Ф. М. Достоевский родился 11 ноября 1821 года в Москве в семье врача Мариинской больницы для бедных. Кпятнадцати годам интересы Федора уже определились. Он знал, что будущее его литература. Ранняя смерть матери все п

Вид материалаЛитература
Подобный материал:
1   2   3
своим великим учителем…»

Достоевский любил читать пушкинского «Пророка». «Кто слышал его, тот никогда этого не забудет. Начинал он прерывистым, глухим и тихим, как будто сдавленным голосом. Но среди молчания толпы каждый звук был понятен. И голос его становился все громче, приобретал силу, как бы сверхчеловеческую, и последний стих он уже не произносил, кричал потрясающим голосом: ″Глаголом жги сердца людей!″» В это мгновение чувствовалось, что Достоевский больше, чем великий писатель, и что в нем горит тот огонь, от которого зажигаются духовные революции.

По другим воспоминаниям, Достоевский «точно жрец пред невидимым жертвенником – читал ″Пророка″». «Пушкина я выше всех ставлю, – говорил Федор Михайлович, – у Пушкина это почти надземное».

И самого Достоевского его современники называли «пророком», «зажигавшего сердца на служение правде и истине». Послушаем еще одно яркое свидетельство о публичном выступлении писателя: «…На эстраде появился маленький человек, бледного, болезненного вида, с мутными глазами, и начал слабым, едва слышным голосом чтение.

″ Пропал бедный Достоевский!″ – подумала я.

Но что случилось? Вдруг я услышала громкий голос и, выглянув на эстраду, увидела ″Пророка″! Лицо Достоевского совершенно преобразилось. Глаза метали молнии, которые жгли сердца людей, а лицо блистало вдохновенной высшей силой!»

В 1879-80 годах Достоевским был опубликован роман «Братья Карамазовы».

«В роман он включил свою гениальную ″Легенду о Великом Инквизиторе″, в которой Великий Инквизитор произносит перед Христом свой знаменитый монолог. Легенда имела не только художественный и философский смысл, – она стала пророческой для последнего века II тысячелетия нашей эры. В ней показано, как в непримиримом противостоянии сошлись два пути, которые в XX веке станут реальностью. Два пути и два подхода к самым главным и насущным проблемам, без осознания которых человечество не могло двинуться дальше по восходящей спирали Космической эволюции. Путь с Христом или без Него, с Высшим или с Инквизитором, путь космической Беспредельности или тупик плотной земной материи, путь свободы или несвободы, путь Богочеловека или путь человека, возомнившего себя Богом…

В ″Легенде″ заключен главный и важнейший смысл исторического пути человечества. Смысл этот – свобода, закономерности ее развития и действия в человеческом обществе. Свобода Духа, о которой говорил Христос, противопоставлена тем ″хлебам″, которыми Великий Инквизитор хочет накормить свою паству. Достоевский почувствовал и ощутил своим духовным ″небом″ самую болезненную и самую трагическую точку человеческой истории – материальную цену свободы и те последствия, которые возникают, когда эта цена заплачена. В ″Легенде о Великом Инквизиторе″ сказано все о том, через что мы прошли и идем в российском пространстве XX века. В ней показан исторический и в значительной степени психологический механизм самой бездуховной государственной системы, получившей в XX веке название – тоталитаризм».

По пути Великого Инквизитора идут маленькие великие инквизиторы, по словам Н.Бердяева. Раскольников разрешает убийство «по совести», считая себя «необыкновенным». Русские революционеры, герои «Бесов», решают «осчастливить» все человечество, через подчинение девяти десятых населения одной десятой, не считаясь ни с какими жертвами. Иван Карамазов разлагает окружающих своим «все позволено», что приводит к цепи убийств и трагедий.

И причина всего этого одна: безверие и материализм. «Мир же духовный, – говорит старец Зосима, – высшая половина существа человеческого отвергнута совсем, изгнана с неким торжеством, даже с ненавистью. Провозгласил мир свободу, в последнее время особенно, и что же видим в этой свободе ихней: одно лишь рабство и самоубийство! Ибо мир говорит: ″Имеешь потребности, а потому насыщай их… Не бойся насыщать их, но даже приумножай″ – вот нынешнее учение мира. В этом и видят свободу… И достигли того, вещей накопили больше, а радости стало меньше».

Не верует в Бога Федор Павлович Карамазов, потому и погряз в пороках. Он справляется у своих сыновей: «Есть ли Бог и бессмертие?» Иван отвечает: «Нет». Алеша говорит: «Есть. И Бог, и бессмертие». И добавляет: «В Боге и бессмертие». И Митя вопрошает его, пораженный безбожием брата Ивана: «Только как же… человек-то? Без Бога-то и без будущей жизни? Ведь это, стало быть, теперь все позволено, все можно делать?.. Тогда, если Его нет, то человек шеф земли, мироздания. Только как он будет добродетелен без Бога-то? Вопрос! Ибо кого же он будет тогда любить, человек-то? Кому благодарен-то будет, кому гимн-то воспоет?» Достоевский так писал, делая окончательное заключение по этому наиважнейшему вопросу человеческого бытия: «…Уничтожьте в человечестве веру в свое бессмертие, в нем тотчас иссякнет не только любовь, но и всякая живая сила, чтобы продолжать мировую жизнь».

В книге «Братья Карамазовы» писатель устами старца Зосимы провозглашает одну великую истину: «Всякий пред всеми за всех и за все виноват… Все как океан, все течет и соприкасается, в одном месте тронешь – в другом конце мира отдается». Но истина эта людьми не принимается, и потому скорбел Достоевский: «…В мире все более и более угасает мысль о служении человечеству, о братстве, целостности людей и воистину встречается мысль сия даже уже с насмешкою, ибо как отстать от привычек своих, куда пойдет сей невольник, если столь привык утолять бесчисленные привычки свои, которые сам же выдумал? В уединении он, и какое ему дело до целого?» Федор Михайлович знал, жизнь такая есть смерть духовная. И знал он путь другой – Богочеловеческий.

Чувство живого единения со всей Вселенной, со всеми мирами переживает Алеша Карамазов. Это преображает его сознание, и он становится совершенно другим человеком. В одну удивительную ночь, когда «над ним широко, необозримо опрокинулся небесный купол, полный тихих сияющих звезд», и «тишина земная как бы сливалась с небесною», а «тайна земная соприкасалась со звездною», – вот в такую ночь «как будто нити ото всех этих бесчисленных миров Божиих сошлись разом в душе его, и она вся трепетала, ″соприкасаясь мирам иным″». И «с каждым мгновением он чувствовал явно и как бы осязательно, как что-то твердое и незыблемое, как этот свод небесный, сходило в душу его. Какая-то как бы идея воцарялась в уме его – и уже на всю жизнь и на веки веков». «Кто-то посетил мою душу в тот час», – говорил Алеша потом с твердою верою в слова свои.

Романы Достоевского – трагедии, но они оптимистичны, в них есть будущее, есть надежда, через них просвечивает идеал – образ Христа, и к Нему через подвиги и страдания идут герои бессмертных произведений великого писателя. И мы видим: мудрецом и целителем душ предстает перед нами старец Зосима; внутри нас навсегда остается светлый лик Алеши Карамазова; нарождается вера у Раскольникова; загорелось сердце у Мити Карамазова и устремилось к «новому зовущему свету»; жаждет благообразия душа Подростка; только «красота спасет мир», – так мыслит князь Мышкин; перед смертью озаряется светом высшим сознание одного из героев романа «Бесы». Поразительны и проникновенны слова его: «Друзья мои, Бог уже потому мне необходим, что это единственное существо, которое можно вечно любить... Мое бессмертие уже потому необходимо, что Бог не захочет сделать неправды и погасить совсем огонь раз возгоревшейся к нему любви в моем сердце. И что дороже любви? Любовь выше бытия, любовь венец бытия, и как же возможно, чтобы бытие было ей неподклонно? Если я полюбил Его и обрадовался любви моей – возможно ли, чтоб Он погасил и меня и радость мою и обратил нас в нуль? Если есть Бог, то и я бессмертен! Вот мой символ веры».

В июне 1880 года в Москве состоялось открытие народного памятника Пушкину. На это событие съехались все культурные силы России. Состоялись заседания Общества любителей русской словесности, на которых присутствовали и выступали известные писатели и поэты: Тургенев, Островский, Гончаров, Аксаков, Майков, Плещеев. Приехал и произнес речь и Достоевский. Он говорил о всемирной отзывчивости Пушкина и его способности к полнейшему перевоплощению в гении чужих наций. «В этом, – по словам Федора Михайловича, – сказалась всечеловечность русского народа. Русской душе, всечеловеческой и всесоединяющей, дано вместить с братской любовью все народы и изречь окончательное слово великой, общей гармонии, братского окончательного согласия всех племен по Христову евангельскому закону. Ко всемирному, ко всечеловечески-братскому единению сердце русское изо всех народов наиболее предназначено».

В письме к жене писатель оставил наиболее выразительное описание того сильнейшего впечатления, которое произвела на слушателей его речь: «Когда я вышел, зала загремела рукоплесканиями, и мне долго, очень долго не давали читать. Я раскланивался, делал жесты, прося дать мне читать, – ничто не помогало: восторг, энтузиазм (все от ″Карамазовых″!). Наконец я начал читать: прерывали решительно на каждой странице, а иногда и на каждой фразе громом рукоплесканий. Я читал громко, с огнем… Когда же я провозгласил в конце о всемирном единении людей, то зала была как в истерике, когда я закончил – я не скажу тебе про рев, про вопль восторга: люди незнакомые между публикой плакали, рыдали, обнимали друг друга и клялись друг другу быть лучшими, не ненавидеть впредь друг друга, а любить. Порядок заседания нарушился: все ринулось ко мне на эстраду: гранд-дамы, студентки, государственные секретари, студенты – все это обнимало, целовало меня. Все члены нашего Общества, бывшие на эстраде, обнимали меня и целовали, все, буквально все плакали от восторга. Вызовы продолжались полчаса, махали платками, вдруг, например, останавливают меня два незнакомые старика: ″Мы были врагами друг друга 20 лет, не говорили друг с другом, а теперь мы обнялись и помирились. Это вы нас помирили, Вы наш святой, вы наш пророк!″ ″Пророк, пророк!″ – кричали в толпе. Тургенев, про которого я ввернул доброе слово в моей речи, бросился меня обнимать со слезами. Анненков подбежал жать мою руку и целовать меня в плечо. ″Вы гений, вы более чем гений!″ – говорили они мне оба. Аксаков (Иван) вбежал на эстраду и объявил публике, что речь моя – есть не просто речь, а историческое событие! Туча облегала горизонт, и вот слово Достоевского, как появившееся солнце, все рассеяло, все осветило. С этой поры наступает братство и не будет недоумений. ″Да, да!″ – закричали все и вновь обнимались, вновь слезы. Заседание закрылось».

Действие Пушкинской речи Достоевского было чрезвычайным. Хоть на минуты, чаемое братское единение людей наступило. Это было последнее слово великого писателя и его духовное завещание – указание на великие положительные исторические задачи и обязанности России.

В конце января 1881 года у Достоевского случилось кровоизлияние в легкие. Он уже давно болел катаром дыхательных путей. Теперь начались серьезные осложнения. «Кончается жизнь, – мог бы он сказать словами старца Зосимы, – знаю и слышу это, но чувствую на каждый оставшийся день мой, как жизнь моя земная соприкасается уже с новою, бесконечною, неведомою, но близко грядущею жизнью, от предчувствия которой трепещет восторгом душа моя, сияет ум и радостно плачет сердце».

28 января, утром, Федор Михайлович сказал жене: «Я знаю, я должен сегодня умереть». И в тот же вечер отошел в вечность. «Лицо усопшего было спокойно, – вспоминала Анна Григорьевна, – и казалось, что он не умер, а спит и улыбается во сне какой-то узнанной им теперь ″великой правде″».

Подобное впечатление испытал и известный юрист А.Ф.Кони: «Федор Михайлович лежал на невысоком катафалке, так что лицо его было всем видно. Какое лицо! Его нельзя забыть... На нем не было ни того как бы удивленного, ни того окаменело-спокойного выражения, которое бывает у мертвых, окончивших жизнь не от своей или чужой руки. Оно говорило – это лицо, оно казалось одухотворенным и прекрасным. Хотелось сказать окружающим: ″Не плачьте, – он не умер, он только спит″. Тление еще не успело коснуться его, и не печать смерти виднелась на нем, а заря иной, лучшей жизни как будто бросала на него свой отблеск... Я долго не мог оторваться от созерцания этого лица, которое всем своим выражением, казалось, говорило: ″Ну да! Это так – я всегда говорил, что это должно быть так, а теперь я знаю…″»

Поэт М.Волошин, получив слепок посмертной маски Достоевского, написал, что в лице писателя он нашел «что-то экстатически-блаженное, точно он созерцает, нет, видит – увидел пламенные круги ангельских иерархий».


* * *

Достоевский умер, но живы его мысли, чувства, образы. И сейчас мы мучаемся теми же «роковыми» вопросами, ответы на которые искали и сам творец, и его герои. Но ответы даны великим писателем, ответы однозначные и прямые, даны более ста лет назад. Но почему-то мы проходим мимо его пророчеств и выстраданных знаний. А ведь они нам так нужны в наш катастрофический век. И эти знания укладываются в простые ответы на два вопроса:

«Есть Бог? – Да, есть.

Есть бессмертие? – Да, есть».


* * *

«Уходят в тот мир спутники жизни, и каждый зовет – туда и, как звон призывный, говорит о предстоящем и приближающемся смертном часе. Смерть грешников люта, и страшен час смертный всякому грешнику и окаянству моему. Но надеюсь на милость благоутробия Твоего. Давно уже слышит и знает душа этот зов, но не как неведомый и чуждый, но родной и близкий. Страшна, но и нестрашна смерть, ибо она истлевает, умирает сама, чем ближе мы к ней приближаемся. И за страшной и тягостной обстановкой гроба и тлена загорается новая жизнь, новая юность. Обновится яко орля юность твоя. Не нужно кутаться в стоическую тогу бесстрастия и равнодушия, потому что это гордость и лицемерие, но нужно отдаваться смиренно в любящую руку Господа. И как будто становятся постепенно все прозрачнее тяжелые врата смерти, чрез них просвечивает свет, доносится пение, предчувствуются души, там обитающие. У души пробиваются крылья, это как резь зубов, – давно еще, но уже есть начало, уже с предутренним чувством проходит жизнь душа, в утреннем воздухе купается... Надо жить всей полнотой, всей любовью, всем трудом, но надо носить в себе это ведение, что все – до времени, что все не только придется оставить, но надо оставить, надо принять... новое».

С.Булгаков.


Дата публикации: 16.12.2007 г.


/По материалам сайта Ярославского рериховского общества ссылка скрыта