Мне хотелось бы поблагодарить следующих людей за любовь и поддержку несмотря на разные, ну, вы понимаете, жуткие вещи, которые иногда случаются
| Вид материала | Документы |
СодержаниеСегодня вечером -- снова привычные |
- «Страна Буквляндия», 548.97kb.
- Из выступления вице-президента тпп россии А. В. Захарова на X международной инвестиционной, 102.25kb.
- Дипломатическая миссия в Англии, 3293.02kb.
- Здесь собраны юмористические материалы, показавшиеся мне интересными, 6702.94kb.
- Нравственность и духовность Фрагмент лекции «Искажения христианства», 138.51kb.
- Лекция Далай-ламы XIV путь к просветлению, 1610.18kb.
- Безусловная любовь Часть, 78.61kb.
- Суммировать философский и духовный опыт моего сорокалетнего личного и профессионального, 3282.29kb.
- Вампир арман часть I тело и кровь, 5367.29kb.
- «Итоги финансово-хозяйственной деятельности университета за 2010 г и задачи на 2011, 552.81kb.
Просыпаешься в Эйр Харбор Интернэшнл*.
При каждом взлете и посадке, когда самолет делал резкий крен, я молил о катастрофе. Тот миг, когда можно умереть и сгореть, как беспомощный табак из человечины в сигаре фюзеляжа, на время избавляет меня от бессонницы, посредством нарколепсии.
Вот так я встретил Тайлера Дердена.
Просыпаешься в аэропорту О'Хейр.
Просыпаешься в аэропорту Ла Гардиа.
Просыпаешься в аэропорту Логана.
Тайлер подрабатывал киномехаником. По своей природе, Тайлер мог работать только по ночам. Если киномеханик брал больничный, профсоюз звонил Тайлеру.
Бывают ночные люди. Бывают дневные. Сам я могу работать только днем.
Просыпаешься в Даллесе.
Страховка утраивается в случае смерти в служебной поездке. Я молил о турбулентности, молил о том, чтобы в турбину затянуло пеликана, и о развинтившихся болтах, и о наледи на крыльях. При взлете, когда самолет отталкивается от полосы, и выдвигаются закрылки, сиденья переводятся в вертикальное положение, складные столики убираются, а весь ручной личный багаж размещен в ячейках под потолком; в то время как конец взлетной полосы пробегает под нами, а мы сидим с потушенными курительными принадлежностями, -- я молил о катастрофе.
Просыпаешься в Лав Филд.
В проекционной будке Тайлер проводил переходы между частями, если дело было в старом кинотеатре. Для переходов в будке установлено два проектора, один работает.
Я знаю об этом, потому что это известно Тайлеру.
Во второй проектор заряжена следующая катушка фильма. Почти все фильмы разбиты на шесть-семь катушек, которые надо проиграть в определенном порядке. В кинотеатрах поновее все катушки склеивают в одну большую, пятифутовую. Тогда не надо держать включенными оба проектора и делать переходы, переключаться взад-вперед: катушка один, щелк, катушка два на втором проекторе, щелк, катушка три на первом проекторе.
Щелк.
Просыпаешься в Ситеке.
Разглядываю картинки людей на ламинированной карточке позади сиденья. Женщина плывет в океане, каштановые волосы развеваются сзади, спасательный жилет застегнут на груди. Глаза широко открыты, но женщина не хмурится и не улыбается. На другой картинке люди тянутся за кислородными масками, свисающими с потолка, -- на лицах безмятежность, как у индийских коров.
"Должно быть, авария".
"Ой".
"У нас разгерметизация салона".
"Ой".
Просыпаешься, и ты в Виллоу Ран.
Старый кинотеатр, новый кинотеатр; чтобы перетащить в очередной театр фильм -- Тайлеру приходилось разрезать пленку на изначальные шесть или семь катушек. Маленькие катушки упаковываются в пару стальных шестиугольных чемоданов. Сверху каждого чемодана -- ручка. Подыми один -- вывихнешь плечо.
Такие они тяжелые.
Тайлер был официантом на банкетах, обслуживал столики в отеле в центре города; и Тайлер был киномехаником в профсоюзе кинооператоров. Не знаю, сколько работал Тайлер всеми теми ночами, когда я безуспешно пытался уснуть.
В старых кинотеатрах, где фильм крутят с двух проекторов, оператор должен стоять рядом с ними и переключить проекторы секунда в секунду, чтобы зрители не заметили разрыва в том месте, когда одна катушка запускается, а другая заканчивается. В правом верхнем углу экрана можно заметить белые точки. Это сигнал. Смотрим фильм и в конце катушки примечаем две точки.
"Сигаретный ожог", как здесь их называют.
Первая белая точка -- двухминутное предупреждение. Нужно включить второй проектор, чтобы он прогрелся до полной скорости.
Вторая белая точка -- пятисекундное предупреждение. Восторг. Стоишь между двух проекторов, а в будке жарко и душно от ксеноновых ламп, при взгляде на которые слепнешь. Первая точка мелькает на экране. Звук фильма передается из большого динамика за экраном. Будка киномеханика звукоизолирована, ведь в будке стоит шум колесиков, протягивающих ленту через объектив со скоростью шесть футов в секунду, десять кадров на фут, за секунду прощелкивается шестьдесят кадров*, -- грохот как от гаубицы. Оба проектора крутятся, ты стоишь посередине и держишь руки на рычагах затвора каждого из них. На совсем старых проекторах есть еще сигнал в механизме подачи пленки.
Даже когда фильм пойдет на телеэкран, -- точки предупреждения сохранятся. Даже в фильмах, которые крутят в самолете.
Когда большая часть ленты с фильмом наматывается на катушку-приемник, -- эта катушка крутится медленнее, а катушка-источник -- быстрее. В конце катушки подающая часть будет крутиться с такой скоростью, что зазвенит сигнал, предупреждая о близком моменте перехода на новую катушку.
Темнота разогревается от ламп внутри проекторов, и звенит сигнал. Стоишь между проекторов, держась за рычаги обоих, и смотришь в угол экрана. Мелькает вторая точка. Считаешь до пяти. Закрываешь один затвор. В тот же миг открываешь второй.
Переход.
Фильм продолжается.
Никто в зале ничего не заметил.
На катушке-источнике есть сигнал, поэтому киномеханик может вздремнуть. Киномеханик вообще может делать много того, чего не должен бы. Не в каждом проекторе есть звонок. Иногда просыпаешься в домашней постели, в темной спальне, с ужасом подумав, что уснул в будке и пропустил момент перехода. Зрители проклянут тебя. Куча зрителей, и киносон их разрушен, и менеджер звонит в профсоюз.
Просыпаешься в Крисси Филд.
Прелесть таких поездок в том, что везде, куда бы я ни приехал, миниатюризованный быт. Иду в отель, -- там маленькое мыло, крошечный набор шампуней и кондиционеров, порции масла на один укус, крохотный тюбик зубной пасты и одноразовая зубная щетка. Устраиваешься на обычном сиденье самолета. Ты -- великан. Беда в том, что плечи у тебя слишком широки. Твои ноги, как у Алисы в Стране Чудес, -- тянутся на много миль, такие длинные, что касаются подметок сидящего впереди. Приносят ужин: миниатюрный набор "Чикен Кордон Блю" -- "сделай сам", вроде конструктора-головоломки, чтобы развлечься во время полета.
Пилот включил сигнал "Пристегнуть ремни" и "Мы просим вас воздержаться от перемещения по салону".
Просыпаешься в Мегс Филд.
Иногда Тайлер, дрожа от ужаса, вскакивает по ночам, -- ему кажется, что он пропустил замену катушки, или лента порвалась, или фильм соскользнул в проекторе набок, и теперь шестеренки тянут край ленты с линией отверстий через проход для звуковой дорожки.
Фильм слетел с катушки, лампа светит через дырочки сбоку ленты, и вместо речи слышишь только оглушительный звук вертолетных лопастей: "хоп-хоп-хоп", и с каждым "хоп" очередная вспышка света мелькает сквозь отверстие.
Чего еще не должен делать киномеханик: Тайлер изготавливал слайды из лучших одиночных кадров фильма. К примеру, тот первый на памяти всех фильм с обнаженкой спереди в полный рост, с актрисой Энгл Дикинсон.
Пока копия этого фильма перекочевала из кинозалов Западного побережья в кинозалы Восточного побережья -- сцена обнаженки исчезла. Один киномеханик взял кадр. Другой киномеханик взял кадр. Всем хотелось изготовить слайд с голой Энгл Дикинсон. А уж когда порно просочилось в кинотеатры, многие из этих операторов, -- особенно некоторые, -- собрали целые коллекции, которые стали легендарными.
Просыпаешься в Боинг Филд.
Просыпаешься в Эл-Эй-Экс.
Сегодня вечером мы летим почти порожняком, так что можно спокойно поднять подлокотники, опустить спинку и потянуться. Вытягиваешься, как зигзаг: согнут в коленях, в талии, в локтях, -- распрямляешься на три или четыре кресла. Перевожу стрелки на пару часов вперед или три назад: Тихоокеанский, Горный, Центральный, Западный пояса; час потерял, час выиграл.
Это твоя жизнь, и с каждой минутой она близится к концу.
Просыпаешься в Кливленд Хопкинс.
Просыпаешься в Ситеке -- снова.
Ты киномеханик; злой и уставший, -- особенно от скуки, -- киномеханик, и ты начинаешь с того, что берешь один кадр из порноколлекции другого киномеханика, кучу которой ты нашел в будке, -- и вклеиваешь такой кадр с крепким членом или зевающим влажным влагалищем точнехонько в совсем-совсем другой фильм.
Это один из всяких фильмов про похождения домашних животных, где кота и собаку семья забывает при переезде, и те должны найти дорогу домой. И вот, когда в третьей части Храбрый Пес и Жирный Кот, говорящие друг с другом голосами кинозвезд, жрут отбросы из мусорного бака, на экране мелькает эрекция.
Это работа Тайлера.
Кадр фильма задерживается на экране лишь на одну шестидесятую секунды. Вот поделите секунду на шестьдесят равных частей. Столько длится эрекция на экране. Член башней возвышается над жующим попкорн залом, скользкий, красный и жуткий, -- и никто не замечает его.
Просыпаешься в Логане -- снова.
Путешествовать так -- ужасно. Мне приходится посещать собрания, которые не хочет посещать босс. Делаю записи. Потом возвращаюсь.
Куда ни приеду, моя работа заключается в применении одной простой формулы. Я храню тайны.
Это элементарная арифметика.
Задача из учебника.
Если автомобиль новой модели, изготовленный моей компанией, выехал из Чикаго на запад со скоростью 60 миль в час, -- и заклинивает задний мост, машина разбивается и сгорает со всеми, кто попался в ловушку ее салона, -- стоит ли моей компании возвращать модель на доработку?
Берем общее количество выпущенных машин данной модели (A), умножаем на вероятное количество машин с неисправностью (B), потом умножаем результат на среднюю стоимость решения вопроса без суда (C). A умножить на B умножить на C. Равняется X. Столько стоит не возвратить модель на доработку.
Если X больше стоимости возврата -- мы возвращаем машины, и никто больше не пострадает.
Если X -- меньше стоимости возврата -- возврата не будет.
Куда ни приеду, меня везде ждет выгоревший, искореженный корпус автомобиля. Я знаю, в каких чуланах скелеты. У меня это вроде гарантии занятости.
Время в гостинице, еда из ресторана. Куда ни поеду, соседи по сиденьям - мои друзья на один полет, на срок перелета от Логана до Виллоу Ран.
"Я просто координатор в отделе возвратов", -- говорю очередному одноразовому другу с соседнего сиденья, -- "Но мечтаю о карьере посудомойки".
Просыпаешься в О'Хейр, снова.
Потом Тайлер начал вклеивать члены во все подряд. Обычно крупным планом, -- или влагалище размером как Гранд-каньон с эхом, четырехэтажное, пульсирующее от давления крови, -- в то время, как зрители смотрели танец Золушки с прекрасным принцем. Никаких жалоб не было. Люди так же ели и пили, но этим вечером что-то было по-другому. Люди вдруг ощущали себя больными или начинали без причины плакать. Только птичка-колибри смогла бы засечь работу Тайлера.
Просыпаешься в Джей-Эф-Кей.
У меня кожа идет мурашками в тот миг посадки, когда одно колесо толчком касается полосы, а самолет кренится набок и застывает в раздумье -- выровняться или продолжать крен. В такие моменты ничто не имеет значения. Посмотри на звезды -- и тебя не станет. Значения не имеет ничто. Ни твой багаж. Ни дурной запах изо рта. За иллюминатором темно, а сзади ревут турбины. С этим ревом салон зависает под неправильным углом, -- и никогда больше тебе не придется заполнять карточки счетов по командировочной. Составлять списки закупок общей суммой до двадцати пяти долларов. Никогда больше ты не сменишь прическу.
Толчок, и второе колесо касается гудрона. Вновь трещит стаккато сотен застежек на ремнях, и одноразовый друг, рядом с которым ты едва не погиб, говорит:
-- Надеюсь, ваша встреча пройдет успешно.
Ага, я тоже надеюсь.
Столько продолжается твой миг. И снова жизнь идет своим чередом.
И как-то раз, чисто случайно, мы с Тайлером повстречались.
Было время отпуска.
Просыпаешься в Эл-Эй-Экс.
Снова.
Я познакомился с Тайлером так. Пошел на нудистский пляж. Был самый конец лета, и я уснул. Тайлер был гол и покрыт потом, усыпан песком, его влажные спутанные волосы падали на лицо.
Тайлер был там задолго до моего прихода.
Тайлер ловил бревна, принесенные в залив водой, и вытаскивал их на пляж. Он уже воткнул несколько штук полукругом в мокрый песок на расстоянии нескольких дюймов друг от друга до высоты своих глаз. Пока стояло четыре бревна, а когда я проснулся, -- увидел Тайлера с пятым, которое он вытащил. Тайлер вырыл яму в песке у одного конца бревна, потом приподнял другой конец, чтобы бревно скользнуло в яму и стало в ней под небольшим углом
Просыпаешься на пляже.
Кроме нас с Тайлером здесь никого нет.
Палкой Тайлер очертил линию на песке в нескольких футах неподалеку. Потом вернулся и подровнял бревно, утоптав песок у его основания.
Никто не смотрел на него, кроме меня.
Тайлер крикнул: "Который час, не знаешь?"
Всегда ношу часы.
-- Который час, не знаешь?
Я спросил: "Где?"
-- Прямо здесь, -- ответил Тайлер. -- Прямо сейчас.
Было 16:06.
Через некоторое время Тайлер уселся, скрестив ноги, в тени торчащих бревен. Спустя несколько минут поднялся, пошел купаться, когда вышел -- натянул футболку и спортивные брюки, собрался уходить. Но я должен был узнать.
Мне было интересно, чем занимался Тайлер, пока я спал.
Если можно проснуться в другом месте -- нельзя ли проснуться другим человеком?
Я спросил Тайлера, -- не художник ли он.
Тайлер пожал плечами и показал мне, что торчащие бревна утолщаются к основанию. Тайлер указал мне линию, начерченную им на песке, и продемонстрировал, как при ее помощи он подровнял тень, отбрасываемую каждым из бревен.
Иногда просыпаешься, и приходится узнавать, где ты.
Творением Тайлера была тень гигантской руки. Правда, пальцы ее теперь уже были длинны, как у графа вампиров Носферату, а большой палец стал слишком коротким, -- но он сказал, что ровно в полпятого рука была совершенством. Тайлер сидел на совершенной ладони, которую создал сам.
Просыпаешься, и ты нигде.
"Одной минуты достаточно", -- сказал Тайлер, -- "Ради нее приходится хорошо потрудиться, но минута совершенства того стоит. Один миг -- это самое большее, что можно получить от совершенства".
Просыпаешься, и с тебя хватит.
Его звали Тайлер Дерден, и он работал киномехаником в профсоюзе, и был официантом отеля в центре, и оставил мне номер телефона.
Так мы и встретились.
Глава 4
Сегодня вечером -- снова привычные мозговые паразиты. В "Высшем и предначертанном" всегда полно народу. Это Питер. Это Элду. Это Марси.
Привет.
Знакомства; поприветствуем, это Марла Сингер, сегодня она с нами впервые.
Привет, Марла.
В "Высшем и предначертанном" начинаем с разминочной беседы. Группа не называется "Паразитические мозговые паразиты". Ни от кого здесь не услышишь слова "паразит". Каждый всегда идет на поправку. "Ах, эти новые медикаменты!". У каждого поворотный момент в лечении. И все равно -- люди вокруг окосевшие от пятидневной головной боли. Невольными слезами рыдает женщина. У каждого на груди карточка с именем, и люди, которых встречаешь каждый вторник, подходят к тебе, с готовностью жмут руку, и переводят взгляд на эту карточку.
Надо же, какая встреча.
Никто не скажет "паразит". Все говорят - "агент".
Никто не скажет "лечение". Все говорят - "уход".
В разминочной беседе кто-нибудь скажет, что агент поразил его спинной мозг, и как после приступа отказала левая рука. Агент, -- расскажет кто-то, -- иссушил кору его головного мозга, и теперь мозг болтается у него в черепе, вызывая припадки.
В последний раз, когда я был здесь, женщина по имени Клоуи поделилась с нами единственной хорошей новостью. Клоуи встала на ноги, оттолкнувшись от деревянных поручней кресла, и сказала, что больше не боится смерти.
Сегодня вечером, после знакомства и разминочной беседы, ко мне подошла незнакомая девушка с карточкой "Гленда" на груди, и сказала, что она сестра Клоуи, и что в два часа ночи в прошлый вторник Клоуи наконец умерла.
О, это должно быть так сладко. Два года Клоуи проплакала в моих руках во время объятий, а теперь она мертва, -- мертва и в земле, мертва и в урне, мавзолее, колумбарии. О, это хороший пример того, как сегодня ты мыслишь и гоняешь туда-сюда по стране, а назавтра ты холодное удобрение, закуска для червей. Это восхитительное чудо смерти, и оно было бы так приятно, если бы в мире не было этой вот.
Марлы.
Ну да, а Марла снова смотрит на меня, резко выделяясь на фоне мозговых паразитов.
Лгунья.
Симулянтка.
Марла фальшивка. И ты фальшивка. Все вокруг такие: и когда бьются в конвульсиях от боли, и когда падают с лающим кашлем, и когда джинсы их промокают до синевы в промежности, -- все это лишь большой розыгрыш.
Сегодня вечером направленная медитация вдруг ни к чему меня не приводит. За каждой из семи дверей дворца, -- зеленой, оранжевой, -- Марла. Синяя дверь, -- и там Марла. Лгунья. Во время направленного созерцания в пещере с животным, которое мне покровительствует, животное это -- Марла. Марла, курящая сигарету, закатывающая глаза. Лгунья. Темные волосы и французский припухший рот. Симулянтка. Смуглокожие мягкие итальянские губы. Тебе не спастись.
Клоуи была подлинной.
Клоуи была похожа на скелет Джоан Митчелл, который вынужден мило улыбаться гостям на вечеринке. Представьте себе, как этот скелет по имени Клоуи, размером с букашку, бежит сломя голову через тоннели и склепы своих внутренностей, той ночью, в два часа. Ее пульс визжит сиреной, предвещая: "Приготовиться к смерти -- десять, девять, восемь секунд. Смерть состоится через семь, шесть..."
Посреди ночи Клоуи несется по лабиринту собственных опадающих вен и рвущихся сосудов, источающих горячую лимфу. Нервы проводкой пронизывают ткань. Гнойники набухают в ткани вокруг Клоуи, как горячие белые жемчужины.
Визгливый сигнал оповещения: приготовиться к эвакуации кишечника, осталось десять, девять, восемь, семь...
Приготовиться к отлету души, осталось десять, девять, восемь...
Клоуи шлепает по лужам почечной жидкости, выброшенной из отказавших почек.
Смерть состоится через пять...
Пять, четыре...
Четыре...
Где-то рядом аэрозоль паразитической жизни красит ее сердце.
Четыре, три...
Три, две...
Клоуи карабкается, цепляясь руками за стынущий покров собственной глотки.
Смерть должна состояться через три, две...
Сияние луны за щелью открытого рта.
Так, приготовиться к последнему вздоху.
Эвакуация...
Немедленно!
Душа чиста от тела.
Немедленно!
Смерть состоялась.
Немедленно!
О, это должно быть так сладко, -- мои руки по-прежнему помнят горячие всхлипы Клоуи, а она сама лежит где-то мертвая.
Но нет же, на меня пялится Марла.
В направленной медитации протягиваю руки, чтобы получить своего внутреннего ребенка, а ребенок этот -- Марла, курящая сигарету. Никакого белого шара исцеляющего света. Лгунья. Никаких чакр. Представьте чакры: они раскрываются, подобно цветкам, и в центре каждого цветка -- медленный взрыв сладкого сияния.
Лгунья.
Мои чакры остаются закрытыми.
Когда медитация окончена, все потягиваются, встряхивают головами и помогают друг другу подняться, готовясь. Терапевтический физический контакт. Перед объятьями делаю три шага, чтобы стать напротив Марлы. Она разглядывает мое лицо, а я высматриваю за ее спиной человека, который даст сигнал.
"Давайте каждый из нас", -- доносится сигнал, -- "Обнимет ближнего".
Мои руки резко смыкаются вокруг Марлы.
"Выберите кого-нибудь особенного для вас на сегодняшний вечер".
Руки Марлы с сигаретой пришпилены к талии.
"Расскажите этому человеку о своих ощущениях".
У Марлы нет рака яичек. У Марлы нет туберкулеза. Она не умирает. Ну ладно, по той заумной высокодуховной философии мы все умираем, но Марла не умирает так, как умирала Клоуи.
Доносится реплика: "Поделитесь собой".
Так что, Марла, как тебе плоды твоих рук?
"Поделитесь собой полностью".
Так что, Марла, убирайся! Убирайся! Убирайся!
"Давайте, поплачьте, если вам нужно".
Марла пялится на меня. У нее карие глаза. Припухшие мочки ушей вокруг дырочек, сережек нет. На потрескавшихся губах шелушится кожа.
"Давайте, поплачьте".
-- Ты тоже не умираешь, -- говорит Марла.
Вокруг нас стоят всхлипывающие пары облокотившихся друг на друга.
-- Разоблачить меня -- валяй, -- говорит Марла. -- А я разоблачу тебя.
"Тогда мы можем поделить группы", -- говорю. Пусть Марле достанутся костная болезнь, мозговые паразиты и туберкулез. Я возьму рак яичек, кровяных паразитов и органические поражения мозга. Марла говорит:
-- А как насчет прогрессирующего рака желудка?
Девочка неплохо осведомлена.
Мы можем поделить рак желудка. Она получит первое и третье воскресенье каждого месяца.
-- Нет, -- говорит Марла. Нет, ты ей подай все это. Рак, паразитов. Глаза Марлы сужаются. Она не ожидала, что сможет получать такие восхитительные чувства. Она наконец-то ощутила себя живой. Ее лицо сияет. За всю жизнь Марла ни разу не видела мертвеца. У нее не было настоящего понятия о жизни, потому что не хватало контраста для сравнения. О, но теперь у нее под рукой и умирание, и смерть, и утраты, и горе. Содрогания и плач, ужас и жалость. Теперь, когда она знает, к чему мы все придем, Марла полноценно ощущает бег каждого мига своей жизни.
Нет, она не уйдет ни из какой группы.
-- Ни за что! Чтобы жизнь ощущалась как раньше? -- говорит Марла. -- Одно время я даже помогала на похоронах, чтобы хорошо себя чувствовать просто из-за того, что дышу. Ну и что с того, если я не могу найти работу и так далее.
"Так возвращайся, ходи по похоронам", -- говорю.
-- Похороны ничто по сравнению с этим, -- отвечает Марла. -- Похороны -- абстрактная церемония. А здесь -- здесь по-настоящему познаешь смерть.
Пары вокруг нас вытирают слезы, шмыгают, хлопают по спинам и отпускают друг друга.
"Мы не можем ходить сюда вдвоем", -- говорю ей.
-- Так не ходи, -- "Мне это нужно".
-- Так ходи на похороны.
Все вокруг разделились и берутся за руки для сближающей молитвы. Я отпускаю Марлу.
-- Давно ты сюда ходишь? -- Сближающая молитва. "Два года". Мужчина из кольца молящихся берет меня за руку. Другой берет за руку Марлу. Когда начинаются такие молитвы, дыхание у меня обычно срывается. О, благослови нас! О, благослови нас в нашем гневе и страхе!
-- Два года? -- шепчет Марла, наклонив голову. О, благослови нас и поддержи нас! "Все, кто помнил меня два года назад, давно умерли, или может, выздоровели, и не вернулись". Помоги нам и спаси нас!
-- Ладно, -- говорит Марла, -- Ладно, ладно! Можешь оставить себе рак яичек, -- Большой Боб, здоровенный гамбургер, рыдает надо мной. "Спасибо". Проведи нас к нашей судьбе! Ниспошли нам мир и покой!
-- Не за что! -- так я встретил Марлу.