Мне хотелось бы поблагодарить следующих людей за любовь и поддержку несмотря на разные, ну, вы понимаете, жуткие вещи, которые иногда случаются
Вид материала | Документы |
СодержаниеТот парень, дежурный из охраны |
- «Страна Буквляндия», 548.97kb.
- Из выступления вице-президента тпп россии А. В. Захарова на X международной инвестиционной, 102.25kb.
- Дипломатическая миссия в Англии, 3293.02kb.
- Здесь собраны юмористические материалы, показавшиеся мне интересными, 6702.94kb.
- Нравственность и духовность Фрагмент лекции «Искажения христианства», 138.51kb.
- Лекция Далай-ламы XIV путь к просветлению, 1610.18kb.
- Безусловная любовь Часть, 78.61kb.
- Суммировать философский и духовный опыт моего сорокалетнего личного и профессионального, 3282.29kb.
- Вампир арман часть I тело и кровь, 5367.29kb.
- «Итоги финансово-хозяйственной деятельности университета за 2010 г и задачи на 2011, 552.81kb.
Тот парень, дежурный из охраны, мне все объяснил.
Носильщики не обращают внимания на тикающий багаж. Тот парень-охранник называл их - "швырялы". Современные бомбы не тикают. Но если багаж вибрирует, носильщики, -- швырялы, -- вызывают полицию.
Из-за этих указаний для сотрудников аэропорта насчет вибрирующего багажа я и поселился у Тайлера.
Я возвращался из Даллеса, в этом чемодане у меня было все. Когда много путешествуешь, привыкаешь брать с собой одно и то же в каждую поездку. Шесть белых рубашек. Двое черных брюк. Самый что ни на есть прожиточный минимум.
Походный будильник.
Беспроводная электробритва.
Зубная щетка.
Шесть смен нижнего белья.
Шесть пар черных носков.
Оказывается, когда я отбывал из Даллеса, мой чемодан вибрировал, если верить парню из охраны, так что полиция сняла его с самолета. В чемодане было все. Набор контактных линз. Красный галстук в синюю полоску. Синий галстук в красную полоску. Форменные галстуки, не клубные какие-нибудь. Плюс однотонно-красный галстук.
Список этих вещей обычно висит у меня дома на двери ванной.
Я привык считать своим домом высотный пятнадцатиэтажный кондоминиум, -- что-то вроде шкафа-картотеки, -- для вдов и молодых профессионалов. Рекламная брошюра обещала наличие пола, потолка и стен толщиной в фут между мной и любым стерео или включенным по соседству на полную громкость телевизором. Фут бетона и кондиционированный воздух, окна открыть нельзя, поэтому, несмотря на кленовый паркет или световые реостаты, семнадцать сотен кубических футов воздуха будут пахнуть последней приготовленной закуской или последним походом в ванную.
Ага, и черные тяжелые столешницы, и низковольтные передвижные лампы.
Как бы то ни было, наличие толстых бетонных стен важно, когда соседке по этажу надоедает пользоваться слуховым аппаратом, и она врубает любимое телешоу на полную громкость. Или когда тлеющие обломки того, что было твоим личным имуществом, выносит взрывной волной из больших окон пятнадцатого этажа, и твоя, -- только твоя, -- квартира остается обугленной выпотрошенной дырой в бетонной стене здания...
Что ж, как видно, бывает и такое.
Все вещи, даже набор посуды зеленого стекла ручной работы, с крошечными пузырьками, неровностями и маленькими песчинками, подтверждавшими то, что посуда действительно изготовлена каким-нибудь честным трудолюбивым туземцем, -- и вот, эту посуду разносит взрывом. Или представьте, как портьеры, большие, во всю стену, рвутся из окон, распадаясь на тлеющие лохмотья в горячем потоке воздуха.
С высоты в пятнадцать этажей весь этот хлам падает, разлетаясь искрами, и осыпает припаркованные машины.
Пока я спал, направляясь на запад со скоростью 0,83 маха, или 455 миль в час, на истинной воздушной скорости, -- фэбээровцы обыскали мой чемодан на предмет бомбы где-то на запасной полосе аэропорта Даллес. "В девяти случаях из десяти", -- сказал парень из охраны, -- "Источником вибрации оказывается электробритва". Это была моя беспроводная электробритва. Иногда они находят вибратор.
Вот что мне рассказал парень из охраны аэропорта. Это было, когда я прибыл в аэропорт, без чемодана, перед тем, как поехал домой на такси и обнаружил на асфальте горящие обрывки собственных фланелевых простыней.
"Представьте себе", -- сказал парень из охраны, -- "По приезду сказать пассажирке, что из-за вибратора ее багаж задержали на Восточном побережье. А иногда владелец багажа даже мужик. Сотрудникам авиалинии дано распоряжение не указывать на принадлежность вибратора. Говорить неопределенно".
Просто "вибратор".
Но никогда - "ваш вибратор".
Ни за что не говорить - "ваш вибратор непроизвольно включился".
Вибратор активировался и создал аварийную ситуацию, которая потребовала эвакуации вашего багажа.
Когда я проснулся перед деловой встречей в Стэплтоне, шел дождь.
Дождь шел, когда я проснулся на пути домой.
Нам сообщили, чтобы мы "пожалуйста, воспользовались этой возможностью осмотреть сиденья на предмет любых личных вещей, которые могли забыть". Потом в объявлении прозвучало мое имя. Не подойду ли я, пожалуйста, к представителю авиалинии, ожидающему возле ворот.
Перевожу стрелки на три часа назад. Получается -- все еще ночь.
У ворот и правда ждал представитель авиалинии, и с ним был парень из охраны, который сказал: "Ха, из-за вашей электробритвы ваш багаж остался на проверку в Даллесе". Парень из охраны назвал носильщиков "швырялами". Потом - "каталами". Чтобы показать мне, что произошло не худшее из того, что могло бы, он сказал - "ведь это, в конце концов, был не вибратор". Потом, как бы "между нами, мужчинами", или может потому, что был час ночи, или чтоб развеселить меня, парень рассказал, что на их профессиональном сленге помощника командира экипажа называют "космической официанткой". Или "воздушным матрацем". Парень сам, казалось, был одет в униформу пилота: белая рубашка с небольшими эполетами и синий галстук. Мой багаж будет проверен, сказал он, и прибудет на следующий день.
Парень из охраны узнал у меня адрес и телефон, потом спросил, в чем разница между кабиной самолета и презервативом.
-- В резинку только один хрен влазит, -- сказал он.
За последние десять баксов я взял такси до дома.
Дежурный по участку из полиции тоже задал много вопросов.
Моя электробритва, оказавшаяся не бомбой, была по-прежнему на три временных пояса позади.
А что-то, оказавшееся бомбой, -- большой бомбой, -- разнесло мой кофейный столик "Нйурунда" тонкой работы, выполненный ввиде знака инь-ян, липово-зеленого пополам с оранжевым. Теперь от него остались лишь осколки.
От моего диванного комплекса "Напаранда" в чехлах цвета апельсина, дизайна Эрики Пеккари, осталась лишь груда хлама.
Я не единственный пал рабом инстинкта гнезда. Раньше мы зачитывались по сортирам порнографией, -- теперь мы зачитываемся там же каталогами мебели "АЙКЕА".
У всех нас одинаковые кресла "Йоханнешау" с покрытием "Штринне" в зеленую полоску. Мое в огне пролетело пятнадцать этажей, упав в фонтан.
У всех нас одинаковые лампы "Ризлампа-Хар" с проволочным бумажным абажуром, дружественным к окружающей среду, неотбеленным. Мой превратился в конфетти из хлопушки.
Вот с чем мы торчим по сортирам.
Набор столовых приборов "Элли". Из нержавеющей стали. Безопасен для посудомоечной машины.
Настенные часы "Вильд" из гальванизированной стали, о, я должен, должен был их заполучить.
Стеллаж из полок "Клипск", о, да!
Ящики для головных уборов "Хелмиг". Да!
Россыпи из всего этого сверкали на улице под домом.
Комплект лоскутных покрывал "Моммала". Дизайн Томаса Хэрила, в наличии следующие варианты расцветки:
"Орхидея".
"Фушиа".
"Кобальт".
"Эбонит".
"Черный янтарь".
"Яичная скорлупа" или "Вереск".
Я жизнь потратил, чтобы купить это все.
Мои журнальные столики "Кэликс" с текстурированной полированной поверхностью, легко поддающейся уходу.
Мои складные столики "Стэг".
Когда покупаешь мебель -- говоришь себе: "Это последний диван на всю оставшуюся жизнь". Покупаешь диван, и потом пару лет доволен лишь тем, что отныне, чего бы ни случилось, -- вопрос с диванами решен. Потом приличный набор посуды. Потом идеальная кровать. Шторы. Ковры.
Потом попадаешь в плен любимого гнездышка, и вещи, которыми ты владеешь, овладевают тобой.
Так было, пока я не вернулся домой из аэропорта.
Из тени вышел швейцар, и сообщил, что произошел инцидент. Полиция уже была здесь и задала много вопросов.
Полиция думает, что это, возможно, был газ. Наверное, фитилек плиты потух, а газ продолжал поступать из брошенной горелки тонкой струйкой, -- утечка, -- и газ поднялся к потолку, и газ заполнил весь кондоминиум от потолка до пола, каждую комнату. Семнадцать сотен квадратных футов площади, высокие потолки; день за днем газ выходил, заполняя все помещения. Потом где-то на компрессоре холодильника, должно быть, проскочила искра.
Детонация.
Окна во всю стену вылетели из алюминиевых рам, и все внутри охватил огонь, -- диваны, лампы, посуду, комплекты покрывал, -- и университетские альбомы, и дипломы, -- и даже телефонный аппарат. Все вылетело из окон пятнадцатого этажа фейерверком осветительных ракет.
Нет, пожалуйста, только не мой холодильник. Я набрал целые полки различных горчиц, и твердых, и меньшей густоты, в стиле английских пабов. У меня было четырнадцать разновидностей обезжиренных вкусовых приправ для салата и семь сортов каперсового листа.
Знаю, знаю, нелепость: в доме полно специй, а настоящей еды -- нет.
Швейцар смачно высморкался в носовой платок со звуком, напоминающим шлепок принятой подачи в бейсболе.
"Можно подняться на пятнадцатый", -- сказал он, -- "Но на блок никого не пускают". Приказ полиции. Полиция расспрашивала, нет ли у меня брошенной старой подруги, способной на такое, или, может, какого-нибудь личного врага с доступом к взрывчатке.
-- Не стоит подниматься наверх, -- говорил швейцар. -- Там, кроме бетонного каркаса, ничего не осталось.
Полиция не исключала возможности поджога. Никто не унюхал газ. Швейцар поднимает бровь. Этот тип проводил время, флиртуя с горничными и медсестрами, работавшими в больших помещениях на верхних этажах, и каждый вечер ждал в вестибюле, когда те будут возвращаться с работы. Три года я живу здесь, и этот швейцар все так же сидит по вечерам с журналом "Эллери Квин", пока я втаскиваю пакеты и сумки, отпираю дверь и вхожу внутрь.
Швейцар поднимает бровь и рассказывает, что некоторые люди, уезжая в долгую поездку, оставляют свечу, -- очень-очень длинную свечу, -- гореть в большой луже бензина. Такое делают люди с финансовыми трудностями. Те, кто хочет выбраться из низов.
Я попросил разрешения воспользоваться телефоном у парадного.
-- Многие молодые люди пытаются поразить мир и покупают слишком много всего, -- говорил швейцар.
Набираю номер Тайлера.
Телефон прозвонил в доме, который Тайлер арендует на Пэйпер-Стрит.
Тайлер, ну пожалуйста, избавь меня!
Телефон прозвонил еще раз.
Швейцар наклонился к моему плечу и произнес:
-- Многие молодые люди сами не знают, чего им нужно.
Тайлер, ну пожалуйста, спаси меня!
Телефон прозвонил снова.
-- Молодежь! Они хотят все сразу, целый мир!
Избавь меня от шведской мебели!
Избавь меня от изящных искусств!
Телефон прозвонил еще раз, и Тайлер снял трубку.
-- Когда не знаешь, чего хочешь, -- говорил швейцар. -- Закончишь с кучей того, что тебе не нужно и не нравится.
Да не стать мне законченным!
Да не стать мне цельным!
Да не стать мне совершенным!
Избавь меня, Тайлер, от целостности и совершенства!
Мы с Тайлером договорились встретиться в баре.
Швейцар попросил телефонный номер, по которому меня сможет найти полиция. Все еще шел дождь. Моя "Ауди" по-прежнему припаркована на стоянке, но из лобового стекла торчит пробивший его галогеновый торшер "Дакапо".
Мы с Тайлером напились пива, и Тайлер сказал, что да, я могу остаться у него, но попросил меня оказать ему услугу.
На следующий день должен приехать чемодан с прожиточным минимумом, -- шесть рубашек, шесть смен нижнего белья.
Мы, подвыпившие, сидели в баре, никто не смотрел на нас и не обращал внимания, и я спросил Тайлера, что должен для него сделать.
Тайлер ответил:
-- Я хочу, чтоб ты меня изо всех сил ударил.
Глава 6
Две картинки из моей демонстрационной презентации для "Майкрософт" на экране, я чувствую вкус крови, которую приходится сглатывать. Босс не знает, в чем дело, но он не дал бы мне вести презентацию с подбитым глазом и половиной лица, опухшей от швов под щекой. Швы слабеют, и я могу ощутить их, прощупав языком. Похоже на спутанную рыболовную леску на берегу. Представляю их, как черные петли на распустившемся вязании, и глотаю кровь. Босс ведет презентацию по моему сценарию, а я меняю кадры на ноутбуке у проектора возле противоположной стены, в темноте.
Губы еще больше липнут от крови, когда я пытаюсь слизывать ее, и когда включится свет, мне придется повернуться к консультантам из "Майкрософт", -- к Эллен, Уолтеру, Норберту и Линде, -- и сказать "Спасибо что пришли", -- а рот у меня заблестит от крови, и кровь будет просачиваться сквозь щели между зубами.
Можно проглотить около пинты собственной крови, прежде чем тебя вывернет.
Завтра бойцовский клуб, -- а я не хочу пропустить бойцовский клуб.
Перед презентацией Уолтер из "Майкрософт" улыбнулся экскаваторной челюстью, -- лицо как инструмент маркетинга, загоревшее до цвета жареных чипсов. Уолтер пожал мне руку, обхватив ее своей, мягкой и гладкой, с печаткой на пальце, и сказал:
-- Представить боюсь, что случилось с тем, другим парнем.
Первое правило клуба -- не упоминать о бойцовском клубе.
Я сказал Уолтеру, что упал с лестницы.
Упал сам по себе.
Перед презентацией, когда я сидел напротив босса и объяснял ему, где в сценарии прокомментирован какой слайд, и где я хотел пустить видеофрагмент, босс спросил:
-- Во что это ты ввязываешься каждые выходные?
"Просто не хочу умереть без единого шрама", -- ответил я, -- "Нет ничего хорошего в том, чтобы иметь прекрасное нетронутое тело. Понимаете, как те автомобили без единой царапины, сбереженные от самого момента выставки в магазине в 1955-м году; вот мне всегда казалось -- какая растрата!"
Второе правило клуба -- НЕ упоминать о бойцовском клубе.
Может быть, во время ланча в кафе, к твоему столику подойдет официант с огромными, как у панды, синяками под глазами, оставшимися от бойцовского клуба в последние выходные, когда ты сам видел, как его голова оказалась в тисках между бетонным полом и коленом здорового двухсотфунтового парня, который лупил официанта кулаком в переносицу, снова и снова, с тяжелым глухим звуком, пробивавшимся сквозь крики толпы, -- пока официант не набрал воздуха, чтобы, брызгая кровью, крикнуть "Стоп!".
Ты промолчишь, потому что бойцовский клуб существует только на временном интервале между началом клуба и концом клуба.
Ты видишь парня из копировального центра, который месяц назад забывал подшить распоряжение к делу и не мог запомнить, какого цвета пасту для авторучек купить, -- но этот же парень на десять минут сравнялся с Богом, когда он на твоих глазах ударил коленом под дых счетовода, вдвое превосходящего его размерами, опрокинул на землю и колошматил, пока тот не отключился, и ему пришлось остановиться. Это -- третье правило клуба: если боец крикнул "стоп" или отключился, даже если он просто притворяется, -- бой окончен. Когда встречаешь этого парня -- ты не можешь сказать ему, что он хорошо дрался.
В бою участвуют только двое. Бои следуют один за другим. Перед боем снимать рубашки и обувь. Бой продолжается ровно столько, сколько нужно. Это другие правила бойцовского клуба.
То, чем ты являешься в бойцовском клубе, не имеет никакого отношения к повседневной жизни. Даже если сказать парню в копировальном центре, что он хорошо дрался -- это скажешь уже другому человеку.
В бойцовском клубе я не такой, каким меня знает босс.
После вечера в бойцовском клубе громкость окружающих звуков снижается, и все становится по силам. Ничто не может тебя вывести. Твое слово -- закон, и даже если кто-то нарушает его или оспаривает, -- это все равно не может тебя достать.
В повседневной жизни я координатор отдела возвратов в галстуке и рубашке, сидящий в темноте, со ртом, полным крови, и переключающий заголовки и слайды, пока босс объясняет ребятам из "Майкрософт", почему он выбрал для пиктограммы такой нежно-васильковый цвет.
В первом бойцовском клубе лупили друг друга только мы с Тайлером.
Раньше, когда я приходил домой злым, чувствуя, что моя жизнь отклоняется от плана пятилетки, то начинал вылизывать кондоминиум или перебирать по винтикам машину. В один прекрасный день я умер бы без единого шрама, правда, оставив после себя прекрасные кондоминиум и машину. Правда-правда прекрасные, пока в них не завелась бы пыль или новый владелец. Ничто не вечно. Даже Мона Лиза постепенно разрушается. После бойцовского клуба у меня во рту шатается половина зубов.
Возможно, самореализация -- не ответ.
Тайлер не знал своего отца.
Возможно, саморазрушение -- ответ.
Мы с Тайлером по-прежнему посещаем бойцовский клуб вместе. Теперь собрания проходят в подвале бара, когда бар закрывается в ночь на субботу; каждую неделю, приходя туда, видишь несколько новых парней.
Тайлер выходит в круг света посереди черного бетонного подвала, и ему видно, как блики света отражаются во тьме от сотни пар глаз. Сперва Тайлер кричит:
-- Первое правило клуба -- не упоминать о бойцовском клубе!
-- Второе правило клуба, -- продолжает Тайлер. -- НЕ упоминать о бойцовском клубе!
Я помню отца с шести лет, но помню очень плохо. Он раз в каждые шесть лет переезжал в другой город и заводил новую семью. Все это было похоже не столько на семейную жизнь, сколько на утверждение им своего права выбора.
В бойцовском клубе видишь поколение мужчин, выращенных женщинами.
Тайлер стоит в единственном кругу света посреди окрашенного ночной темнотой подвала, полного народу; Тайлер вскользь перечисляет остальные правила: дерутся только двое, бои идут один за другим, без обуви и рубашек, бой идет столько, сколько нужно.
-- И седьмое правило, -- кричит Тайлер, -- Тот, кто сегодня ночью впервые пришел в клуб -- примет бой.
Бойцовский клуб -- это вам не футбол по телевизору. Не то, что смотреть на кучку незнакомых мужиков за тридевять земель, пинающих друг друга в прямом эфире при спутниковой трансляции с двухминутной задержкой, перерывами на рекламу пивоварен каждые десять минут, и паузой с логотипом канала. После бойцовского клуба, смотреть футбол по телевизору -- все равно, что смотреть порно, когда есть возможность хорошо заняться сексом.
Бойцовский клуб -- хороший повод пойти в тренажерный зал, коротко стричь волосы и ногти. Залы, которые доводится посещать, заполнены парнями, мечтающими стать мужчинами, как будто быть мужчиной -- значит смотреться так, как это представлялось скульптору или главному оформителю.
Как говорит Тайлер -- даже сопляк может выглядеть накачанным.
У моего отца не было высшего образования, поэтому он очень хотел, чтобы я его получил. Когда получил, -- позвонил отцу по межгороду и спросил - "А теперь что?".
Отец не знал.
Когда нашел работу, и мне исполнилось двадцать пять, -- я снова спросил его по телефону - "Что теперь?". Отец не знал, поэтому сказал "Женись".
Я -- тридцатилетний мальчишка, и мне в самом деле интересно, -- сможет ли женщина решить мои проблемы.
Все творящееся в бойцовском клубе, -- происходит не на словах. Некоторым ребятам охота драться еженедельно. В эту неделю Тайлер сказал, что пустит только первых пятьдесят человек -- и все. Не больше.
В прошлую неделю я хлопнул по плечу одного парня, и мы стали на очередь драться. У этого парня, должно быть, выдалась плохая неделька, -- он заломил мне руки за спину в полном захвате и вмазывал лицом в бетонный пол, пока мои зубы не прорвали щеку насквозь, пока глаз не заплыл и не начал кровоточить, -- а когда я, крикнув "стоп", посмотрел вниз на бетон -- там был кровавый отпечаток половины моего лица.
Тайлер стоял рядом, и мы оба смотрели на маленькое окровавленное "О" моего рта и на маленький разрез глаза, смотревший на нас с пола, -- и Тайлер сказал "Круто".
Жму руку парню, говорю - "Классный бой".
А этот парень спрашивает:
-- Повторим через недельку?
Пытаюсь улыбнуться опухшим лицом, отвечаю: "Глянь на меня, дружище. Может, лучше через месяц?".
Нигде не ощущаешь себя настолько живым, насколько в бойцовском клубе. Когда стоишь с другим парнем в круге света, среди зрителей. В бойцовском клубе победа или поражение не играют никакой роли. Это не описать словами. Мышцы новичка, первый раз пришедшего в клуб на вид были сделаны из рыхлого теста. Через полгода они уже казались высеченными из дерева. Такой парень будет уверен, что может справиться с чем угодно. В бойцовском клубе стоит бормотание и шум, как в тренажерном зале, но в бойцовском клубе внешность ничего не значит. Здесь, как в церкви, с языков слетают истерические выкрики, и когда просыпаешься воскресным утром -- чувствуешь себя спасенным.
После того последнего боя, парень, с которым мы дрались, мыл пол, а я звонил в страховую компанию, вызывал скорую. В больнице Тайлер сказал, что я упал с лестницы.
Иногда Тайлер говорит за меня.
Упал сам по себе.
Снаружи восходит солнце.
О бойцовском клубе не упоминают, потому что, кроме пяти часов, -- с двух до семи воскресного утра, -- бойцовский клуб не существует.
До того, как мы с Тайлером изобрели бойцовский клуб, -- никто из нас ни разу в жизни не дрался. Когда ни разу не дрался -- тебе это интересно. Хочется узнать больше о боли, о своих возможностях против другого человека. Я был первым, кого Тайлер решился попросить, и мы оба сидели в баре, и никто не обращал на нас внимания, и Тайлер сказал:
-- Окажи мне услугу. Ударь меня изо всех сил.
Я не хотел, но Тайлер мне все объяснил, -- насчет того, что не хочет умереть без единого шрама, что надоело только смотреть на профессиональные бои, и что не знаешь себя, если никогда не дрался.
И насчет саморазрушения.
На то время жизнь казалась мне слишком безукоризненной, -- и, возможно, стоило все разрушить и создать из себя что-то получше.
Я посмотрел по сторонам и сказал -- ладно. "Ладно", -- сказал я, -- "Только снаружи, на стоянке".
Мы вышли наружу, и я спросил Тайлера, -- "Куда бить -- в живот или по морде?"
Тайлер ответил:
-- Удиви меня.
Я сказал: "Это психоз, я никогда никого не бил".
Тайлер ответил:
-- Так давай, психуй!
Я сказал: "Закрой глаза".
Тайлер ответил:
-- Нет.
Подобно любому парню-новичку в бойцовском клубе, я глубоко вздохнул и ударил боковым с очень широким замахом, целясь Тайлеру в челюсть, как во всяких ковбойских фильмах, которых мы насмотрелись, -- и кулак встретился с шеей Тайлера.
"Черт", -- сказал я, -- "Не считается. Еще попробую".
Тайлер ответил:
-- Нет, все нормально, -- и ударил меня прямым толчком, бах, будто боксерская перчатка на пружине из субботних утренних мультиков, прямо в солнечное сплетение, и я отлетел к машине. Мы оба стояли: Тайлер -- потирая шею, а я -- прижимая ладонь к груди. Мы оба знали, что оказались в чем-то, в чем никогда не участвовали, и, как кот и мышь из мультика, все еще живы, -- и нам стало интересно, сколько мы сможем из всего этого выжать, оставшись живыми.
Тайлер сказал:
-- Здорово.
Я попросил: "Дай мне еще".
Тайлер сказал:
-- Нет уж, лучше ты мне.
Ну, я его и ударил, с широким девичьим замахом, прямо под ухо, а Тайлер оттолкнул меня, пнув подошвой в живот. Что происходило после этого и позже -- не описать словами, но бар закрылся, из него вышли люди, окружили нас на стоянке и подбадривали криками.
В конце концов я почувствовал, что вместо Тайлера готов приложиться кулаком к чему угодно в этом мире, что подвело -- к прачечной, вернувшей белье с поломанными на воротнике пуговицами, и к банку, говорящему, что у меня на сотни долларов перерасход. К работе, где босс залазит в мой компьютер и играется с командами операционной системы. И к Марле Сингер, которая украла у меня группы психологической поддержки.
Бой заканчивался, и проблемы оставались нерешенными, -- но ни одна из них уже не имела значения.
Первый вечер, когда мы дрались, был вечером воскресенья, а Тайлер все выходные не брился, так что следы моих костяшек горели красным сквозь щетину. Мы развалились на асфальте стоянки, любуясь светом какой-то единственной звезды, пробивавшимся сквозь городское освещение, и я спросил Тайлера -- с кем бы он подрался?
Тайлер сказал - "Со своим отцом".
Возможно, отец не нужен нам, чтобы достичь совершенства. К тому, с кем дерешься в клубе, не питаешь ничего личного. Вы оба деретесь ради драки. Не позволяется говорить о бойцовском клубе, но мы говорили, -- и через пару недель ребята стали встречаться на стоянке после закрытия бара, а когда наступили холода -- другой бар предоставил нам подвал, где мы по сей день собираемся.
Когда начинается встреча бойцовского клуба, Тайлер оглашает правила, о которых условились я и он.
-- Многие из вас, -- провозглашает Тайлер в кругу света посреди подвала. -- Находятся здесь потому, что кто-то нарушил правила. Кто-то рассказал вам о бойцовском клубе.
Тайлер говорит:
-- Так вот, лучше кончайте болтать или открывайте другой бойцовский клуб, потому что в следующие выходные вы будете при входе вносить свое имя в список, и будут допущены только первые пятьдесят отметившихся. Вписал свое имя -- автоматически закрепляешь за собой право драться -- если хочешь драться. А если не хочешь -- так есть полно парней, которые хотят. Пусть один из них придет вместо тебя, а ты -- посиди лучше дома.
-- Тот, кто сегодня вечером в клубе впервые, -- выкрикивает Тайлер. -- Примет бой!
Многие ребята приходят в бойцовский клуб, поскольку почему-то боятся драки. После нескольких боев боишься уже куда меньше.
Множество ставших впоследствии лучшими друзьями познакомились при первом визите в бойцовский клуб. Теперь я хожу на встречи или конференции и вижу за столами в конференц-зале лица счетоводов и младших администраторов или поверенных, -- со сломанным носом, синим и торчащим из-под повязки, как баклажан, или с парой швов под глазом, или с челюстью, скрученной проволокой. Это спокойные молодые люди, внимательно выслушивающие, пока не придет время принятия решений.
Мы киваем друг другу.
Потом босс спрашивает меня, -- откуда я знаю столько народу.
По мнению босса, в бизнесе все меньше и меньше порядочных людей, и все больше громил.
Демонстрационная презентация продолжается.
Уолтер из "Майкрософт" ловит мой взгляд. Вот вам молодой человек с безупречно чистыми зубами и ясной кожей, и такой работой, которую вам не найти, прошерсти вы хоть все журналы по трудоустройству. Видно, что он очень молод, не участвовал ни в какой войне, что его родители не разведены, и отец его всегда дома, -- и он смотрит на мое лицо из двух частей: одна чисто выбрита, а другая -- налившийся кровью синяк, скрытый во тьме. Губы блестят от крови. И, может быть, Уолтер думает о вегетарианском, бескровном дружеском обеде, который он посетил в прошлые выходные, или об озоне, или об отчаянной потребности остановить испытания продукции на животных по всей земле, -- но, скорее всего, нет.