Положение женщины у германцев Феодализм и право первой ночи > Расцвет городов. Монашество и проституция > Рыцарство и поклонение женщине

Вид материалаРеферат

Содержание


Не мать создатель своего ребенка
3. Законные жены и гетеры в афинах
Мужа, всех больше мое; у себя я один повелитель»
Мать отошли и вели, чтобы шла за того, во кого ей
Чем родовые муки раз один узнать».
4. Остатки материнского права в нравах разных народов
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   42
тесмофорий был обязан своим происхождением эпохе материнского права.

Уже в позднейшее время женщины Греции в течение пяти дней праздновали этот праздник в честь Деметры и на нем не мог присутствовать ни один мужчина. Подобное же празднество происходило в древнем Риме в честь Цереры. Деметра и Церера были богинями плодородия. И в Германии вплоть до христианского средневековья происходили подобные празднества в честь Фригги, которая у древних германцев считалась богиней плодородия. И здесь мужчины были исключены из участия в этих праздниках.

В Афинах, где материнское право раньше всего, но, по-видимому, при упорном сопротивлении женщин уступило место отцовскому праву, трагизм этого переворота находит свое выражение в «Эвменидах» Эсхила. События развертываются следующим образом: Агамемнон, король в Микенах, муж Клитемнестры, по указанию оракула во время своего похода на Трою приносит в жертву свою дочь Ифигению. Мать возмущена принесением в жертву своего ребенка, по материнскому праву не принадлежащего ее мужу, и берет во время отсутствия Агамемнона себе в супруги Эгиста, что нисколько не противоречило старому праву. После многолетнего отсутствия Агамемнон возвращается в Микены; по наущению Клитемнестры Эгист убивает его. Орест, сын Агамемнона и Клитемнестры, под влиянием Аполлона и Афины мстит за убийство отца - убивает свою мать и Эгиста. Эриннии преследуют Ореста за убийство матери; они представляют старое право. Аполлон и Афина, у которой по мифу не было матери, так как она прямо появилась из головы Зевса, защищают Ореста, ибо они представляют новое, отцовское право. Дело переносится на решение ареопага, перед которым развертывается следующий диалог, выражающий враждебные и противостоящие друг другу воззрения.


Хор: Так матереубийство приказал вещун?

Орест: Он сам, но не ропщу я на судьбу свою.

Хор: Иное скажешь, как услышишь приговор.

Орест: Из гроба помощь, верю, мне пошлет отец.

Хор: На мертвых уповаешь? Умерла и мать.

Орест: Две скверны к ней прилипли, два проклятья.

Хор: Какие ж две? Все точно разъясни суду.

Орест: Убитый ею был ей муж, а мне - отец.

Хор: Освободилась мертвая: убийца жив.

Орест: Почто же ты при жизни не гнала ее?

Хор: Чужим по крови был убитый ею муж.

Орест: А я по крови матери ль единый сын?

Хор: Разбойник богомерзкий! Отвержен ты.

Не предал ли проклятью ее ты дорогую кровь?

Тебя вскормившую в родимом чреве мать?


Эриннии не признают, таким образом, право отца и супруга, для них существует право матери. Что Клитемнестра заставила убить мужа, им кажется безразличным, потому что он был чужим. Напротив, они требуют наказания матереубийцы, так как, убив мать, Орест совершил самое тяжелое преступление, которое только могло быть совершено при старом родовом порядке. Аполлон стоит на противоположной точке зрения. Он по приказанию Зевса побудил Ореста убийством собственной матери отомстить за убийство отца, и он перед судьями защищает поведение Ореста, говоря:


«На это должен я сказать:

Не мать создатель своего ребенка,

Она лишь жизни пробужденье носит,

Но жизнь творит один отец

Она хранит залог лишь другу,

И то лишь при желанье бога

Незыблемо хочу я это доказать.

Отца без матери иметь возможно:

Зевеса дочь свидетель в том.

Мрак чрева матери ее не покрывал,

Но и богине не родить нам отпрыска такого».


Таким образом, по мнению Аполлона, прижитие ребенка дает отцу преимущественное право на него, между тем как по существовавшему до тех пор взгляду мать, дающая ребенку свою кровь и жизнь, - единственная собственница ребенка и отец ее ребенка остается для нее чужим. Поэтому Эриннии так отвечают на воззрение Аполлона:


«Седых времен свергаешь силы ты,

Нас, старых, хочешь обогнать ты, юный бог».


Судьи совещаются относительно приговора, половина их стоит за старое право, половина - за новое, так что угрожает разделение голосов поровну. Тогда Афина схватывает камень с алтаря и, бросая его в урну, говорит:


«Он мой, и мой последний приговор,

И за Ореста я его кладу.

Я матери не знала, не была рожденной ею,

От сердца полного хвалю я все мужское

И вплоть до брака отцу принадлежу я вся,

И потому считаю менее преступным убийство женщины,

Когда опора дома - муж погиб через нее.

Так и при равных голосах победа за Орестом».


Другая сага изображает падение материнского права в Афинах следующим образом:

«Во время управления Кекропса произошло двойное чудо: одновременно вышли из земли в одном месте оливковое дерево, в другом - вода. Испуганный царь послал в Дельфы, чтобы спросить оракула о значении этих событий. Ответ гласил: оливковое дерево означает Минерву, вода - Нептуна, и теперь гражданам предстоить решить, по имени которого из этих двух божеств назвать свой город. Кекропс созвал народное собрание, в котором право голоса имели как мужчины, так и женщины. Мужчины голосовали за Нептуна, женщины - за Минерву, и так как у женщин было одним голосом больше, победила Минерва. Нептун рассердился и приказал морю залить поля афинян. Чтобы смягчить гнев бога, афиняне наложили на своих женщин тройное наказание: они должны были потерять право голоса, их дети не должны были более носить имени матери, они сами не должны были более называться афинянками»37.

Так победило новое право. Брак, делающий отца главою, победил материнское право38.


3. ЗАКОННЫЕ ЖЕНЫ И ГЕТЕРЫ В АФИНАХ


Переход от материнского к отцовскому праву совершался повсюду, как только уровень развития культуры достигал той же ступени, что и в Афинах. Женщина приковывается к дому, ее изолируют и дают особое помещение - гинекеи. Ей запрещается даже общение с мужчинами, посещающими дом. Это было главною целью ее обособления.

Это изменение нравов находит себе выражение уже в «Одиссее». Так, Телемах запрещает своей матери присутствовать среди женихов и приказывает ей:


«Лучше вернись-ка к себе и займися своими делами –

Пряжей, тканьем; прикажи, чтоб служанки немедля за дело

Также взялись. Говорить же - не женское дело, а дело

Мужа, всех больше мое; у себя я один повелитель»39.


Это воззрение было в то время в Греции уже всеобщим. Более того. Женщина, даже если она вдова, находится под господством ближайшего по родству мужчины, у нее нет даже свободного выбора супруга. Женихи, утомленные долгой задержкой, которую у строи л а хитрая Пенелопа, обращаются к Телемаху и устами Антиноя требуют:


«Слушай же! Вот что тебе, Телемах, женихи отвечают,

Чтобы и ты это знал и все остальные ахейцы:

Мать отошли и вели, чтобы шла за того, во кого ей

Выйти прикажет отец и самой ей приятнее выйти»40.


Свободе женщины кладется теперь конец. Если она выходит из дома, то она должна закрывать лицо, чтобы не возбуждать страсти другого мужчины. На востоке, где половые страсти вследствие жаркого климата особенно сильны, этот способ обособления и до сих пор еще доводится до самых крайних пределов. Среди древних народов Афины становятся образцом нового порядка. Женщина, конечно, разделяет постель мужа, но не его стол, она называет его не по имени, а «господин»; она - его служанка. Она нигде не должна появляться публично, по улице она должна ходить всегда с закрытым лицом и одетой в высшей степени просто. За нарушение супружеской верности она по законам Солона платится своей жизнью или своей свободой. Муж может ее продать, как рабыню.

Положение греческой женщины в то время находит себе выражение в «Медее» Еврипида. Медея жалуется:


«Из всех существ, душой и мыслью одаренных,

Мы всех жальчее существа:

Приданым покупать должны мы мужа.

И что при том всего печальнее для нас,

С тех пор владеет нашим телом он.

Опасность страшная, каким он будет:

Добр или зол? Развод для женщины -

Пятно всегда, и сосватанного ей

Она не смеет отклонить. И все, что ново,

Что непривычно ей, она должна смиренно

Перенести: никто ей не укажет, какой у мужа нрав.

И если это все нам удалось

И радостно живет любимый с нами,

Тогда завидна жизнь наша.

Иначе лучше смерть! Мужчина,

Если дом ему постыл, он вне его находит,

Чем горе утолить: у друга, у сверстников своих.

А мы за взглядом одного следить должны.

Вы скажете, конечно, спокойно мы живем,

Удобно у себя, а вы сражаетесь в боях!

Нелепая ошибка, в бою я много раз стоять бы согласилась,

Чем родовые муки раз один узнать».


Совсем иначе обстоит дело для мужчин. Если мужчина налагал на женщину с целью прижития законных наследников строгое воздержание по отношению к другим мужчинам, то он был отнюдь не склонен налагать на себя подобное же воздержание по отношению к другим женщинам. Возник гетеризм. Женщины, отличавшиеся красотой и умом, обыкновенно чужестранки, предпочитали рабству брака свободную жизнь в интимном сношении с мужчинами. И это не считалось нисколько предосудительным. Имена и слава этих гетер, поддерживавших интимные отношения с первыми людьми Греции и принимавших участие как в их ученых беседах, так и в их пиршествах, дошли до наших дней, между тем имена законных жен давно забыты и исчезли. Так, прекрасная Аспазия была интимной подругой знаменитого Перикла, который впоследствии женился на ней; имя гетеры Фрины стало позднее нарицательным именем для женщин, отдающихся за деньги. Фрина состояла в интимных отношениях с Гиперидом, и Пракситель, один из первых ваятелей Греции, выбрал ее моделью для своей Афродиты. Даная была любовницей Эпикура, Археанасса - любовницей Платона. Из других гетер известны Лаиса Коринфская, Гнатанея и т. д. Нет ни одного знаменитого грека, который не имел бы общения с гетерами. Это связано с их образом жизни. Великий оратор Демосфен в своей речи против Неера так описывает половую жизнь имущих Афин: «Мы берем жену, чтобы получить законных детей и иметь в доме верную хозяйку; мы держим наложниц для услуг себе и ежедневного ухода, гетер - для наслаждения и любви». Законная жена была лишь аппаратом для рождения детей, верной собакой, сторожившей дом; господин же дома жил согласно своему bon plaisir, своему произволу. Часто это наблюдается и в наше время. Чтобы иметь возможность удовлетворять потребность в продажных женщинах, особенно со стороны более молодых мужчин, возникла проституция, неизвестная при господстве материнской линии. Проституция отличается от свободного полового общения тем, что женщина продает свое тело из-за материальных выгод как одному мужчине, так и целому ряду мужчин. Проституция налицо там, где женщина превращает в ремесло продажу своей привлекательности. Солон, формулировавший для Афин новое право и прославляемый как основатель нового правового порядка, положил начало публичным женским домам - дейктерионам и установил одинаковую плату для всех посетителей. По Филемону, она составляла один обол, приблизительно 25 пфеннигов на наши деньги. Дейктерион был, подобно храмам у греков и римлян и христианским церквам в средние века, неприкосновенен. Он находился под охраной государственной власти. Приблизительно за 150 лет до нашего летосчисления и храм иерусалимский был обычным местом сборищ публичных женщин.

За благодеяние, оказанное афинским мужчинам основанием дейктерионов, Солон был так воспет одним из своих современников:

«Солон, слава тебе, ибо ты купил публичных женщин для блага города, для нравов города, наполненного крепкими молодыми мужчинами, которые без твоего мудрого учреждения должны бы были предаться нарушающему покой преследованию женщин из лучшей среды».

Мы увидим, что в наше время необходимость проституции и домов терпимости оправдывается как раз такими же доводами. Таким образом, государственные законы признавали за мужчинами естественное право на такие поступки, которые для женщины признавались заслуживающими унижения и тяжелым преступлением. Известно, что и ныне существует немало мужчин, которые общество прекрасной грешницы предпочитают обществу своей законной жены и которые в то же время считаются «столпами государства и порядка» и «стражами святости брака и семьи».

Правда, и греческие женщины, по-видимому, часто мстили своим супругам за свое угнетение. Если проституция является дополнением единобрачия на одной стороне, то нарушение супружеской верности женщинами - рогоношество мужей - является дополнением единобрачия на другой стороне. Среди греческих драматических поэтов Еврипид считается женоненавистником, так как он в своих драмах особенно охотно нападает на женщин. То, в чем он обвиняет женщин, лучше всего видно из речи, которую одна гречанка в аристофановых «Празднествах Тесмофорий» держит против Еврипида. Она говорит:


«Какою только грязью он (Еврипид) не бросает в нас?

Где промолчал язык клеветника?

Где зрелища, где сборища, где танцы,

Мы всюду будто прячемся в углах,

Ища мужчин, стремясь всегда к бокалу.

Мы предаем, мы попусту болтаем,

Мы крест мужчин, и потому, как только муж

Вернется из театра41, он недоверчиво глядит,

Любовника ища повсюду. С тех пор для нас

Недопустимо, что раньше делать мы могли.

Мужчин так сильно он восстановил,

Что, раз жена венок плетет, она уж влюблена,

И, если только что-нибудь уронит,

У мужа уж вопрос: о чем ты думаешь?

О друге из Коринфа, вероятно?»


Понятно, что красноречивая гречанка так отвечает обвинителю ее пола, но Еврипид вряд ли мог возводить на женщин такие обвинения, и мужчины ему не стали бы верить, если бы они сами не знали очень хорошо, что эти обвинения справедливы. Судя по заключительным словам обвинительной речи, в Греции не было обычая, существовавшего раньше в Германии и во многих других странах, по которому хозяин предоставляет в распоряжение гостя на ночь собственную жену или дочь. Вот что рассказывает Мурнер об этом обычае, который встречался в Голландии еще в XV веке: «В Нидерландах обычай: если у хозяина ночует любимый гость, то он доверчиво кладет с ним свою жену»42.

Усиливающаяся классовая борьба в греческих государствах и печальное положение во многих из этих маленьких общин побудили Платона исследовать вопрос о наилучшей конституции и устройстве государства. В своем «Государстве», которое он выставляет как идеал, он требует для первого класса граждан - стражей полного равноправия женщин. Они должны наравне с мужчинами принимать участие в военных упражнениях и исполнять все те же обязанности, но только выбирать более легкое, «ввиду слабости пола». Он утверждает, что естественными задатками оба пола одинаково наделены, но только женщина в общем слабее мужчины. Далее, женщины должны были быть общими для мужчин, точно так же дети, так что ни отец не мог знать своего ребенка, ни ребенок своего отца43.

Аристотель думает более буржуазно. Согласно его «Политике» женщина должна быть свободна в выборе супруга, но должна быть ему подчинена; впрочем, ей предоставлено право «давать добрый совет». Фукидид высказывает взгляд, которому обеспечено одобрение всех филистеров. Он говорит, что та супруга заслуживает высшей похвалы, о которой вне ее дома не слышно ни худого, ни хорошего.

При таких взглядах уважение к женщине должно было все более падать; страх перенаселения привел даже к тому, что стали избегать интимного общения с нею. Дошли до неестественного удовлетворения половой потребности. Греческие государства были городами с небольшими земельными владениями, способными прокормить при обычных условиях лишь определенное количество населения. Боязнь перенаселения побудила Аристотеля советовать мужчинам держаться вдали от своих жен и пользоваться любовью мальчиков. Уже до него Сократ восхвалял любовь к мальчикам как признак высшего образования. В конце концов этой противоестественной страсти стали предаваться самые выдающиеся деятели Греции. Уважение к женщине пало очень сильно. Наряду с женскими публичными домами имелись мужские публичные дома. В подобной общественной атмосфере Фукидид мог сказать, что женщина опаснее бушующего моря, огненного жара и падения диких горных вод. «Если существует бог, выдумавший женщину, то, где бы он ни был, он должен знать, что он - виновник величайшего зла».

Если мужчины Греции предавались любви к мальчикам, то женщины впадали в другую крайность: они предавались любви с лицами своего собственного пола. Это половое извращение было особенно распространено среди женщин острова Лесбоса, почему оно было названо лесбийскою любовью и называется так до сих пор, потому что еще не исчезло и продолжает существовать. Главной представительницей этой любви считалась знаменитая поэтесса Сафо, «лесбийский соловей», жившая приблизительно за шестьсот лет до нашего летосчисления. Ее страсть находит пылкое выражение в оде к Афродите, которую она умоляет так:


«Всевладычица, ты, на троне цветочном царящая,

В пене рожденная Зевса дочь хитроумная,

К тебе взываю,

В томлении и горьком мучении, богиня,

Не дай умереть!»


Еще более страстная чувственность проявляется в ее оде к прекрасной Аттис.

В то время как в Афинах и в остальной Греции уже господствовало отцовское право, соперница Афин, Спарта, находилась еще под господством материнского права, которое для большинства греков было уже совершенно чуждо. Существует такое предание: однажды какой-то грек спросил спартанца, какое наказание полагается в Спарте нарушителям супружеской верности. На это тот ответил: «Чужеземец, у нас нет нарушителей супружеской верности!» Чужеземец: «Ну, а если бы такой нашелся?» «Тогда он должен был бы в наказанье, - шутит спартанец, - дать такого большого быка, который мог бы протянуть свою голову через Тайгет и пить воду из Эврота». На удивленный вопрос чужеземца: «Как может быть бык такой величины?» - спартанец, смеясь, отвечает: «Как же возможно, чтобы в Спарте был нарушитель супружеской верности?» Самосознание спартанской женщины нашло себе выражение в гордом ответе жены Леонида одной чужеземке, когда та сказала ей: «Вы, лакедемонянки, единственные женщины, которые господствуют над своими мужьями!» «Мы также единственные женщины, которые приносят миру мужчин», - последовал ответ.

Свободное состояние женщины в эпоху материнского права способствовало развитию их красоты, поднимало их гордость, достоинство и самостоятельность. Все древние писатели сходятся в том, что эти свойства в эпоху гинекократии44 были у женщин в высшей степени развиты. Несвободное состояние, наступившее позже, неизбежно сказалось на них отрицательно; изменение отразилось даже в одежде, какую носили женщины в том и другом периоде. Одеяние дорийской женщины легко и свободно спадало с плеч, оставляя обнаженными руки и ноги; это платье Дианы, изображаемой в наших музеях так свободно и смело. Напротив, ионическое платье скрывало фигуру и сковывало движения. Форма женской одежды имеет гораздо большее значение, чем обычно думают, и до наших дней является признаком зависимости и причиной беспомощности. Женская одежда до сих пор делает женщину неловкой и навязывает ей чувство слабости, что в конце концов отражается на ее поведении и характере. Обыкновение спартанцев заставлять девочек до возмужалого возраста ходить голыми, что допускал климат страны, по мнению древних писателей, значительно способствовало приучению к простоте и заботе о внешнем приличии. По взглядам того времени, в этом не было ничего нарушающего стыдливость и возбуждающего сладострастие. Наравне с мальчиками девочки принимали участие во всех физических упражнениях. Так воспитывалось сильное и гордое поколение, сознающее собственное достоинство, как показывает ответ жены Леонида иностранке.


4. ОСТАТКИ МАТЕРИНСКОГО ПРАВА В НРАВАХ РАЗНЫХ НАРОДОВ


В теснейшей связи с исчезнувшим материнским правом стояли известные обычаи, которые современные писатели в полнейшем непонимании их значения называют «проституцией». Так, в Вавилоне существовала религиозная обязанность возмужавшей девственницы явиться в храм Милитты для принесения в жертву своей девственности, отдаваясь какому-либо мужчине. То же самое происходило в Серапемуме Мемфиса, в честь богини Анаитис в Армении, на Кипре, в Тирии и Сидонии в честь Астарты или Афродиты. На подобных обычаях основывались египетские празднества Изиды. Эта жертва девственностью должна была служить перед богиней искуплением за исключительную принадлежность одному мужчине в браке, «ибо не для того, чтобы поблекнуть в объятиях одного, природа наградила женщину всеми прелестями, которые были в ее распоряжении. Закон материи отвергает всякое ограничение, ненавидит все оковы и всякую исключительность рассматривает как посягательство на свою божественность»45. Дальнейшее благоволение богини должно было быть куплено этою жертвою девственности.

Согласно со старым воззрением либийские девушки, отдаваясь, приобретали приданое. По материнскому праву они были до замужества свободны в половом отношении, и мужчины находили в этом так мало отталкивающего, что предпочитали брать в жены ту, на которую был больше всего спрос. То же самое происходило во времена Геродота у фракийцев: «Они не охраняют девушек, но предоставляют им полную свободу жить с кем угодно. Напротив, женщин они охраняют очень строго; они покупают их у родителей за большое имущество». Знамениты были гиеродулы в коринфском храме Афродиты, где было собрано более тысячи девушек; это был притягательный пункт для греческих мужчин. И о дочери фараона Хиобее в Египте сага рассказывает, что она на средства, приобретенные продажей своих ласк, велела построить пирамиду.

Подобные условия встречаются еще и ныне на Марианских, Филиппинских и Полинезийских островах, а по Войцу, и у различных африканских племен. Другой обычай, существовавший до позднейших времен на Балеарских островах и являвшийся выражением права всех мужчин на женщину, состоял в том, что в брачную ночь к невесте допускались родные по крови мужчины в возрастном порядке и только под конец допускался жених. Этот обычай изменился у других народов в том отношении, что этим преимущественным правом у невесты пользуются священники или главы племени (цари) как представители мужчин племени... Так, на Малабаре каймары нанимают потамара (священника) для лишения своих жен девственности. Первосвященник (намбури) обязан оказывать эту услугу королю (заморин) при его свадьбе, и король платит ему 50 золотых46. В Индокитае и на различных островах Великого океана эту службу выполняют то священники, то главы племени (цари)47. То же в Сенегамбии, где высший глава племени в качестве служебной обязанности лишает девушек их девственности и получает за это подарок. У других народов лишение девственности, иногда даже девочки в возрасте нескольких месяцев, совершается устроенным для этой цели идолом. Следует также предполагать, что jus primae noctis (право первой ночи), применявшееся у нас в Германии и вообще в Европе до конца средних веков, обязано своим происхождением подобной же традиции. Помещик, считавший себя повелителем своих подчиненных и крепостных, осуществлял перешедшее к нему право главы племени. Более подробно об этом после.

Отзвуком материнского права является далее своеобразный обычай южноафриканских племен, сохранившийся, видимо, и у басков, как народа с древними нравами и обычаями; он состоит в том, что вместо роженицы в постель ложится муж, корчится, как роженица, и заставляет жену ухаживать за собой. Этот обычай означает, что отец признает новорожденного своим ребенком. Этот обычай, видимо, существует также у различных горных племен Китая и недавно еще встречался на Корсике.

В правительственном докладе, предложенном рейхстагу (сессия 1894-1895 годов) относительно германских колоний, на стр. 239 имеется следующее место о южноафриканской области: «Без совета с старейшими и богатейшими не может он (родоначальник в деревне Гереро) принимать ни малейшего решения и отпускать не только мужчин, но довольно часто и женщин и даже слуг». А в отчете о Маршальских островах говорится на стр. 254: «Власть управления над всеми Маршальскими островами никогда не находилась в руках отдельных предводителей.