Немцы в Прикамье. ХХ век: Сборник документов и материалов в 2-х томах / Т. Публицистика. Мы из трудармии
| Вид материала | Документы |
Содержание«И тщательно храни душу свою» |
- Сборник документов и материалов, 6969.95kb.
- Конкурс на лучшую работу по русской истории «Наследие предков молодым. 2008», 128.92kb.
- Русская православная Церковь Отдел религиозного образования и катехизации русской православной, 7122.75kb.
- Уроки толерантности сборник методических материалов Пермь 2005 Уроки толерантности:, 2687.48kb.
- Сборник материалов семинара «Молодежь. Политика. Общество», 1849.69kb.
- Сборник статей и материалов, посвящённых традиционной культуре Новосибирского Приобья, 3550.79kb.
- Конкурс. Организатор конкурса ООО «новогор-прикамье». Юридический адрес Организатора, 821.28kb.
- "Экономика и бизнес. Взгляд молодых" По результатам конференции будет выпущен сборник, 91.37kb.
- Сборник материалов конференции 1 февраля 2001года Самара Издательство "Самарский университет", 1347.94kb.
- Школьная научно-практическая конференция (сборник материалов), 427.17kb.
«И тщательно храни душу свою»1
Что сохранила душа моя? Светлую память о моих родителях. И конечно, они были самыми лучшими на свете! Мама вечно в хлопотах по хозяйству. Еще бы! Ведь в семье было восемь детей, да еще с ней жили ее престарелые родители. Итого за столом всегда двенадцать едоков. Отец всегда занят в школе, он был завучем единственной в Омской области немецкой ШКМ – школы коммунистической молодежи. И крепко надо работать сельскому учителю, чтобы прокормить такую семью и пытаться дать всем детям, своим и чужим достойное образование. Папа готовился к урокам за своим столом, а мы все в столовой, за длинным столом выполняли домашнее задание. У каждого свои обязанности по дому, по хозяйству: уборка квартиры, наносить воды, дров, помочь накормить скотину, – все это делалось скоро, без лишнего шума, каждый день. Зимой, когда берегли керосин, подолгу сидели и пели песни, а летом перед сном на улице, вернее во дворе для всех хватало лавочки, и пел наш семейный хор, все село замолкало, многие заходили к нам, присоединялись к нашему пению. И в школе всегда был большой хор, а в 1937 году за первое место в смотре художественной самодеятельности школа получила пианино «Красный Октябрь» и патефон с набором пластинок. Как мы были рады. Появились музыкальные фильмы, отец моментально, не дожидаясь когда где-то появятся ноты, сам обрабатывал мелодию на четырехголосный хор и включал в репертуар.
В ненастный осенний день, а именно 28 октября 1938, это был выходной, я бегала с подружками, и мне сказали: «Иди домой, во дворе стоит «черный ворон». Я не поняла, что это значит, но мать подружки настояла, чтобы я пошла домой. Пришла, у дверей стоит милиционер:
«Ты куда, девочка?» Отвечаю: «Домой». Позвали маму. Она, заплаканная, попросила впустить меня. Этот ужас и сейчас у меня перед глазами! В доме все перевернуто вверх дном: книги, школьные сумки, многочисленные кровати (они у нас стояли, как в общежитии), из комода ящики все вынуты. Я спросила: «Что они ищут?» На меня цыкнули. Помню, мне было жаль двух открыток, которые нашли у меня. На одной был изображен строй каких-то гусар, а мимо них пробегает заяц, и они, гусары, косятся на косого. Смешная такая открытка. На другой был самолет, рама какая-то, говорят, это был «Фарман», где я ее взяла, не знаю, но мне тоже было смешно смотреть на эту раму-решетку, так как в 1938 году я видела уже другие самолеты, настоящие, они летали тогда вдоль транссибирской железной дороги.
Вот так увели отца, семья осталась без кормильца, сразу из учительского дома нас стали выгонять, да заступился прокурор, оставил нас до 1 мая, так как многие из нас были еще несовершеннолетние. Очень плакала моя учительница, я тогда училась в 4-м классе. Она работала первый год после училища, отец ей много помогал, еще она боялась, что я сорву концерт в начальной школе – не стану петь песню о Сталине. Но мама ей сказала: «Успокойтесь, Анна Васильевна, Эрика будет петь, как всегда пела». И я пела, как молитву, как заклинание. Мне казалось, чем лучше я спою, тем лучше будет папе. Увы, это не помогло. Не знали мы тогда, и не подозревала моя бедная мама, что скоро приедут и за ней… А потом – и старшего брата увезли на грузовой. Из четверых вернулась только мама, через десять лет Карлага. Еще во время следствия она ослепла. У нее была глаукома, которую тогда еще не умели лечить, тем более в тюрьме, где ее долго держали в одиночной камере при ярком свете лампочки днем и ночью. Она ослепла, а ей не верили. Дали сначала расстрел, но потом его заменили на десять лет строгого режима. И вот через десять лет моя сестра поехала в Караганду и привезла маму к себе. Начальник лагеря недоумевал: «За что сидела эта женщина?» Десять лет она провела в лазарете, где давали очень скудный паек. Всегда спокойная, тихая, всех утешала, ее называли «мамочка наша», подкармливали. Мама прожила с нами еще почти 30 лет. Слепая водилась с внуками, очень старалась не быть в тягость, никогда не жаловалась. Иногда вспоминала людей, с которыми свела ее там судьба: это были поэты, писатели, артисты, жены и родственники революционеров. Умерла она в 1970 году. Похоронена в Перми.
А где могилы отца, брата, мужа моей сестры? Мы не знаем. Об отце кое-что знаем от доброжелателя, который предпочел остаться неизвестным. Вот кратко его сообщение. Когда отца втолкнули в камеру с уголовниками, он первую ночь провел под нарами. Утром запел: «Солнце всходит и заходит, а в тюрьме моей темно». Его вытащили, пригляделись: «Пой еще». Короче, через неделю он организовал хор в камере. Отец был изумительным рассказчиком, и в школе всегда заслушивались на его уроках, он был очень начитанным человеком. А уголовникам больше всего нравился Гоголь «Как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». Их рецензия была: «Во, как по пустякам доносы строчат».
Умер папа в июне 1942 года, когда ему сообщили, что мама тоже арестована, у него случился смертельный сердечный приступ.
А как жили мы их дети? Одна сестра умерла еще в 1938 году от туберкулеза. Старший брат расстрелян в 1942 году. Две сестры были в трудармии в Краснокамске. Теперь они живут в Германии. Старшая сестра, которая заменила нам, как могла, родителей, умерла, не дожив до 70 лет.
Наш отец строго выполнял правила советского учителя: детей крестить нельзя! Не будем его упрекать, такое было время. Мы, четверо оставшихся в живых сестер, теперь все окрестились, хоть и в разных церквях, но по-христиански «во имя отца и сына и святого духа».
«И не ожесточим сердца свои, простим тех – виновных, ибо «они не ведают, что творят».
Э.Г. Бернгардт