Положение женщины у германцев Феодализм и право первой ночи > Расцвет городов. Монашество и проституция > Рыцарство и поклонение женщине
| Вид материала | Реферат |
СодержаниеГлава пятая 2. Последствия реформации. тридцатилетняя война Глава шестая 2. Меркантилизм и новое брачное законодательство 3. Французская революция и крупная промышленность |
- Содержание II. История рыцарства, 424.14kb.
- Информационное письмо, 59.81kb.
- Рыцарство, монашество, самураи, 137.04kb.
- Шон Берн Гендерная психология, 4006.63kb.
- Шон Бурн Гендерная психология, 7404.64kb.
- Шон Бурн Гендерная психология, 4107.51kb.
- Шон Берн Гендерная психология, 4034.32kb.
- Здоровье женщины и ее вес. Елена Владимировна Цаллагова, к м. н., врач-гинеколог Что, 91.88kb.
- Проституция одна из форм социально отклоняющегося полового поведения, проявляющегося, 325.9kb.
- Средневековые цивилизации, 924.64kb.
Ничтожное меньшинство рыцарей, казалось, предавалось мечтаниям о женской красоте, но эти мечтания отнюдь не были платоническими, а преследовали очень реальные цели. Даже смехотворной памяти Ульрих фон Лихтенштейн, этот арлекин среди мечтательных обожателей женщин, был платонически влюбленным лишь до тех пор, пока он им принужден был быть. В сущности это служение любви сводилось к обожанию, боготворению возлюбленной за счет законной жены, то есть было не чем иным, как греческим гетеризмом эпохи Перикла, перенесенным на почву средневекового Христианства. Взаимный соблазн жен и в рыцарское время был сильно распространенным видом «служения любви», как это происходит и в настоящее время в известных кругах нашей буржуазии.
Несомненно, что в ту эпоху открытая проповедь культа чувственности означала признание того, что естественная потребность, заложенная в каждом зрелом и здоровом человеке, имеет право на удовлетворение. В этом отношении здесь была победа здоровой природы над аскетизмом христианства. С другой стороны, необходимо снова подчеркнуть, что это признание относилось лишь к одному полу, другой же пол рассматривался так, как будто он не мог и не должен был иметь равных потребностей. Малейшее нарушение моральных законов, предписанных женщинам в этом отношении мужчинами, наказывалось самым жестоким образом. И женский пол вследствие продолжительного угнетения и своеобразного воспитания настолько сжился с этими идеями своего повелителя, что до сих пор находит это состояние естественным.
Не было разве миллионов рабов, находивших рабство естественным, и они никогда не освободили бы себя, если бы освободители не явились из класса рабовладельцев. Подавали же прусские крестьяне петиции, когда они должны были быть освобождены от крепостной зависимости вследствие штейновского законодательства, чтобы крепостная зависимость была сохранена, «ибо кто же о них станет заботиться, если они сделаются больны или стары?» И разве не то же самое видим мы в современном рабочем движении? Как много рабочих, позволяющих еще влиять на себя и руководить собою своим эксплуататорам!
Угнетенный нуждается в возбуждении и воспламенении, так как для инициативы ему не хватает независимости. Так было в современном пролетарском движении, и то же самое наблюдается в борьбе за освобождение женщины. Даже буржуазии, поставленной в ее освободительной борьбе в сравнительно благоприятные условия, проложили путь руководители из дворянства и духовенства.
Как бы много недостатков ни имело средневековье, оно обладало здоровой чувственностью, которая вытекала из прямой, жизнерадостной народной натуры и которую не могла подавить христианство. Лицемерная стыдливость и скрытая развращенность нашего времени, которые боятся называть вещи своими именами и говорить естественно о естественных вещах, были ему чужды. Оно не знало также той пикантной двусмысленности, которою скрывают вещи, не желая называть их открыто или из-за недостатка естественности или вследствие вошедшей в обычай стыдливости. Это тем опаснее, что такой язык только возбуждает, а не удовлетворяет, заставляет только предполагать, но не высказывает ясно. Наши разговоры в обществе, наши романы и наши театры полны этих пикантных двусмысленностей, и результат налицо. Этот спиритуализм развратника, скрывающийся за религиозным спиритуализмом, имеет в настоящее время громадную силу.
ГЛАВА ПЯТАЯ
РЕФОРМАЦИЯ
1. ЛЮТЕР
Здоровая чувственность средних веков нашла в Лютере своего классического истолкователя. Здесь мы имеем дело с Лютером как человеком, а не как религиозным реформатором. Как у человека, у Лютера выступила крепкая первобытная натура без всяких искажений; она принуждала его прямо и метко высказывать свою потребность в любви и наслаждении. Его положение как бывшего римского священника открыло ему на это глаза. Он практически, так сказать, на своем теле изучил неестественность монашеской жизни. Отсюда тот жар, с которым он нападал на священническое и монастырское безбрачие. Его слова и ныне подходят к тем, которые думают, что можно грешить против природы, и примиряют со своими понятиями о морали и нравственности государственное и общественное устройство, которое препятствует миллионам людей выполнять их естественное назначение. Лютер говорит: «Женщина в тех случаях, когда нет свыше редкой милости, так же мало может обходиться без мужчины, как без еды, сна, питья и других удовлетворений естественной потребности, точно так же и мужчина не может обходиться без женщины. Причина в том, что потребность производить детей так же глубоко коренится в природе, как и потребность есть и пить. Поэтому бог снабдил тело членами, сосудами, истечениями и всем, что для этого служит. Кто хочет противиться этому и не делать того, чего хочет природа, тот хочет, чтобы природа не была природой, чтобы огонь не жег, чтобы вода не мочила, человек не ел, не пил, не спал». И в своей проповеди о супружеской жизни он говорит: «И точно так же, как не в моей власти, чтобы я не имел вида мужчины, точно так же не зависит от тебя, чтобы ты была без мужчины, ибо это не свободный произвол или совет, но необходимо естественная вещь, что все, что есть муж, должно иметь жену и все, что есть Жена, должно иметь мужа». Но Лютер высказывается так энергично не только за супружескую жизнь и необходимость полового общения, он оспаривает также то, что брак и церковь имеют между собою что-нибудь общее. Он стоял в этом отношении совершенно на почве древности, когда в браке видели акт свободной воли участников, до которого церкви не было никакого дела. Он говорит об этом: «Поэтому знай, что брак - внешняя вещь, как всякое другое светское действие. Если я могу с язычником, евреем, турком, еретиком есть, пить, спать, ходить, ездить верхом, покупать, говорить и торговать, точно так же могу я с ним вступить в брак и оставаться в браке. И тебя не касаются законы глупцов, запрещающих это... Язычники - мужчина и женщина точно так же от бога правильно и хорошо созданы, как святой Петр, и святой Павел, и святой Лука, не говоря уже о том, что точно так же, как пустой и лживый христианин». Лютер высказывался далее, подобно другим реформаторам, против всякого ограничения брака и хотел допускать брак разведенных, против чего восставала церковь. Он говорит: «По поводу того, как нам теперь держаться в брачных делах или при разводе, я сказал, что это надо предоставить юристам и светским властям, ибо брак исключительно светское, внешнее дело». Согласно с этим взглядом церковное венчание лишь к концу XVII столетия сделалось у протестантов необходимым условием признаваемого брака. До тех пор признавался так называемый брак по совести, то есть простое взаимное обязательство смотреть друг на друга как на мужа и жену и жить вместе брачной жизнью. Подобный брак по немецкому праву рассматривался как законный. Лютер шел даже далее, признавая за стороной, оставшейся в браке без удовлетворения и в том случае, если это была жена, право искать удовлетворения вне брака, «чтобы удовлетворить природе, которой невозможно противостоять»78. Лютер выставляет здесь положения, которые должны вызывать сильное возмущение большей части «почтенных жен и мужей» нашего времени, охотно ссылающихся на Лютера в своем благочестивом усердии. В своем трактате «О супружеской жизни» (П, 146, Иена, 1522 год) он говорит: «Если здоровая женщина оказалась в браке с бессильным мужем и не может ваять открыто другого и таким образом запятнать свою честь, то она так должна сказать своему мужу: видишь, любезный муж, ты не можешь мне дать того, что нужно, и ты обманул меня и мое молодое тело, и к тому же подверг опасности честь и благочестие, и для бога нет между нами никакой чести, позволь мне, чтобы я вступила в тайный брак с твоим братом или близким другом, но с твоим именем, чтобы твое имущество не перешло к чужим наследникам, и позволь мне обмануть тебя по своей воле, как ты меня обманул помимо своей воли». Муж, продолжает Лютер, обязан на это согласиться. «Если он не хочет, то она имеет право убежать от него в другую страну и отдаться другому. С другой стороны, если жена не хочет выполнить супружеской обязанности, то муж имеет право сойтись с другой, но только должен ей заранее об этом сказать»79. Как видите, великий реформатор развивает очень радикальные, а для нашего времени, столь богатого лицемерием и фальшивой стыдливостью, безнравственные взгляды.
Лютер высказал лишь то, что в то время было народным взглядом. Вот что сообщает Яков Гримм80.
«Если муж не может по своей доброй воле хорошо жить со своей женой, то пусть он осторожно посадит ее на свою спину, понесет ее девять шагов от своего дома и посадит ее там осторожно, не толкая, не ударяя, не говоря ей худого слова и не глядя на нее дурно; пусть он позовет своего соседа, чтобы он помог ее горю, и если его сосед этого сделать не хочет или не может, то пусть он ее пошлет на будущую ближайшую ярмарку; она же должна быть наряженная и разукрашенная, а он должен повесить ей сбоку мешок, весь вышитый золотом, дабы она могла сама приобресть, что ей нужно; и если ей и это не поможет, то помоги ей сам черт».
Крестьянин средних веков в браке прежде всего хотел иметь наследников, и если он не мог их производить сам, то, как практический человек, без особенных терзаний предоставлял это удовольствие другому. Главное было достигнуть своей цели. Мы повторяем: не человек господствует над собственностью, но собственность господствует над ним.
Места о браке, приведенные из сочинений и речей Лютера, тем более важны, что выраженные там взгляды стоят в самом резком противоречии со взглядами, господствующими в настоящее время в церкви. Социал-демократия в борьбе, которую ей приходится вести с духовенством, с полным правом может ссылаться на Лютера, который в вопросах брака стоит на точке зрения, совершенно свободной от предрассудков.
Лютер и реформаторы в вопросе о браке шли даже еще дальше, правда, из любезности по отношению к владетельным князьям, крепкой поддержки или длительного благоволения которых они искали. Дружественный реформации ландграф гессенский Филипп I наряду с законной женой имел возлюбленную, которая только под условием брака хотела ему отдаться. Случай был трудный. Развод без важных причин должен был вызвать большой скандал, а брак с двумя женами одновременно для христианского князя новейшего времени был неслыханным событием, которое должно было произвести не меньший скандал. Тем не менее Филипп в своей влюбленности решился на последний шаг. Следовало лишь установить, что этот шаг не стоит в противоречии с Библией, и найти поддержку со стороны реформаторов, в особенности Лютера и Меланхтона. Ландграф начал переговоры сначала с Бутцером, объявившим, что он согласен с этим планом, и обещавшим получить согласие Лютера и Меланхтона. Свой взгляд Бутцер мотивировал следующим образом: иметь одновременно нескольких жен не противоречит евангелию. Павел, указывавший многих, которые не должны наследовать царствие божие, не упоминает тех, которые имеют двух жен; более того, Павел говорит, что «епископ должен иметь только одну жену, то же самое священнослужители». Если бы была нужда в том, чтобы каждый имел только одну жену, то он так бы и приказал и запретил бы иметь больше жен». Лютер и Меланхтон примкнули к этим основаниям и одобрили двойной брак после того, как на это согласилась и жена ландграфа под условием, «что он по отношению к ней будет выполнять супружеские обязанности еще больше, чем прежде»81. Лютеру уже и раньше вопрос о правильности бигамии, когда дело шло об одобрении двойного брака Генриха VIII, короля английского, причинял головные боли. Это можно видеть из одного письма, отправленною в январе 1524 года саксонскому канцлеру Бринку, в котором он писал: «Принципиально он, Лютер, конечно, не может отвергать бигамию, так как она не противоречит священному писанию82, но ему досадно, что она встречается среди христиан, которые должны бы воздерживаться и от дозволенных вещей». И после венчания ландграфа, состоявшегося в марте 1540 года, он так писал (10 апреля) в ответ на благодарственное письмо: «Да будет ваша милость довольна данным нами советом, который мы охотно желали бы видеть сохраненным в тайне. Иначе в конце концов пожелали бы еще и грубые крестьяне (следуя примеру ландграфа) приводить такие же и еще более важные причины, благодаря чему для нас возникло бы слишком много хлопот».
Меланхтон отнесся гораздо легче к согласию на двойной брак ландграфа, так как он еще раньше писал Генриху VIII, что «каждый князь имеет право ввести в своей области полигамию». Но двойной брак ландграфа произвел такое сильное и неприятное впечатление в его стране, что он в 1541 году приказал распространить сочинение, в котором полигамия защищалась как не противоречащая святому писанию. Это было уже не в IX или XII столетии, когда многоженство не вызывало протеста. Двойной брак ландграфа гессенского был, впрочем, не единственным, который в широких кругах произвел неприятное впечатление. Подобные княжеские двойные браки повторялись, как будет указано дальше, и в XVII и XVIII веках.
Объявляя удовлетворение половой потребности законом природы, Лютер высказывал лишь то, что думали его современники и как поступали в особенности мужчины. Благодаря реформации, устранившей безбрачие духовенства и уничтожившей монастыри в протестантских странах, для сотен тысяч явилась возможность в законных формах удовлетворять свои естественные потребности; для сотен тысяч других вследствие существующего имущественного порядка и созданных на основании его законов этой возможности по-прежнему не существовало.
Реформация была протестом возникавшей крупной буржуазии против стеснений феодальных условий в церкви, государстве и обществе. Эта возникавшая крупная буржуазия стремилась к освобождению от узких рамок цеховых, придворных и помещичьих прав, к централизации государства, к упрощению расточительно обставленной церкви, к уничтожению многочисленных поселений праздных людей - монастырей - и обращению их к практическим занятиям.
В религиозной области Лютер был представителем этих буржуазных стремлений. Когда он выступал за свободу брака, то здесь дело могло идти лишь о буржуазном браке, который осуществился лишь в нашу эпоху благодаря закону о гражданском браке и связанной с этим буржуазным законодательством свободе передвижения, свободе промыслов, поселения. Насколько благодаря этому изменилось положение женщины, это нужно еще исследовать. Пока что, во времена реформации, положение вещей еще не настолько изменилось. Если, с одной стороны, благодаря реформации многим дана была возможность вступить в брак, то, с другой стороны, свободное половое общение было затруднено строгим преследованием. Если католическое духовенство показывало некоторую слабость и терпимость по отношению к половым эксцессам, то зато протестантское духовенство, обеспечив самих себя, выступало против этого с тем большей яростью. Домам терпимости была объявлена война, они были закрыты как «адские учреждения сатаны». Проститутки преследовались как «дочери дьявола», и «согрешившая» женщина, как и раньше, выставлялась к позорному столбу как олицетворение всякой мерзости.
Жизнерадостный мещанин средних веков, живший сам и дававший жить другим, превратился в суеверно-набожного, строго нравственного, угрюмого шпицбюргера, который копил деньги для того, чтобы его будущие крупнобуржуазные потомки могли вести жизнь еще более разгульную и еще более расточительную. Честный бюргер со своим высоко завязанным галстуком, со своим узким кругозором, со своею строгою, но ханжескою моралью являлся прототипом общества. Законная жена, которой не особенно нравилась терпимая католицизмом чувственность средних веков, очень сочувствовала пуританскому духу протестантизма. Но другие обстоятельства, которые неблагоприятно действовали на общие условия жизни в Германии, были неблагоприятны и для женщин.
2. ПОСЛЕДСТВИЯ РЕФОРМАЦИИ. ТРИДЦАТИЛЕТНЯЯ ВОЙНА
Изменение производственных и денежных отношений и условий сбыта, происшедшее в Германии благодаря открытию Америки и морского пути в Ост-Индию, вызвало большую реакцию в социальной области. Германия перестала быть центральным пунктом европейской торговли и передвижения. Немецкая промышленность, немецкая торговля находились в упадке. Одновременно и церковная реформация разрушила политическое единство нации. Под предлогом реформации немецкие князья старались освободиться от власти императора. С другой стороны, эти князья подчиняли себе дворянство и, чтобы легче добиться этой цели, они покровительствовали городам. Но так как времена становились все более тяжелыми, то немалое количество дворян добровольно отдавалось во власть князей. Наконец, и бюргерство, режиму которого угрожал экономический упадок, старалось создавать все большие преграды для защиты от нежелательной конкуренции, и князья охотно исполняли их требования. Окостенелость условий увеличивалась, а вместе с тем возрастало и обеднение.
Религиозные войны и преследования, которыми пользовались князья для достижения своих политических и экономических целей, являлись дальнейшими последствиями реформации; они более столетия с перерывами господствовали в Германии и к концу Тридцатилетней войны привели ее к полному истощению. Германия представляла из себя огромное поле, усеянное трупами и обломками. Целые земли и провинции были разорены, сотни городов, тысячи деревень были частью или совсем сожжены, и многие из них с тех пор совершенно исчезли с лица земли. Во многих местностях народонаселение упало до третьей, четвертой, пятой, даже восьмой и десятой части. Это относилось, например, к городу Нюрнбергу и ко всей Франконии. Чтобы помочь этой крайней нужде и возможно скорее снова заселить опустошенные города и деревни, кое-где прибегли к радикальному средству, заключавшемуся в том, что в виде исключения мужчине разрешалось иметь двух жен. Мужчин истребили войны, женщин же был излишек. Итак, 14 февраля 1650 года на франкском окружном сейме в Нюрнберге было постановлено, что «мужчины, не достигшие 60 лет, не могли вступать в монастырь»; далее было предписано, «что все священники и пастыри, не принадлежащие к какому-нибудь ордену или не являющиеся канониками, обязаны вступать в брак». «К тому же всякому мужчине должно быть разрешено вступать в брак с двумя женщинами, а также и всем мужчинам и каждому из них нужно напоминать и с церковной кафедры часто увещевать, чтобы они держали себя так, чтобы стараться соблюдать полнейшую и надлежащую осторожность и предусмотрительность, дабы он, как муж, решившийся взять двух жен, не только заботился бы о своих супругах, но и предотвращал всякие раздоры между ними».
Таким образом, пользовались даже церковной кафедрой, чтобы пропагандировать двоеженство и указывать мужьям, как они должны держаться. В течение всего этого долгого времени торговля и ремесло были в застое и во многих случаях совершенно падали и лишь впоследствии мало-помалу снова начали подниматься. Большая часть населения огрубела, деморализовалась и отвыкла от всякой регулярной деятельности. Если во времена войн было наемное войско, исходившее из конца в конец всю Германию, грабя, опустошая, насилуя и убивая одновременно и друга и недруга, то после окончания войн это были разбойники, бродяги и нищие, нагонявшие страх и ужас на население, препятствовавшие и угрожавшие торговле и передвижению. Особенно для женского пола наступило время больших страданий. В эти времена распутства презрение к женщине приняло самые широкие размеры. На своих плечах она более всех других несла всю тяжесть недостатка в средствах пропитания. Подобно мужчинам-бродягам, женщины тысячами заселяли большие дороги и леса и заполняли дома призрения и тюрьмы. Ко всем этим страданиям присоединялось еще насильственное изгнание большого числа крестьянских семей алчным на земли дворянством. Так как этому последнему приходилось со времени реформации все больше и больше подчиняться власти князей и так как оно через придворную и военную службу становилось все в большую зависимость от них, оно теперь старалось вдвойне и втройне искупить причиненный ему князьями убыток грабежом крестьянских земель. Реформация же, с другой стороны, давала князьям желаемый повод овладеть богатствами церкви, земли которой они поглощали в огромном количестве. До конца XVI столетия курфюрст Август Саксонский, например, отобрал у духовенства не менее трехсот имений83. Подобно ему поступали его родные и двоюродные братья и остальные протестантские князья, а более всего между ними отличились Гогенцоллерны. Дворянство следовало примеру князей, забирая в свои руки остатки общинных земель или оставшиеся без владельца крестьянские земли. Дворяне сгоняли с земель как свободных, так и крепостных крестьян и обогащались за счет их имений. Неудавшиеся крестьянские восстания XVI столетия являлись желаемым для этого поводом. И поскольку эти попытки были успешными, то всегда находились причины, дававшие возможность насильственным образом продолжать начатое дело. С целью соединения дворянских имений в целое крестьянские земли выкупались за самые низкие цены или владельцы попросту выгонялись из их собственных имений с помощью всяких интриг, притеснений и извращений смысла законов, чему особенно способствовало введенное тем временем римское право. Так уничтожались целые деревни в половине провинций. Например, из 12 543 рыцарских крестьянских поселений, находившихся в Мекленбурге еще во времена Тридцатилетней войны, уже в 1848 году оставалось только 1213. В Померании исчезло с 1628 года свыше 12 тысяч крестьянских дворов. Изменения, происходившие в крестьянском хозяйственном быту в продолжение XVII столетия, являлись дальнейшим соблазном для экспроприации крестьянских дворов и для преобразования остатков общинной земли в дворянскую собственность. Было введено выгонное хозяйство, позволявшее в известные промежутки времени перемены в обработке земли. Пахотная земля на известное время шла под пастбище, что благоприятствовало скотоводству и делало возможным уменьшение рабочей силы.
В городах было не лучше, чем в деревне. Прежде и женщинам без сопротивления разрешалось приобретать звание мастера и держать подмастерьев и учеников, их даже заставляли записываться в цех, чтобы поставить в одинаковые условия конкуренции. Таким образом, были женщины, которые самостоятельно занимались тканьем холста и шерсти, портняжничеством, сукноделием и тканьем ковров; существовали женщины-золотопряды, золотобиты, поясники, ременники и т. д. Мы встречаем, например, женщин-скорняков во Франкфурте и в силезских городах, женщин-пекарей в городах на Среднем Рейне, вышивальщиц гербов и женщин-поясников в Кёльне и Страсбурге, женщин-ременников в Бремене, женщин-суконщиц во Франкфурте, женщин-дубильщиков в Нюрнберге, женщин-золотопрядов в Кёльне84. Но, по мере того как ухудшалось положение ремесленников, ухудшалось особенно и их отношение к женщинам-конкуренткам. Во Франции уже в конце XIV столетия женщины были исключены из занятий ремеслом, в Германии это произошло в конце XVII столетия. Сначала им было запрещено приобретать звание мастера - за исключением вдов, - затем они лишились права быть и подмастерьями. Введение протестантизма устранило полный великолепия католический культ, от чего очень сильно пострадало или было совершенно уничтожено большое количество ремесел, в особенности технические искусства, и как раз этими ремеслами занималось много женщин. Далее, конфискация и секуляризация огромных церковных имуществ повели к упадку попечения о бедных, отчего страдали прежде всего вдовы и сироты.
Общий экономический упадок, наступивший вследствие всех вышеприведенных причин в XVI столетии и продолжавшийся в XVII, вызвал и более строгое брачное законодательство. Подмастерьям и служащим лицам (слугам и служанкам) было вообще запрещено вступать в брак, если они не могут доказать, что со своими будущими семьями они не будут в тягость общине, к которой принадлежали. Если при заключении брака не были выполнены эти законные условия, тона виновных налагались жестокие, а иногда и варварские наказания, так, например, по баварскому праву - плети и заточение. Особенно жестоким преследованиям подвергались так называемые дикие браки, которые заключались тем чаще, чем труднее было получить разрешение на брак. Страх перенаселения обуял умы, и, чтобы уменьшить число нищих и бродяг, государственною властью издавались попеременно один за другим декреты, один суровее другого.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ВОСЕМНАДЦАТОЕ СТОЛЕТИЕ
1. ПРИДВОРНАЯ ЖИЗНЬ В ГЕРМАНИИ
Следуя примеру Людовика XIV во Франции, огромное большинство немецких княжеских дворов, в то время особенно многочисленных, вело расточительную жизнь, полную мишуры и блеска, которая была обратно пропорциональна величине и производительности больших и маленьких земель. История княжеских дворов XVIII столетия принадлежит к самым отвратительным главам истории. Владетельные лица старались превзойти друг друга пустым тщеславием, сумасшедшей расточительностью и дорогими военными играми. Но самое невероятное совершалось в области безудержного разврата. Трудно сказать, какому из многочисленных немецких дворов принадлежит пальма первенства во всех этих излишествах и порче общественной нравственности. Сегодня это был один двор, завтра - другой, но ни одно из немецких государств не было пощажено в этом отношении. Дворяне следовали примеру князей, а бюргеры столичных городов в свою очередь подражали дворянам. Если дочь бюргерской семьи имела счастье понравиться высокому господину при дворе или даже князю, то в девятнадцати случаях из двадцати она считала себя в высшей степени осчастливленной этой милостью, а ее семья была готова сделать ее дворянскою или княжескою любовницей. То же самое происходило и в большинстве дворянских семей, если какая-нибудь из их дочерей вызывала к себе благосклонное отношение князя. Бесхарактерность и бесстыдство овладели широкими кругами.
Всего хуже обстояло дело в двух главных немецких городах, в Вене и Берлине. В Вене, этой немецкой Капуе, царствовала, правда, большую часть столетия строгая в нравственном отношении Мария-Терезия, но она была бессильна по отношению к выходкам богатого, погрязшего в чувственных наслаждениях дворянства и подражавших ему бюргерских кругов. Учрежденные ею комиссии целомудрия, при помощи которых была организована целая система шпионства, вызывали отчасти раздражение, отчасти и смех. Успех был равен нулю. В беззастенчивой Вене во второй половине XVIII столетия ходили поговорки вроде таких. «Должно любить своего ближнего, как самого себя, то есть должно любить жену другого, как свою собственную»; или: «Если жена идет направо, муж может идти налево. Если она берет себе ухажера, он ищет себе подругу». Как беззастенчиво-легкомысленно думали в то время о браке и о нарушении супружеской верности, видно из письма поэта фон Клейста, которое он в 1751 году послал своему другу Глейму. Там мы читаем следующее: «Вы знаете уже авантюру маркграфа Генриха. Он послал свою супругу в деревню и хочет с ней развестись, так как он застал у нее в постели принца голштейнского... Маркграф сделал бы лучше, если бы промолчал об этом происшествии, вместо того чтобы заставлять говорить о себе весь Берлин и полсвета. Кроме того, не следует сердиться на такую естественную вещь, в особенности таким, как маркграф, который и сам не так тверд в вере. Отвращение совершенно неизбежно в браке, и все мужчины и женщины своим воображением о других милых лицах принуждаются к неверности. Как можно наказывать за то, к чему человек принуждается?» О нравах Берлина английский посланник лорд Мальмсбери писал в 1772 году следующее: «Полная нравственная развращенность охватила оба пола всех классов, к этому присоединяется еще нужда, которая необходимым образом вытекает отчасти из того, что нынешний король увеличил податное обложение, отчасти из того, что он унаследовал от своего деда любовь к роскоши. Мужчины с ограниченными средствами ведут расточительную жизнь, а женщины - гарпии без всякого стыда. Они отдаются тому, кто лучше платит, чувство нежности и истинная любовь им неизвестны».
Хуже всего дело обстояло в Берлине при Фридрихе-Вильгельме II, царствовавшем с 1786 по 1797 год. Он показывал своему народу самый худой пример. Его придворный священник Цёльнер унизился даже до того, что при жизни первой жены повенчал его с его любовницей Юлией фон Фосс. Когда последняя вскоре после этого умерла от родов, Цёльнер снова повенчал его с другой любовницей, графиней Софьей фон Дёнгоф. Подобные же вещи еще до Фридриха-Вильгельма II позволяли себе и другие немецкие государи. В конце июля 1706 года герцог Эбергард-Людвиг Вюртембергский при живой первой жене приказал повенчать себя со .своей любовницей Гревениц, которую еще до сих пор называют в Вюртемберге «развратительницей страны». Брак заключил молодой священник Пфелер из Мюлена. Двоюродный брат Эбергарда-Людвига, герцог Леопольд-Эбергард Мемпельгардский, пошел еще дальше: у него были одновременно три жены, из которых две, сверх того, были сестрами. Из своих тринадцати детей двух он повенчал между собой. Поведение этих отцов страны вызывало, правда, большое негодование в среде их подданных, но этим дело и ограничилось. Только по отношению к герцогу Вюртембергскому императорское вмешательство в 1708 году заставило признать брак с Гревениц недействительным. Но она вскоре затем вступила в фиктивный брак с одним опустившимся графом Вюрбенским и оставалась потом еще двадцать лет любовницей герцога и «развратительницей страны» для швабов.
2. МЕРКАНТИЛИЗМ И НОВОЕ БРАЧНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО
Начавшийся с XVI столетия рост власти князей, положивший начало эре более крупных государств, повел к образованию постоянных войск, которые не могли содержаться без значительного обложения населения налогами; огромных сумм требовала и расточительная жизнь большинства княжеских дворов.
Эти расходы могли быть покрыты лишь многочисленным и способным к платежу налогов населением, поэтому различные правительства, в особенности правительства больших государств, начиная с XVIII столетия принимают соответствующие меры, чтобы по возможности поднять численность населения и его податную способность.
Путь к этому был расчищен социальным и экономическим переворотом, который вызвали открытие Америки, объезд морским путем Африки, открытие морского пути в Индию; ему способствовало каждое новое кругосветное плавание. Переворот охватил сначала Западную Европу, а затем и Германию. Новые пути сообщения создали новые торговые отношения небывалых размеров. Таким изменением вещей воспользовались прежде всего португальцы, испанцы, голландцы, англичане, а затем также Франция и, в конце концов, Германия. Религиозные войны и политическая раздробленность сильно повредили Германии, и она значительно отстала от других стран в экономическом отношении. Новые потребности мирового рынка, вызванные открытием все новых областей для сбыта европейских ремесленных и промышленных изделий, революционизировали не только ремесленный способ производства, но также и взгляды, чувства и мысли европейских народов и их правительств.
На место до сих пор исключительно ремесленного производства, работавшего только для удовлетворения повседневных потребностей данного места и его ближайших окрестностей, выступила мануфактура, то есть массовое производство с применением большого числа рабочих при наивозможно развитом разделении труда. Руководителем этой новой формы производства сделался купец, располагавший большими финансовыми средствами и более широким кругозором. Мануфактура отчасти заменила ремесло, отчасти вытеснила его и разрушила цеховую организацию. Вместе с тем наступил период, когда и женщина получила возможность применить свои силы в промышленной деятельности. Домашняя или фабричная промышленность в полотняном, шерстяном, ткацком, вязальном, позументном и других производствах открыла для ее деятельности широкое поле. К концу XVIII столетия в прядильных, ткацких и набивных мануфактурах Англии и Шотландии было занято уже 100 тысяч женщин и 80 тысяч детей; условия их работы, если говорить о заработной плате и длительности рабочего дня, нужно охарактеризовать как возмутительные. Таково же было положение во Франции, где примерно в то же время десятки тысяч женщин работали на многочисленных фабриках.
Это экономическое развитие требовало больше людей, и так как в завоевательных войнах XVI, XVII и XVIII столетий народонаселение в Европе и по ту сторону морей сильно уменьшилось, а с начала XVIII столетия началась еще и эмиграция в заокеанские области, то более прогрессивные правительства почувствовали необходимость облегчить заключение браков и поселение внутри страны.
Испания, где население слишком быстро сократилось благодаря проводимой политике мировой державы, уже в 1623 году была вынуждена издать закон, по которому все лица, вступившие в брак в возрасте между 18 и 25 годами, на целый ряд лет освобождались от всех налогов. Несостоятельным лицам выдавалось даже из общественных касс приданое. Родители, имевшие в живых по крайней мере шесть законных детей мужского пола, совершенно освобождались от уплаты податей. Кроме того, Испания покровительствовала переселению в ее пределы и колонизации.
Во Франции Людовик XIV счел необходимым противодействовать обезлюдению, вызванному его войнами, тем, что освободил всех плательщиков налогов, которые составляли огромное большинство населения, от податей на четыре или пять лет в тех случаях, если они вступали в брак до 21 года или до 20 лет. От податей совершенно освобождались и все те налогоплательщики, у которых было десять живых детей, если из этих детей ни один не делался ни священником, ни монахом, ни монахиней. Дворяне, имевшие такое же число детей, из которых никто не становился духовным лицом, получали ежегодную пенсию от тысячи до двух тысяч ливров, а горожане, не платившие тальи, получали при тех же условиях половину этой суммы. Маршал Мориц Саксонский советовал Людовику XV допускать заключение браков лишь на пять лет.
В Пруссии распоряжениями 1688, 1721, 1726, 1736 годов и соответствующими государственными мероприятиями старались способствовать иммиграции, в особенности лиц, преследуемых во Франции и Австрии за их религиозные убеждения. Теория народонаселения Фридриха Великого находит себе яркое выражение в письме к Вольтеру от 26 августа 1741 года, где он писал, между прочим: «Я рассматриваю людей как стада оленей в парке крупного помещика, задача которых состоит исключительно в том, чтобы населять парк». Своими войнами он, конечно, создал необходимость вновь населить свой парк. Точно так же в Австрии, Вюртемберге и Брауншвейге покровительствовали иммиграции и точно так же, как в Пруссии, запрещали эмиграцию. В XVIII столетии Англия и Франция устранили все препятствия к заключению брака и к поселению, и их примеру последовали и другие государства. В течение первых трех четвертей XVIII столетия как экономисты, так и правительства считали большое народонаселение причиной величайшего благополучия государства. Лишь в конце XVIII и начале XIX столетий начался поворот в другую сторону, вызванный крупными экономическими кризисами, а также революционными и военными событиями, которые продолжались в течение первой половины XIX столетия, особенно в Южной Германии и Австрии. Теперь снова повысили возраст, в котором допускалось заключение брака, и требовали доказательства, что вступающие в брак имеют определенное имущество или обеспеченный доход и определенное жизненное положение. Для неимущих заключение брака сделалось невозможным; в особенности общинам предоставлено было огромное влияние на установление условий для приема в них граждан и заключение брака. В некоторых местах крестьянам запретили даже постройку так называемых домов для поденной работы и приказали, как, например, в Баварии, где еще до сих пор очень отсталое законодательство о праве поселений, срыть все дома для поденной работы, построенные без разрешения курфюрста. Лишь в Пруссии и Саксонии брачное законодательство оставалось сравнительно либеральным. Человеческую природу трудно подавить, и следствием всех этих ограничений брака было то, что на зло всем препятствиям и запрещениям возникла масса свободных половых связей и в некоторых маленьких немецких государствах число незаконных детей почти достигло числа детей законных. Таковы были последствия отеческого режима с его моралью и христианством.
3. ФРАНЦУЗСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И КРУПНАЯ ПРОМЫШЛЕННОСТЬ
Замужняя женщина из буржуазии жила в то время в строгой домашней замкнутости; у нее было так много работы и забот, что она, как добросовестная хозяйка, должна была стоять на своем посту с раннего утра до поздней ночи, чтобы выполнить свои обязанности, но и это было возможно лишь с помощью ее дочерей. Она должна была делать не только ежедневную домашнюю работу, которую и ныне совершает мелкобуржуазная хозяйка, но еще и многое другое, от чего освобождена женщина в настоящем. Она должна была прясть, ткать, белить холст, сама изготовлять белье и платье, варить мыло, делать свечи, варить пиво, одним словом, она была настоящей золушкой, единственным отдыхом которой было посещение церкви в воскресенье. Браки заключались только между членами одного и того же общественного круга, и всеми отношениями управлял наистрожайший и смехотворнейший дух исключительной сословности. В подобном же духе велось воспитание дочерей, которых так же содержали в строгой домашней замкнутости; их умственное образование было незначительно, и их кругозор не выходил из рамок самых узких домашних отношений. К этому присоединялось подчинение пустым внешним формам, заменявшим им образование и ум и превратившим жизнь женщины в настоящую каторгу. Дух реформации выродился в самый ужасный педантизм, естественные потребности человека и его жизнерадостность были заглушены массой с «достоинством» произнесенных, но мертвящих жизненных правил. Пустота и ограниченность властвовали над бюргерством, а те, что стояли еще ниже, жили под свинцовым гнетом и в самых бедственных условиях.
Наступила французская революция, которая смела во Франции старый государственный и общественный порядок; дух революции перенесся в Германию, и ему не мог дальше противостоять старый порядок. Французское иноземное владычество имело для Германии значение революции; оно или низвергло все старое, отжившее, или, как это было в Пруссии, ускорило его падение. И все попытки реакционного периода, наступившего после 1815 года, повернуть колесо истории назад оказались тщетными, так как новое стало слишком сильным и в конце концов победило.
Цеховые привилегии, отсутствие свободы личности, особые судебные права отдельных округов - все это в более прогрессивных государствах постепенно было сдано в архив. Новые технические улучшения и открытия, особенно изобретение и усовершенствование паровой машины и вытекающее из этого дальнейшее удешевление товаров, вызвали необходимость массового привлечения на работу, особенно женщин. Строились фабрики, железные дороги и пароходы, выросли шахты, копи, стеклянные и фаянсовые предприятия, текстильная индустрия с ее различными отраслями, машиностроение, строительное дело и т. д.; университеты и технические высшие учебные заведения давали умственные силы, необходимые для этого развития. Вновь поднявшийся класс крупных капиталистов - буржуазия, поддерживаемая всеми сторонниками прогресса, стремилась устранить старый порядок вещей, становившийся все более невыносимым. То, что революция снизу расшатала в годы народных движений 1848 и 1849 годов, устранила революция сверху 1866 года. Создано было политическое единство, согласно желанию буржуазии, а затем последовало устранение и всех остальных экономических и социальных преград. Появилась свобода промыслов, свобода передвижения, уничтожены ограничения при заключении брака, введена свобода поселений, одним словом, все то законодательство, которое нужно было капитализму для его развития. Наряду с рабочим это новое развитие пошло на пользу и женщине, открыв ей более свободный путь вперед.
Еще до установления нового порядка вещей в 1866 году уничтожен был целый ряд преград и ограничений в различных немецких государствах, и старомодные реакционеры вынуждены были пророчествовать о падении нравственности и морали. Так, уже в 1863 году епископ майнцский фон Кеттелер жаловался, «что уничтожение существующих ограничений при заключении брака означает его разрушение, ибо теперь супругам возможно свободно расходиться». Эта жалоба содержит в себе невольное признание слабости моральных связей в современном браке до такой степени, что удержать супругов вместе может только самое сильное принуждение.
То обстоятельство, что участившиеся браки вызвали быстрый рост населения и до тех пор неизвестные социальные бедствия, созданные колоссально развившейся промышленной системой, -все это, как и в предыдущие периоды, снова вызвало страх перед перенаселением. В дальнейшем мы укажем, что означает этот страх перенаселения, и выясним его истинный смысл.