Geum.ru

  Дипломатия и внутренняя политика Крым-Гирея

Вид материалаДиплом

Содержание


Xi. крым во второй турецкой войне и после нее
Подготовка россией войны
Первый исход
"Комиссия для разбора споров..."
Подобный материал:
1   ...   23   24   25   26   27   28   29   30   ...   40

Более того, русские чиновники и не желали знакомиться со всем многообразием жизни, которую они застали в Крыму, или вникать в ее особенности — они ничем не отличались от функционеров иных колониальных держав, особенно на начальных этапах колонизации. И конечно, их менее всего беспокоили негативные перемены в быту и культуре татар, то, что "эксплуатация обезземеленной массы народа... даже в последние времена ханства, никогда не достигала" таких масштабов (Никольский П.А., 1929, 7). Распространение же фактического крепостничества не только не играло, как утверждает П.Н. Надинский, "прогрессивной роли" (1951, I, 95), но и отбросило татар далеко назад и в социально-экономическом, и в национально-политическом развитии82.

Заметен был регресс и в культурном, духовном отношении. Подробнее об этом будет сказано в главе об истории татарской культуры, здесь же мы ограничимся цитатой из воспоминаний одного авторитетного свидетеля первых лет российского господства в Крыму. Победители "опустошили страну, вырубили деревья, разломали дома, разрушили святилища и общественные здания туземцев, уничтожили водопроводы, ограбили жителей, надругались над татарским богослужением, выкинули из могил и побросали в навоз тела их предков и обратили их гробницы в корыта для свиней, истребили памятники старины" и, наконец, "установили свое отвратительное крепостное право" (цит. по: Бахрушин С., 1963, 58).[289]

В этой связи приведем еще один удивительный вывод Надинского: "Воссоединение с Россией сразу же коренным образом изменило лицо Крыма. Он словно воспрянул из болота трехвекового прозябания. Общественно-экономическая жизнь в освобожденном от турецкого господства крае забила ключом" (1951, I, 98) — что верно, то верно.

Одним из ближайших результатов аннексии Крыма и последовавшего "коренного изменения лица" края стали татарские восстания, правда, местного значения. Вспышки вооруженных мятежей, начавшиеся в пору захвата Крыма, продолжались и в дальнейшем. "Заподозренные в агитации или симпатиях к Турции наказывались беспощадно. Умиротворение края произошло только после истребления значительной части татар" (Вольфсон Б., 1941, 63).

К сожалению, точное число жертв карательных акций, проведенных уже в мирное время, нам неизвестно. Сохранились лишь свидетельства о стремлении местных властей скрыть объем репрессий, а также особенности принятых мер, очевидно крайне жестоких даже для своего времени, поскольку обычно секрета из методов подавления волнений не делалось. Так, в донесении из Карасубазара от 28 апреля 1783 г. говорилось: "Экзекуция продолжалась тайно от его сиятельства и еще над некоторыми преступниками, при коей и упомянутые в письме 46 человек наказаны каторгой, битьем плетьми и некоторым урезанием ушей; ныне же по всему Крыму состоит спокойно" (цит. по: Вольфсон Б., 1941, 63).

В эти же годы открывается одна из наиболее трагичных для населения Крыма страниц — начинается первый массовый исход татар, вызванный политикой грабежа и насилия, проводимой властью, чуждой им во всех отношениях. Так, уже в первые годы существования "русского Крыма" его оставило 4 — 5 тыс. татар, эмигрировавших в Турцию; к 1787 г. общее число эмигрантов, в основном степняков, достигло 8 тыс. человек (Маркевич А.И., 1978, 380).[290]


XI. КРЫМ ВО ВТОРОЙ ТУРЕЦКОЙ ВОЙНЕ И ПОСЛЕ НЕЕ

"ГРЕЧЕСКИЙ ПРОЕКТ"

План правительства Екатерины II завоевать часть Турции, включая проливы, нередко именуется в советской историографии вымыслом, "мифом" (Маркова О.П., 1958, 53, 58) и даже ставится в один ряд с действительно апокрифичным "Завещанием Петра I".

Между тем ныне мы располагаем неопровержимо доказательными свидетельствами о существовании такого проекта, важной частью которого было превращение Крыма в опорный пункт для агрессии против соседней страны.

Мысль о "воздвижении животворящего честнаго креста Господня" над Софией была, как мы видели, не нова. Давно и верно было замечено, что основные положения екатерининских планов аналогичны заложенным в известный манифест Петра I черногорцам (1711 г.), да и в высказываниях самой Екатерины II они встречаются еще в 1769 г. (Щебальский П.К., 1868, 142). Но если ранее захват Босфора и Балкан рассматривался как одно из средств борьбы с турками, то теперь он становится стратегической самоцелью.

Заманчивой была такая цель и чисто экономически: центральная часть России была относительно перенаселена, интенсификация ее хозяйства была по внутриполитическим причинам (крепостное право и др.) невозможна, оставался экспансивный путь развития — расширение территории за счет Причерноморья, выход к Черному морю и далее в Средиземноморье — это дало бы возможность расширения производства и выгодного, без посредников сбыта хлеба (Покровский М.Н., 1918, 12 — 16). Но идея такой экспансии издавна стыдливо облекалась в идеологические одежды; так, в 1768 г. граф А. Орлов писал: "И[291] если ехать, так уж ехать до Константинополя и освободить всех православных и благочестивых из-под ига тяжкого, которое они терпят. И скажу так, как в грамоте Петр Первый сказал: а их, неверных магометан, согнать в поле и степи пустые и песчаные, на прежние их жилища" (цит. по: Покровский М.Н., 1918, 17).

История этого плана, именуемого в литературе "Греческим проектом", такова. Сблизившись в противовес Пруссии, Франции и Турции с Австрией, царица обратилась в 1781 г. к подготовленному Потемкиным еще до Кючук-Кайнарджийского мира "великому плану так называемой восточной системы", цель которого состояла в изгнании турок из Европы и образовании на освободившемся месте православного Греческого царства под скипетром великого князя российской императорской фамилии (Жигарев С., 1896, 208). Проект этот был в 1782 г. детализирован в "Записке" Безбородко, где указывались конкретные цели русской экспансии — захват территории между Бугом и Днестром, Крыма, Греческого архипелага. Нападение на Турцию планировалось совместно с Австрией; такой удар должен был бы заставить турок уступить нужные обеим союзницам земли, а также согласиться на создание из Молдавии, Валахии и Бессарабии буферного государства Дакии (Маркова О.П., 1958, 59; Жигарев С., 1896, 209) под властью Потемкина или члена дома Романовых.

В случае если нападение пройдет удачно, предполагалось посадить на реставрированный греческий престол внука Екатерины II Константина (История СССР, 1939, I, 722; Соловьев СМ., 1862, 34 — 35). Кстати, последний и имя-то свое получил (в 1779 г.) с символической "нагрузкой"; современные поэты чутко это уловили: "Се Константин восстал! ликуйте, мудры греки! возобновятся вам прошедши сладки веки, Афины мощною воздвигнет он рукой". Или: "Гроза и ужас чалмоносцев, великий Константин рожден" (цит. по: Маркова О.П., 1958, 70).

В октябре 1782 г. проект был отправлен на согласование в Вену. Уже через месяц Иосиф II апробировал его с уточнением причитающейся ему части Турции (Мартене Ф.Ф., II, 136). Но далеко не столь гладко пошло дело с осуществлением этого плана. И проблема заключалась не только в турецком сопротивлении, но и в настроениях подлежащих "освобож[292]дению христиан. Проектируемое "Греческое царство" должно было бы называться так лишь по имени, будучи населенным преимущественно славянами, которые без энтузиазма относились к перспективе неминуемого при таком обороте огречивания. Далее, общепринятое мнение о неимоверных страданиях всех славян под турецким игом не всегда верно. Иго угнетало прежде всего зажиточную часть турецкого славянства, купцов например, которые были поставлены в худшие по сравнению с их мусульманскими коллегами условия. Основная же, крестьянская масса христиан существовала при условии своевременной уплаты подати вполне сносно — упадок их хозяйств был бы попросту невыгоден османам. И поскольку, как замечает Энгельс, "христианин-земледелец под турецким владычеством находился в лучших материальных условиях, чем где бы то ни было" (МЭ, XXII, 32), то было бы странно, если бы он подвергал свою жизнь риску ради перспективы стать крепостным у русского помещика!

Были и внешнеполитические трудности. В Европе прекрасно понимали, что, приобретя власть над Дакией, Россия не на шутку усилится, а это мало кого устраивало. Наконец, сам антитурецкий союз был чреват расколом по причине двойной политики царицы — она скрыла от цесаря свой план аннексии Крыма, что неминуемо должно было вскоре обнаружиться.

"Греческому проекту" не суждено было осуществиться полностью и сразу, как о том мечтала Екатерина. Но его обсуждение, ставшее известным европейским политикам, принесло в ближайшем — и отдаленном — будущем осложнения не меньшие, чем пресловутое "Завещание Петра I". Оттого странно и выглядят выводы советских историков о том, что "Греческий проект" был блефом, демонстративным актом, который должен был принести пользу Петербургу (Маркова О.П., 1958, 61): есть материалы, подтверждающие факт активизации военной колонизации всего Новороссийского края именно в преддверии выполнения этого плана (Загоровский Е.А., 1918, 12).

"Отец" проекта Потемкин создавал для него фундамент. Не ограничившись фантастическим по масштабам переселением русских и нерусских коло[293]нистов (общее число их достигло 700 тыс, человек. — Щебальский П.К., 1868, 140), князь проводил широкую милитаризацию края. В эти же трудные для России годы Екатерина приняла в подданство Грузию — акт по политическому значению непростой, ведь между Россией и Грузией находились кавказские государства, настроенные к империи весьма недружелюбно. Но она сделала этот шаг, зная, какие трудности ее ждут с удержанием и обороной новоприобретенного края. Факт малопонятный, если не учитывать, что теперь Россия наконец-то могла ударить по Турции с обоих флангов. Центральное же место в подготовке к осуществлению проекта отводилось, очевидно, Крыму и будущему Черноморскому флоту. Все эти меры и составили тот самый фундамент, о котором говорилось выше.

Повторяем, утечка информации о переговорах с Австрией принесла России большой вред, крайне насторожив все без исключения страны Европы. Действительно, "Царьград в качестве третьей российской столицы, наряду с Москвой и Петербургом, — это означало бы, однако, не только духовное господство над восточнохристианским миром, это было бы также решающим этапом к установлению господства над Европой. Это означало бы безраздельное господство над Черным морем, Малой Азией, Балканским полуостровом. Это означало бы, что Черное море по первому желанию царя может быть закрыто для всех торговых и военных флотов, кроме русского, что это море превращается в русскую военную гавань и место маневров исключительно русского флота, который в любой момент мог бы с этой надежной резервной позиции делать вылазки через укрепленный Босфор и снова укрываться в этой гавани. Господство над Балканским полуостровом продвинуло бы границы России до Адриатического моря" (МЭ, XXII, 18). И вполне можно согласиться с тем, что именно сильнейшее беспокойство, вызванное фактом подготовки "Греческого проекта", способствовало "развертыванию русско-турецкой войны 1787 — 1791 гг. " (Маркова О.П., 1958, 78) — войны, к которой не были готовы ни Турция, ни Россия.[294]

ПОДГОТОВКА РОССИЕЙ ВОЙНЫ

Стратегическая ценность Крыма после его аннексии становится все более заметной во всей южной политике империи. Планы правительства уже не ограничиваются обладанием полуостровом, они более обширны. Крым был лишь "первой станцией на пути к Босфору" (Мочанов А.Е., 1929, 60), без захвата которого Черное море оставалось открытым для беспрепятственного международного мореплавания. "Варшава и Царьград были две мучительные мечты, два манящих призрака, не дававшие спать Зимнему дворцу", — писал Герцен о внешней политике России той поры (1957, 87). И вывод этот подтвержден в работах, специально посвященных этому вопросу.

Впрочем, некоторые авторы утверждают, что политика Екатерины II 1783 — 1787 гг. была исключительно мирной, ее цель была "предотвратить назревающую войну с Турцией" (Дружинина Е.И., 1959, 186). Однако события говорят об ином: уже в 1784 г. в начале этого года переселенные на Юг государственные крестьяне и воинские поселенцы были приведены "под одно звание воинских" (Скальковский А.А., 1836, 167). Может возникнуть предположение, что цели при этом были оборонительные. Однако здесь лучше всего говорят факты.

Во время знаменитой поездки Екатерины II в Крым "на Юге было сосредоточено громадное количество войск, в чем турецкое правительство не могло не видеть намерение России продолжать свою наступательную политику" (Жигарев С., 1898, 226). Не только турки, но и европейцы были уверены в том, что Иосиф Австрийский и польский король заключили союз с царицей, направленный против Турции, предназначенный для захвата проливов и превращения Черного моря в "русское озеро" (Шнейдер Д.С., 1930, 43).

И еще одна мелкая деталь — по именному повелению Екатерины к моменту прибытия участников поездки (среди которых царица была не единственной венценосной особой) в Севастополь на городских воротах была выбита надпись, поражающая своей откровенной, наглой агрессивностью: "Дорога в Константинополь" (Жигарев С., 1896, 221). Далее, говоря о широком военном строительстве в окрестностях но[295]вого, возникшего на месте села Ахтиара города, русский историк заключает, что надпись сделали "с тем, чтобы вполне ясно обнаружить цель таких гигантских сооружений". Ведь уже в 1785 г. был готов штат флота, в который входило 12 линейных кораблей, 20 фрегатов и 23 мелких судна (Дружинина Е.И., 1959, 175).

ВОЙНА 1787 — 1791 гг.

Когда в Турции стало ясно, что "могущественный сосед, утвердившийся на берегах Черного моря, в Крыму, стремится овладеть всем побережьем и грозно стучится в Ворота Стамбула" (Лашков Ф.Ф., 1889, 52), она предъявила, естественно, ультиматум, где требовала прекратить нарушения Кючук-Кайнарджийского мира, а устно — возвратить Крым под ее опеку. Протестовала она и против разорения Россией северных турецких городов (История СССР, 1939, I, 723). Когда же Россия ультиматум отвергла, началась война.

Екатерина намеревалась вести ее, опираясь на христиан Турецкой империи, но надежды на "пятую колонну" не оправдались. Тогда она прибегла к помощи Австрии. Но и султан привлек к себе Пруссию, также, между прочим, настаивавшую на уходе русских из Крыма. И тогда военные действия разгорелись с невиданными размахом и жестокостью. Причем страдало в основном мирное турецкое население — ведь бои шли не в России. Приведем не самое яркое свидетельство захвата одного мелкого городка, Анапы, в 1791 г.: "Россияне превозмогли и, войдя в город, обагрили свой меч как в крови оттоманских воинов, так и женщин и младенцев невинных" (Пишкевич А.С., 1885, II, 141).

После ряда успешных действий русских войск в Яссах в 1791 г. был заключен мир, подтвердивший акт 1783 г. относительно аннексии Крыма; был подтвержден и Кючук-Кайнарджийский мир.

Собственно в Крыму военных действий не велось, но урон, который понес севастопольский флот, заставил Потемкина обратить внимание на оборону полуострова — внутреннее его положение, очевидно, также было столь шатким, что князь даже настаивал на[296] выводе оттуда войск. Начало укрепления Крыма было положено основанием первого крупного славянского поселения у Керчи — в 1788 г. здесь отвели земли для Черноморского казачьего войска.

Но это было не все. Русские, "разгневавшие и ожесточившие татар" (Мертваго Д.Б., 1867, 180), слишком опасались соответствующей реакции в случае поддержки народного движения извне. Оружие у татар изъяли еще до войны, в 1784 г., а в 1787 г. последовал указ о выселении их из приморских деревень. Они могли возвращаться на свои участки лишь днем, а на ночь удалялись в горы. Заодно у них изъяли и скот, впрочем, оружие вскоре вернули, но не владельцам, а христианам-крымчанам.

Затем в 1788 г. в Евпаторию и Феодосию пришло распоряжение о том, что если турки высадятся, то мирные жители должны отгоняться в глубь полуострова, на Карасубазар и Тобе-Чокрак. С началом войны поэтому началось повальное бегство с побережий; не дожидаясь десанта, оттуда ушли и войска!

ПЕРВЫЙ ИСХОД

Возросшая с началом войны опасность царских репрессий (а такой опыт за краткое время господства русских уже накопился) стала причиной первого массового бегства татар из Крыма. Пока шла война, население было спокойно. Но при известии о Ясском мире, положившем конец надеждам на восстановление древних традиций, народные массы уяснили себе, что никаких улучшений в их судьбе ждать не приходится. Решение эмигрировать было вполне естественным, особенно для ногаев, этих степняков-Скотоводов, у которых был изъят единственный источник существования. Но были причины и духовного порядка. Муллы, разочарованные в пустых обещаниях царицы сохранять былое равенство мусульман и русских, призвали паству оставить землю отцов ради сохранения жизни и веры.

Начавшейся в 1792 г. эмиграции русские чиновники отнюдь не препятствовали. Более того, есть множество свидетельств того, что они "даже подгоняли бежавших, завладевая бросаемой татарами на произвол судьбы землею" (Гольденберг М., 1883, 70).[297] Но исход приобрел такой размах, что эхо его донеслось до Петербурга, и там забили тревогу. Было ясно, что край покидает население, единственно способное плодотворно трудиться в уникальной географической среде Крыма — на счет переселенцев правительство не обольщалось: они показали весьма низкую способность к ассимиляции на чужой земле. И наконец, массовое бегство тысяч и тысяч новых подданных императрицы могло дать ценные козыри ее европейским врагам, и без того неустанно разоблачавшим хищническую суть последних приобретений России.

Поэтому уже в 1792 г. местные власти получают распоряжение об улучшении жизни татар. Но было слишком поздно, ибо невозможно было одним махом "парализовать действие тех причин, которые поддерживали эмиграционное движение" (Лашков Ф.Ф., 1897, 128). Действовал принцип домино — отъезд одной деревни вселял панику в соседние; снимались с места целые степные роды...

Число покинувших Крым татар вывести весьма непросто ввиду того, что точные переписи тогда не велись. Но попытки такого рода учеными делались позже на основе информации современников эмиграции. Наиболее точны, с нашей точки зрения, расчеты А.И. Маркевича, пришедшего к выводу, что приблизительно из полумиллиона крымских татар выехало чуть менее 100 тыс. (1928, 389), т. е.1/6 их. Если же учесть выселенных Суворовым 30 тыс. христиан, то Крым потерял в эти годы до четверти своего коренного населения.

И последнее. Каким бы сомнительным ни покажется анализ крымской катастрофы с этнокультурной точки зрения, мы должны сделать эту попытку уже для полноты картины новой, сложившейся в результате исхода демографической ситуации. Именно с указанной точки зрения (мы это подчеркиваем) положение сложилось все же "не самым худшим" образом. Менее всего подверженным эмиграции оказалось историческое ядро этноса. Снова, как в XV в., Крым покинули степняки-скотоводы, наиболее пострадавшие от конфискаций военного времени, потомки переселившихся сюда только в XIII в. кочевников-ордынцев и еще более поздних пришельцев — ногайцев (Маркевич А.И., 1928, 385). Горное и южнобережное[298] население, прямые потомки древнейших обитателей полуострова, и на этот раз осталось на местах83.

Таким образом, соотношение между автохтонным европейским и пришлым, в основном монголоидным по расовому признаку, азиатским населением вновь резко изменилось в пользу первого.

"КОМИССИЯ ДЛЯ РАЗБОРА СПОРОВ..."

Смерть Екатерины и воцарение Павла I принесли Крыму некоторые перемены. Ненавидевший, как известно, все екатерининское, новый император приказал уничтожать потемкинские нововведения, среди которых было немало полезных Крыму, его экономике. Он подчинил полуостров новороссийскому губернатору, ликвидировав самостоятельную Таврическую губернию. Бывшие беглые крестьяне были водворены к старым владельцам в России, отчего их новообработанные пашни в Крыму пришли в запустение. Павел выгонял с мест екатерининских служак, "оставя многое число в чины выведенных негодяев", и безработные ветераны покойной "матушки-царицы" "составили корпус нищих в старинных наместнических мундирах" (Мертваго Д.Б., 1867, 182). Этот "корпус" не мог, как ранее, кормиться в обезлюдевшем из-за эмиграции и высылки беглых краю. Поэтому бывшие чиновники и офицеры скоро превратились в настоящих стервятников, растаскивавших древние мечети и кладбища на материал, из которого строили дома и тут же продавали их новопоселенцам. Они же "организовывали сплошную вырубку брошенных садов, а также лесных массивов, на которые население не могло предъявить владельческих документов. В первую очередь уничтожались наиболее ценные сорта, так как древесина шла на продажу". Современники поражались "тому, с какой быстротой происходили порубки тутовых и маслинных рощ, приходили в запустение дороги, иссыхали лавры и растаскивались кирпичи... строений" (цит. по: Медведева И.Н., 1956, 244).

Но лишь при Александре I непрекращавшиеся жалобы населения на варварскую ликвидацию памятников их древней духовной и материальной культуры, находившихся на отобранной у них земле,[299] возымели какой-то результат. Была создана Комиссия для разбора споров по землям и определения повинностей на Крымском полуострове. Официально основной ее целью было "принадлежащее настоящим хозяевам возвратить или другим пристойным образом сделать удовлетворение" (Лашков Ф.Ф., 1897, 137)

Под председательством сенатора Лопухина члены комиссии84 выехали в 1802 г. в Симферополь. В первый же месяц жалоб было принесено столько, что ни о каком разборе их силами пяти членов комиссии не могло быть и речи, если бы даже они работали беспрерывно несколько десятков лет. И они, очевидно убоявшись бездны головоломных дел, всячески тянули с их разбором. "Медленность комиссии и порядок, несносно отяготительный, причиною, что в три года ее существования ни одного дела не решено и даже половины бумаг не разобрано и не прочтено" (Мертваго Д.Б., 1867, 185 — 186).

Вопросы, спорные по ханскому периоду землевладения, сами по себе достаточно сложные из-за отсутствия владельческих документов, как снежный ком обрастали конфликтами, возникавшими уже в послеаннексионное время. Через год правительство приняло соломоново решение — комиссии предписывалось в противоположность первоначальной инструкции не возвращать татарам земли, отданные новым помещикам, если последние успели возвести там здания, мельницы и т. п. Этот же документ подтверждал право помещиков на десятину и 8-дневную барщину. Ободренные подобным признанием их прав, помещики установили по отношению к татарскому крестьянству порядки, не отличавшиеся от традиционно крепостнических. От захватов земель и садов они перешли к ужесточению эксплуатации татар, попавших к ним в зависимость; комиссия буквально потонула в жалобах на бар, которые крестьян "разоряют и немилосердным боем тиранят" (Лашков Ф.Ф., 1897, 185).