепого человека. Это все он, доктор.

Пойманный и поймавший. И опять автор сгущает время, нет перемещения во внешнем пространстве, но налицо фантастическое допущение: герой «почувствовал ясно и странно, словно оба они, и доктор, и вор, были ему посторонние, и словно оба они были он». Застыло время, застыло движение, доктор как бы со стороны видит эту простую и дикую до ужаса сцену-позу: «человек держал другого человека».

Леонид Андреев мастерски показал, как теснейшим образом переплелись внешнее и психологическое пространство. И мы, погружаясь во внутренний мир героя, вместе с ним проходим его нелегкий путь, вехи которого и «железная рука», и она же «чужая»; и расплывшийся по всему телу мозг; и «всякая частица» тела как глаза и уши… Центральным моментом объединения внутреннего и внешнего пространства является это ясное и странное чувство доктора, позволившее ему видеть себя со стороны, как постороннего, и «словно оба они были он». Думаешь, вот он главный момент жизни: дан шанс не на словах, а на деле возлюбить ближнего своего, как себя самого, но…

Нет времени осознать, смыслить, принять решение: налетели (опять по воле случая?)¸ закружили, разъединили, затопили, ослепили преследователи. Эти глаголы движения создают впечатление гибельной воронки – водоворота, какие бывают в реках. Может быть, поэтому налетели «грохочущей волной», двинулись в участок «болтливым потоком»? Герой же стоит на месте, только оборачивается, да жалеет поочередно то человека, то лампу, то человека, то вещь… А ноги незаметно для него самого довели его до участка…

Зачем он пришел туда? В замкнутое пространство участка? Вошел одним («поспешно, запинаясь, оправдывался», - «лица обидно улыбались»), вышел, вернее, выведен, утешенный благовоспитанным околоточным надзирателем, другим – «смотрели на него ласково и поощрительно». Дверь (а это символический знак пространства) уже не вывела его из замкнутого круга – пространства.

Он пришел на конечный пункт своего пути, он - дома. И без разбитой лампы было достаточно света. Квартира «выглядывала веселой и приветливой». А света в душе не было. Не потому ли герой то и дело смотрел за полузадернутое окно, где «была тьма, и шумел начавшийся дождь»? Покоя не было, прежде так любимое жилище тяготило, постоянно думал о том, что произошло: «Так это неприятно», « …мне все этого жалко… ужасно жалко», «…зачем я его схватил?», «Как это нелепо»… Еще нелепее, страшнее эта «игра в глухой телефон» с женой. Сначала он представляет тюрьму, темную, со скверной лампочкой, с клопами, с большим железным замком на двери (не выйдешь!) и человека с пушинками, думающего о человеке, который его схватил. И сам ощущает себя в замкнутом пространстве дома, как за дверью, на которой висит большой железный замок. Он еще пытается вырваться, стараясь «припомнить вора с его особенными глазами, носом и ртом, и не мог… пытался вообразить тюрьму с ее мраком и грязью и тоже не мог». И дождь за окном уже сквозь толстые стекла шумел «еле слышно». Но все же слышно! Потому, наверное, и появляется это «А все-таки жалко…». «Доктор говорил о человеке, но после слов жены подумал, что говорит о лампе». И они с женой пошли в спальню. Там «покойно»: занавеси на окнах, как и положено, задернуты, наверное, полностью. Тепло. Тихо. Темно… Ночь… Ночь вокруг, ночь в душе. И не осветят ее никакие лампы, даже «министерская».

Воедино слились в этом рассказе сарказм и крик боли автора, ирония и вопль отчаяния его. Жизнь прожить – не поле перейти, словно бы говорит этот замечательный писатель нам, читателям, и жить надо не по воле случая, а так, чтобы не оказаться потом самому в жизненном тупике - в мире иллюзий, надеясь там найти спасение.

№15

Согласно точке зрения Л.Г. Андреева, ведущего русского историка литературы, в литературоведении время и пространство рассматриваются как отражение философских представлений художника, анализируется специфика художественного времени и пространства в разные эпохи, в разных литературных направлениях и жанрах, рассматриваются время и пространство в их неразрывном единстве. Хронотоп - взаимосвязь временных и пространственных отношений, художественно освоенных в литературе, (в дословном переводе - "время-пространство"). Выделяют несколько хронотопов пространства: цикличный хронотоп, линейный, хронотоп вечности. Цикличный хронотоп - идея повторности и круговорота. Символы: картина природных циклов. Линейный - эволюция, художественная перспектива, пространство, настоящее и будущее). Хронотоп вечности создает в художественном мире ситуацию застывшего пространства и остановившегося времени.

В тексте Андреева приведена прямая взаимосвязь художественного пространства и времени: «Уже надвигались осенние ранние сумерки, и, как это всегда бывает в сумерках, ближайшие предметы виделись с большею отчетливостью, глаз легко различал всякую подробность и мелочь, но вдали все сливалось в черные и серые пятна». Очевидно, что образ пространства – это не только «декорация» происходящих в художественном мире событий, но и выражение философской и социальной позиции автора. В этой функции выступают и модель пространства, созданного в произведении в целом, и отдельные пространственные образы. Такие образы содержат глубокий смысловой потенциал: их значение обобщает культурный опыт человечества, его глубинные представления о мироустройстве. Открытое небо здесь показывает подлинную меру жизни. Сумеречное небо открывает безграничность человека, органично связанное с мирозданием. Пространство открытое (небо, даль), далее абстрактно сужается и наш взор концентрируется на отдельных предметах. С открытой местности мы погружаемся в более закрытое: в углублениях мостовой лежит пустая коробка от папирос, ярко белеет своими боками и вызывает мысли о том, кто был человек, выкуривший ее, и где он теперь. Оппозиция нижнего и верхнего в пространственной модели рассказа может соединяться со значением духовности и бездуховности человека, что и образ открытого и закрытого пространства, однако полной взаимозаменяемости быть не может. Нижнее пространство связывается с представлением о дальнем, земном бытие, верхнее – с представлением о горнем, небесном.

Перемещение доктора в пространстве создает образ пути – один из ключевых образов рассказа, имеющий значение жизни и судьбы. Идя, Александр Павлович размышляет о времени, когда в кабинете у него будет камин, возле которого он будет сидеть и греться. И снова время смежается с пространством: доктор перечислил все, что было куплено для дома в последний год (письменный стол, кушетка, книжный шкап, гостиная мебель и новая лампа). С описания приобретенных вещей пространство сужается до выписанного журнала «Врач» и другого толстого журнала (воспитательное значение литературы). Далее судьба героя разделяется на две ветви. Дорога доктора прерывается, когда на противоположной стороне улицы он слышит крики людей. Александр Павлович мог не предавать этому значение и идти домой, но он обратил сначала внимание на «черное пятно» прохожих, а потом на вора. Преследуемый бежал вдоль улицы, а затем дорога его стала извилистой, неудобной, причудливо сменившее свое направление, она привела его не туда, куда он стремился попасть. По моему мнению, здесь начинается завязка рассказа. Доктор за одну секунду успел рассмотреть лицо вора, который затем с разбегу ударился об грудь Александра Павловича. В один момент разбивается лампа, вор, отбросив в сторону доктора, бежит дальше. Но уже в следующую секунду герой останавливает преступника. И тут время останавливается,

Blog