Лихорадка грез
| Вид материала | Рассказ |
- Термин лихорадка возник очень давно, 359.78kb.
- Термин лихорадка возник очень давно, 352.7kb.
- Распостранение инфекций в мире, 113.91kb.
- 1. Как создать мир грез, 2505.06kb.
- Об усилении мероприятий по санитарной охране территории г. Москвы, 1695.11kb.
- Крымская геморрагическая лихорадка крымская геморрагическая лихорадка (кгл), 19.03kb.
- Якова Обухова «Введение в основы символдрамы», 166.35kb.
- Приказ 5 ноября 2004 г. N 488 об усилении мероприятий по санитарной охране территории, 1724.34kb.
- Реферат на тему «Жёлтая лихорадка», 52.93kb.
- Арбовирусы (нейровирусы), 80.01kb.
Бэрронс сказал, что мы просто потратили уйму времени, и он не будет сопровождать меня назад, чтобы снова увидеться со старушкой.
Как он мог такое сказать? Я разозлилась не на шутку. Сегодня я узнала имя моей матери! Узнала свою настоящую фамилию!
– Имена – это иллюзии, – прорычал он. – Глупые ярлыки, за которые люди цепляются, дабы чувствовать себя лучше в полной неосязаемости своего ничтожного существования. Я это. Я то, – передразнил Бэрронс. – Я оттуда-то и оттуда-то. Следовательно, я... бла-бла-бла и все, что вы при этом хотите заявить. Проклятье! Пощадите меня.
– Подозрительно, ты начинаешь говорить так же, как В’лейн. – Я О’Коннор – потомок одного из шести самых могущественных родов
ши
-видящих – и
это
имело для меня значение. У меня была могила бабушки, которую я могла навестить. Я могла принести ей цветы. Могла сказать, что отомщу за нас всех.
– Неважно откуда ты. Важно куда ты идешь. Неужели вы этого не понимаете? Неужели я ничему вас не научил?
– Лекции, – заметила я, – портят слух.
Несколько часов спустя, когда Бэрронс завел Хаммер в гараж за книжным магазином, мы все еще спорили.
– Просто тебе не нравится, что она знает кое-что о том, что ты такое! – обвиняла я.
– Старая кошелка с деревенскими суевериями, – издевался Бэрронс. – Ее мозг атрофирован голодом.
– Бэрронс, ты ошибся веком.
Он сердито посмотрел на меня, судя по всему, производя какие-то подсчеты, после чего заявил:
– И что? Результат тот же. Значит, атрофирован чем-нибудь еще. Чтение портит зрение, лекции портят слух, черт бы меня побрал!
Мы оба выпрыгнули из Хаммера и так сильно хлопнули дверьми, что машина вздрогнула.
Под моими ногами задрожал пол гаража.
Правильней сказать «
загр
охота
л
», заставив мои колени вибрировать, и звук чего-то, что могло быть только порождением самых отдаленных глубин ада, наполнил воздух.
Я уставилась на Бэрронса через капот Хаммера. Что ж, по крайней мере, на один из моих вопросов я получила ответ: что бы ни находилось под гаражом, это был не Иерихон З. Бэрронс.
– Что у тебя там, Бэрронс? – Еще один вопль чистого отчаяния, бесконечной муки почти заглушил мой вопрос. От этого звука мне захотелось бежать. Захотелось плакать.
– Вас это может касаться только в том случае, если это будет связано с интересующей нас книгой, а это не так, так что отвалите! – Он вышел из гаража.
Я наступала ему на пятки.
– Ну и отлично.
– Фиона, – зарычал Бэрронс.
– Я сказала «отлично», а не Фиона
[41]
, – поправила я и врезалась в его спину.
– Иерихон, давно не виделись, – произнес интеллигентный голос с легким акцентом.
Я вышла из-за спины Бэрронса. Она выглядела как всегда ошеломительно: в модной обтягивающей юбке, потрясающих сапогах, облегающих ее красивые длинные ноги, и блузке с низким вырезом, демонстрирующей каждый роскошный изгиб. Длинное бархатное пальто было небрежно наброшено на плечи, ночной бриз мягко развевал его. Небрежная чувственность. Хороша, как фея. Дорогой парфюм. Ее безупречная кожа была бледнее обычного, блестящей. Кроваво-красная помада, откровенно-сексуальный взгляд.
Копье тотчас же оказалось в моей руке.
По обеим сторонам от нее стояла дюжина одетых в черно-алое стражей Гроссмейстера.
– Похоже, ты недостаточно важна, чтобы быть достойной защиты принцев, – холодно предположила я.
– Дэррок – ревнивый любовник, – спокойно ответила Фиона. – Он не разрешает им находиться рядом со мной, чтобы не свести меня с ума. Он говорит мне о том, какое облегчение, когда в его постели
женщина
, после невзрачного
ребенка
, которого он разорвал на куски.
Я резко втянула в себя воздух и сделала выпад, однако рука Бэрронса стальной хваткой сжала мое запястье.
– Что тебе нужно, Фиона?
Мне стало интересно, помнит ли она, что когда голос Бэрронса так нежен, он крайне опасен?
На один миг, когда она взглянула на Бэрронса, я увидела неприкрытую уязвимость и тоску в ее глазах. Я видела боль, гордость, желание, которое никогда не прекратят снедать ее. Я видела любовь.
Фиона любила Иерихона Бэрронса.
Даже после того, как он выбросил ее на улицу за попытку убить меня. После того, как связалась с Дереком О’Баннионом и теперь с ГМ.
Даже с бегущей по ее венам силой Невидимых, будучи любовницей самого темного обитателя нового Дублина, Фиона все равно любила стоящего рядом со мной мужчину. И всегда будет его любить. Любить кого-то такого, как Бэрронс, было болью, которой я не завидовала.
Она пожирала его лицо с голодной нежностью, исследовала его тело с неприкрытой страстью.
Когда ее взгляд упал на его руку вокруг моего запястья, любовь исчезла из ее глаз, и в них загорелась ярость.
– Ты до сих пор не устал от нее? Ты разочаровываешь меня, Иерихон. Я простила тебе мимолетное увлечение, как прощала многие вещи. Однако ты далеко зашел в испытании моей любви.
– Я никогда не просил твоей любви. И неоднократно предупреждал тебя об этом.
Лицо Фионы изменилось, напряглось, и она прошипела:
– Но ты взял все остальное! Ты считаешь, что все так и происходит? Может, я и приставила пистолет к своей голове, но
ты
вложил в него пули! Ты думаешь, что женщина может отдать мужчине
вс
е
и в то же время уберечь свое сердце? У нас это не так!
– Я ничего не просил.
– И ничего не давал, – выплюнула Фиона. – Знаешь ли ты, каково это: понять, что человек, которому ты вверил свое сердце, не стоит этого?
– Зачем ты пришла, Фиона? Показать, что у тебя новый любовник? Умолять вернуться в мою постель? Что ж, моя постель не пустует и никогда не будет пустовать. Извиниться за попытку уничтожить единственный шанс, который у меня был, убив ее?
– Единственный шанс, который у тебя был, для чего? – тут же набросилась я на него. Выходит, Бэрронс злился на нее совсем не из-за того, что она пыталась меня убить, а потому, что я была его единственной возможностью что-то сделать?
Фиона резко взглянула на меня, потом на Бэрронса и засмеялась.
– Ах, какая очаровательная нелепость! Она
вс
е
ещ
е
не знает. О, Иерихон! Ты никогда не меняешься, не так ли? Должно быть, ты боишься… – Внезапно ее рот открылся в резком вдохе, лицо застыло, и она опустилась на землю, выглядя испуганной и растерянной. Ее руки взмыли вверх, но не достигли цели. Фиона рухнула прямо на тротуар.
Я вытаращила глаза. Глубоко в ее груди торчал нож, прямо в сердце. Из раны хлестала кровь. Я даже не видела, как Бэрронс его бросил.
– Полагаю, она пришла с сообщением, – холодно сказал Иерихон одному из охранников.
– Гроссмейстер ожидает ее, – охранник кивнул в мою сторону. – Он сказал, это ее последний шанс.
– Уберите это, – Бэрронс мельком глянул на Фиону, – с моей аллеи.
Она по-прежнему была без сознания, однако, долго это не продлится. В ней было достаточное количество плоти Невидимых, поэтому даже нож, вошедший в ее сердце, не убьет ее. Темная эльфийская сила в ее крови исцелит раны. Чтобы убить то, чем она теперь являлась, нужно мое копье. Или хотя бы то оружие, которое Бэрронс использовал на эльфийской принцессе. Однако его нож определенно добился успеха в том, чтобы заткнуть Фионе рот.
Что она собиралась сказать? Чего мог бояться Бэрронс? Что я могла выяснить? Чего я не знала? Что за «очаровательная нелепость»?
Я взглянула на «мою волну» – на того, кого я выбрала, чтобы пронести меня через это опасное море. Я чувствовала себя ребенком, отрывающим лепестки ромашки: верю, не верю, верю, не верю.
– И можете передать Дэрроку, – сказал Бэрронс, – что мисс Лейн моя. Если она нужна ему, он, мать его, может прийти и забрать ее.
Глава 28
На следующее утро я подошла прямо к обоим газовым каминам, зажгла их, а потом установила огонь на максимальную возможную для них мощность.
Мне снова приснилась прекрасная холодная женщина. Она была одна, и что-то с ней было очень не так, но еще сильнее боли физической она страдала душой. Я плакала во сне, и слезы мои превратились в кристаллики льда на щеках. Она потеряла нечто настолько важное, что ей больше не хотелось жить.
Как обычно я проснулась продрогшей до костей. И даже обжигающий душ не смог избавить меня от озноба. Я ненавидела мерзнуть. Теперь, когда я вспомнила, что всю жизнь мне снился этот сон, в моей памяти возникла картинка, как я, будучи маленькой девочкой, выбиралась из постели и с замерзшими ногами и стучащими зубами мчалась в теплый уют папиных объятий. Я помнила, как он заворачивал меня в одеяла и читал мне. Он говорил своим «пиратским голосом» (хотя, вспоминая об этом сегодня, я не представляю зачем):
Эй, на палубе! Приятель:
«Навидались дел, кто денег хотел, кто золото здесь искал»
.
И так же, как Сэм МакГи согревался достаточно, чтобы разжечь свой погребальный костер, я согревалась в объятиях отца, взбудораженная помешательством на поисках золота в Арктике, представляя, как тащу труп друга на санках, чтобы потом сжечь его на озере ЛаБарж
[43]
и сдержать обещание, данное умершему.
Пока я грела руки над огнем, я слышала через соседнюю дверь в кабинет, как Бэрронс гневно разговаривал с кем-то по телефону.
Прошлым вечером мы обменялись целыми восемью словами, после того как он метнул в Фиону нож.
Я взглянула на него, когда он отпирал дверь, обдумывая все возможные вопросы.
Он открыл дверь и ждал, пока я пройду под его рукой внутрь, насмешливо глядя на меня сверху вниз.
– Что? Никаких вопросов, мисс Лейн?
Я толкнула Бэрронса и холодно произнесла:
– Спокойной ночи, Бэрронс.
Мягкий смех догнал меня на лестничном пролете. В вопросах не было смысла. Я не собиралась упражняться в тщетности.
Я подогрела в стоящей на конторке микроволновке чашку воды и добавила в нее три полные чайные ложки крепкого кофе. Потом открыла буфет.
– Черт! – сахара не было, и сливок в холодильнике тоже.
Такие маленькие радости стали много для меня значить.
Вздыхая, я откинулась на прилавок и начала прихлебывать горький кофе.
– Передай этому самонадеянному придурку, что я так сказал, вот почему, – проговорил Бэрронс. – Мне нужны вы все. И меня не колышет, что думает по этому поводу Лор.
Похоже, он собирал свою команду. Интересно, увижу ли я других таких же, как Бэрронс, кроме Риодана. Он собирался выяснить отношения с Дэрроком, покончить с этим раз и навсегда. Я была готова абсолютно согласиться с этим планом, поскольку именно я собиралась вонзить свое копье в брюхо ублюдка, который заварил всю эту кашу, и который или убил мою сестру, или позволил ее убить, а меня изнасиловать. Мне было нужно, чтоб из моей жизни ушла хотя бы одна опасность. Опасностей, с которыми я жила, был перебор.
Я надеялась, что это произойдет сегодня. Я надеялась, что ГМ придет к книжному магазину и наводнит улицы своими Невидимыми. Я надеялась, что Бэрронс соберет своих… кем бы они ни были. Я позову Джейни и
ши
-видящих. У нас будет последняя битва, и мы запросто выйдем из нее победителями. У меня не было сомнений по этому поводу. Меня заморозил не только сон. Моя решимость была непробиваемой стеной изо льда. Мне было тревожно словно запертому в клетку животному. Мне было тошно от постоянного беспокойства о том, что еще могло случиться. Я хотела, чтобы все уже, наконец,
случилось
.
– Нет, это
не
является более важным. И ничто не может быть таковым, и тебе об этом известно, – рычал Бэрронс. – Кто, мать твою, по его мнению, отвечает за все? – Пауза. – Тогда он может катиться на хрен из моего города.
Моего города. Я поразмышляла над этой фразой. Интересно, почему Бэрронс так считал? Он никогда не говорил «наш мир». Он говорил «ваш мир». Но он называл Дублин своим городом. Всего лишь потому, что он здесь долго жил? Или Бэрронс, как и я, был очарован его кричащей грацией, пал жертвой его шарма и колоритной двойственности?
Я оглядела «свой» книжный магазин. Именно так я его называла. Называем ли мы вещи, близкие нашему сердцу, своими, и являются ли они таковыми или нет? И если Дублин – его город, означает ли это, что у него есть сердце вопреки убеждениям Фионы?
– Неа, – усмехнулась я и глотнула кофе.
Я понятия не имела, как долго оно провисело на двери, прежде чем я это заметила.
Позже я подумаю, что, может, кто-то прошел мимо и прилепил это там, пока я равнодушно попивала кофе, подслушивая Бэрронса. Возможно, вглядывался сквозь тонированное стекло и смотрел на меня. Ухмыльнулся или выдал гнусную улыбочку. Я буду гадать, не Фиона ли прицепила это туда. Буду ее ненавидеть, зная, как она там стояла и пялилась на меня, смакуя мою боль.
– Дэррок придет, – говорил Бэрронс, пока я украдкой бросала взгляды на дверь. – Я сказал Фионе, что у меня три камня, и я знаю, где находится четвертый.
Он сказал? Когда? Он встречался с ней прошлой ночью, пока я спала? Эта мысль заставила меня чувствовать себя… преданной.
Я обошла прилавок и медленно двинулась к входу в магазин, где эта штука болталась на ветерке, прилепленная к ромбовидному стеклу входной двери. Именно это движение привлекло мое внимание. Кто знает, как быстро я бы ее заметила в ином случае.
Бэрронс говорил:
– Возможно, она сделает так, что все это станет нецелесообразным, но об этом еще рано говорить.
В десяти футах от двери, я поняла, что это такое. Я отвернулась, будто таким образом оказалась бы в безопасности, словно прячущий голову в песок страус.
Но я не была в безопасности.
– Не может быть, – проговорила я.
Я обернулась, проследовала к двери, открыла ее и аккуратно сняла пленку, на которой эта штука держалась на стекле.
Может.
Я долго на нее смотрела, затем закрыла глаза.
– ГМ не придет, – сказала я Бэрронсу, входя в его кабинет.
И как обычно, мой взгляд скользнул к огромному зеркалу, которое являлось частью сети Зеркал Невидимых: дверь в адский безлюдный мир льда и чудовищ. Но сегодня моя очарованность или страх перед ним имели особую остроту и значимость.
– Вы не можете этого знать, – отмел мои слова Бэрронс.
Сидя за массивным столом, он казался вылепленным из того же материала, такой же плотный и упругий и жесткий от ярости.
Я одарила его улыбкой. Или так, или разрыдаться, иного не дано.
– Домашние проблемы? Мальчики плохо себя ведут? – произнесла я сладко.
– К делу, мисс Лейн.
Я протянула ему то, что отодрала от входной двери, но моя рука дрожала. Я остановилась, собралась, и когда снова это сделала, рука моя была абсолютно тверда.
Он взглянул на фото.
– Это ваша сестра. И что?
Конечно, это была она. Она смеялась во весь рот, стоя у входа в Тринити Колледж.
– Переверни ее, – произнесла я натянуто.
Он перевернул.
– Читай.
–
Она была счастлива
, – прочитал он. –
Я люблю вас, мам
а и
пап
а
. Я
вернусь домой
, как только смогу. Мак
. – Он сделал паузу, прежде чем продолжить, на его лице дернулся мускул. –
ЛаРю, 1247
.
Пятое Зеркало справа. Прин
е
си камни. Если приведешь Бэрронса, они оба умрут
, – он взглянул на меня. – У него твои родители. Твою мать.
Это прекрасно подвело итог.
– Отвратительный план, – сказал он мне в десятый раз.
– Ты это придумал, – напомнила я. – А я согласилась. Назад пути нет.
Я продолжала запихивать свои вещи в рюкзак.
Не было другого пути. Я хотела противостояния, и я его получу. Правда, не такое, на какое я рассчитывала.
– Послушай, Бэрронс, ты затолкал в мою голову житейской мудрости больше, чем кто-либо еще, не считая папы. Благодаря вам обоим, если я это не переживу, меня
следует
пристрелить. Меня задолбало быть всеобщим несчастьем.
– Это было спасибо, мисс Лейн?
Я подумала над этим и пожала плечами.
– Да.
Он издал странный звук позади меня.
– Все. Вы никуда не идете.
– Потому что я тебя поблагодарила? И где тут логика?
– Тот, кто кого-то благодарит, не выживает. Неужели вы ничему не научились?
– У него мои родители.
– Если он получит вас, он получит весь мир.
– Не получит он меня. Я сделаю в точности то, что ты мне велел. Никаких отступлений. Никаких самостоятельных решений. Я зайду в дом, сфоткаю то, что покажет Зеркало, и перешлю тебе. По фотке и по татуировке ты меня и найдешь. Ты приведешь своих… кем бы они ни были по моим следам, или вы попадете туда каким-то иным способом и спасете нас. – И я убью ГМ. Загоню свое копье ему в грудь по самую рукоять. Или в глаз. Буду стоять и смотреть, как он станет гнить. Я надеялась, что он умрет медленно.
– Зеркала слишком непредсказуемы. Что-то может пойти не так даже за то короткое время, пока вы будете идти от одного к другому.
– Тебя интересовало, хватит ли у меня духу это сделать. Теперь ты знаешь. Кроме того, ему нужна я, помнишь? Он не станет рисковать.
– Всякий раз, когда вы пользуетесь Зеркалом, вы рискуете. Особенно когда при вас ОС. Сила провоцирует изменения в местах с непредсказуемой энергетикой.
– Знаю. Ты мне это уже раз пять говорил. Я собираюсь хорошенько припрятать свое копье, а камни держать в мешке.
– Учитывая дыры в стенах тюрьмы и проклятье Крууса… никто, черт побери, не может с точностью сказать, что может пойти не так. Нет, мисс Лейн, это просто не сработает.
– Я иду, Бэрронс, с твоей помощью или без нее.
– Я могу вас остановить, – сказал он так мягко, что я поняла: он не только со всей серьезностью утверждает это, а находится в шаге от того, чтобы приковать меня к чему-нибудь цепями.
Я резко вдохнула.
– Помнишь умирающего на твоих руках ребенка?
Ноздри его раздулись. В груди что-то захрипело.
– Не дай мне это пережить, Бэрронс. Не выбирай за меня скорбь. Ты не имеешь на это права.
– Они не являются вашими биологическими родителями.
– Ты считаешь, что сердце прислушивается только к крови?
Несколько минут спустя я готовилась выйти из двери, повернуть направо и двинуться к тому, что когда-то было самой большой Темной Зоной в городе.
Я знала, что к тому времени, как я пройду четырнадцать кварталов к ЛаРю, 1247, я промокну до нитки от пота, но я была готова рискнуть. В случае если зеркало окажется ледяным, на мне было много одежды. Если там будет темно, на мне был МакНимб. А если мне придется проторчать там какое-то время, пока Бэрронс нас оттуда не вытащит, и если моим родителям потребуется пища, у меня за спиной висел рюкзак, набитый протеиновыми батончиками, водой, плотью Невидимых и кучей мелочей, которые мы с Бэрронсом туда по очереди запихнули. Если ГМ будет настаивать на том, чтобы увидеть их, три камня были у меня в черном мешке, укрытые мягко поблескивающими заклинаниями. Через плечо у меня висела пушка, под плечом – копье. У меня не было желания воспользоваться хотя бы чем-то из того, что было у меня с собой, но так же мне не хотелось снова отправляться куда-то без полной экипировки, пока мы не прогоним последнего эльфа из нашего мира. В десятый раз за последние пару дней я пожалела, что у меня на языке не было имени В'лейна, и снова задумалась, где он был и что с ним произошло.
Сотовый был у меня в руке, готовый сделать фото и передать его, чтобы Бэрронс смог увидеть, где находится ГМ. Я взглянула на телефон. Что-то меня чертовски тревожило с тех самых пор, как Бэрронс рассказал мне свой план. Что-то, что ускользало от моего сознания. Факт, который не желал спокойно сидеть вместе с остальными.
– Если я правильно понимаю Зеркала, все они показывают определенное место. И ты считаешь, что зеркало Гроссмейстера тоже покажет его. Тогда почему твое Зеркало показывает извивающийся проход через нечто, похожее на погост, в который наведываются демоны? Это не похоже на место назначения.
Он промолчал.
– Ты соединил вместе больше двух Зеркал, так? – Я нахмурилась. – А что если ГМ сделал то же самое? Что если его Зеркало также не показывает место назначения?
– Он не достаточно обучен, чтобы соединять Зеркала.
Если на меня нисходит озарение, то оно шарахает внезапно и сильно.
– О Боже, до меня дошло! – воскликнула я. Неудивительно, что он не хотел объяснять мне что-то про Зеркала! – Зеркало в твоем кабинете соединено с тем, что под гаражом. Ты соединил Зеркала, чтобы сделать проход, охраняемый демоническими сторожевыми псами. Если кто-то вдруг попадет в твое зеркало, то он не переживет испытаний, которые ты ему устроишь. – Вместо того чтобы одно зеркало сразу соединялось с другим, он расположил несколько зеркал так, чтобы они составляли длинный и смертельно опасный коридор. – Вот как ты попадаешь на три этажа ниже под своим гаражом.
Вот
почему я не смогла найти вход. Все это время он был прямо у меня перед носом в моем книжном магазине!
– В
вашем
книжном магазине? – фыркнул он и расхохотался. – Выберетесь из всего этого вместе с родителями, камнями и мертвым Дэрроком, мисс Лейн, и я отдам вам это чертово место.
Неожиданно мне стало нечем дышать.
– Ты выражаешься фигурально или буквально?
– Буквально. Со всеми потрохами.
– Все-все? – Сердце мое колотилось. Я любила BB&B.
– Магазин. Но не гараж и не коллекцию автомобилей.
– Иными словами, ты всегда будешь сзади, дышать мне в затылок, – сухо сказала я.
– Даже не сомневайтесь, – он одарил меня волчьим оскалом.
– Добавишь к этому Вайпер?
– И Ламборгини.
Г
лава
29
Дом 1247 на ЛаРю выглядел так же, как и прошлым августом, когда я впервые оказалась здесь.
Шесть месяцев назад, когда я приехала в Дублин, я не верила ни во что хотя бы отдаленно относящееся к сверхъестественному, в жизни никогда не видела эльфов и никогда бы не поверила, что нечто подобное вообще существует в мире.
Затем, спустя всего лишь две недели, я стояла на том же месте, что и сейчас, в центре Темной Зоны, наблюдая, как Гроссмейстер выпускает кучуНевидимых в наш мир через огромные каменные «двери» дольмена, которые были спрятаны на складе позади дома.
Как быстро изменился мой мир. За какие-то паршивые две недели!
Высокое, необычное кирпичное здание по адресу ЛаРю, 1247, с фасадом, покрытым известняком, не вписывалось в окружающую индустриальную местность, как и я, стоя в самом центре всего этого кошмара.
Лужайка с тремя засохшими скелетообразными умирающими деревьями была ограждена решеткой из кованого железа тонкой работы. Многочисленные окна дома были замазаны черной краской. Позади здания находился огромный кратер, наполненный грязью. В’лейн не просто «сплющил» дольмен Гроссмейстера – о чем я его попросила в тот день, когда он подарил мне иллюзию игры в волейбол с Алиной на пляже – он взорвал его, напрочь стер с лица земли, оставив только зияющую дыру. Я сожалела, что не уточнила тогда, чтобы он уничтожил и дом тоже. Тогда я бы не стояла здесь, собираясь снова зайти туда и шагнутьв одно из этих Зеркал, которые напугали меня в первый раз. С другой стороны, Гроссмейстер всего лишь отправил бы меня в какое-нибудь другое ужасное место – в этом я была уверена.
Я поднялась по лестнице, открыла двери и вошла в элегантное фойе. Мои ботинки громко постукивали по чернобелому мраморному полу. Я прошла под мерцающим канделябром, мимо декоративной винтовой лестницы и бархатной мебели.
Я знала, что наверху находилась спальня Гроссмейстера с величественной высокой кроватью в стиле Людовика XIV, бархатными занавесками, великолепной ванной и невероятно просторной гардеробной. Я знала, что он носит высококачественную одежду и самую дорогую обувь. Знала, что у него отменный вкус во всем. Включая мою сестру.
Не было никакого смысла оттягивать неизбежное. Кроме того, я хотела войти и покончить с этим раз и навсегда, чтобы потом предъявить права на
мой
книжный магазин. Бэрронс просто ошарашил меня своим предложением. Я не знала, что было тому причиной. Прямо сейчас он, вернувшись в книжный магазин, ждал от меня фотографию. Его... компаньоны должны были последовать за мной. Я вошла в длинную гостиную для официальных приемов, стены которой были увешаны множеством огромных зеркал в позолоченных рамах. Я шла по комнате, проходя мимо мебели, за которую «Sotheby» и «Christie»
[44]
дрались бы до смерти.
Первое зеркало с правой стороны было полностью черным. Мне стало любопытно, закрыто ли оно. Оно казалось мертвым. Я всмотрелась в него. Чернота внезапно увеличилась и расширилась, и на мгновение я испугалась, что оно вырвется из своей позолоченной рамы, разрастется, как пузырь, и проглотит меня. Но в ключевой момент оно громко стукнуло, издало хлюпающий звук и сдулось. Немного погодя оно вздулось снова. Хлюпнуло. Сдулось. Я вздрогнула. Это было гигантское черное сердце, которое висело на стене и пульсировало.
Я двинулась дальше. Во втором зеркале показалась пустая спальня.
В третьем – тюремная камера с человеческими детьми. Через решетку они протягивали ко мне свои костлявые, бледные руки и смотрели умоляющими глазами. Я замерла. В этой тесной клетке их было около сотни или даже больше. Они были избитыми и грязными, в лохмотьях.
У меня не было времени на это. Я не могла позволить себе поддаться эмоциям. Я шагнула ближе к зеркалу и подняла руку, в которой держала сотовый, чтобы сделать снимок этого места, а позже, после того как вызволю своих родителей, заставить Бэрронса помочь мне найти его в Зеркалахи освободить их. Но как только я собралась нажать на кнопку, один из детей открыл рот и угрожающе клацнул жуткими зубами, которых не могло быть у человеческого ребенка. Я поспешила отойти, проклиная себя за то, что позволила эмоциям затуманить мой мозг.
Дэни говорила, что некоторые Невидимые заключали детей в тюрьму. С этой ужасной мыслью в голове я и заглянула в Зеркало и увидела его обитателей в свете собственного страха и беспокойства, которые и сделали за меня ошибочные выводы. Если бы я думала ясно, то заметила бы едва уловимую неправильность формы головы этих «детей», неестественную жестокость на их узких лицах.
Я не взглянула на четвертое зеркало и подошла прямо к пятому. Встав немного в стороне от него, так чтобы Гроссмейстер не заметил меня, я сделала снимок и послала его на сотовый Бэрронса, а затем засунула свой телефон в карман.
И только после этого позволила увиденномупоразить меня.
Место было вполне определенным.
Он был в
моей
гостиной, в моем доме, в Эшфорде, в штате Джорджия.
Гроссмейстер держал моих родителей привязанными к стульям, с кляпами во рту, а вокруг них стояла дюжина охранников, одетых в черное и красное.
Гроссмейстер находился в моем родном городе! Что он с ним сделал? Привел ли он с собой Тени? Разгуливали ли Невидимые прямо сейчас по улицам, поедая моих друзей?
Единственное место, которое я так старалась уберечь от опасности, и не смогла!
Я позволила В’лейну отвести меня туда, сдавшись перед собственной слабостью и не решаясь войти в свой собственный дом. Было ли это роковой ошибкой, которая привлекла внимание Гроссмейстера? Или он всегда знал и только сейчас воспользовался этим?
В зеркале, приблизительно в пятнадцати футах, разделявших нас, папа покачал головой. Его глаза обращались ко мне:
Не смей, малышка. Оставайся по ту сторону зеркала. Не смей обменивать себя на нас.
Как я могла? Именно
он
научил меня, что «у сердца свои причины, о которых разум не знает ничего» – это была единственная цитата Паскаля, которую я помнила. Никакие доводы в мире не заставят меня теперь развернуться и уйти, даже если мою спину не прикрывает Бэрронс. Я должна была пройти по этому канату даже без подстраховки внизу. Вчера вечером я выяснила имя своей биологической матери. Возможно, я даже начинала думать о себе как о Мак О'Коннор, но Джек и Рейни Лейн были моими мамой и папой и навсегда ими останутся.
Я подошла к стене. Глаза папы теперь стали дикими, и я знала, что если бы не кляп, он бы накричал на меня.
Я шагнула в Зеркало.
ЧАСТЬ
III
Однако мы зрим с трудом
в отражения и иносказания
, и истина, прежде чем явиться
перед нами
лицом к лицу, проявляется в слабых чертах (увы! с
к
оль не различимых!) среди общего мирского блуда, и мы утруждаемся, распознавая ее вернейшие знаменования также и там, где они всего темнее и якобы пронизаны чуждою волею, всецело устремленною ко злу.
«Имя розы»
Умберто Эко
[45]