Geum.ru

Б. А. Рыбаков язычестводрев h ейруси москва 1987 Книга

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   62   63   64   65   66   67   68   69   ...   83

прикладного искусства (колты) есть и грифоны и семарглы, бытующие

примерно на равных правах, но с некоторым географическим

разделением: в Киеве и Чернигове -- грифоны, в Северском Левобережье

(бывшая область гелоно-скифов) и в Рязани -- семарглы. По всем этим

материалам трудно определить иерархическое положение грифонов и

семарглов, но, по счастью, в нашем распоряжении есть несколько

изделий, на которых есть оба интересующих нас существа. Во-первых,

это -- медные пластины суздальских церковных врат 1220-х годов, где

наведенный золотом огромный грифон размещен в срединном круге, а два

семаргла с тщательно моделированными собачьими мордами помещаются

вне этого круга, наверху. Первенствующее положение грифона не

подлежит сомнению. Примерно к этому же времени относится серебряный

браслет из клада в Старой Рязани 123. На одной из его створок

изображен праздник русалий (гусляр, плясунья, русалец), а на другой

-- два крылатых существа с одной только парой лап и человеческой

головой (Переплут?) и в срединной арке -- грифон. Под "переплутами"

изображены корни; над грифоном, как символ неба -- птицы.

----------------------------------

123 Даркевич В. П., Монгайт Л. Л. Старорязанский клад... --

СА, 1967, # 2, рис. 2, 3.


На другом браслете из того же клада мы видим грифона тоже на

срединном месте, а двух семарглов на боковых. Грифону соответствуют

ростки растений, обращенные вверх, а семарглам -- переплетение

корней с отростками на них.

Этих примеров достаточно для того, чтобы установить различие

между двумя мифологическими образами: семарглы-псы связаны с землей,

почвой и с корнями растений; они, хотя и крылаты (по иранской

традиции), но мало связаны с небом, откуда они посланы (иранским

верховным божеством Агурамаздой) рассевать семена по земле. (Рис.

111, 112).

Грифон-Див важнее семарглов: он занимает центральное

положение в композициях, он связан с небесной стихией, что

подчеркнуто его орлиной головой и птичьими когтями его передних лап;

львиное туловище говорит о земной сфере действия, об этом же говорят

и символы растущей земли. Связь с небом подчеркнута тем, что

Александр Македонский свой взлет на небо совершает не на белых

птицах, как в первичном литературном варианте, а на грифонах. Связь

же этих грифонов на венце из Девичьей Горы с вегетативной магией

отчетливо показана огромными "кринами" и знаками семян на туловищах

грифонов.

Грифоны соединяют небо с землей, что на этой диадеме

подчеркнуто рядом зигзагообразных линий (дождевых струй). Однако

грифоны сахновской диадемы и рязанских браслетов -- не небесные

существа, а земные, могущие взлететь на небо, но возвращающиеся к

земле (Александрия) . Если на жезлах Александра символ

растительности обращен к земле, как показатель небесной эманации

благодати, то на туловищах крылатых грифонов диадемы и браслета этот

знак показан как настоящий земной росток, растущий из земли вверх,

к небу.

Большой интерес представляет круглая медная матрица для

тиснения серебряных орнаментальных пластин, найденная в окрестностях

Канева, т. е. в районе бытования колтов с грифонами. Матрица много

крупнее известных нам колтов и трудно определить назначение пластин;

возможно, что она предназначалась для изготовления украшений сбруи,

более узко -- паперсей, нагрудных ремней коня. Дата матрицы -- XII

в. 124

----------------------------------

124 Ханенко Б. И. и В. И. Древности Поднепровья, табл. XIV,

№ 275.


Композиция состоит из пяти фигур. В срединной части -- два

огромных грифона со знаками "засеянного поля" на груди (четыре

квадрата с точками) и более длинным одним крылом. Над грифонами --

большая птица с распростертыми крыльями, т. е. в полете; под

грифонами -- звери с задранными вверх мордами (волки?) и поднятой

одной лапой. Короткие крылья грифонов подняты вверх, длинные крылья

каждого грифона как бы оплетают зверей. Общее впечатление от

композиции таково: грифоны являются, безусловно, главенствующими;

птица символизирует небесную стихию, а звери -- земную. Крылья

грифонов, спускающиеся на зверей и поднятые кверху, объединяют

природу в единое целое. Растительный мир представлен идеограммой

поля, т. е. только с точки зрения человеческого благополучия. Вся

композиция -- синтетическое представление о природе, в котором (и в

которой) главное место отведено грифонам как покровителям природы.

Зверино-птичья сущность самого образа грифона свидетельствует

о его обобщающем характере, о слиянии идеи неба с идеей земной

природы и прежде всего её растительного мира. Если мы вспомним двух

огромных грифонов черниговского рога, то должны будем добавить к

сказанному, что грифон рассматривался русскими людьми эпохи Игоря и

Святослава как повелитель природы, может быть, как исполнитель воли

высшей незримой силы. В античном мифе Зевс установил четкий порядок

расцвета природы (Персефона на земле) и зимнего застоя (Персефона у

Аида). Здесь, на турьем роге, нет русского соответствия Зевсу, но

есть грифоны, "собаки Зевса", выполняющие высшую волю и посылающие

смерть Кощею.

Образ мифического птице-зверя значительно пережил

домонгольскую Русь и прослеживается в севернорусском фольклоре по

записям середины XIX в.125

----------------------------------

125 Барсов Е. В. Причитанья Северного края. М.. 1882, т. II,

с. 264.


Парность изображений грифонов в русском прикладном искусстве,

возможно, является не отражением представлений непременно о двух

существах, а всего лишь изобразительным средством, помогающим

художнику выявить на плоскости повсеместность влияния могучего

мифического птице-зверя, устремленного и налево и направо.

То же самое следует сказать и о парных изображениях русалок,

турьих рогов, птиц у древа жизни и т. п. Парность отвечала двум

видам пожеланий: "во все стороны", "повсюду на земле" или "со всех

сторон", "отовсюду".

Парность живых, объемных существ была прямым соответствием

четырехлистной композиции из ростков или листьев. Различие

заключалось лишь в точке зрения художника-заклинателя: на

растительные символы (листья, первые ростки) он смотрел сверху,

видел их как бы в плане и принцип повсеместности был выражен

созданием четырехчастной композиции, направленной "во все четыре

стороны" земного пространства. Используя образы живых существ,

больших деревьев с корнями и кроной и представителей мифологического

бестиария (семарглы, грифоны), художник показывал их зрителю не в

плане, а как бы сбоку. Поэтому и сторон было не четыре, а только

две: грифон, смотрящий налево, и грифон, смотрящий направо. Именно

так и изображены грифоны на черниговском турьем роге. Птицы,

замещающие нередко грифонов, тоже очень часто изображаются попарно.

Постепенно это приводит к созданию задолго до появления

геральдического двуглавого орла (в деревне "кабацкого орла") к

композициям с двуглавой птицей (но без корон и скипетра) в

центральной части. С одним из вариантов мы уже ознакомились в связи

с новгородскими подвесками XIII -- XIV вв., где грифоны заменяются

то ростком-пальметкой, то двуглавой птицей.

В этой связи большой интерес представляет орнаментальная

композиция на белокаменных стенах Георгиевского собора в

Юрьеве-Польском (1219-1230 гг.). Наиболее важной для нашей темы

является сплошная, "ковровая" орнаментика северной стены западного

притвора126. Первоначальная кладка XIII в. сохранилась здесь

полностью. Белокаменный квадрат площадью в 25 м2 разделен на два

неравных яруса. Орнаментика верхнего яруса (менее одной трети

квадрата) организована так: на незримой линии, отделяющей ярусы,

стоят три древа жизни, комли которых показаны четкими

треугольниками; стволы напоминают изображения на колтах. Между

"древесами животьными" помещены два изображения кентавров (Фола и

Хирона?) с зайцами и булавами в руках; кентавры окружены густой

зеленью.

-----------------------------

126 Фототипию см. в книге: Вагнер Г. К. Скульптура

Владимиро-Суздальской Руси. Юрьев-Польской. М., 1964, с. 17, рис. 6.

Автор не касался семантики этой декоративной композиции. Некоторые

детали, утраченные ко времени съемки, приходится дополнять более

старыми фотографиями.


Вокруг среднего дерева и левого кентавра помещено восемь

четырехчастных крестов, знаков повсеместности. Нижний ярус,

занимающий 2/3 всего пространства, украшен двумя огромными

фантастическими "древесами животными" с причудливо изогнутыми

ветвями, отягощенными листьями и ростками. Ветви образуют 14

сердцевидных фигур, обращенных остриями то вниз, то вверх. При

внимательном рассмотрении деталей выясняется, что левая и правая

половины декоративного панно не полностью симметричны. Правая

половина содержит изображения, отсутствующие на левой; богаче

украшена та часть, которая ближе к главному порталу собора. её мы и

рассмотрим.

Древо жизни начинается непосредственно от низкого цоколя,

почти у самой земли. По сторонам его -- две птицы, оперение которых

составлено как бы из элементов растительности. Самое замечательное

то, что в клюве каждая птица держит крохотный шарик. Это возвращает

нас, во-первых, к колту из Владимира с гоголем, держащим в клюве

комок ила со дна мирового океана, а, во-вторых, к болгарским золотым

уточкам тоже с таким же, четко показанным, комочком морского дна, из

которого, согласно космогонической легенде, была сотворена земля и

вся земная природа 127.

-----------------------------

127 Наличие на стенах владимиро-суздальского храма

волжско-болгарского элемента (птиц с комочком земли в клюве) не

должно нас удивлять, так как В. Н. Татищев, располагавший многими

материалами (летопись епископа Симона?), точно датировал начало

(1219 г.) и конец (1230 г.) строительства Георгиевского собора и

определил мастера резьбы: князь Святослав "церковь построил новую,

вельми дивную резаным калением', мастер был болгарский". "И освятил

оную епископ Митрофан, где были князь великий Юрий и другие;

веселилися 3 дни". Запись явно сделана очевидцем. (Татищев В. Н.

История Российская, т. III, с. 226). Н. Н. Воронин и Г. К. Вагнер

почему-то признали эту запись легендарной, так как будто бы "борьба

с Болгарской державой не позволяет доверять сообщению В. Н.

Татищева" (Воронин Н. Н. Зодчество Северо-Восточной Руси. М., 1962,

т. II, с. 121; т. I, с. 341). Воронин цитировал Татищева по

автореферату С. Г. Щербова (см. его примеч. № 33 на с. 493), а в

тексте самого Татищева на соседних страницах говорится и о

болгарских дарах "преизящными вещми" и о привозе болгарами на Русь

жита во время голода (1229 г.), а под 1234 г сказано: "В Суздали

отделана церковь святыя богородицы и вымощена красным мрамором,

присланным от князя болгарского в дар великому князю" (История

Российская, с. 225 и 228). Мы знаем, что в XII в. некоторые болгары

во Владимире переходили в православие. Мастер ковровой резьбы,

напоминающей восточную резьбу по дереву, впитал в себя русскую

символику, но ввел и болгарский элемент, который, впрочем, был

известен и христианам-богомилам.


Над головами птиц с "зародышами земли" в клювах, обращенных

к стволу древа, от самого древа жизни отделяются две птичьих или

грифоньих головы, смотрящих в стороны от древа. Эти головы умело

замаскированы под растительный орнамент, но нигде больше на всем

пространстве орнаментального панно подобной пары орлиных голов нет.

В левой половине панно симметрично расположена подобная пара птиц,

но там у самих птиц нет ни комочков в клювах, ни орлиных голов,

ответвляющихся от древа жизни над птицами. В одном ряду с птицами,

у самого цоколя, помещены два льва (в правой половине) и два

четырехлистных символа повсеместности (в левой половине). Высоко, на

средних ветвях древа жизни изображены еще две птицы (только в правой

половине). По средней линии, условно представляющей ствол древа,

дважды встречен знак роста, растительной силы, обращенный не вверх,

а вниз, к земле, к птицам с "зародышами земли".

Вся композиция носит космогонически-заклинательный,

скрыто-языческий характер: нижний ярус повествует о рождении земли

(богомильская и болгарско-мордовская легенда) и природы (звери,

птицы, растительность) ; верхний ярус намекает на силы, причастные

в той или иной мере к плодоносящей мощи земли -- кентавры нередко

рассматривались как благожелательные к человеку, покровительствующие

расцветающей природе существа 128. Зайцы, как увидим далее, прямо

связаны с судьбами растительного мира.

----------------------------------

128 Вагнер Г. К. Скульптура.., с. 111-115.


Орлиные (грифоньи?) головы находятся в центре космогонической

композиции: под ними -- птицы, содействующие рождению земли и земные

звери львы. Над ними -- птицы и обилие растений во всех видах. В

том, что этим головам придавалось особое значение, нас убеждает

поздняя реплика этой композиции, возможно, навеянная стеной

Георгиевского собора.

Речь идет о золотном шитье XVI в. московской работы, где

повторены все элементы белокаменного панно: раскидистые ветви, звери

кошачьей породы, птицы на ветвях. Но вместо упрятанных в листву двух

орлино-грифоньих голов здесь в центре помещен двуглавый орел. Важно

отметить, что у этого орла, нет никаких геральдических черт и он

отличается от московского герба отсутствием корон, скипетра и

державы. Новгородские находки начала XV в. убеждают нас в том, что

образ двуглавой птицы появился раньше, чем Иваном III был принят

новый герб; он пришел на смену грифонам еще при деде этого князя.

В народной вышивке русского Севера двуглавый орел

присутствует очень часто, но исследователи сомневаются в том, что

прототипом этого образа является казенный или "кабацкий" орел

царского герба, хорошо известный по вывескам и монетам, предполагая

более древние истоки 129. Двуглавый орел иногда заменяет в вышивке

фигуры рожаниц, иногда сосуществует с ними 130, а иногда вплетается

в неразгаданные архаичные композиции явно языческого характера.

----------------------------------

129 Динцес Л. А. Мотив московского герба в народном

искусстве. -- Сообщ . Гос Эрмитажа. Л., 1947, вып. II.

130 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 484; I'art

rustique en Russie, tabl. 76-85.


Итак, грифоны, идущие из глубины веков, древние "собаки

Зевса" и стражи сокровищ, стали известны славянам еще в I

тысячелетии до н. э., за полторы тысячи лет до турьего рога из

Черной Могилы. В X в. образ этого мифического существа возрождается

для изображения исполнителя высшей воли; иногда он раздваивается для

того, чтобы показать всестороннюю эманацию его силы. После крещения

Руси он продолжает существовать в прикладном искусстве горожан XI --

XIV вв. Княгини и боярыни средневековой Руси носили короны с

грифонами, колты с грифонами и семарглами, а простые горожанки

привешивали в какие-то праздники привески с грифонами и двуглавыми

птицами.

Грифоны широко применялись и в церковном искусстве. В

киевской Софии, кафедральном соборе всей Руси, огромные фресковые

изображения грифонов есть в обеих башнях западного фасада. В южной

башне два больших медальона с орлиноголовыми грифонами размещены по

сторонам медальона с крестом. Ниже расположена знаменитая фреска со

скоморохами 131. Второстепенное пространство заполнено

заклинательным (как на колтах) растительным узором. В северной башне

изображен собакоголовый грифон с львиным туловищем или это --

неумело нарисованный русским мастером львиноголовый грифон.

----------------------------------

131 Кресальний М. И. Софiйський заповiдник у Киевi, Київ,

1960 (таблицы не нумерованы). См. цветной рис. Ю. Химича.


Грифоны с семарглами стерегут врата суздальского собора

1230-х годов; грифоны часты в белокаменной резьбе XII -- XIII вв.

Как видим, образ грифона, пришедший из глубины языческих времен,

просуществовал на виду у православного духовенства весь

домонгольский период и в трансформированном виде перешагнул в

последующие столетия.

Снова встает перед нами вопрос о русском имени того

мифического, "кощюнного" существа, которое так хорошо известно нам

как грифон. Выше были приведены аргументы в пользу того, что его

называли "Дивом". Пополню их дополнительными соображениями.

В праславянском языке слова с корнем "див" составляют сложный

комплекс, в котором одна группа означает состояние дикости,

необитаемости (иногда конкретно: волк, медведь, как дикие звери),

другая связана с понятием небывалого, чудесного, удивительного,

чудовищного. Третья семантическая группа сближает слова с этим

корнем с такими понятиями, как "чудный", "прекрасный",

"хитросделанный", "хороший", "большой" 132.

----------------------------------

132 Трубачев О. Н. Этимологический словарь славянских языков.

М., 1978, вып. 5, с. 31-37.


О. Н. Трубачев, очевидно, прав, отрицая прямое соответствие

славянского "дивьнъ" латинскому "divinus" -- "божественный" (с. 37),

но применительно к диву-грифону, не божеству, а исполнителю воли

небесного божества; приведенные выше семантические разветвления

вполне объяснимы: фантастическое животное, полуптица-полузверь,

созданное воображением древних "кощунников", вполне отвечает понятию

"чудесного", "удивительного". Никем не виденный в реальной жизни

птице-зверь мог жить только в пустынных, необитаемых отдаленных от

человека "диких" местах, рядом с волками и медведями. Обрисовка

"дивного" как хорошего, хитро сделанного полнее представлена в языке

XIX в. В. И. Даль по собранным им материалам дает такие расшифровки:

слово "дивый" -- чудный, чудесный, редкостный, прекрасный,

превосходный; слово "дивно" -- чудно, изрядно, много, обильно,

довольно, далеко, долго, давно 133.

----------------------------------

133 Даль В. И. Толковый словарь. М., 1955, т. I, с. 435.


Как видим, здесь уловлено четыре семантических разветвления:

1) чудесный, необычный; 2) превосходный, изрядный; 3) обильный; 4)

далеко простирающийся в пространстве и времени ("далеко", "давно",

"долго").

Все эти понятия вполне приложимы к мифическому образу

грифона-дива, благоприятствующего природе и человеку. С "дивом"

связаны такие растения, как лекарственный "дивосил" (девясил) и

"диванка" -- "царский скипетр", относящийся к ранневесенним.

Представляет интерес украинское обозначение ритуального свадебного

хлеба -- "ди'вень" 134. Сопоставим это с тем, что в других

славянских землях (у болгар) ритуальный хлеб называется "богачей",

т. е. посвященным божеству.

----------------------------------

134 Трубачев О. Н. Этимологический словарь..., с. 36.


Из всех этих материалов явствует, что "див" -- древний

благожелательный мифический персонаж, обладающий необычным,

"удивительным" видом, обитающий где-то в далеких диких местах земли

и объясняемый путем понятий повсюдности и вневременности ("много",

"далеко", "долго", "давно"). Интересны украинские дополнения: "див",

"дивок" -- муж русалки. Болгары самих русалок-вил называют "дивами"