Льюис хроники нарнии. Письма детям. Статьи о нарнии
| Вид материала | Документы |
- Нарнии: Лев, 615.27kb.
- Клайва Степлза Льюиса «Хроники Нарнии» Мое знакомство с книгой «Лев, Колдунья и платяной, 49.86kb.
- Анализ мифологических и религиозных архетипов в фэнтезийных циклах К. Льюиса «Хроники, 84.64kb.
- Клайв Стейплз Льюис. Письма баламута книга, 1278.41kb.
- А. Н. Майкову Ответ на стихи его: «Полонский! суждено опять судьбою злою…», 133.17kb.
- В. А. Сухомлинский. Сердце отдаю детям Рождение гражданина, 10155.76kb.
- Исторические хроники Островского, 390.64kb.
- Письма Тимофея Степановича и Марьи Николаевны Аксаковых (1818-1835) с предисловием, 507.97kb.
- Всоответствии с пунктом 2 статьи 13, пунктами 1, 4 статьи 14, пунктом 1 статьи 16,, 174.1kb.
- Дружеские письма Василия Великого, 838.09kb.
Клайв Стейплз ЛЬЮИС
ХРОНИКИ НАРНИИ.
ПИСЬМА ДЕТЯМ.
СТАТЬИ О НАРНИИ.
М.: СП «Космополис», 1991. — 688 с.
Перевод: О.Б.Бухина, Г.А.Островская, Н.Л.Трауберг, Т.А.Шапошникова, Е.Доброхотова-Майкова, Н.Будина.
Художник: Д.Дэвидсон.
Карты: С.Смит, П.Бейнс.
Предисловие: С.Л.Кошелев.
Послесловие: диакон А.Кураев
АНОНС
«Хроники Нарнии» К.Льюиса знает и любит весь мир. Известный английский писатель и богослов, ближайший друг знаменитого Дж.Р.Р.Толкиена, создал хронику удивительной страны Нарнии, населил ее великанами и гномами, драконами и кентаврами и дал детям право устанавливать законы и защищать добро и справедливость. Там «огнегривый лев», властвующий над миром, учит своих возлюбленных детей побеждать драконов корысти и зла в себе, учит не бояться жить, учит отличать Добро от Зла и Правду от Лжи.
Помимо самих «Хроник», в настоящее издание включены письма К.Льюиса детям, его статьи о Нарнии («Три способа писать для детей», «Иногда лучше рассказать обо всем в сказке», «О вкусах детей», и «Все началось с образов…»), а также статья диакона Андрея Кураева «Закон Божий и „Хроники Нарнии“» и предисловие С.Л.Кошелева «К.С.Льюис и его „Страна Чудес“».
Кроме того, в этом издании мной (OCR-корректором) полностью переведены на русский язык карты ко всем «Хроникам» и составленная самим К.Льюисом «История Нарнии, насколько она известна». Исправлены также мелкие неточности и разночтения в переводах самих «Хроник».
Издание иллюстрировано 38 работами художницы Дон Дэвидсон и набросками самого К.Люиса.
С.КОШЕЛЕВ
К.С.ЛЬЮИС И ЕГО «СТРАНА ЧУДЕС
Когда в 1978 году в издательстве «Детская литература» вышла в свет сказка К.С.Льюиса «Лев, колдунья и платяной шкаф», редакция адресовала ее детям «младшего возраста». Нет сомнения, что малыши с радостью приняли эту книгу, давно уже ставшую редкостью. Но думается, что «Хроники Нарнии» (а «Лев, колдунья и платяной шкаф» — вторая часть этого цикла) доставят радость не только самым маленьким. Сам Льюис считал, что книга для детей, которая нравится только детям, — плохая книга. Имея это в виду, я постараюсь рассказать в предисловии о вещах, интересных и детям, и взрослым.
«Я писал такие книги, какие мне самому хотелось бы прочесть, — заметил как-то автор „Хроник Нарнии“. — Именно это всегда побуждало меня взяться за перо. Никто не желает писать книги, которые мне нужны, так что приходится это делать самому…» В этих, может быть, полушутливых словах Льюиса чувствуется горечь, овладевавшая им при мысли о приземленности современной культуры, утратившей стремление к высотам духа, отказавшейся от полета фантазии и чувства необычайного. При встрече с чудом человек XX века либо теряется, либо пытается рационально его объяснить, заключить безграничный мир в «изящный компендиум» научных теорий, в котором можно покойно и уютно провести жизнь, ни разу не ощутив дуновения свежего ветра.
Один из малопривлекательных (поначалу) персонажей пятой хроники, Юстэс Кларенс Вред, никогда не читал нужных книжек, зато прочел массу ненужных. В результате он был уверен, что звезды — это шары из пылающего газа. Каково же было изумление Юстэса, когда он услышал: пылающий газ — не звезда, а всего лишь то, из чего она сделана. Великолепие ночного неба, холодные иглы звезд, восторг перед величием мироздания — всего этого не объяснишь естественнонаучной теорией, сколь бы корректна она ни была. Конечно, научные истины существуют и занимают подобающее им место в картине мира. Но есть истины, для постижения которых научные теории не дадут ничего. Странное, двойственное существо — человек! Помимо разума он обладает еще и душой, и она, порою без всяких логических обоснований, чувствует и воспринимает такое, что разуму и не снилось. Сон разума не всегда рождает чудовищ — бывает, что рождает он высокие озарения красоту, превосходящую пределы научного понимания.
Льюис — человек своего века, но достаточно зоркий, чтобы ясно видеть недостатки современности. Любви к своему времени и в особенности к культуре XX (и в большой степени XIX) века он не питал. Известно, что, будучи членом ученого совета одного из оксфордских колледжей, он долгое время вел безрезультатную борьбу за исключение из студенческого расписания курсов литературы ХIX-XX веков и расширение преподавания древней и средневековой литературы.
Льюис недаром был в претензии к современной культуре. Упадок воображения и фантазии в литературе XX века очевиден. Даже научная фантастика — ветвь литературы, к которой Льюис всегда проявлял особое внимание, — в большинстве своих образцов достаточно бескрыла. По выражению Дж.Р.Р.Толкиена, близкого друга Льюиса, фантасты в основном заняты тем, что заставляют осточертевшие механические игрушки бегать все быстрее и быстрее, а идеалы их идеалистов, сводятся, самое большее, к тому, чтобы построить несколько городов под стеклянными крышами на других планетах. Лишь немногим писателям нашего века внятны звуки рога Эльфийской Страны. Среди них почетное место занимают сам Льюис и его ближайшие друзья и собратья по перу — Дж.Р.Р.Толкиен и Чарльз Уильямс. Знакомство советского читателя с Толкиеном уже отчасти состоялось; время Уильямса, видимо, еще не пришло. Льюиса мы сейчас практически впервые открываем для себя1.
Клайв Стейплз Льюис родился 29 ноября 1898 года в Белфасте в семье стряпчего. Трудно себе представить более несходных по складу характера людей, чем отец и мать Джека (так Льюиса прозвали домашние, и так же потом называли друзья до конца жизни). Спокойная, ровная, веселая мать — и отец, унаследовавший от своих предков, валлийских фермеров, бурный темперамент, легко переходивший от припадков буйного гнева к приливам сентиментальной нежности. Неуравновешенность отца пугала Джека, и он приучил себя сторониться эмоций, подходить к жизни разумно и критически. Навык критического подхода, вероятно, сказался, когда Льюис выбрал для себя карьеру ученого, но недоверие к эмоциональной жизни он позже утратил.
Однако еще сильнее, может быть, чем родители, повлиял на Джека дом, в который семья переехала, когда мальчику было семь лет. Прочитав описание дома профессора Керка в «Льве, колдунье и платяном шкафе», вы увидите его, как наяву. Льюис и сам вспоминал, что его сформировали как личность длинные коридоры, пустые, залитые солнцем комнаты, экспедиции на чердак… А кроме того, дом был завален книгами. Родителей никогда не интересовало, что читает сын, и он выбирал тома по своему вкусу — это были как раз те книги, которые совершенно не привлекали отца с матерью. Конан Дойль, «Янки при дворе короля Артура», «Путешествия Гулливера» остались в его памяти рядом с классиками детской литературы Англии Эдит Несбит и Беатрикс Поттер.
Одинокий, по-детски скрытный, романтичный Джек и сам потянулся к писательству. Сыграл свою роль и врожденный физический недостаток (у него плохо двигался большой палец), не позволявший заняться тем, что мы назвали бы сейчас «техническим творчеством». «Я мечтал сооружать вещи своими руками: корабли, дома, моторы, — вспоминал Льюис, — но вместо этого пришлось писать рассказы». Мальчик очень любил животных, они-то и стали его первыми героями. В «Покорителе Зари» Льюис обмолвился, что почти у всех людей есть потайная страна. Самолично изобретенная страна была в детстве и у него. Впрочем, он ни от кого ее особенно не скрывал и охотно делился с родителями и старшим братом рассказами о событиях в этом государстве, которое он назвал Страной Животных или Боксеном. С каждым новым рассказом Страна Животных разрасталась, населялась разнообразными существами, обретала историю, географию, политику…
Велик соблазн поспешно заключить, что Нарния — это Боксен повзрослевшего Льюиса. Увы, параллель оказывается поверхностной. Нарния — Страна Чудес (об этом речь еще впереди). В Боксене никаких чудес принципиально не происходит. Под масками животных скрываются персонажи, заимствованные, скорее всего, из обычных разговоров между домашними. В Мыши, к сожалению, нет ничего мышиного, в Зайце — ничего заячьего… Их прозаическая жизнь кружится в орбите повседневных интересов: газетные сплетни, деньги, политика, карьера… Странный набор для романтичного ребенка!
Разгадку можно отыскать в автобиографии Льюиса2. На ее страницах вырисовывается образ мальчика, жизнь которого проходила как бы на двух уровнях — «внешнем» и «внутреннем», уровне интеллекта и уровне воображения. Прямое воплощение «внешней» жизни — Страна Животных, о которой он писал, в общем-то, достаточно открыто. «Внутренняя», скрытая жизнь Льюиса — история ощущения, которое он позднее назвал Радостью.
Радость — понятие, ключевое для духовного развития и творчества Льюиса. Не уяснив, что это такое, не разобраться и в «Хрониках Нарнии». По словам самого писателя, Радость — это «неудовлетворенное стремление, которое само по себе более желанно, чем удовлетворение любого другого стремления», иными словами, захватывающий дух порыв к чему-то неопределенному, но высокому и прекрасному. Это особое чувство он неоднократно испытывал с детства, оно во многом определило его психическую жизнь и философские искания. Испробовав множество вариантов, Льюис, наконец, нашел удовлетворение своих стремлений в христианстве. Впрочем, христианство для него — не тихая пристань, а утверждение смысла и цели мироздания и человеческой жизни, открытое признание тех принципов, которые мы сейчас гордо зовем «общечеловеческой моралью».
Но от первых мальчишеских ощущений Радости до обращения к христианству очень неблизко. И, конечно, не только внутренние ощущения, но и внешние события определили позицию будущего писателя и мыслителя. Жестокость и садизм воспитателей в школе, куда десятилетний Джек попал после смерти матери, откликаются саркастическими замечаниями в адрес современных школ в «Хрониках Нарнии». Зато глубочайшее уважение Льюис питал к У.Т.Керкпатрику, у которого обучался частным образом в 1914–1917 годах. Давний интерес своего ученика к северной (скандинавской и древнегерманской) мифологии и литературе Керкпатрик развил в любовь к классической античности и глубокое знание древних языков. Добрые воспоминания об учителе легли в основу образа профессора Керка в «Льве, колдунье и платяном шкафе» и «Последней битве» — это, конечно, самый обаятельный из взрослых персонажей во всех «Хрониках Нарнии».
В 1917 году Льюис стал студентом Оксфордского университета, но не успел приступить к занятиям, как последовал призыв на военную службу. Шла мировая война, и тысячи молодых англичан гибли на полях сражений… Льюису повезло, он остался в живых, хотя и был ранен в битве при Аррасе. Если судить по его воспоминаниям, война не оставила на нем заметного следа: Льюис о ней почти не пишет. Но многое говорит о другом. Да, Льюис не стал человеком «потерянного поколения», прошедшая война не превратилась для него в навязчивую идею. Но она стала главной темой стихов, которые он пишет и издает на рубеже 10-х и 20-х годов, она подтолкнула в определенном направлении его духовное развитие, наконец, резко изменила и его личную жизнь: на протяжении примерно тридцати лет Льюис нежно заботился о матери погибшего боевого товарища, которая, может быть, заменила ему собственную, рано умершую мать. Думается, неприязнь писателя к своему времени в немалой степени связана и с тем, что это век мировых войн.
С 1919 года Льюис надолго связал свою судьбу с Оксфордским университетом. Сначала — студент-филолог, а затем на протяжении почти тридцати лет — преподаватель английского языка и литературы в оксфордском колледже Магдален, он быстро завоевал уважение коллег и любовь студентов. По отзывам современников, Льюис был одним из самых популярных лекторов Оксфорда, аудитории на его курсах буквально ломились от наплыва желающих приобщиться к знаниям.
Университетская жизнь Льюиса бедна внешними событиями, но чрезвычайно интенсивна в духовном и творческом отношении. Нажитый жизненный опыт, философские раздумья о фундаментальных вопросах бытия — все это перерабатывается, сплавляется в монолитный мировоззренческий комплекс и воплощается в филологических и богословских трудах и в художественных произведениях. Три грани творчества Льюиса тесно связаны между собой, и границы между ними условны. Ученый-филолог, знаток классической и средневековой литературы, постоянно присутствует в «Хрониках Нарнии». Льюис-богослов и пламенный проповедник ощутим и в ученых трудах («Аллегория любви», 1936; «Предисловие к «Потерянному раю», 1942), и в романах, которые западные критики часто (и ошибочно) называют «научно-фантастическими», да и в других художественных книгах.
Собственно художественное наследие Льюиса сравнительно невелико. Если не считать двух ранних томиков стихов, слабо связанных с последующим творчеством, льюисов «канон» составляют «космическая трилогия» (1938–45), роман «Когда обретем лица» (1956) и «Хроники Нарнии» (1950–56). Правда, к этим произведениям примыкают также «Письма Скрутейпа» (1942)3 и «Расторжение брака» (1945)4, сочетающие черты богословской и художественной литературы. «Письма», кстати, принесли Льюису широкую известность у читающей публики, из-за чего университетское начальство, с подозрением относившееся к «дешевой популярности», начало косо посматривать на своего преподавателя. «Космическая трилогия» подлила масла в огонь, и Льюиса несколько раз забаллотировали при выборах на должность профессора. В Оксфорде, которому было отдано столько лет, стать профессором ему так и не удалось. Для этого пришлось перебраться в Кембридж, где коллег не так раздражал литературный успех.
«Письма Скрутейпа» — своего рода «катехизис навыворот». Пожилой, умудренный опытом черт поучает неоперившегося племянника, как вернее соблазнять людей и ввергать их прямиком в лапы Сатаны. Морализаторский заряд книги очевиден, но она связана и с традициями английской сатиры, заставляя вспомнить памфлеты непримиримого Джонатана Свифта и особенно книги Уильяма Теккерея.
«Космическая трилогия» менее традиционна. Льюис дал в ней волю своему воображению, создав не просто правдоподобные, а почти физически осязаемые картины других миров — Марса и Венеры. Мне кажется, в этих трех романах («За пределы Безмолвной Планеты», 1938; «Переландра», 1943; «Мерзейшая мощь», 1945) писатель стоит ближе всего к знаменитой эпопее Дж.Р.Р.Толкиена «Властелин Колец». Толкиен, тоже оксфордский филолог, провозглашал наивысшей формой литературного творчества «создание вторичных миров». Несомненно, он повлиял на своего коллегу и друга. Оба — и Толкиен, и Льюис — входили в кружок университетских деятелей, называвших себя «Инклинги»5, где на еженедельных собраниях за кружкой пива происходили жаркие научные, литературные и богословские дискуссии, читались вслух главы из создаваемых произведений. Еще одним «Инклингом» был Чарльз Уильяме, прославившийся как автор мистико-фантастических романов и поэм о временах короля Артура. Современные исследователи чаще всего рассматривают творчество Льюиса, Толкиена и Уильямса в одном ряду, хотя между писателями есть и значительные различия.
Возвращаясь к романам «космической трилогии», надо сказать, что, следуя в целом толкиеновскому принципу, Льюис все же несколько изменяет его. В результате «вторичные миры» трилогии приобретают особый характер. Сам Льюис писал: «Чтобы создать правдоподобный и не безразличный читателям «иной мир», следует воспользоваться единственным «иным миром», который нам известен, — миром духа». Марс в романе «За пределы Безмолвной Планеты» и Венера в «Переландре» — не просто старая и молодая планеты, населенные древней и юной расами. Они — звенья в цепи гармоничного мироздания, имеющего смысл и благую цель. Из этой цепи выпадает лишь Земля — Тулкандра, Безмолвная Планета, молчание которой нарушает гармонию музыки сфер и свидетельствует о том, что власть здесь принадлежит Злу. В последнем романе трилогии разворачивается титаническая борьба сил Добра и Зла. Ареной столкновения служит Солнечная система, а ставка в битве — существование всего живого. Конечно, это не «научная фантастика». В образах и ситуациях, созданных Льюисом, отчетливо ощущается аллегоризм, позволяющий увидеть за «космической трилогией» очертания Священного писания. Но — и в этом особое мастерство писателя — романы трилогии не исчерпываются своим иносказательным смыслом. Их герои и события, в которых эти герои участвуют, представляют самостоятельную художественную ценность. Имея это в виду, можно говорить о «космической трилогии» Льюиса как об одном из классических образцов философской фантастики, где философские построения не затмевают и не вытесняют собственно художественного постижения жизни.
Таким же философско-художественным характером отличается и роман «Когда обретем лица» — сложная, порою двусмысленная, держащая читателя в постоянном напряжении обработка древней сказки об Амуре и Психее.
«Когда обретем лица» — единственный роман, написанный Льюисом после переезда в Кембридж. Здесь на него свалилось немало забот. Поздний брак, омраченный тяжелым недугом жены, воспитание двух приемных детей, напряженная научная работа, продолжавшаяся до последних лет жизни, — все это, видимо, не оставило стареющему писателю сил для создания новых литературных произведений.
Умер Льюис 22 ноября 1963 года, не дожив всего недели до 65 лет. По странному, но, может быть, многозначительному совпадению, в этот же день прозвучали роковые выстрелы в Далласе.
* * *
Пора повести разговор о «Хрониках Нарнии». Но при этом мне вовсе не хочется лишать читателя удовольствия от знакомства с самими повестями, пересказывать их или пытаться однозначно истолковать. Поэтому постараюсь ограничиться некоторыми замечаниями, которые касаются истории создания «Хроник Нарнии» и их важных особенностей.
Позволю себе привести обширную цитату, где Льюис описывает, как он создавал свои произведения.
«В каком-то смысле мне никогда не приходилось „создавать“ историю… Я вижу картины. Некоторые из них чем-то — может быть, запахом — похожи друг на друга, и это их объединяет. Не нужно им мешать — наблюдай тихонько, и они начнут сливаться воедино. Если очень повезет (со мной так еще не бывало), целая серия картин сольется до того здорово, что получится готовая история, а писателю ничего и делать не придется. Но чаще (это как раз мой случай) остаются незаполненные места. Вот тут-то самое время подумать, определить, почему такой-то персонаж в таком-то месте делает то-то и то-то. Я представления не имею, так ли работают другие писатели и вообще так ли нужно писать. Но я по-другому не умею. У меня первыми всегда появляются образы».
Именно так и произошло с «Хрониками Нарнии». Повесть «Лев, колдунья и платяной шкаф» (она была написана первой) началась с воображаемой картины: фавн с зонтиком в заснеженном лесу. Льюис вспоминал, что этот образ преследовал его с шестнадцатилетнего возраста. Гораздо позже появилась другая картина — королева в санях, запряженных северными оленями — и, наконец, образ льва. Когда Льюис начинал писать первую сказку, никакого льва не было еще и в помине, и книга никак не «вырисовывалась». Зато с появлением Аслана головоломка сложилась сама собой, все картинки встали на место. Аслан будто потянул за собой все семь повестей о Нарнии, и они легли на бумагу сравнительно быстро и легко.
Другой вопрос, почему Льюис — крупный ученый, автор ряда вполне «взрослых» книг — вообще обратился к сказке. Конечно, литературная сказка имеет в Англии славные традиции, и среди любимых писателей Льюиса не последнее место занимают сказочники — например, мало известный у нас, но широко популярный в Англии Джордж Макдональд, создавший во второй половине XIX века целый ряд сказочных романов и повестей. Внимание Льюиса к сказке и мифу, несомненно, подстегивалось и его интересом к классической и средневековой литературе, и постоянным общением с Толкиеном и Уильямсом. Но у Льюиса были и другие причины написать серию именно сказочных повестей. Об этих причинах он высказался лаконично: «Волшебная сказка — самый подходящий жанр, чтобы выразить то, что я хотел сказать».
Когда имеется такое прямое указание автора, вряд ли есть смысл пытаться объяснить за него, «что он хотел сказать». Так или иначе, кажущаяся простота сказок не помешала Льюису вместить в них свои сокровенные мысли. «Хроники Нарнии» — своего рода средоточие выношенных и выстраданных помыслов, идей и умозаключений автора.
Повести создавались не в том порядке, в котором Льюис их хронологически разместил для чтения. Первой была написана сказка «Лев, колдунья и платяной шкаф», в том же 1949 году за ней последовал «Принц Каспиан». Наиболее продуктивным оказался 1950 год, когда одна за другой были созданы «Покоритель Зари», «Конь и его мальчик» и «Серебряное кресло». Льюис завершил свой труд двумя обрамляющими повестями, которые рисуют начало и конец истории Нарнии: «Племянник чародея» (1951) и «Последняя битва» (1953). Первая публикация цикла относится к 1950–56 годам.
Я уже упомянул выше о кажущейся простоте сказок. Она именно кажущаяся, потому что на самом деле «Хроники Нарнии» — цикл многоплановый, допускающий возможность разнообразного восприятия. Ведь писал же Льюис: «От того, что ты за человек и откуда смотришь, зависит, что ты увидишь и услышишь».
Проще всего прочитать «Хроники» как приключенческие повести, где рассказ об отважных и удачливых героях обильно сдобрен чудесами и волшебством. Наверно, большинство читателей именно так и воспримут сказки Льюиса — и это будет увлекательное чтение, потому что автор — отличный рассказчик, от его книг не так-то легко оторваться. Но стоит заглянуть поглубже — и мы увидим, что события повестей — не просто приключения ради приключений. Перед героями постоянно встают вопросы морального выбора, и от того, как эти вопросы решаются, зависит судьба персонажа, а порою — и нечто гораздо большее. Конечно, где-то на заднем плане постоянно маячит фигура благого золотогривого Аслана, и это зримое или незримое присутствие порою помогает сделать выбор. Но в конечном итоге все зависит от свободной воли героя. А «быть хорошим» в Нарнии, надо сказать, не легко и не просто. Сколько встречается на пути ситуаций, когда поступать правильно попросту не хочется, когда ужасно тянет отведать волшебного рахат-лукума, когда правильный выбор может принести выбирающему боль, страдание, а то и смерть! Ведь даже сам Аслан, спасая Эдмунда, погиб во второй повести цикла… Так что правильность выбора вовсе не обусловлена заранее. В Нарнии возможно и предательство, и «коллаборационизм»; дракон скупости и подлости, сидящий в человеке, вполне может выползти наружу и одеть своего хозяина в скользкую чешую. Но при всем том Льюис неизменно уверен в главенстве и финальной победе Добра. Лекарство может быть горьким (вот увидите, как с Юстэса будут сдирать драконью шкуру!), но оно существует. Только те, кто не верит в саму возможность Добра, оказываются в тюрьме, сотворенной их собственным сознанием, как это случилось с дядюшкой Эндрю в «Племяннике чародея» и с гномами в «Последней битве». Для них ничего не может сделать даже Аслан.
«Хроники Нарнии» отличаются от множества детских книжек тем, что «положительные» персонажи в них ничуть не менее интересны, чем «отрицательные». От самого Аслана никогда не знаешь, чего ждать: это вам не ручной лев! Что уж говорить о детях — пришельцах из нашего мира! Критики порою упрекали Льюиса в том, что он не знает и не умеет изображать детей. Да, своих детей у Льюиса не было; когда создавались «Хроники», не было еще и приемных. Дети его книг во многом «смоделированы» по воспоминаниям о собственном детстве. Но тем значительнее достижение писателя: ведь некоторые — не все, но некоторые — персонажи книги — вполне полнокровные характеры. Таковы Дигори, Шаста, Люси, да, пожалуй, и Юстэс. И что еще важно: среди персонажей почти нет статичных, однозначно «хороших» или «плохих». Герои развиваются либо к Добру, либо ко Злу, в зависимости от того, какой выбор они сделали.
И наконец, если заглянуть в «Хроники» еще глубже, раздернув занавес отдельных приключений и отдельных судеб, перед нами предстанет сама Нарния — Страна Чудес со своей географией и историей — Мир Чудес, в котором она расположена.
Сотворение «иных миров», напомню, — главная задача той «школы сказочников», родоначальником которой считают Толкиена. Было бы ошибкой безоговорочно относить Льюиса к этой «школе», но «иной мир» он создал, и это невероятно интересный мир. Кто однажды там побывал, никогда его не забудет.
Прежде всего это Мир Чудес. Льюис не жалеет красок, чтобы убедить в этом читателя. Так, «Покоритель Зари» воспринимается прежде всего как реестр чудес, которые можно встретить, отправившись в путешествие. Вода здесь обращает в золото все, что в нее попадает; в непроглядном мраке таится Остров Сбывшихся Снов; гостеприимный хозяин оказывается звездой, спустившейся с небес; наконец, мореплаватели добираются до Края Света. Но все-таки в этом Мире Чудес чудеснее всего сама Нарния, где фонарный столб, как дерево, вырастает из земли и из-за каждого куста выглядывают ожившие персонажи древних сказаний и мифов: говорящие звери и птицы, гномы и великаны, фавны и кентавры — всех и не перечислишь. (Льюиса, бывало, обвиняли в многочисленных заимствованиях, в частности, в том, что он жителей Нарнии «надергал с миру по нитке». Но ведь в этом-то и был его замысел: создать новую, но легко узнаваемую реальность из известных элементов!). И если есть одно слово, которым можно определить Нарнию, это слово — Радость, та самая Радость, которую Льюис так часто ощущал и о которой так много думал. Это не значит, что в Нарнии не бывает бед и горестей. Но Радость перекрывает все, оказывается важнее и в конечном счете — долговечнее. Прочитав повести, вы заметите, как много в них празднеств, пиров, плясок, игр. Они радостны и сами по себе, но, кроме того, как бы обозначают преддверие некоей великой Радости, которая еще не наступила, но обязательно наступит. Радостью Нарния началась (песнь Аслана в «Племяннике чародея»), Радостью же и заканчивается ее история (финал «Последней битвы»).
Но какое отношение все это имеет к нам, живущим не в таком уж радостном мире? И вот тут-то задумавшегося читателя ожидает сюрприз. Вглядевшись попристальнее, он обнаружит, что Нарния и есть наш мир. По-особому увиденный, по-особому воспринятый, но — наш!
В своем мире чудеса и Радость мы воспринимаем с трудом: слишком он привычен, слишком «набил оскомину». Но стоит придать ему очертания Нарнии — и чудеса посыплются, как из рога изобилия. А ведь в Нарнии все как у нас, только чуть иначе, чуть лучше. И трава растет так же, и птицы поют так же, днем светит солнце, а ночью — луна, человек устает, взбираясь на гору, ему необходимы еда и питье… Кстати, как раз с помощью еды и питья Льюис постоянно подчеркивает реальность, узнаваемость и близость Нарнии. Всякий раз, как герои садятся за стол, а то и просто на зеленую травку, автор с великой серьезностью подробно сообщает нам меню их трапезы. Да и пейзажи Нарнии (а Льюис — большой мастер пейзажа) — это пейзажи нашего мира, только облагороженные, без фабричных труб и нефтяной пленки на реках. Вот и получается, что взгляд на Нарнию позволяет зорче увидеть все, что нас окружает. Ведь Нарния притягивает к себе (или Аслан притягивает в Нарнию) и Дигори, и Полли, и четверых Певенси, и Юстэса, и Джил для того, чтобы они научились правильно смотреть на мир, будь то Нарния или Англия. Помните: что ты увидишь и услышишь — зависит от того, откуда ты смотришь и какой ты человек!
Нарния вдвойне привлекательна: и своей чудесностью, странностью, и своей похожестью, узнаваемостью. Недаром и попасть в нее можно по-разному: с помощью волшебных колец — или просто войдя в платяной шкаф (есть и другие пути, магические или обыденные). Особенно интересно с этой точки зрения нарнийское время. Для того, кто находится в Нарнии, время течет совершенно обычно: минута за минутой, час за часом, день за днем. Но для наблюдателя из нашего мира оно выделывает совершенно невероятные вещи: то припустит, как курьерский поезд, то, словно утомившись, переходит на быстрый шаг. Никакого прямого соответствия между нашим временем и временем Нарнии установить не удается. За один наш год в Нарнии может пройти три, а может и триста. Льюис даже счел своим долгом составить таблицу, соотносящую время двух миров. Правда, при жизни писателя она не была опубликована. Ее приводит секретарь Льюиса Уолтер Хупер в статье о сказках своего покойного патрона6. Таблица эта настолько любопытна, что, несмотря на ее объем, я позволю себе познакомить вас с нею, немного сократив7. Конечно, изучать ее лучше всего по ходу чтения самих «Хроник».
ИСТОРИЯ НАРНИИ, НАСКОЛЬКО ОНА ИЗВЕСТНА
| НАРНИЯ | АНГЛИЯ |
| Годы Нарнии | Годы Англии |
| 1888 Родился Дигори Керк. | |
| 1889 Родилась Полли Пламмер. | |
| 1 Аслан своей песней дает Нарнии жизнь, сотворяя звезды и солнце, земли и воды, природу и говорящих зверей. Дигори Керк и Полли Пламмер невольно приводят с собой в Нарнию нескольких чужаков, в том числе — Джедис, королеву Чарна Дигори сажает Древо Защиты. Джедис бежит на север. Франциск I становится королем Нарнии. | 1900 Полли и Дигори попадают в Нарнию с помощью волшебных колец. |
| 180 Принц Коль, младший сын короля Нарнии Франциска I, ведет своих соратников в Орландию (тогда еще необитаемую) и становится ее первым королем. | |
| 204 Группа преступников бежит из Орландии через Южную Пустыню и основывает Тархистан. | 1927 Родился Питер Певенси. 1928 Родилась Сьюзен Певенси. |
| 300 Тархистанская Империя сильно разрастается. Тархистанцы колонизируют земли Тельмара, расположенные к западу от Нарнии за горным хребтом. | 1930 Родился Эдмунд Певенси. 1932 Родилась Люси Певенси. |
| 302 Тархистанцы в Тельмаре погрязают в пороке, и превращаются в бессловесных животных. Страна приходит в запустение. Король Нарнии Ветер избавляет Одинокие острова от дракона и благодарные жители избирают его императором. | 1933 Родились Юстэс Вред и Джил Поул. |
| 407 Король Орландии Олвин Светловолосый побеждает Пира, двухголового южного великана, обратив его в камень. Так возникла Гора Пира — двуглавая вершина. | |
| 460 Пираты из нашего мира случайно попадают в Нарнию и захватывают Тельмар. | |
| 570 Примерно в это время жил заяц по имени Лунный Свет. | |
| 898 Джедис возвращается в Нарнию под именем Белой Колдуньи и объявляет себя королевой Нарнии. | |
| 900 Из-за чар Белой Колдуньи в Нарнии начинается столетняя зима. | |
| 1000 В Нарнии появляются четверо Певенси. Предательство Эдмунда. Жертва Аслана на Каменном Столе. Поражение Белой Колдуньи и конец Великой Зимы. Питер становится Верховным Королем Нарнии. | 1940 Певенси попадают в Нарнию через платяной шкаф в доме Дигори (а теперь — профессора Керка). |
| 1014 Король Питер предпринимает успешный поход на северных великанов. Королева Сьюзен и король Эдмунд посещают двор тархистанского тисрока. Орландский король Лум находит своего давно потерянного сына принца Кора и отражает предательское нападение тархистанского царевича Рабадаша. | |
| 1015 Певенси охотятся на Белого Оленя и исчезают из Нарнии. | |
| 1050 Рам Великий наследует трон Орландии. | |
| 1052 Примерно в это время жила королева Лебедь. | |
| 1998 Каспиан I Завоеватель возглавляет поход тельмаринцев на Нарнию и покоряет ее. Он становится королем Нарнии. Старые нарнийцы вынуждены скрываться. | |
| 2290 Рождение принца Каспиана, сына Каспиана IX. Мираз убивает своего брата Каспиана IX и узурпирует трон. | |
| 2303 Принц Каспиан бежит от своего дяди Мираза. Гражданская война в Нарнии. С помощью Аслана и Певенси, которых Каспиан призывает Волшебным Рогом королевы Сьюзен, ему удается победить Мираза и убить его. Каспиан становится королем Нарнии Каспианом X. | 1941 Четверых Певенси притягивает в Нарнию зов волшебного Рога. |
| 2304 Каспиан X побеждает северных великанов. | |
| 2306–2307 Великое плавание Каспиана X к Краю Света. | 1942 Эдмунд, Люси и Юстэс снова попадают в Нарнию и участвуют в плавании Каспиана. |
| 2310 Каспиан X берет в жены дочь волшебника Раманду. | |
| 2325 Рождение принца Рилиана. | |
| 2345 Королева, жена Каспиана Х и мать Рилиана гибнет от укуса змеи. Принц Рилиан исчезает. | |
| 2356 Юстэс и Джил появляются в Нарнии и вместе с Хмуром спасают принца Рилиана. Смерть Каспиана X. | 1942 Юстэс и Джил попадают из экспериментальной школы в Нарнию. |
| 2534 Для защиты равнины Фонарного столба от частых разбойничьих набегов построены три сторожевые башни. | |
| 2555 Мятеж Хитра. Короля Тириана спасают Юстэс и Джил. Нарния в руках тархистанцев. Последняя битва. Конец Нарнии. Светопреставление. | 1949 Крупная катастрофа на железной дороге. |
Последняя дата в правом столбце вызывает некоторые сомнения: судя по тексту «Последней битвы», в Англии был 1943 год. Но, думаю, это не так уж принципиально.
Конечно, особая «спрессованность», «наполненность» нарнийского времени еще одна грань чудесной странности этой страны. Но, помимо этого, она дает героям редкую возможность выйти за рамки одной человеческой жизни, своими глазами увидеть величественное движение истории, а порою — оценить последствия собственных поступков, совершенных много-много лет тому назад. Так Льюис еще раз напоминает о том, как ответственно надо относиться к своим решениям и действиям.
Не сомневаюсь, что «Хроники Нарнии» завоюют множество приверженцев среди советских читателей, маленьких и больших. Наверное, многие воспримут их поверхностно. Это бывает с любой книгой. Например, устроители так называемых «Хоббитских игрищ», состоявшихся в 1990 году под Красноярском, использовали глубочайшую философскую эпопею Толкиена «Властелин Колец» в основном в качестве основы для состязаний по ориентированию… Не удивлюсь, если через несколько лет отряды бой- и герл-скаутов будут увлеченно искать дорогу от брода Беруны к Кэр-Паравелу где-нибудь в сибирской тайге.
Но все же надеюсь, что воздействие сказок будет иным. Один критик как-то заметил, что сказки Льюиса не готовят детей к практической жизни: прочитав их, не научишься строить лодку. «Не научишься, — ответил Льюис, — зато будешь знать, как себя вести, если когда-нибудь окажешься на борту тонущего корабля».
Карта Нарнии и соседних земель.
ПЛЕМЯННИК ЧАРОДЕЯ
Перевод: Н.Л.Трауберг.