А. В. Творчество кинооператора Юри Силларта

Вид материалаДокументы

Содержание


Мой путь бесконечен, он пылен и сер
Где путь мой вечернюю песню пел.
Подобный материал:

Барсуков В.И., Федоров А.В. Творчество кинооператора Юри Силларта в контексте визуальных поисков кинематографа ХХ века. Saarbrucken (Germany): Lambert Academic Publishing, 2011. 76 с.


ISBN-13: 978-3-8433-1878-5

ISBN-10: 3843318786

EAN: 9783843318785


У эстонского оператора Юри Силларта («Лесные фиалки», «Отель «У погибшего альпиниста», «Реквием», "Свора", "Украденное свидание", "Нипернаади" и др.) немало разных призов и почетных званий. Он находится в постоянном творческом поиске, не останавливается на достигнутом, не пытается использовать «наработанные», удавшиеся приемы. Опираясь на традиции классической операторской школы, Юри Силларт идет своим оригинальным путем, для которого характерно виртуозное владение техникой, выразительная экспрессия цвета, органическое включение в общую систему драматургии эпизода, сцены и фильма в целом. Творчество Юри Силларта рассматривается авторами в контексте визуальных поисков кинематографа XX века. Это книга об операторском искусстве предназначена студентам медийных факультетов гуманитарных вузов, широкой аудитории, интересующейся тематикой кинематографа и операторского мастерства.


Фрагмент текста этой книги:


Первый полнометражный фильм, «Огонь в ночи» (1973), снятый Юри Силлартом, поведал нам историю о жителях неболь­шого эстонского городка, расположенного вдалеке от больших сражений.

По всем параметрам это скромная, черно-белая работа, тем не менее, позволяет определить некоторые моменты почерка оператора. Картина почти вся снята движущейся камерой, но ее движение отлично от филигранной выверенности кинобалетов М.Янчо и многофигурных монтажных фраз С.Урусевского. Словно забыв о «задержке дыхания», камера «дышит» вместе с художником, незримо расширяя зрительное прост­ранство.

Кроме того, «Огонь в ночи» обозначил еще одну особенность операторского почерка Ю.Силларта – внимательное, вдумчивое отношение к кадру, к тональному освещению и построению композиции.

С течением времени многие операторские приемы, в том числе и освещения, как бы списываются в архив, чтобы потом вернуться на каком-то новом витке. Каждое десятилетие уточняет понятие «современный опе­раторский стиль», но ни один из открытых ранее приемов не утрачивается, а, диктуемый сценарием, в руках талантливого оператора становится ярким изобразительным средством. [… ]

Картина с длинным, звучащим, как строка из стихотворе­ния, названием «Цену смерти спроси у мертвых», вышла на эк­раны в 1979 году, завоевав один из главных призов Всесоюз­ного кинофестиваля, а Юри Силларт был признан лучшим опера­тором года, получив несколько призов, один из которых - за лучшее исполь­зование отечественной цветной пленки. Оригинальный сценарий, написанный известным эстонским прозаиком и драматургом Мати Унтом, был удостоен литературной премии. Приз за лучшую женскую роль получила Мария Клёнская.

Самопожертвование и предательство, свобода и угнетение, честь и бесчестие - такими словами определил тему своего филь­ма Кальё Кийск. Действие фильма К.Кийска происходит в 1920-е годы и название его не случайно. Какова она, цена смерти? Главный герой фильма - подпольщик Антон знает ее. Поэтому предпочитает умереть, но не жить предателем. И в этом его не может переубедить даже старый школьный приятель Бруно. Их спор - сцена наивысшей психологической напряженности. Фильм говорит о том, что невозможно убедить челове­ка предать, и, если он твердо решил остаться честным, то должен быть готов умереть - третьего пути не дано.

Авторы не щадят зрителей: в этом суровом фильме есть жестокие, натуралистические сцены. Резкое и динамичное действие может внезапно стать тягуче-медленным, с полным совпадением реального и экранного времени (эпизод ожидания казни).

Не стандартна и операторская работа. На заре зарождения цвета в кино «Цену смерти...» мало кто, наверное, назвал бы цветным фильмом. Оператор Юри Силларт сделал все возможное, чтобы передать совершенно естественную цветовую гамму - не приукрашенную, не подсвеченную прожекторами. Поэтому серые, желтые, коричневые тона создают впечатление вуали, наброшенной на старый пасмурный Таллин... Это, впрочем, не мешает изысканным композициям и неожиданным ракурсам. Соблюдены все обязательные компоненты стиля ретро, придающие картине убедительную достоверность... Есть версия, что подпольщики 1920-х в фильме Калье Кийска были завуалированным символом движения сопротивления 1940-х. Но даже если это и не так, картина все равно получилась незаурядной...

И еще этот фильм о женщине, которой предстоит познать, как тяжело убить человека, в котором всё протестует против смерти. Из смерти в жизнь не возвращаются. Отчаяние, страх смерти неизбежны. Моменты сла­бости исчезают вместе с человеком, но и они входят в то бес­ценное, что определяет цену смерти - таков, по признанию ре­жиссёра, основной пафос его фильма.

Начальный эпизод картины - похороны погибшего - проходит без траурных лент, речей и оркестров. Таясь, поспеш­но, где-то на отдаленном хуторе закапывают завернутое в са­ван тело. Кадры погружены в густую, какую-то вязкую тьму. Лишь свет керосинового фонаря выхватывает чью-то щеку, наме­чает контур фигуры, падает на взрыхленный клочок земли, под которым скрыт убитый.

Арестован и приговорен к смерти один из вожаков восстания Антон Соммер (Ю.Киселюс). Перед его друзьями сразу возникает множество проблем: как помочь ему? кто предатель? Тем временем министр внутренних дел предпри­нимает хитрый ответный ход - подсылает в камеру к Соммеру его бывшего однокашника Бруно (Г.Гирдвайнис) с задачей уговорить Антона написать книгу - анализ революционного движения в Эстонии. Доводы Бруно по-своему убедительны, логичны, эмоциональны. Вроде бы и неве­лика во внешнем материальном выражении цена жизни Соммера - книж­ка, всего лишь несколько печатных листов, испещренных типо­графским шрифтом:

- Ты можешь сколько угодно размышлять, философствовать, фантазировать, но каждая клеточка твоего тела противится смер­ти... Не будет больше ни бифштексов, ни пива, ни вина, ни сигарет! Не будет Парижа, Австралии, Рембрандта, Шекспира, звезд, земли, воздуха. Разве это не ценность?

- Это, конечно, большие ценности. Но если нет одной... той, которую ты не назвал...

- То есть?

- Чести.

Разговор этот, наиболее в картине принципиальный и важ­ный, снят Юри Силлартом следующим образом: верхне-боковым светом высвечиваются лица, кроме них в кадре ничего нет - детали не должны отвлекать внимания, они исключены. У опе­раторов 1920-х такая съемка называлась «рембрандтов­ской». Так возникает перекличка изобразительного ряда с диа­логом сцены.

В свое время оператор Леонид Косматов писал применительно к себе и своим коллегам, что, на первый взгляд, кажется, что с при­ходом новых выразительных средств и новой кинотехники старые средства потеряли актуальность и стали ненужными в современ­ных фильмах, а прошедшие годы совершенствования операторско­го искусства ушли безвозвратно и принадлежат истории. «Но, сопоставляя эти средства с современными творческими поиска­ми, нетрудно увидеть, что талантливый оператор-художник, по-своему, не подражательно используя, казалось бы, до предела уже выжатые выразительные возможности того или иного киноизоб­разительного приема, давно открытого операторами старших поколений, придаёт им настолько новое современное звучание, что невольно напрашивается вывод: по существу нет «старых» и «новых» приемов в использовании выразительных средств, а есть при­менение их как бы в новом качестве...» (Косматов, 1962).

Но вернемся к героям фильма «Цену смерти спроси у мертвых».

… Наконец, получены достоверные данные, что Антона предала некая Дора. Выносится единодушный приговор о смертной казни, привести в исполнение который вызывается другая женщина - Эстер. И оказы­вается, что очень трудно, почти невозможно убить человека, который хочет жить.

Ох, как это было не привычно для «социалистического экрана», когда одна женщина убивает другую!

Элле Кулль очень привлекательна в роли Доры, И вместе с Эстер (М.Кленская) и Ю.Силлартом замечаем это и мы. С большим трудом ей удается превозмочь себя в минуту сла­бости - и обе актрисы в этом эпизоде психологически точны и глубоко выразительны. Ю.Силларт превосходно использует в этой сцене фактуру материала: зеркала, предметы косметики, детали обстановки, которые тоже играют на образ Доры...

Антона Соммер получает право на свидание с женой. Антон говорит, что в ней еще сохранилось прежняя красота. С помощью актрисы Мари Лилль, грима и мастерства оператора происходит чудо, исходящее как бы изнутри - перед нами предстает действительно красивая молодая женщина. Но как быстро гаснет этот блеск, когда узнает она, что никогда судьба не вернет ей любимого человека - ее мужа…

Балтийских фильмов о сложном времени второй половины 1940-х годов мы видели немало – «Никто не хотел умирать», «Муж­ское лето», «Волчье эхо»... Калье Кийск вместе с художником Тыну Вирве и оператором Юри Силлартом, работавшим с ним на предыдущей картине, обратился к этой теме вновь в фильме «Лес­ные фиалки» (1980). Сценарий написан Г.Карановичусом и И. Фридбергасом добротно, но вполне традиционно. В лес посылают специальную разведгруппу, чтобы обезвредить «лесных братьев», не признающих советскую власть в Эстонии. Полковник Рейн Тайме (Т.Карк) собирает свою группу из бывших боевых соратников (традиционный ход вестернов типа «Великолепной семерки»), которые уже успели начать заниматься мирным трупом - среди них хирург, бухгалтер, учитель. Ситуация варьировалась в кино неоднократ­но. Уже после «Фиалок…» эту схему использовал Самвел Гаспаров в «Шестом», но уже с другим художественным результатом.

Не так уж много операторских средств, способных до неузнаваемости изменить лицо человека. Пожалуй, это нижний свет да короткофокусная оптика. Приемы эти освоены, но требуют соблюдения определенной меры условности и вкуса. В жесткой реальности данного фильма эти приемы вряд ли бы вы­глядели уместно. Ярко, неожиданно, броско вводит Ю.Силларт в фильм одного из центральных героев Тыну - образ сложный и трагический - снимает его спящего, прислонившегося к стеклу вагона, вырвав из галереи других персонажей, произ­водящих впечатление зажатых в бочке сельдей. Почти карика­турно искаженные черты. Широко раскрытые губы спящего ребен­ка, незащищенность вызывают не только иронию, но и сочувствие. Безвольный, слабый, запуганный и недалёкий, он попал в лес, по-видимому, случайно, но по молодости старается «быть мужчиной». Тыну в исполнении Арво Кукумяги живет в вечном страхе, и имен­но этот страх заставляет его действовать. Иногда он способен на смелый поступок. Но в душе у него лишь пустота и животное желание выжить.

Актёр Тыну Карк, признанный лучшим исполнителем мужской роли на эстонском кинофестивале, наделяет сво­его героя Рейна чертами мужественного, обая­тельного, сильного и романтического человека, но без налета суперментства, что не может не очаровать Тыну в силу податли­вого склада его характера.

И все-таки картину, напоминающую по жанру синтез вестерна и детектива, справедливее назвать психологической драмой, что в значительной степени связано с исполнением Сулевом Луйком роли командира «лесных братьев» Сандера.

Авторы «Лесных фиалок» были далеки от желания преподнести зрителям очередной развлекательный приключенческий боевик, они пытались объективно показать события тех лет, и даже, находясь в рамках идеологической цензуры, стремились не упрощать ситуацию и не играть в поддавки.

Действие фильма охватывает небольшой промежуток времени - всего несколько летних дней. Их своеоб­разие - то пасмурную холодность, то вспышки долгожданного солн­ца - великолепно передаются в изобразительном решении картины. Ю.Силларт в каждом эпизоде, будь то натурные съемки или интерьеры, подбирает особое выразительное освещение, оригинальную цветовую тональность.

Изобразительным принципом стала стилистика «ретро», ключом к ней - одна из фотографий тех лет. И попадание оказалось точным. В 1940-е годы в кино широко применялась отражательная подсветка теней на натуре. Не всегда это выполнялось тонко, и натурные кадры тех лет зачастую можно было отличить по некоторой неестественности светового рисунка. Здесь этот прием сознательно поведен до предела с помощью зеркал. Цветовое решение многих сцен тоже явно сде­лано «под сороковые годы»: объемность фактур, цветовая насы­щенность и яркость. Каждый кадр тяготеет к компо­зиционной точности, острому ощущению глубины пространст­ва. Но виртуозная, часто солирующая операторская работа отнюдь не мешает подробному исследованию человеческой личности. Портретные характеристики многогранны. Кажется, что камера Ю.Силларта выхватывает самую сущность образов главных героев фильма.

Вторая подряд успешная работа Ю.Силларта доказала, что успех его мастерства в органичном сочетании традиции и новаторских подходов, в том числе и в тщательной работе с цветовой гаммой фильма.

Изобразительное решение - неотъемлемая часть изобразитель­ной структуры любого фильма - для кинофантастики приобретает совершенно особое значение. Чтобы зритель поверил в «реальность фантастического мира», прежде всего, необходимы авторский та­лант, воображение, выдумка, но вместе с тем и чувство меры. Это наглядно подтверждают - от обратного - картонная безвкусица и стерильность многих фантастических фильмов, вроде «Туманности Андромеды» и им по­добных. Но не только изображением другой временной реальности исчерпывается фильм Григория Кроманова «Отель «У погибшего альпиниста» (1979). Братья Стругацкие облекли фантастический сю­жет о контакте с инопланетянами и связанные с этим философский смысл и морально-этические вопросы в детективную оболочку.

… В отрезанном от большого мира небольшом горном отеле совершено преступление. Там же появляются таинственные инопланетяне... Хозяин отеля замечает, что обычные понятия здесь меняют смысл, как время при световых скоростях. Но для инспектора Петера Глебски (У.Пуцитис) с его застывшими понятия­ми и ограниченностью мышления эта проблема почти неразрешима. По-своему он проницателен, считая преступление делом рук гангстеров, овладевших методами гипнотического внушения.

Термин «гиперреализм» уже тогда прочно входил в киноведческий лексикон. Ю.Силларт употребил его в интервью со словами «так сказать, если можно так выразиться». Но не в это главное. Главное, что они вместе с режиссером Г.Кромановым сделали это основным принципом изобразительного ре­шения ленты, где «все должно быть чуточку более реально, чем на самом деле».

Вот долгий проезд главного героя по горной дороге к отелю. Обычно при съемке в горах используют ультрафиолетовый светофильтр для получения естественного цвета неба. Юри Силларт использует здесь скорее даже не прием, а «антиприем», снимая без фильтра. И мертвенно-светлые горы на фоне глубоко фиоле­тового неба создают ощущение «лунности» вполне реальной натуры. Активно включенные в кадр режущие солнечные лучи на фоне ночного неба пронзают пространство, рассыпаясь множеством бликов и разнообразных световых и цветовых сочетаний и сооб­щает действию не только «космичность», но и создают особую внесуточную, вневременную реальность, ощущение времени во­обще, его абстрактный образ.

Эпизод ночного бала в баре, являющийся, пожалуй, психологической кульминацией картины - один из самых ярких по изобразительному решению. Звучит необычная музыка. Извиваю­тся фигуры белокурого красавца Олава (Т.Херм) и Брюн (Н. Ожелите), переплетаясь с зеркальными отражениями, бликами и переливами цветного стекла бокалов самых немыслимых оттен­ков, создают впечатление неземной отстраненности, фантастичес­кого балета.

Камера Ю.Силларта, внутренне раскованная и мобильная, выхватывает попеременно лица таинственных гостей с блуждающими на них двусмысленными улыбками, нагнетая и без того напряженную атмосферу действия. Освещение преображает предметы, еще недавно имевшие вид обыденный и заурядный - теперь они отбра­сывают странные, причудливо сплетенные тени. Изображение ста­новится то мягким и обволакивающим, то контрастным и жестким. Броские туалеты дам (художник по костюмам В.Зайцев) из-за меняющего светового потока то скрадываются общей цветовой гаммой, то внезапно и ослепительно вспыхивают «неземным» блеском. Стремительно меняются планы, тона, композиции, но за кажущейся внешней хаотичностью ощущается их строгая про­думанность. Временами пропорции персонажей несколько искаже­ны, однако Ю.Силларт применяет широкоугольную оптику крайне осторожно, справедливо полагаясь на другие приемы: «В реше­нии этой задачи мне помогает система зеркал и стекол, из ко­торых большей частью и состоит поверхность декораций. На зеркалах будет строиться и центральный кульминационный эпи­зод: роботы-пришельцы на глазах у остальных героев станут превращаться то в одного, то в другого из них. Здесь не го­дится наплыв или иной подобный прием - ведь надо создать ощущение, что все это было и как бы не было»...

Трагический финал ничему не научил инспектора Глебски. Более того, он пытается подвести под свои действия теорети­ческую базу. Но в его взгляде, обращенном в зал в последнем кадре, мы видим растерянность и беспомощность, доселе ему не свойственные. К чему может привести узость мышления и кон­формизм - авторы дают понять, окрасив этот кадр в недвусмыс­ленно-коричневый цвет - единственный монохромный кадр во всем фильме.

Жанр «Отеля...» можно определить как фантастический детектив. А многочисленные, так называемые «средние», детективы приучили нас к ослабленной напряженности интриги. В самом драматическом моменте на помощь герою картины приходит палочка-выручалочка: неожиданная помощь, неловкость противника, подвернувшийся под руку гаечный ключ и т.п. Кинематографисты «щадят» нервы зрителей.

Г.Кроманов и Ю.Силларт построили «Отель...» по иным законам. Напряжение в фильме постепенно и неуклонно нарастает по мере развития действия. Атмосфера близкой, но недоступной разгадки тайны способна захватить даже зрителей, знакомых с повестью Стругацких.

«Отель «У погибшего альпиниста» — одно из самых значительных произведений кинофантастики того докомпьютерного времени. И причина его успеха — в гармонии идеи, впечатляющей актерской игры, зрелищности, изобразительного строя с умелым использованием технических возможностей

Яркий, многообещающий всплеск творчества Юри Силларта поставил его в ряду лучших операторов. Осуществленная Арво Круусементом экранизация романа А.Гайлита «Суровое море», переносит нас в 1930-е годы. Главная герои­ня фильма Катрин Леэт приезжает вслед за своим мужем - охотником и рыбаком - на ост­ров. Фильм повествует о сложном пути вживания молодой жены в необычный уклад жизни, о днях надежды, с которой, вглядываясь в морскую даль, она ждет мужа, не дав очерстветь и огрубеть своей душе.

Материал, внешне неброский, Ю.Силларт снял с присущей ему экспрессивностью, увидев в весенней природе суровую, ас­кетическую красоту, многократно усилив скупые солнечные лу­чи системой зеркал, фильтров.

Из многопланового романа А.Гайлита была выбрана только одна линия, и это сделало сюжет фильма несколько обедненным, а сама картина прошла по экранам довольно скромно.

Если смотреть поставленную по произве­дению Дэшила Хэммета «Свору» (1986) (режиссер А.Круусемент) сразу после «Сурового моря», не видя сделан­ных в промежутке между ними «Нипернаади» (1983) и «Реквиема» (1985), картина производит впечатление, можно сказать, обескураживающее. Все сделано размашисто, крупными густыми мазками.

В свое вре­мя Вим Вендерс сделал в Голливуде своего «Хэммета» изобразительно сумрачно-сдержанно (в духе и стилистике произведений самого писателя). В беседе с оператором один из авторов этой книжки (В.Барсуков) узнал, что Ю.Силларт не был знаком с этой работой и снял свою совершенно иначе - может показаться, слишком уж прямолинейно в выборе художест­венных средств. Широкоугольная оптика, карикатурно деформирующая фигуры, яркие необусловленные реальностью цветные подсветки в манере современной телеконцерта… Все это, кажется, с большим или меньшим успехом использовалось неоднократно. Но за внешне лобовыми приемами все-таки стоит определенная изобразительная концепция.

В своей работе Ю.Силларт опирался на традиции немецкого экспрессионизма, причем используя не только его внешнюю форму выражения, но и социальные корни. Известно, что экспрес­сионизм как художественное направление в искусстве наиболее яркое воплощение в кино Германии как реакция на общественный кризис во время и после первой мировой воины. Неприятие социальной машины подавления личности, выражение протеста часто сочеталось с мистическим ужасом перед действительностью. Именно нравы того времени, ког­да стираются грани между гангстерами и «благопристойными» по­литическими деятелями становится предметом изображения в «Сво­ре». Достигается это теми же средствами, которыми пользовались экспрессионисты - фантастическим деформированием мира, использованием световых и оптических эффектов, подчеркнутой условностью декораций, воссоздающих даже не Америку 1920-1930 го­дов, а обобщенный образ тогдашнего общества. Не случайно, что в «Своре» актерские средства выражения были сведены к минимуму, а создаваемые ими образы - к маске.

Если понимать под операторским почерком совокупность излюбленных творческих или технических приемов, то как же найти ту зыбкую границу, за которой начинается штамп?

То, что у Ю.Силларта свой особый операторский почерк - это несомненно. Он виден в каждом кадре, его не спутаешь ни с кем другим. Особенности этого почерка очевидны. Это, например, излюбленные оператором бликующие подсветки лиц и фигур - как в интерьере, так и на натуре, зачастую не зависящие от реальных источников света, а порой прямо им противоположные. Какое-то совершенно особое, только его операторской работе присущее совмещение в одном кадре интерьера и натуры, щед­рое включение в кадр солнца и множество других характерных черточек.

Между понятиями «почерк» и «штамп» су­ществует довольно обширное пространство, которое можно обоз­начить термином «манера», включающим несколько смысловых от­тенков - от негативного до положительного. Графически это бы выглядело так:

почерк ► манера ► штамп

Картину Олава Неуланда «Реквием» (1985) справедливо упрекали в переусложненности художественного решения, избы­точной яркой живописности многих кадров. В финале, к приме­ру, когда затихают взрывы и пожарища, на землю вдруг низвер­гается гигантский фантасмагорический искусственный дождь - какой-то гипертрофированный серпантин. Это символ имеет и вполне реальную основу: во время войны, оказывается, с само­летов часто сбрасывали полоски фольги для затруднения работ радаров, но это непонятно без дополнительного комментария.

Оператор пытается активно использовать выразительные возможности цвета, для одного из центральных образцов - нацистки, убежденной в превосходстве арийской расы, фашист­ского врача Эвелин Эверс, оператор находит мертвенно-зеле­ную краску, и затем последовательно проводит эту цветовую тему на протяжении всей картины.

«Реквием» - вполне наглядный пример того, как творчес­кая манера оператора (а вести речь здесь, на мой взгляд, сле­дует именно о манере), вступила в противоречие с мироощущени­ем режиссера, более тяготеющего к суровой аскетичности.

То же, видимо, случилось и с фильмом Калье Кийска «Че­рез сто лет в мае» (1987), где выбранный режиссером жанр дра­матической хроники противоречил поэтическому видению опера­тора Юри Силларта.

Наибольшее творческое удовлет­ворение, по признанию самого оператора Юри Силларта, ему поставила работа «Нипернаади» («Искатель приключений»), снятая Калье Кийском в 1983 году по одноимен­ному роману Августа Гайлита.

Мой путь бесконечен, он пылен и сер, -

Средь нив зеленеющих, дремлющих злаков -

Мой путь бесконечен, таков мой удел.

Мне с детства хотелось в дорогу собраться,

Где путь мой вечернюю песню пел.

Я знаю, пороги, как цепи, крепки,

Крепки эти ночи, влекущие вечно.

Мой путь бесконечен, суров, как тиски.

Дорога из пыли, вечерняя песня –

Пристанище странствующей души.

Песня, написанная и исполненная Анне Маазик, стала лейтмотивом картины. Эта же тема дороги стала и лейтмотивом изображения. На скрещении дорог встречаются Янка и Нипернаади, и здесь он узнает о смерти хозяйки ближайшего хутора. Завязывается сюжет первой новеллы, дорогой же она и заканчивается (или начинается новелла следующая), это одна из четырех но­велл составляющих фильм - по временам года, - обозначающих круговорот природы.

Сюжет путешествия традиционен для литературы северных народов. Известный писатель, что выясняется только в конце, как только спали талые снега, бросает дом, жену, детей, ли­тературные салоны, меняет ослепительно черный фрак на гряз­но-белые одежды и уходит, а возвращается, когда вся земля покрыта снегом. Сколько времени прошло? Год или вся жизнь - неизвестно. Важен момент в особенности психологии северных народов (этимология имени не указывает на определенную национальную принадлежность). Если для южан зима - нечто малоприятное, но преходящее, для северян - напротив, весна, лето, осень - лишь краткий миг, зима же - большая и основ­ная часть жизни.

И вот Нипернаади бродит по дорогам, бежит от себя, чтобы обрести себя, сблизиться с людьми и помочь им обрес­ти друг друга. Сочиняет небылицы. Недалеких сыновей хозяй­ки хутора зажигает идеей отправиться в город и открыть ки­нематограф.

Придумывает свои легенды он на ходу («Вообще-то я порт­ной, или сапожник. Но это легкое преувеличение. Я моряк, ловлю салаку»), и небылицы эти не только имеют вполне реальную основу, как солнце, сияющее в полночь, но и отвечают смут­ным и неосознанным желанием тех женщин, с которыми он встреча­ется на своем пути.

...Возвращаются из города побитые и злые братья. Чуть ли не поплатился за свою выдумку «искатель приключений», но все закончилось, в общем-то, довольно комично. И лишь в дальнейшем действие постепенно приобретает драматизм.

Тралле, героине следующей новеллы, девушке, присмат­ривающей за коровами, Нипернаади предлагает взять себя в мужья, чтобы жить далеко на хуторе, и чтобы была у них корова со звездочкой на лбу…

С барышней Элло - дочерью хозяина хутора, все иначе. Скоро она выйдет замуж за пастора. Наедине с ней, у ручья, Нипернаади тут же придумывает сказку, что на его дне покоятся золотые россыпи, сокровища затонувших кораб­лей с тех времен, когда ручей этот был широкой судоходной рекой. Как далека эта картина, нарисованная Нипернаади, от той, что предстоит Элло - совместная жизнь с пастором, ко­торый не умеет улыбаться.

Разбудив обе дремлющие души, добившись от каждой сог­ласия выйти за него замуж, не прикоснувшись, впрочем, ни к одной из них даже пальцем, он неожиданно срывается с места и пускается вновь странствовать по дорогам, встречая все но­вых и новых людей. Тут напрашивается некоторая параллель с горьковским Лукой, сеявшим в души семена надежды, которые не могли прорасти на почве жестокой жизненной реальности. Нрав­ственна ли такая позиция?

Подобная трактовка была бы правомерной, но для этого нужно было бы снять другой фильм. Сами авторы понимают этот образ иначе:

«Я старался сделать свой фильм добрым, - говорит Калье Кийск, - ибо доброта нам нужна в самых разных ее проявлениях. Хотелось всем строем картины поддержать надежду человека на лучшее. Это же ложная надежда глобально­го характера, но вера в преобразования к лучшему».

Такая концепция соответствует устремлениям режиссера, его миропониманию, его складу личности и актерскому темпе­раменту. Недаром он сам пробовался на главную роль. И в самом деле, концепция эта находит последовательное воплощение. Хотя бы одному человеку, Кате, его спутнице в последующей новелле, которая влюблена в коров и не знает, отчего она бу­дет более счастлива: от того, что станет женой Нипернаади или оттого, что услышит, как коровы мычат; исполняет жела­ние - делает хозяйкой хутора зажиточного вдовца Яака Льюке.

«Приступая к картине, я хотел бы забыть приемы, нака­танные за долгие годы работы в кинематографе - все принципы работы, профессиональные качества, отказаться от годами складывающейся стандартизации мышления... Я хотел, - признается режиссер, - почувствовать себя белым листом, на котором еще ничего не написано».

Этапной эта работа стала и для Ю.Силларта. Элементы притчи, сказки, проникнутой доброй интонацией, заложенные в картине, как нельзя больше соответствуют поэтическому миро­ощущению оператора, всегда тяготевшего к живописному направ­лению. Сам оператор, как и большинство его коллег, не скло­нен к теоретизированию и, наверняка, воспротивился бы этому выводу. Но в то же время он не отрицает влияния на него фовизма - течения в живописи, возникшего в начале века, наиболее известным представителем которого был Анри Матисс. Течение это выразилось в особом стремлении к эмоциональной силе художественного выражения, к стихийной динамике письма, интенсивности открытого света и остроте ритма, в пейзажах, интерьерах, натюрмортах, в резком обобщении объемов, простран­ства, рисунка.

Интересно, что Матисс был любимым художником Сергея Урусевского, и в своих живописных работах оператор испытывал его непосредственное влияние, чего нельзя сказать о его ранних киноакварелях, где влияние фовизма было опосредованным, а по­рой и прямо противоположным.

Влияние Матисса на Силларта очевидно. Из множества неповторимых состояний природы он выбирает те редкие для се­верных широт моменты, когда низкое солнце лишь на короткие мгновения выглядывает из-за свинцово-серых туч, делая фигу­ры людей на их фоне яркими, выпуклыми, выразительными, особо рельефными и фактурными. В скупых красках северной природы он находит множество ярких и наиболее выразительных состояний, основательно усиливая их открытым добавочным цветом, «нак­ладывая» на кинополотно яркие цветовые мазки, и это стано­вится одним из характерных признаков его операторского по­черка.

В сцене у ручья, например, когда Нипернаади рассказы­вает о сокровищах затонувших кораблей, оператор подсвечива­ет воду красными и желтыми бликами, что придает таинственность созвучную настроению эпизода, настраивает на сказоч­ную волну.

Работу об операторе можно было бы написать, основываясь только лишь на личных впечатлениях от просмотренных филь­мов - и этот путь был бы правомерен, поскольку картина го­ворит сама за себя и каждый видит в ней то, что хочет или способен увидеть. В конце концов, известно, что звучание и художественный результат произведения может быть гораздо мире даже самого талантливого художника - и тому есть не­мало примеров в литературе и искусстве.

Бывает так, что в рассказе авторов фильм предстает го­раздо ярче и интереснее, чем является на самом деле.

Но порой подлинный художник, даже самый талантливый, не всегда сможет облечь в словесную оболочку то, к чему приходит интуитивно и что составляет суть творчества, тай­ну настоящего искусства.

Как-то в одной из телепередач режиссер Никита Михалков ин­тервьюировал известного кинокомпозитора Эдуарда Артемьева, а тот говорил довольно сбивчиво вещи, в общем-то, общеизвестные, элементарные. Все это чередовалось с фрагментами из филь­мов, где звучала его музыка, выразительная и своеобразная. Поначалу это несоответствие вызывало недоумение, и лишь потом приходило понимание, что человек-то этот, оказывает­ся, мыслит не словами, а звуками и мелодиями.

Оператор Юри Силларт мыслит красками и образами, а внутреннее видение проходит непосредственно по линии – сердце – глаза - объектив.

Нынешнее время в искусстве - время смешение жанров, стилей, творческих манер, направлений. Еще каких-нибудь лет двадцать назад можно было довольно четко разделить при­верженцев кинопрозы от операторов живописного направления. Сделать это нынче все сложнее и сложнее.

Подчиненность операторской профессии режиссуре с ее поисками новых эстетических уровней диктует необходимость изменения творческого подхода даже в пределах одной карти­ны (съемки под документ, воспоминания, ретро-стиль и т.д.).

Юри Силларт по мировоззрению, способу видеть и чувство­вать остается художником живописного склада, и эта привер­женность ощущается с каждым последующим фильмом, а его прос­четы лишь подтверждает это.

На экране гаснут заключительные титры «Реквиема», и в просмотровом зале киностудии «Таллинфильм» зажигается свет.

- Ну, как опус? - вопрошает мой герой.

Мы идем с ним по улочкам Старого города. Небольшая пауза. Хочется услышать от него какое-либо завершенное выс­казывание о сущности операторской профессии, которое было бы удобно вставить в эпиграф книги, или которым можно было бы изящно завершить повествование. Но он немногословен, ответы лаконичны, часто неожиданны.

- Вкладываете ли вы в различный цвет определенное смыс­ловое значение?

- Нет, не вкладываю. Просто стараюсь снимать хорошо. В «Реквиеме», правда, я случайно нашел для Эвелин Эверс цветовую мелодию и старался провести ее на протяжении всего фильма, независимо от режиссера. Они, как правило, в этом мало разбираются.

- А самому никогда не хотелось поставить фильм?

- Нет, пока не тянет…

- В картине «Суровое море» есть такой эпизод - герои Мерле Тальвик и Тыну Карка плы­вут в лодке друг против друга, и у каждого за спиной светит солнце. Что это? Техническая накладка или так задумано?

- Так оно и должно быть! Почему бы не дать героям по солнцу, если каждый из них его заслуживает.

Мы подходим к троллейбусной остановке, начинаем про­щаться. Достаю любительскую камеру и снимаю несколько пла­нов на память о встрече. Передаю ему аппарат и прощу снять что-нибудь - хочется иметь в домашней фильмотеке кадры, снятые рукой самого Юри Силларта. Миниатюрная конструкция ему непри­вычна. Попробовав, делает досадливый жест: «Да я не умею!»

Юри Силларт на прощание машет рукой и прыгает на пло­щадку перед самым закрытием дверей. Докручиваю ему вслед оставшиеся метры в кассете. Троллейбус отъезжает.

В кадре солнце…


У Юри Силларта немало разных призов и почетных званий. Впрочем, не в званиях и не в призах дело. Не ими, как известно, определяется истинная ценность творческой личности. Главное в том, что ученик А.В.Гальперина по ВГИКовской мастерской, Юри Силларт находится в постоянном творческом поиске, не ос­танавливается на достигнутом, не пытается использовать «на­работанные», удавшиеся приемы. Опираясь на традиции классической операторской школы, Юри Силларт идет своим оригинальным путем, для ко­торого характерно виртуозное владение техникой, выразитель­ная экспрессия цвета, органическое включение в об­щую систему драматургии эпизода, сцены и фильма в целом.

Творческий почерк Юри Силларта, пожалуй, не спутаешь ни с кем. Его неординарное, личностное начало присутствует во всех без исключения работах, включая самые ран­ние. Мы пытались показать, что порой оператор Ю.Силларт мо­жет даже идти на крайний риск, становясь по сути автором конкретных режиссерских решений тех или иных эпизодов, как это случилось, к примеру, в картине «Реквием» (1983). В этом случае оператор как бы берет на себя основную художественную нагрузку, изображение становится доминантой сюжета.

И, думается, сегодня Юри Силларта можно поставить в один ряд с такими замечательными операторами, как Вадим Юсов, Георгий Рерберг, Павел Лебешев, Леван Пааташвили, Леонид Калашников, Юрий Клименко, Йонас Грицюс и др. Каждый из них сотрудничал с самыми знаменитыми режиссерами. И среди этих громких имен имя Юри Силларта за­нимает свое законное место.

Авторы этого текста: Владимир Барсуков, Александр Федоров


Литература

Аннинский Л. Рецензия на фильм «Подводя черту» // Советский экран. 1974. № 1.

Ильин Р. А.Н.Москвин // Десять операторских биографий. М.: Искусство, 1978. С.56.

Косматов Л. Операторское искусство. М.: Искусство,1962.

Меркель М. Включить полный свет. М.: Искусство, 1962.

Парамонова К. и др. Очерки истории советского кино. Л.: Искусство, 1961. Т.З. С.70.