Из жизни чайника-2

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава пятая
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11

Глава пятая


Однако, мне не спалось, в голову лезла всякая ерунда. Карина постоянно терроризирует меня нудным пересказом телепередач, в которых повествуется о разных современных ужасах. Например, о похищении людей с целью получения донорских органов. Или о незаконных опытах, связанных с насилием над психикой. Будь осторожен, дорогой, всякое может случиться. Хорошо, если только сотрут память и выбросят на какой-нибудь маленькой станции…

В том, что мысль материальна, я убеждался много раз. А уж если вслух постоянно твердить о возможных несчастьях, то и впрямь случиться может всякое. То есть, не исключено, что глупое бабье бормотанье стало своеобразной программой, которая внезапно осуществилась, и я оказался в этой комнате. Ах, не зря православные священники призывают избегать дурных мыслей! В сложившейся ситуации остаётся только пожалеть, что мне так и не удалось стать носителем истинных религиозных чувств…

Инстинктивно ощущаю наличие некой высшей силы, всемогущей, вездесущей и всеобъемлющей, и готов допустить, что имя этой силы — Всевышний. Догадываюсь, что познать Его невозможно, но, в то же время, уверен — связь этой силы с душой человека существует. Добро, любовь, благородство, милосердие, справедливость и остальные положительные качества — это и есть Божественное Начало, хотя, главным проявлением Всевышнего является человеческая совесть. Она не только фонарь, высвечивающий наши грехи (деяния против Бога, то есть добра, любви, благородства и далее по тексту), но и огонь, выжигающий из души нашей скверну.

В прихожей послышались лёгкие шаги, мягко скрежетнул замок, и кто-то осторожно постучал в дверь. Эти звуки вывели меня из мыслительного транса.

— Войдите,— крикнул я, поднялся с кровати и быстро подошёл к двери. Дверь приоткрылась, показался поднос, на подносе красовалась бутылка пива, рядом стоял высокий стакан и тарелки с кушаньями, которые распространяли очень аппетитный запах. Сразу вслед за подносом появилась миловидная женщина в белой, как у доктора, шапочке и таком же белом переднике. Под передником имелось отливающее светлыми бликами сиреневое платье.

— Здравствуйте,— приветливо, с улыбкой, сказала женщина.— Я вам кушать принесла. Не прогоните?

— Спасибо. Проходите.

Но женщина не двинулась с места. Какое-то время она стояла молча, осторожно оглядываясь через плечо, а потом сказала шепотом:

— Только не пытайтесь убежать, всё равно ничего не выйдет, потому что там, под лестницей…

И она снова оглянулась через плечо.

— Понял, не дурак,— буркнул я и отступил вглубь комнаты. Женщина прошла вперёд, опустила поднос на стол, быстро расставила тарелки.

— Ну, вот, кажется, всё, кушайте на здоровье.

После этого она очень доброжелательно посмотрела на меня и вдруг удивлённо округлила глаза.

— Ой! Это вы?

— Очень на это надеюсь,— сказал я и сел к столу.— Чему вы удивляетесь?

— Ну, как же! Ведь вы… супруг Карины Фроловны, а я сразу и не узнала. А ведь видела вас несколько раз на улице с Кариной Фроловной. Кушайте, кушайте на здоровье!

Бутылка была распечатана, я хлебнул прямо из горлышка, пиво оказалось свежим и холодным.

— Вы хотели сказать — Фло`ровной?

В течение года совместной жизни я ни разу не видел паспорт Карины, а сама она уверяла меня в том, что её папу звали Флором.

— Извините…— Женщина замялась, улыбка сошла с её лица.— Пока меня сюда не пригласили, мы работали вместе, и уж чего-чего, а отчество вашей … супруги знаю назубок.

— Шутка,— сказал я, пытаясь изобразить улыбку.— Скучно под замком, вот и пытаюсь… Да вы присаживайтесь, в ногах правды нет.

— Нет, нельзя, не положено. Мне надо идти, посуду заберу позже. Приятного аппетита!

Она быстро вышла из комнаты, тотчас послышалось мягкое скрежетанье замка, и я снова оказался взаперти. Единственным утешеньем служил стол с местными яствами, при виде этой скатерти-самобранки невольно вспомнились стихи Бернса:

У которых есть, что есть,

Те подчас не могут есть,

Ну, а те, кто могут есть,

Те сидят без хлеба.

А у нас тут есть, что есть,

Да, к тому же, есть, чем есть,

Значит, нам благодарить

Остаётся Небо!

Я основательно хлебнул из бутылки и приступил к трапезе. Размышлять с набитым ртом о высоких материях было как-то несподручно, и мысли мои обратились к Карине. Какова, однако, гусыня — Флоровна! Фроловной мы не можем, поди-ка, не деревня-матушка, культурные люди. Обманывать мужчину, с которым делишь кров, стол и ложе, пускать пыль в глаза ради мнимой значимости — это теперь называется культурой? Извините! — женщина может назваться Афродитой, но вряд ли это добавит ума или убавит целлюлита. И наоборот: если бы, например, Алису Фрейндлих звали Лукерья Потаповна, то это ничуть не умалило бы всенародной любви к выдающейся актрисе. Карина Флоровна, ха-ха! Странно, почему она не похвасталась тем, что её предком был Пьер Скрипкин…

Представив лицо Карины, я вдруг испытал чувство глубокого разочарования. Более того, я удивился своему терпению: эта женщина целый год жила в моём доме, контролировала каждый мой шаг, давала ценные указания, а я почему-то был вынужден выслушивать её разглагольствования по поводу совершенно неинтересных мне телепередач, астрологических прогнозов и автобусных новостей. Мне стало обидно, и я остервенело расправился с котлетой, без всякой жалости скидал в рот картофельное пюре и запил всё это остатками пива.

После обеда захотелось полежать, хорошенько обдумать свою прошлую жизнь, проанализировать события, сделать выводы. Но эта женщина — официантка или повариха — обещала забрать посуду. Почему-то не хотелось, чтобы она застала меня спящим. Значит, надо бодрствовать. Может быть, удастся узнать что-нибудь о причинах моего задержания, о дальнейших перспективах… А ещё можно попытаться выведать что-нибудь о Карине. Если она, Карина, схитрила в такой мелочи, как отчество, то, вполне возможно, есть и другие секреты, о которых я и не догадывался.

Шаги, замок, осторожный стук.

— Войдите!

Она вошла, снова приветливо улыбаясь.

— Вы уже покушали?

— Да, спасибо. Правда, не знаю, кого благодарить.

Она сделала вид, что не поняла намёка.

— Как вас зовут? — прямо спросил я.

— Вообще-то, в этом нет необходимости, я только прислуга,— ответила женщина и осторожно оглянулась на прикрытую дверь.— Но…

— Вот именно! — подхватил я.— Обед был очень вкусный, хотелось бы написать благодарность, поэтому, придётся вам представиться.

— Вам, правда, понравилось? — просияла она. Я кивнул.

— Ну, хорошо.— Она заговорила ещё тише.— Меня зовут Мария.

— Надеюсь, не Флоровна?

— Нет, просто Мария. Как в сериале, помните?

— Не помню,— честно признался я.

Она сложила посуду на поднос и собралась уходить.

— Скажите, Мария, вы, случайно, не знаете, за что меня сюда законопатили?

— Не знаю,— честно призналась она.— Мне кажется, что это какая-то ошибка. Впрочем, моё дело — готовить пищу, остальное меня не касается.

Сразу после этого она вышла из комнаты и заперла дверь. Мне почему-то стало грустно. Не оставалось ничего иного, как завалиться на кровать и вернуться к своим мыслям.

Нет сомнений в том, что Создатель существует, ведь кто-то должен был создать этот мир, это холодное и свежее пиво, эту женщину по имени Мария. Просто Мария — как это мило, наверно, зря я не смотрю сериалы… Существует и связь земного человека со Всевышним. Проще говоря, есть Бог-Отец и Бог-Дух Святой. А вот с верой в Бога-Сына лично у меня большие проблемы. Не являясь знатоком религии, подозреваю, что двоеперстие староверов связано именно с этим. Впрочем, мысль довольно сомнительная, а сомнение считается большим грехом. Утешает лишь то, что я не одинок в грехе сомнения и имею множество друзей по несчастью. Не зря Джон Фаулз высказал мысль о том, что умный человек может быть либо атеистом, либо агностиком. Действительно, сознание требует доказательств, а информация, предлагаемая священными писаниями, ничего, в силу своей непреодолимой противоречивости, не доказывает. Единственный выход из умственного тупика — вера. Не зря, кажется, Вольтер говорил, что вера есть единственное знание, не требующее доказательств.

Но почему одни верят и счастливы, а другие, при всём своём старании, не могут приобщиться к благодати? Мне кажется, что вера — это своего рода талант, врождённая способность, такая же, как, например, музыкальный слух. Того, кто им не обладает, бесполезно учить музыке. Объяснения, упражнения, уговоры — всё напрасно, не в коня овёс, медведь на ухо наступил, не в свои сани не садись… Но почему кому-то дан талант веры, а кто-то этого лишён? Объяснение может быть только одно: закон равновесия. Верующие и неверующие уравновешивают друг друга, нарушение баланса приводит либо к средневековому мракобесию, либо к советскому безбожию. Трудно сказать, что хуже, знаю только, что оптимальным вариантом является равновесие.

Я вдруг подумал, что в течение прошедшего года многие мои размышления заканчиваются мыслями о равновесии. Видимо, моя жизнь при всей её внешней устойчивости и плавности имеет некую разбалансировку, и сознание, связанное с основными подсознательными программами, таким образом сигнализирует о внутреннем сбое. И то сказать: так называемые «цельные натуры», живущие в гармонии с миром и собой, никогда не думают о равновесии. Да они вообще ни о чём не думают, природное равновесие, похоже, не предполагает такой опции организма…

Я не заметил, как моё сознание, утомлённое размышлениями о высоких материях, отключилось. Видимо, сразу после этой отключки я уснул. Более того, мне приснился сон, он состоял из двух основных компонентов: 1. женщина в отливающем светлыми бликами сиреневом платье и 2. не поддающееся точной формулировке желание, связанное именно с этой женщиной. Странный сон, если учесть, что я являюсь человеком без определённых желаний. В течение жизни от разных людей приходилось слышать признания типа: — Ах, как хочется стать лауреатом этого конкурса! Или: — Ох, сейчас бы рыбки солёненькой!... Я же всегда относился к жизни весьма индеферрентно: получил — спасибо, не получил — ну, и ладно. Поэтому, сон мой, вернее, его второй пункт, можно назвать неким новшеством.

Пробуждение удивило не меньше, чем сновидение. Никогда особо не верил вещим снам. Но этот стал частично сбываться сразу после того, как открылись мои глаза. Моя новая знакомая находилась совсем рядом, она осторожно протирала пол большой серой тряпкой, прикреплённой к «лентяйке» с длинным чернем салатного цвета. Стараясь достать до отдалённых уголков подкроватной территории, женщина наклонилась вперёд, и первое, что я увидел, была значительная часть её довольно заметного бюста. Верхний фрагмент композиции имел смуглый от загара оттенок, а чуть ниже открывались такие белоснежные тайны, что по всему моему телу пробежала сладкая судорога, похожая на средней мощности разряд электрического тока.

— Я вас разбудила? — испуганно прошептала женщина.

— Ничего, ничего,— пробормотал я сипловато-хрипловатым голосом, чувствуя при этом, что внезапный дефект звука возник явно не спросонья.

— Вы так хорошо спали.— Она медленно выпрямилась.— Не хотела тревожить, да вот — не получилось… Извините.

— Всё в порядке,— сказал я.— И вообще, мне непонятна причина вашего беспокойства. Я всего-навсего задержанный, заключённый, стоит ли извиняться перед зэком? Кстати, вы не узнали, за что меня законопатили?

Мария оглянулась на дверь и заговорила почти шёпотом.

— Пока ничего не известно, но… Я подавала обед охранникам и случайно услышала, что сегодня вечером приедет какой-то большой начальник. Мне показалось, что он приедет именно к вам.

— Интересно.— Я сел в постели и привалился спиной к стенке. Женщина отступила чуть назад, достала из кармана передника белую тряпочку и начала неспешно протирать стол. Было заметно, что ей не хочется уходить.

— А с моей вы долго работали? — спросил я, добавляя дополнительный повод задержаться.

— С Кариной Фроловной? — обрадовалась Мария.— Довольно долго. С ней приятно сотрудничать, она хороший специалист. А почему вы спрашиваете?

Я молчал, не зная ответа на этот простой вопрос. Действительно, почему? Не всё ли мне равно, каким специалистом является лукавая дочь Флора, который оказался Фролом…

— Если вы думаете, что…— она замялась и немного помолчала.— Так вы не думайте, Карина Фроловна порядочная женщина. Единственное, что она… что мы себе позволяли — выпить немного хорошего вина накануне праздничного дня. Ну, например, восьмое марта.

— Понимаю,— согласился я.— Святое дело.

— Ну, вот, кажется, всё,— сказала Мария довольно громко.— Отдыхайте, ужин не за горами.

И она ушла. Если честно, жаль было расставаться, но, с другой стороны, этот уход был кстати — выпитое за обедом пиво просилось наружу. Пришлось зайти в санузел. Через некоторое время можно было вернуться обратно, но вдруг неизвестно откуда послышались какие-то звуки, которые меня остановили. Хорошенько прислушавшись, я понял, что звуки доносятся из видневшейся под потолком вытяжки. Заняться всё равно было нечем, пришлось принести из комнаты стул и поставить его на дно ванны. Взгромоздившись босыми ногами на довольно мягкое сиденье, я приложил ухо к пластмассовой решётке.

Голоса были размытые, как у вокзальной дикторши, и, к тому же, гораздо более слабые, но кое-что можно было разобрать. Через некоторое время стало понятно, что разговаривают двое.

— А новая повариха ничего,— сказал первый.

— Да? — удивился второй.— Я и не заметил. А, эта… Погоди, погоди, она же старушка.

— Сам ты старушка,— не согласился первый.

— Ну, тебе видней. Тогда в чём дело, Гоша? Действуй-злодействуй.

— Глаза у неё шибко честные.

— У всех женщин глаза честные,— философски изрёк второй.— И что? Все монашки, что ли?

— Поживём — увидим…

После этого голоса смолкли, разговор привидений окончился. Покидая санузел, я оставил дверь открытой.