Диалог с экраном

Вид материалаКнига

Содержание


Вместо заключения
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   15

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ


Прочитав эту книгу, читатель сделал первые шаги в мир кинематографии. И если этот мир его заинтересует, если ему захочется продолжить знакомство, все более углубляясь в захватывающее царство кино, авторы будут считать свою задачу выполненной. Научиться понимать искусство — трудная задача. А всякая трудная задача требует труда. Читателю может показаться странным, что о посещении кино, о том, что мы привыкли считать отдыхом и развлечением, говорят как о труде, да еще и сложном. Но ведь и о чтении романа мы говорим как об отдыхе, и в концерт ходим, чтобы развлечься. А между тем разве чтение серьезного романа, затрагивающего трагические противоречия жизни, волнующего до слез, не есть душевная работа? Разве для того, чтобы отличить действительное произведение искусства от дешевой его имитации, не требуется культура, то есть постоянный труд по обогащению ума и души? Разве серьезная симфоническая музыка доступна неподготовленному слушателю, привыкшему лишь к легким эстрадным песням?

Да, понимание искусства требует труда. Труда умственного — знакомства с теорией и историей тех или иных видов искусства, воспитания вкуса — посещения музеев, театров и кинотеатров, чтения книг, привычки к «умному чтению», «умному» посещению картинных галерей и кинозалов. Однако не всякое посещение полезно. Еще в конце XVIII века один из создателей русского театра, поэт и драматург А. П. Сумароков жаловался, что во время действия зрители позволяют себе «в ложах рассказывали истории своей недели громогласно и грызть орехи» и меланхолически замечал: «Можно и дома грызть орехи». Кому из нас не доводилось видеть толпы экскурсантов, скучающе слушающих экскурсоводов в Эрмитаже, или зрелище массового «бегства» зрителей с серьезного фильма? Они не подготовлены для восприятия и выносят из таких посещений лишь впечатление скуки. Можно ли их винить?

Теоретическая подготовка, расширяющая интеллектуальные возможности зрителя или слушателя, и воспитание вкуса, достигаемое созерцанием и слушанием произведения искусства, должны идти рука об руку. Только так можно выработать в себе «умное» зрение и «умный» слух. Учиться понимать искусство — означает вступить па путь, по которому можно идти, по который нельзя пройти до конца. Искусство динамично по своей природе, и каждое новое значительное произведение требует нового понимания, новых идеи, нового взгляда. Каждое новое значительное произведение искусства застает аудиторию врасплох, поражает неожиданностью и раздражает непонятностью. Понимание искусства — всегда борьба, напряженное столкновение уже сформировавшихся концепций и вкусов с вторгающимся новаторством. Борьба эта почти всегда имеет драматический характер: одним кажется, что высшие достижения искусства связаны с привычными уже нормами и произведениями и что усилия новаторов на самом деле означают упадок, другие убеждены в том, что достижения прошлого уже превратились в догмы, препятствующие дальнейшему прогрессу. Конфликты, раздирающие творцов искусства, неизменно порождают и раскол аудитории.

Мы употребляем, говоря о восприятии искусства, такие слова, как «труд», «тяжелая работа», «борьба». Но если искусство действительно связано с трудом и борьбой, то зачем оно? Разве и без него в жизни мало труда и борьбы? Ведь мы привыкли связывать искусство с идеями отдыха, развлечения, успокоения. Обратимся к примеру. Шахматы -- борьба? Конечно. Можно ли овладеть искусством игры в шахматы без труда: без изучения теории, решения задач, умственного напряжения? Конечно, нет. Хорошая, на профессиональном уровне, игра в шахматы требует труда и напряжения. Но шахматы — отдых? Бесспорно. Развлечение? Конечно. Следовательно, в известных условиях труд и борьба не противоречат отдыху, а сливаются с ним. Что же это за условия?

Интеллектуальные и волевые усилия могут не только утомлять, но и доставлять отдых и удовольствие. Игра и эстетические переживания создают именно такой мир, в котором страх превращается в изображение страха, а опасность становится игрой в опасность. Познавая мир в игре и искусстве, человек переживает ощущение мощи, поскольку познанный мир есть мир побежденный. Поэтому искусство это и труд, и напряжение, и борьба — и торжество, и отдых, и победа одновременно. И чем труднее, сложнее, противоречивее мир, созданный средствами искусства, тем ценнее, весомее победа над ним.

Разные искусств, обладая каждое своим языком, воссоздают разные образы мира, но только дна из них — искусство слова и кинематограф пользуются целым набором языков, позволяющих воссоздавать предельно полный образ реальности. Это делает их особенно значимыми в истории культуры. В чем же их значение?

Искусство представляет собой не второстепенный и факультативный элсмснг человеческой культуры, а ее обязательную и одну из важнейших частей. Культура в целом —орган коллективного сознания, мозг общества. Она накапливает и храпит информацию. Но еще важнее ее другое свойство: она имеет способность увеличивать объем информации. В этом смысле культура проявляет себя как «думающее устройство». И именно искусство составляет наиболее активный центр генерирования новых смыслов. Если искусство в этом отношении является смыслообразующим генератором культуры, то в самом искусстве такую роль все больше играет кинематограф. Теперь, когда задача создания искусственного интеллекта встает перед наукой как актуальная и активно изучаемая проблема, анализ процессов выработки повой информации приобретает растущее значение. Не только интересы общего развития культуры, но и прогресс научной мысли в настоящее время все более настоятельно требуют распространения грамотности в вопросах искусства. Наконец, искусство тесно связано с вопросами моральной ответственности и имеет гораздо более, чем наука, выраженный моральный пафос. Кинематограф и здесь занимает особое место: не рассказывая словами, а создавая иллюзию «второй реальности», он значительно более активно влияет не только на интеллектуальные, но и на эмоциональные и волевые стороны человеческой личности.

Авторы надеются, что прочтение этой книги вызовет у читателей желание не останавливаться на пути своего кинематографического образования. Настоящая книга не научит выносить суждения о художественных достоинствах тех или иных фильмов: тот, кто выучит букварь, еще не может судить о достоинствах поэзии Пушкина. Но, не зная алфавита, невозможно прочесть стихотворение. Кинограмота должна помочь «читать» фильм. Умение оценивать его достоинства придет на следующем этапе эстетического самовоспитания.