Geum.ru

Немцы в Прикамье. ХХ век: Сборник документов и материалов в 2-х томах / Т. Публицистика. Мы из трудармии

Вид материалаДокументы

Содержание


Что я помню о своем детстве?
Подобный материал:
1   ...   34   35   36   37   38   39   40   41   42

Что я помню о своем детстве?1


Родилась я 9 апреля 1950 г. в Омской области, Иссык-Кульский район, село Городище, Кирпичный завод. Сюда моя мама, Визнер Варвара Яковлевна (1911 г.р.), уроженка села Каменка Саратовской области, была выслана по национальному признаку, но до этого, в годы Великой Отечественной войны, она была трудармейкой.

Что я помню о своем детстве?

В памяти осталось поле, окаймленное морем ярко желтой сурепки, березовые перелески, ров вокруг территории кирпичного завода, колючая проволока. Недалеко от завода находилось три землянки. В одной из них жила наша семья – мама, мой брат Константин (1937 г.р.), который в это время учился в Омском сельхозинституте, сестра Мария (1938 г.р.), учившаяся в педучилище, и я.

Маму практически не помню – ни ее нежности, ни ласки, так как я была все время одна. Она постоянно находилась на работе, на кирпичном заводе. Иногда брала меня с собой. Помню свое состояние страха от увиденного на маминой работе. Холод, глинистая грязь, сырость, пар, в полумраке согнутые силуэты женщин, которые таскали на своих животах тяжелые лотки с сырыми кирпичами к раскаленным печам.

Маму запомнила только в те моменты, когда она болела, когда ее приводили в землянку полумертвую с сердечным приступом (у нее был порок сердца, ревматизм), когда от подъема тяжестей у нее происходило выпадение внутренних органов. Иногда ее увозили

в больницу. Тогда за мной присматривали то сосед по землянке, китаец, то немцы (запомнила фамилию Вольф) из соседнего поселка Солнцевка. Помню одинокие ночи. Летом мама, уходя, по-видимому, на долгое время на завод, сажала меня на стог сена, давала еду, а лестницу убирала.

Помню свой страх, когда приезжали какие-то люди в военной форме. Иногда маму забирали, куда-то увозили, и еще запомнила, что она, входя и выходя из землянки, обычно плевала на портрет Сталина, который висел у входа в наше жилище. За всю свою жизнь я никогда не слышала, чтобы мама и другие родственники осуждали советскую власть. Да и сейчас, когда спрашиваю свою тетю, мамину сестру, Марию Яковлевну Тауберт, о том, осуждает, проклинает ли она тех, кто погубил многих наших родных. Тетя отвечает: «Да, что ты такое говоришь? Война, всем было тяжело, время было такое…»

В 1960 г., когда мне было 10 лет, мама умерла. Брат Константин только что женился, сестра окончила училище, а в день смерти мамы она родила ребенка. Умирая, мама сказала: «Дети, Мину (так она звала меня) не отдавайте в детдом».

И начались мои тяжелые детские годы. Брат после окончания института получил распределение в город Любино Омской области и забрал меня и сестру с месячным ребенком к себе. В Любино я впервые увидела электрический свет, услышала радио.

С ужасом вспоминаю школу. Русскую речь я усваивала с трудом. Ведь мама со мной разговаривала на немецком языке. Сверстники, видя пугливого, беззащитного маленького «маугли», плохо говорящего на русском языке, со странным именем Вельгельмина, да еще с фамилией Визнер, в своих играх «в войну» часто делали меня отрицательным персонажем. Ловили, устраивали поиск меня, били как «фашистку». На руках моих до сих пор остались шрамы от выщипанной кожи. Это я тогда от ужаса держалась за ручку школьной двери, а дети пытались оторвать меня от нее и утащить «немца» в штаб к своим, русским. Будучи уже взрослой женщиной, я рыдала, когда смотрела фильм Роллана Быкова «Чучело». Передо мной на экране проходили эпизоды моей жизни. Только в фильме был у героини защитник – ее дедушка. У меня же – никого. Брату и сестре было по 20–21 году, им самим тогда надо было как-то выживать. Я никогда им не жаловалась, но сама была буквально парализована страхом.

Затем брата направили работать в Чебаркуль Челябинской области. Там мы стали жить в ведомственной комнате. Через два года что-то случилось на молочном комбинате, где брат работал главным инженером, и его отправили в Удмуртию. Имея свои проблемы, он оставил нас с сестрой в Чебаркуле. Из служебной комнаты нас сразу же просто выгнали, и мы остались без дома, без крыши. Сестра пошла в отдел образования, и ей предложили работу в сельской местности. Так мы оказались в санатории Кисагач. Для меня нет в мире более красивого, тихого места. Здесь меня никто не обижал, не обзывал, я нашла чудо-остров на озере, куда перебиралась на лодке. В Ильменском заповеднике восхищенно смотрела на мир природы: сосны, скалы, небо, озера – чудо! Наблюдала за косулями, уходящими на водопой, лосями, дерущимися за продолжение рода, видела глухариные тока.

Но школа – это уже 8-й класс, представлялась для меня ужасом, я была троечница, так как боялась отвечать на уроках, боялась людей, детей, позора от того, что я человек другого мира – «немчура». Однажды собрали нас на общую линейку, директор школы поставил меня и еще пару двоечников и хулиганов перед всеми учениками и громовым голосом кричал: «Посмотрите на букет моей бабушки! Я таких на Курской дуге на танках…» Это был очень уважаемый человек в районе, ветеран Великой Отечественной войны. После этого меня еще сильнее охватил детский страх, что я хуже всех, немка, да еще не хочу отвечать из вредности на уроках немецкого языка… и вообще – не человек. Я полностью

замкнулась. И только два человека в то время поняли мое состояние – мой детский невроз от постоянного страха. Это – учитель русского языка и литературы, Надежда Тимофеевна, и мой будущий муж, Валерий Петрович Понамарчук, с которым мы тогда были соседями. Низкий поклон им обоим, а также сестре Марии и брату Константину. Благодарна и тете (маминой сестре) Марии Яковлевне Тауберт, у которой я проводила летние каникулы в Волгоградской области. Они помогли мне выстоять, не сломаться. Но детство вспоминаю с содроганием.

Отношение одноклассников ко мне изменилось, когда однажды Надежда Тимофеевна задала нам задание – сочинение на свободную тему. Свое я назвала «Тишина», и в нем, как я сегодня его представляю, передала состояние своей души: сиротство, одиночество, страхи, отсутствие общения с другими людьми… На другой день учительница принесла в класс наши сочинения и сказала, что сейчас прочтет самое лучшее из них. И оказалось, что это мое. Прочитав его, она подошла ко мне, обняла и заплакала. С тех пор одноклассники стали звать меня «Нинуля».

С мужем я прожила счастливую жизнь. Мы воспитали двоих детей. Он был меня старше на шесть лет. В нашем поселке он всем говорил про меня: «Подрастет этот маленький гадкий утенок, будет прекрасная, красивая женщина. И она будет моей женой». Валерий не давал никому меня обижать. Я ему казалась смешной, забавной. Он учил меня уму-разуму. От него я много узнала о поэзии, искусстве. Он сам прекрасно рисовал, сочинял стихи и меня учил художественному творчеству. После окончания института он получил распределение в Пермь. И с 1970 г. я стала пермячкой. Благодаря мужу и своим огромным усилиям, желанию познавать, преодолевать, я совершенствовалась. После 9-го класса окончила вечернюю школу, затем Пермское педучилище, а после получила еще два высших образования, одно из них по детской психологии, другое – художественное. В педагогической работе для меня примером была моя детская жизнь. Мое глубокое убеждение – в ребенке надо видеть личность, к каждому стараться найти подход и уметь сказать ободряющее, доброе слово, тогда и проблем у всех – взрослых и детей – будет меньше.

Когда мои собственные дети начали спрашивать о бабушке и дедушке, я показала им наше генеалогическое древо. Они удивились, что немцы Поволжья имеют глубокие, давние корни. А их бабушка, Варвара Яковлевна Визнер, во время Великой Отечественной войны попала в государственную репрессивную волну по национальному признаку. Выстоять ей помогла огромная сила воли, полученное от ее родителей воспитание, трудолюбие.

По рассказам моей тети, Марии Яковлевны Тауберт, когда маму забирали в трудармию, ее детей Костю и Марусю не с кем было оставить, и она взяла их на станцию. Но милиция буквально оторвала от нее детей, закрыли их в доме, как и детей других женщин, тогда дети разбили окна и побежали к матерям, их, конечно, к ним не пустили. Дети плакали, а матери кричали и многие падали без сознания. Затем женщин как скот погрузили в вагоны, которые закрыли на замок, и поезд уехал. А дети потом бродили как беспризорные, русские семьи брали их на воспитание.

Мама попала в Туймазинский лагерь в Башкирии. Занималась ремонтом в административном здании. Начальник лагеря, под воздействием своей жены, написал письмо Калинину с просьбой разрешить Варваре Визнер поехать в Красноярский край за своими детьми. Отпуская трудармейку, он посоветовал ей не возвращаться, а сам оформил на нее документы как на погибшую. Когда в 1944 г. мама нашла детей, они ее не узнали. С ними она приехала в Омскую область к своим родителям. И там на нее завели новое следственное дело как на репрессированную. Другой исключительный факт из ее судьбы – она сумела,

несмотря на государственные указы, выучить своих старших детей в высших учебных заведениях, добившись у правительства на это разрешение.

К сожалению, очень мало знаю о своем отце – Герберте Тауберге. Во время Великой Отечественной войны он тоже был трудармейцем, работал в системе Соликамского НКВД. По воспоминаниям родных, это был сильный человек. Один раз его завалило в шахте, но он выжил, выкарабкался, умирал, но выжил!

Со мной всегда светлая память о моих родителях.

М. Завадская1