Возраст как ментальная универсалия: культурфилософские основания моделирования

  1   2   3   4

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ


Актуальность исследования. Современная культура – полифоническая, нелинейная, многомерная, сетевая – приобретает в последние десятилетия новое качество, становясь гиперэкспериментальной. Глобальный эксперимент по трансформации границ человеческого в человеке захватывает самые разные модусы его бытия и заметно меняет «антропологический ландшафт» культуры ХХI века. По образному замечанию философа Е. И. Ярославцевой, человек «ткет мир из себя, не просто участвуя в коммуникации, но сотворяя ее как реальность. Он порождает эту реальность раньше, чем успевает ее осмыслить… Происходит как бы вмешательство человека в канву и динамику мира»¹. Очевидно, что рискованные эксперименты над человеком не должны переходить последних, изначальных границ, за которыми культурный космос бесповоротно превращается в хаос. Поэтому главная задача современной гуманитаристики – нащупать и убедительно обосновать эти границы до антропной катастрофы, а не после нее.

Представляется, что одним из наиболее продуктивных исследовательских путей является обращение к универсалиям – «первотектонам» культуры. Зародившись в античной философии, проблема универсалий просуществовала до настоящего времени, причем «из лингво-семиотической и логико-гносеологи-ческой приобрела иную размерность – стала философско-исторической, культу-рологической и даже социально-политической»². Единое во многом и многое в едином – через эти рекурсивные смысловые ворота современные мыслители, как и их предшественники, стремятся постичь феномен целостности человеческого бытия, в каких бы ипостасях (классической, неклассической, постнеклассической) он не представал.

В настоящее время культурный потенциал универсалий является предметом изучения многих гуманитарных дисциплин, однако приоритет принадлежит триаде генетически близких наук – философии, культурологии и психологии. Сближая их концептуальные базы, диссертант обращается к универсалии возраста – общекультурной полифункциональной идее членения человеческой жизни на определенные этапы (возрасты жизни). Они наделяются специфическим содержанием, в совокупности отражая идею развития, «роста» человека от рождения до смерти, причем состав возрастов жизни имеет выраженную культурно-историческую детерминацию. Базовые модели возрастного членения – циклическая, линейная, фрактальная – были выработаны человечеством уже на начальных стадиях его эволюции. В последующем они не исчезают из культурного сознания, а, напротив, детализируются, функционально обогащаются и синтезируют многообразные переживания, прямо или косвенно связанные с человеческим возрастом. В данном аспекте универсалия возраста может быть определена как бытийствующая в сознании, или ментальная (от лат. mens – рассудок, ум, мышление; поз.-лат. mentalis – умственный).

Своевременность заявленного подхода обусловливается существенной когнитивной лакуной. Традиционное определение возраста как категории, служащей для обозначения относительно ограниченных временных характеристик индивидуального развития³, не раскрывает его культурной миссии – рефлексии становящегося бытия субъекта культуры. Придание возрасту статуса ментальной универсалии выводит именно на эту исследовательскую область. Расширяя границы традиционных интерпретаций, диссертант дефиницирует возраст как культурную идею, которая органично принимается сознанием субъекта культуры в целях многомерного осмысления целостности и динамизма его бытия. Атрибутивность рассматриваемой идеи для мира культуры во всем богатстве его онтологических модусов свидетельствует о ее фундаментальности, что фиксируется в понятийном конструкте «культуроментальная универсалия возраста».

Подобный исследовательский ракурс весьма перспективен, поскольку в современной науке до сих пор не изжита тенденция объективизации (натурализации) возраста: он часто предстает как некий натуральный феномен, участвующий в процессе человеческого развития. Между тем это «не объект, не некая объективная реальность, существующая сама по себе, что можно изучать и использовать. Соответственно и понятие о возрасте не является отражением некоей реальности (того, что есть)»⁴. Субъективная реальность возраста обусловливает «изнутри-субъектную» оптику его изучения. Проблема заключается в том, что методологическая база для этого пока не сформирована, хотя отдельные ее фрагменты успешно используются в ряде научных концепций возраста.

В настоящее время указанная проблема приобретает особое звучание в ансамбле социогуманитарных наук, ориентирующихся на субъектную парадигму. Согласно ее постулатам, «субъект не только пассивно фиксирует, воспринимает природные и социальные ситуации, но и пытается активно воздействовать на них. Вследствие этого он преобразует не только мир, но и себя в мире»⁵. Принципиально важно, что при этом субъект еще и образует «мир в себе», или ментальный мир. Разновекторность направлений миросозидающей активности субъекта позволяет предположить, что этот мир дифференцируется на множество миров. Поскольку «определение понятия "мир" через принцип, порождающий конкретное единство многообразия явлений, означает, что мир в указанном смысле всегда мир чего-то»⁶, в исследовании презентируется ментальный мир возраста – онтологическая развертка ментальной универсалии возраста в индивидуальном и коллективном сознании субъектов культуры.

Актуальность глубокого культурфилософского постижения ментального мира возраста обусловливается следующими причинами.

Во-первых, представления (в широком смысле) о возрасте имеют всеобщий характер, что связано с их интегративностью и значительным объяснительным потенциалом. «В мире не так уж много вещей, способных вызвать к себе всеобщий интерес, – отмечает исследователь динамики возрастов человеческой жизни А. В. Толстых. – Когда же мы сталкиваемся с явлением, которое затрагивает лично каждого живущего на Земле человека, то это означает, что перед нами нечто, в чем сфокусирован целый клубок жизненно важных проблем, отвлечься от которых можно разве что в воображении. К числу таких явлений нашей жизни относится проблема возраста»⁷. Через призму возраста открываются «жизнесмыслы» (Г. Д. Гачев), значимые для подавляющего большинства людей. Следовательно, углубление знаний о ментальном мире возраста в ситуации социокультурных трансформаций имеет не только академический, но и максимально широкий практический интерес.

Во-вторых, функциональные возможности идеи возраста в универсуме культуры поистине неисчерпаемы. В ней отражаются представления об онто- и филогенетической эволюции человека, ментально примиряются тенденции дискретизации и континуитета человеческой жизни, воплощаются попытки ее «промера» и нормирования. Между тем для современной культурной среды характерно лишь частичное использование богатого спектра функций рассматриваемой универсалии. Резкое ускорение темпа жизни, все увеличивающийся разрыв между биологическим возрастом человека и возрастом человечества провоцируют забвение прожитых возрастных миров, их одноразовость. «Аббревиатурное мышление» (Р. Хассан)⁸ субъекта культуры начала третьего тысячелетия, приводящее к постоянному «сокращению» ментальных миров детства, молодости, взрослости, старости, провоцирует их частичное или даже полное угасание. Отдельные возрасты жизни подвергаются явной социокультурной дискриминации (феномен эйджизма). Обращение к ментальному модусу возраста с этих позиций имеет ярко выраженную экологическую направленность. Сегодня крайне необходимы как фундаментальные, так и прикладные исследования и разработки, предлагающие пути сохранения и использования потенций всех возрастов жизни.

В-третьих, изучение возраста как ментальной универсалии способствует интеграции разнодисциплинарных теоретико-практических наработок. Отдельные науки высвечивают достаточно узкие проблемные срезы возраста: «… в изучении индивидуального жизненного пути ведущую роль издавна играли психологи; лишь сравнительно недавно к ним присоединились социологи. Исследование возрастной стратификации общества – заповедная область социологии и демографии. Напротив, возрастной символизм изучается преимущественно этнологами с помощью фольклористов и историков»⁹. Сегодня целесообразность существования «заповедных областей» в постижении феномена человеческого возраста все чаще ставится под сомнение. Исторические, этнографические, социологические, демографические, психологические, педагогические, лингвистические и др. концепции возраста на современном этапе развития научного знания остро нуждаются в «общем знаменателе» – культуроориентированной теории возраста с философским обоснованием.

Первый и обязательный шаг в создании теории подобного уровня – мето­дологический «прорыв», выработка стратегии междисциплинарной интеграции знаний о таком важном «культурном агенте», как человеческий возраст. Опира­ясь на культурфилософскую методологию, диссертант выстраивает исходную (базисную) модель ментального мира возраста, а затем апробирует ее в различных дисцип­линарных средах (психология, лингвистика, теория коммуникации и др.). Фор­мирование «сети» полидисциплинарных концепций возраста как культуромен­тального феномена отвечает интенциям постнеклассической научной рацио­нальности и обогащает современное социогуманитарное знание.

Таким образом, возраст – уникальный мирообъясняющий и миросозидающий «инструмент» культуры, универсализм которого является эвристичным предметом гуманитарного дискурса в целом и его культурфилософской ветви – в частности. Актуальность данного исследования обусловливается, прежде всего, акцентом на ментальном модусе возраста как универсалии в сочетании с системностью охвата его полидисциплинарных моделей.


Состояние теоретической разработки проблемы. Моделирование возраста как ментальной универсалии – относительно новая область гуманитарного знания, хотя возрастная проблематика анализируется в огромном количестве разнодисциплинарных трудов. Эта парадоксальная ситуация объясняется доминированием исследовательской стратегии «человек в возрасте», имеющей древние культурфилософские корни. Идеи фундаментального единства мира, всеобщего детерминизма и числового символизма, генерированные античной философией, утвердили понимание возраста как естественного феномена с природной обусловленностью, некой объективной реальности, существование которой неотменимо и отражает сущность космической гармонии в применении к человеческой жизни (Аристотель, Гиппократ, Лукреций Кар, Пифагор, Платон, Сенека, Цицерон, Эпикур и др. мыслители).

Принцип восхождения человека от одного возраста жизни к другому, воплощающий идею трансцендентного преображения, актуализирует проблемный аспект связи возраста со временем (средневековые философы Августин Блаженный, Григорий Нисский, Дионисий Ареопагит, Ориген, Фома Аквинский). Мыслители эпохи Возрождения (Н. Кузанский, Микеланджело Буонарроти, Ф. Петрарка и др.) сделали важный шаг в развитии научных представлений о возрасте, гуманистически осмыслив личностное наполнение возрастов жизни. Рационализм эпохи Нового времени, ориентируясь на дидактический потенциал идеи возраста, усиливает его утилитарную функцию (Ф. Бэкон, Т. Гоббс, Г. В. Лейбниц). В немецкой классической философии возраст связывается с диалектическим развитием субъекта (Г. В. Ф. Гегель, И. Кант, Л. Фейербах).

Только в Новейшее время в культурфилософском дискурсе набирает силу тема условности, социокультурной заданности возраста (А. Бергсон, Э. Фромм, К. Г. Юнг, К. Ясперс и др.). Она нашла наиболее полное выражение в культурно-исторической психологии (Л. С. Выготский, А. Н. Леонтьев, Д. Б. Эльконин и др.). Во второй половине ХХ в. интерес к возрасту как социокультурному феномену усиливается во многих социальных и гуманитарных науках – истории, этнографии, антропологии, социологии, педагогике и др. Однако, несмотря на солидную научную традицию и огромный массив теоретико-эмпирических наработок, рефлексия над феноменом человеческого возраста пока не вышла за рамки исследовательской стратегии «человек в возрасте». Это обстоятельство побудило диссертанта обратиться к широкому кругу профильных теме исследования источников. Их комплексное использование позволило сформировать теоретико-методологическую базу изучения возраста как культурно обусловленной ментальной универсалии. Таким образом, в данной работе реализуется принципиально новая исследовательская стратегия «возраст в человеке».

В массиве привлеченных диссертантом источников целесообразно выделить несколько групп.

Первую группу составляют фундаментальные труды, концептуальная база которых формирует саму «ткань» поля научных поисков автора. Это прежде всего работы крупных отечественных и зарубежных мыслителей – философов, антропологов, культурологов, психологов – по проблемам бытия в культуре (В. П. Барышков, Е. К. Быстрицкий, Н. И. Воронина, В. П. Козловский, С. В. Пролеев, Н. Н. Трубников, Г. Ю. Фоменко и др.); универсалий и универсализма культуры (О. Г. Беломоева, А. В. Дахин, Г. Д. Левин, С. С. Неретина, М. М. Новоселов, А. П. Огурцов, Г. А. Смирнов); культурогенной сущности человеческого сознания (В. А. Лекторский, Б. М. Туровский; М. Коул, А. Лесли, Дж. Серль, С. Скрибнер, А. Шимони) и его символической природы (Е. Ю. Артемьева, А. А. Брудный, Т. М. Буякас, О. Г. Зевина, М. К. Мамардашвили, А. М. Пятигорский, В. Ф. Петренко; Э. Кассирер, М. Мерло-Понти, К. Г. Юнг и др.); генезиса культурных смыслов (Д. А. Леонтьев, В. В. Налимов; Ж. Делёз, В. Франкл и др.); функционирования базовых механизмов культуры – диалога (Т. А. Алексина, М. М. Бахтин, В. С. Библер, Л. А. Поелуева, Э. В. Сайко и др.), рефлексии (О. И. Генисаретский, А. В. Карпов и др.), игры (Т. А. Апинян, Ю. А. Левада и Й. Хёйзинга), границы (И. В. Журавлев, А. Ш. Тхостов и М. Элиаде), семиозиса (Г. Е. Крейдлин, Ю. М. Лотман и Р. Барт, Ч. С. Пирс, Ф. де Соссюр).

Центральное место в этой группе занимают работы исследователей, в которых раскрывается онтологический и гносеологический потенциал категории «мир». В целях выстраивания методологического фундамента данного исследования использовались преимущественно философские работы (В. В. Бибихин, В. П. Визгин и Э. Гуссерль, К. Поппер, П. Тиллих, М. Хайдеггер, В. Хёсле). Однако не меньшее значение для диссертанта имели полидисциплинарные исследования, посвященные соотношению физических и нефизических (ментальных) модусов мира – субстратных, пространственных, временных, информационных, энергетических (А. С. Абасов, К. А. Абульханова, Р. А. Аронов, М. Д. Ахундов, М. М. Бахтин, Т. Н. Березина, В. И. Вернадский, А. Г. Габричевский, В. Н. Костюк, А. П. Левич, Ю. Б. Молчанов, Н. А. Попов, В. Н. Порус, В. К. Потемкин, И. Р. Пригожин, А. Л. Симаков, В. В. Терентьев, А. А. Ухтомский и А. Бергсон, Р. Ларсон, Э. Кинканон, Г. Хакен).

Конкретизация концепций указанных авторов производилась с опорой на исследования, входящие во вторую группу источников. Они освещают многообразные аспекты ментальной репрезентации – функционирования в сознании субъекта культуры особых внутренних структур миромоделирования (Б. М. Величковский, М. А. Холодная, В. Д. Шадриков и П. Гулд, Ф. Джонсон-Лэйрд, Дж. Динсмор, Р. Кеган, Ч. Осгуд, Г. Фоконье). Также привлекались работы, в основном, психологического и культурологического плана, посвященные различным формам субъективного отражения целостности мира: картине мира (В. А. Кругликов, Ю. В. Осокин, П. Ю. Черносвитов и др.), образу мира (А. Н. Леонтьев, В. П. Серкин, С. Д. Смирнов, В. В. Петухов), модели мира (Б. А. Парахонский, А. Л. Шамис). Проблемы ментальной эволюции указанных форм анализируются в отдельных работах философов (А. Л. Алюшин, А. Ю. Антоновский, Е. Н. Князева), психологов (А. К. Болотова, В. П. Лисенкова, О. И. Муравьева), искусствоведов (А. Я. Бродецкий, Р. А. Зобов, А. М. Мостепаненко). Поскольку центральное понятие диссертационной работы – «ментальная универсалия» – определяется как многомерный концепт, разворачиваемый в культурном сознании до целостного ментального мира, важное значение имели исследования, раскрывающие роль концептуализации в стру-ктуре миромоделирующей деятельности субъекта культуры (Н. Г. Брагина, С. Г. Проскурин, Ю. Е. Прохоров, Ю. С. Степанов и Дж. Лакофф). Анализ среды подобной деятельности обусловил использование трудов в области теории коммуникации (В. Е. Клочко, Г. Г. Почепцов и Ю. Хабермас).

В совокупности источники второй группы способствовали выработке общетеоретических взглядов диссертанта на сущность возраста как ментального феномена. Формирование базовой для данного исследования концепции возраста как культурно обусловленной ментальной универсалии потребовало обращения к третьей, самой обширной и концептуально ценной группе научных трудов, прямо или косвенно затрагивающих возрастную проблематику. Так, материал психологических работ позволил эстраполировать на феномен возраста исследовательскую оптику субъектной парадигмы (А. В. Брушлинский, В. П. Зинченко, В. В. Знаков, А. Б. Орлов, С. Л. Рубинштейн, В. В. Селиванов и др.), соотнести закономерности ментального бытия идеи возраста с данными возрастной психологии, или психологии развития в ее отечественной (Г. С. Абрамова, А. В. Запорожец, Е. И. Исаев, Л. Ф. Обухова, К. Н. Поливанова, В. И. Слободчиков, Д. И. Фельдштейн, Б. Д. Эльконин, Д. Б. Эльконин и др.) и зарубежной (Д. Бокум, Г. Крайг, С. Миллер, Ж. Пиаже, Э. Эриксон и др.) традиции. Для обоснования выводов об универсальности ментальных моделей возраста в диссертации использовались исследования, анализирующие возрастную феноменологию в контексте жизненного пути индивида (А. Л. Валевский, К. Н. Василевская, В. В. Нуркова, М. А. Розов, А. В. Толстых и А. Грин, Д. Левинсон, Дж. Шрутс).

Ценные сведения о функционировании идеи возраста в различных историко- и этнокультурных контекстах были найдены в исследованиях историков и этнографов (К. П. Калиновская, С. А. Токарев, В. Н. Топоров и Ф. Арьес, М. Мид), антропологов (К. Л. Банников, В. В. Бочаров), геронтологов (Л. И. Анцыферова, О. В. Краснова, А. А. Телегин и Дж. Баарс, П. Балтес, Л. Карстенсен, Я. Стюарт-Гамильтон, Р. Эшли), социологов (С. А. Белановский, П. Н. Киричек, С. Н. Марзеева, Е. М. Рыбинский), паремиологов (Ю. И. Левин, Г. Л. Пермяков, М. А. Рыбникова, В. Н. Телия).

Особый интерес для диссертанта имели междисциплинарные исследования, выстраивающие многомерные образы возраста, в частности, философско-исторические (Н. А. Рыбакова и О. Марквард), философско-культуроло-гические (М. Н. Эпштейн), философско-педагогические (С. И. Гессен), историко-этнографические и социально-психологические (И. С. Кон). Нетрадиционный ракурс работы обусловил обращение автора к трудам, посвященным рефлексивному осмыслению возраста (Р. А. Ахмеров, Л. В. Бороздина, Е. И. Головаха, Т. В. Ермолова, В. И. Ковалев, И. С. Комогорцева, А. А. Кроник, О. Н. Молчанова, Г. С. Прыгин, Л. А. Спиридонова и Т. Гарстка, М. Хаммерт, С. Штрам).

Для уяснения вопросов, касающихся системного моделирования возраста как ментальной универсалии в культурфилософском аспекте, в диссертации использовались многочисленные источники, составляющие четвертую группу. Поскольку диссертационное исследование сложно сопрягает концепции различных социогуманитарных наук, его автора интересовали труды преимущественно отечественных ученых, в которых прописывается методология междисциплинарного взаимодействия (философы В. В. Ильин, В. И. Корюкин, В. М. Розин и др.; культурологи Ф. Т. Михайлов, А. Я. Флиер, Ю. М. Шилков и др.; психологи Ф. Е. Василюк, М. С. Гусельцева, Т. В. Корнилова и др.). Кроме того, привлекались философские работы, раскрывающие логику взаимодействия классического, неклассического и постнеклассического типов научной рациональности, а также сетевой организации современного научного знания (Л. Г. Джахая, И. Т. Касавин, В. И. Курашов, Л. А. Микешина, В. С. Степин). К этому же ряду относятся методологические работы, в которых обосновываются специальные методы изучения гуманитарной реальности, перспективные для данного исследования (Н. Т. Абрамова, Л. Я. Дорфман, Е. В. Дудорова, В. В. Шкода, А. В. Юревич и др.).

Весьма полезными оказались также труды по теории систем, благодаря которым диссертант разработал собственный вариант системного подхода к культурфилософскому моделированию ментального модуса возраста. Это философские (Р. Г. Баранцев, И. В. Блауберг, В. П. Кузьмин, Э. М. Мирский, В. Н. Садовский, А. И. Уёмов, А. И. Яблонский и др.), культурологические (В. С. Жидков, Ю. В. Осокин, К. Б. Соколов, Н. С. Стаховская, А. А. Пелипенко, А. Я. Флиер, И. Г. Яковенко и Л. Уайт), психологические (П. К. Анохин, В. А. Барабанщиков, Б. Ф. Ломов, В. Н. Носуленко и др.) версии системного видения объектов гуманитаристики. Реализация метода системного моделирования обусловила обращение к работам по методологии и методике моделирования сложных систем (Н. М. Амосов, А. А. Гагаев, П. А. Гагаев, В. К. Лукашевич, А. А. Шаров, Ю. А. Шрейдер, В. А. Штофф и М. Вартофский).