Geum.ru

* внутренний раздел *

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава XIII. НЕБЕСНЫЙ ПУТЬ [71]
В жизнь идет вместе с Небом.
Нет проклятья Небес.
Проникает в сердце Пути.
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   34

Глава XIII. НЕБЕСНЫЙ ПУТЬ [71]




Небесный Путь влечет по кругу, не воздвигая преград, и потому все сущее

свершает в нем свою судьбу. Путь предков влечет по кругу, не воздвигая

преград, и потому весь мир ему покорен. Путь мудрецов влечет по кругу, не

воздвигая преград, и потому все живое в пределах морей ему послушно.

Кто прозрел Небо, стяжал мудрость и познал тайну царственных предков,

тот в своих действиях неизменно покоен, даже сам того не замечая. Мудрец

покоен не потому, что считает покой добродетелью. Он покоен потому, что

ничто на свете не заронит тревогу в его сердце. Стоячая вода так покойна,

что в ней отразится каждый волосок на нашем лице, и она так ровна, что

послужит образцом даже для лучшего плотника. Если вода, будучи покойной,

способна так раскрывать природу вещей, то что же говорить о человеческом

духе? О, как покойно сердце мудрого! Оно есть ясный образ Неба и Земли,

зеркало всех вещей.

Пустота и покой, отсутствие образов и деяний -- вот основа Неба и

Земли, предел Пути и его жизненных свойств. Посему царственные предки и

истинные мудрецы пребывают в покое. Будучи покойными, они пусты. Будучи

пустыми, они наполнены [72]. Будучи наполненными, они держатся безупречно

[73]. Будучи пустыми, они покойны, в покое они движутся, в движении обретают

непреходящее. Будучи покойными, они предавались недеянию, а тот, кто не

действует, целомудрен, а тот, кто хранит целомудрие, избегнет забот и

несчастий и будет жить долго.

Пустота и покой, бесформенность и недеяние -- корень всех вещей. Знать

это, восседая на троне, -- значит быть правителем, подобным Яо. Знать это,

стоя лицом к северу [74], -- значит быть подданным, подобным Шуню. Обладать

этим, находясь наверху, -- значит иметь власть царственного предка и Сына

Неба. Обладать этим, находясь внизу, -- значит идти путем Сокровенного

мудреца, Неукрашенного государя. Обладай этим, живя в уединении и

затворничестве, и мужи рек и морей, гор и лесов склонятся перед тобой.

Обладай этим, возложив на себя заботу о мире, и ты возымеешь великие заслуги

и приведешь Поднебесную к единству. В покое мудрый, в деяниях царственный,

ты ничего не предпринимаешь, но окружен почетом, ты прост и безыскусен, но

никто в целом свете не сравнится с тобой красотой.

Прозреть воистину творящую силу Неба и Земли -- это и означает быть в

согласии с Небом в Великом Корне и Великом Истоке. Так приводится к

равновесию мир и достигается согласие среди людей. Согласие с людьми зовется

"человеческой радостью". Согласие с Небом зовется "небесной радостью".

Чжуан-цзы говорил: "О, мой учитель! Мой учитель! Ты сокрушаешь все вещи, а

не жесток, одариваешь милостью десять тысяч поколений, а не милосерден, ты

старше самой седой древности, а не стар, ты поддерживаешь небо и землю,

высекаешь все формы, а не искусен" [75]. Вот что называется "Небесной

радостью". А потому и сказано, что тот, кто познал радость Небес, --


В жизнь идет вместе с Небом.

В смерти превращается вместе с вещами.

В покое сливается с силой Инь.

В движении сливается с действием Ян.


А потому для того, кто познал радость Небес, --


Нет проклятья Небес.

Нет упреков людей.

Нет бремени вещей.

Нет возмездия духов.


И вот сказано: "В своих движениях -- как Небо. В своем покое -- как

Земля. Твердостью сердца правит всем миром. Дух его непреклонен, душа его

вечно бодрствует, и он твердостью сердца покоряет все вещи". Здесь говорится

о том, что мудрый пустотой и покоем овладевает Небом и Землей, постигает

природу всех вещей. Это и есть Небесная радость. Небесная радость -- это то,

благодаря чему сердце мудрого вмещает в себя всю Поднебесную.

Сила державных владык своим истоком имеет Небо и Землю, своим

господином -- Путь и полноту жизненных свойств, своим образцом -- Недеяние.

Тот, кто претворяет недеяние, с избытком обладает всем, что потребно для

управления Поднебесной. А тот, кто уповает на свои деяния, никогда не

возымеет власти над Поднебесной. Вот почему древние столь высоко ценили

недеяние. Если верхи претворяют недеяние, а низы им вторят, тогда низы ничем

не будут отличаться от верхов. Когда низы ничем не отличаются от верхов,

тогда нет и настоящих подданных. Если низы деятельны и верхи им вторят,

тогда верхи ничем не будут отличаться от низов. А когда верхи ничем не

отличаются от низов, тогда нет настоящего повелителя. Верхи должны недеянием

поставить себе на службу Поднебесную, а низы должны делами своими служить

Поднебесной. Таков неизменный порядок [76].

Посему те, кто в древности управляли Поднебесной, не искали применения

своему уму, даже если знания их охватывали Небо и Землю. Они не говорили от

себя, даже если постигли до конца природу вещей. Они не предпринимали

самочинных действий, даже если могли свершить любое дело в пределах морей.

Ведь Небо ничего не рождает, а вещи превращаются, Земля ничего не растит, а

вещи вызревают, державный владыка ничего не делает, а в мире все свершается.

Поэтому говорят: "Нет ничего одухотвореннее Неба, ничего богаче Земли и

ничего величественнее державного владыки". И еще говорят: "Могущество

державного владыки слито с Небом и Землей". Вот так можно сделать Небо и

Землю своей колесницей, пустить вскачь десять тысяч вещей и приставить к

делу всех людей.

Корень занимает высшее положение, а ветви -- низшее. Правитель -- это

главное, подданный -- второстепенное. В движении трех армий и войск пяти

родов -- верхушки добродетели. В наградах и порицаниях, выгоде и ущербе и

пяти наказаниях -- верхушки воспитания. В ритуалах и законах, числах и

мерах, титулах и званиях, сопоставлениях и расследованиях -- верхушки

правления. В звучании колоколов и барабанов, явлениях птичьих перьев и

бычьих хвостов [77] -- верхушки радости. В плаче и причитаниях и разных

траурных одеждах -- верхушки скорби. Эти пять верхушек следуют движениям

духа и волнению сердца. Учение о верхушках было и у древних, но его не

ставили на первое место.

Правитель идет впереди, а подданные за ним следуют. Отец идет впереди,

а сын за ним следует. Старший брат идет впереди, а младший за ним следует.

Мужчина идет впереди, а женщина за ним следует. Муж идет впереди, а жена за

ним следует. Быть благородным или презренным, первым или последним -- это

порядок Неба и Земли, мудрый берет его за образец. Небо высоко, а Земля

низко: их положения определены просветленностью. Весна и лето -- впереди, а

осень и зима -- позади: таков порядок смены времен года. Все вещи в своих

превращениях зарождаются, достигают расцвета и гибнут: таков путь перемен.

Небо и Земля заключают в себе высшую духовность, а все же устанавливают

различия между почтенным и презренным, предшествующим и последующим. Что же

говорить о Пути Человека! В родовом храме чтут предков, при царском дворе

чтут знатных, в деревнях чтут старейших, а в делах людских -- достойных.

Таков всеобщий Путь. Говорить о Пути, но отвергать его порядок -- значит

отвергать и сам Путь.

Поэтому древние мужи, постигшие Великий Путь, сначала прозревали Небо,

а Путь и его свойства шли следом. Когда Путь и его свойства были явлены

воочию, следом шли человечность и долг, потом -- удел каждой вещи, потом

формы и имена, потом предписания и обязанности, потом изучение и

расследование, потом суждение об истинном и ложном, потом награды и

наказания. А после того как стали явными награды и наказания, умные и

глупые, благородные и презренные, достойные и ничтожные заняли подобающие им

места и каждому был предписан его непреложный удел, соответствующий его

способностям. И с той же непреложностью каждому было определено его

назначение, соответствующее его званию. Так служили государю, так заботились

о подданных, так поддерживали порядок в мире, так совершенствовали себя. К

хитрости и расчету не прибегали, ибо в каждом деле уповали лишь на небесное

в себе. Это и называлось Великим Равновесием, вершиной правления.

В книгах говорится: "Есть образы, и есть имена". Хотя образы и имена

существовали и в древности, люди в те времена не ставили их на первое место.

Когда древние рассуждали о Великом Пути, об образах и именах речь заходила

лишь на пятой ступени, а на девятой ступени полагалось говорить о наградах и

наказаниях. Начать наставления с образов и имен -- значит не понимать

основы. Прежде времени толковать о наградах и наказаниях -- значит не

понимать их истока. Те, кто судят наперекор Пути, должны сами находиться под

началом других, разве могут они управлять другими! Прежде времени толковать

об образах и именах, наградах и наказаниях -- значит обладать лишь орудиями

правления, но не Путем правления. Так можно служить миру, но нельзя

заставить мир служить себе. О таких говорят: "Искусные спорщики -- у каждого

свой любимый уголок". Ритуалы и законы, числа и меры были и у древних людей,

но лишь для того, чтобы служить верхам, а не для управления низами.

В старину Шунь спрашивал у Яо: "Какие старания прилагает небесный

государь?"

-- Я презираю безропотных, не отворачиваюсь от бедных, скорблю об

умерших, радуюсь новорожденным и жалею женщин, -- ответил Яо.

-- Это все хорошо, -- сказал Шунь, -- а все-таки для истинного величия

еще недостаточно.

-- Что же я должен делать? -- спросил Яо.

-- Небесное Совершенство рождает возвышенный покой, солнце и луна

излучают свет, и времена года сменяют друг друга, как бегут друг за другом

день и ночь. Дождь идет, когда соберутся облака!

-- О, как я был суетлив! -- воскликнул Яо, услыхав эти слова. -- Ты

соединяешься с Небом, я же ищу единения с людьми.

-- Древние считали великими Небо и Землю, а достойными восхищения --

Желтого Владыку, Яо и Шуня. Что же в таком случае делали те, кто в

стародавние времена владели Поднебесной? Они были Небом и Землей -- только и

всего!

Шичэн Ци встретился с Лао-цзы и спросил его: "Я слышал, что вы,

учитель, мудрый человек. Так мог ли я устрашиться дальнего пути и не прийти

к вам? Я миновал сотню постоялых дворов, натер на ногах мозоли, ни разу не

позволил себе отдохнуть. И теперь, увидев вас, я вижу, что вы вовсе не

мудрец. У мышиной норки разбросаны объедки, а забывать о своих младших

братьях -- немилосердно! У вас предостаточно и сырого и вареного, а вы все

накапливаете, не умея сдержать себя".

Лао-цзы промолчал с равнодушным видом. На следующий день Шичэн Ци снова

пришел к Лао-цзы и сказал: "Вчера я посмеялся над вами, а вот сегодня

раскаиваюсь, почему это?"

-- Я и сам думал, что избавился от тех, кто легко распознает людей

одухотворенных и мудрых. Назови ты меня вчера быком, я был бы быком. Назвал

бы ты меня лошадью -- и я был бы лошадью. Если люди дают имя какой-то

сущности, то, не приняв этого имени, навлечешь на себя беду. Я покорился

потому, что хотел покориться. Я покорился, не думая о том, чтобы быть

покорным.

Шичэн Ци, склонившись, пошел наискось, стараясь не наступить на свою

тень, вошел в дом, не сняв сандалий, и спросил о том, как ему лучше

совершенствоваться.

-- Ты держишься надменно и смотришь дерзко, -- ответил Лао-цзы. --

Черты лица у тебя грубые, речи дерзкие, вид самодовольный. Кажется, вот-вот

помчишься, вскачь, словно конь, а все стараешься удержать себя. Движения у

тебя резкие, взгляд придирчивый, ум расчетливый, -- уж больно ты в себе

уверен. Доверять тебе не будут. Таких, как ты, повсюду много, и зовут их

ворами.

В мире Великий Путь ценят благодаря книгам. Но в книгах нет

ничего, кроме слов, и, стало быть, ценят в мире слова. Слова же ценят за то,

что в них есть смысл. Но смысл откуда-то приходит, а уж это невозможно

выразить словами. И все-таки в мире ценят слова и передают их в книгах.

Пусть в мире их ценят, я же не считаю их ценными. Ведь ценят их не за то,

что есть в них действительно ценного. Ибо видеть глазами можно только образ

и цвет. Слышать ушами можно только имена и звуки. Увы! Люди в мире полагают,

что образов и цветов, имен и звуков довольно для того, чтобы понять природу

другого. На самом же деле образов и цветов, имен и звуков недостаточно для

того, чтобы понять природу другого. Поистине "знающий не говорит, говорящий

не знает"! [78] Но кто в мире может это понять?

Царь Хуань-гун читал книгу в своем дворце, а у входа во дворец

обтесывал колесо колесник Бянь. Отложив молоток и долото, колесник вошел в

зал и спросил: "Осмелюсь полюбопытствовать, что читает государь?"

-- Слова мудрецов, -- ответил Хуань-гун.

-- А мудрецы те еще живы? -- спросил колесник.

-- Нет, давно умерли.

-- Значит, то, что читает государь, -- это всего только шелуха душ

древних людей.

-- Да как смеешь ты, ничтожный колесник, рассуждать о книге, которую

читаю я -- единственный из людей? Если тебе есть что сказать, то говори, а

нет -- так мигом простишься с жизнью!

-- Ваш слуга судит об этом по своей работе, -- ответил колесник. --

Если я работаю без спешки, трудностей у меня не бывает, но колесо получается

непрочным. Если я слишком спешу, то мне приходится трудно и колесо не

прилаживается. Если же я не спешу, но и не медлю, руки словно сами все

делают, а сердце им откликается, я об этом не сумею сказать словами. Тут

есть какой-то секрет, и я не могу передать его даже собственному сыну, да и

сын не смог бы перенять его у меня. Вот почему, проработав семь десятков лет

и дожив до глубокой старости, я все еще мастерю колеса. Вот и древние люди,

должно быть, умерли, не раскрыв своего секрета. Выходит, читаемое государем

-- это шелуха душ древних мудрецов!

Когда Конфуций поехал на запад, чтобы поместить свои книги во дворце

Чжоу, его ученик Цзы-Лу советовал ему:

-- Я слышал, что среди хранителей исторических записей в Чжоу есть

некий Лао Дань, который уже оставил службу и живет в уединении. Если вы

хотите поместить в хранилище свои книги, вам лучше обратиться к нему.

-- Хорошо, -- ответил Конфуций и отправился с визитом к Лао Даню, но

тот не дал разрешения принять книги.

Тогда Конфуций стал разъяснять Лао Даню смысл всех двенадцати канонов.

-- Ты слишком многословен, -- прервал Лао Дань Конфуция. -- Я хочу

услышать главное.

-- Главное заключается в человечности и долге, -- сказал Конфуций.

-- Позвольте спросить, относится ли человечность и долг к природе

человека?

-- Конечно! Ведь благородный муж коли не человечен -- значит, не

созрел; коли не знает долга -- значит, в жизнь не вошел. Человечность и долг

-- это поистине природа настоящего человека. Каким же еще ему быть?

-- А позвольте спросить, что вы понимаете под человечностью и долгом?

-- В сердце своем находить удовольствие в бескорыстной любви ко всем --

вот сущность человечности и долга.

-- Ах вот как! -- отозвался Лао Дань. -- Твои последние слова меня

настораживают. В стремлении любить всех подряд есть что-то подозрительное. А

в желании всегда быть бескорыстным есть своя корысть. Вы, кажется, хотите,

чтобы мир не утратил своей простоты? Так посмотрите вокруг: Небу и Земле

свойственно постоянство, солнцу и луне свойственно излучать свет, звездам

свойственно составлять созвездия, зверям и птицам свойственно собираться в

стаи, деревьям свойственно тянуться вверх. Если бы вы, уважаемый, дали

свободу своим жизненным свойствам, вы бы уже давно достигли истины. К чему

эта суета вокруг человечности и долга? Вы похожи на человека, который бьет в

барабан, разыскивая беглого сына. Вы вносите смуту в души людей -- только и

всего!

Учитель сказал: "Путь не имеет конца среди наибольшего и не теряется

среди наименьшего. Благодаря ему все вещи становятся такими, какие они есть.

Столь обширен он, что вмещает в себя все сущее! Столь глубок он, что

невозможно измерить его! Наказания и добродетели, человечность и долг --

только зримые конечности духовного. Кто, как не Высший Человек, расставит их

по местам?

Для Высшего Человека владение миром -- большое дело, но и оно не

обременяет его. Все в мире добиваются власти, он один не соперничает с

другими. Он не имеет в себе изъяна и потому не влечется за вещами. Он

прозревает подлинное в вещах и потому всегда верен корню всего сущего. Так

он может пребывать за пределами Неба и Земли, возноситься над всей тьмой

вещей, и дух его никогда не ведает стеснений.


Проникает в сердце Пути.

Соединяется с силою жизни.

Упраздняет человечность и долг.

Забывает о церемониях и музыке.


Сердце Высшего Человека не изменяет своему постоянству!"